- Которая из них? - хихикает Блейдси. - В перерывах между такси и киносъемками Терри много еще чего успевает на ходу!
Толстолобый впервые за сегодня оживляется: он изучает, как на лицо Терри наползает несвойственная ему тень обреченности, пока Джек рассказывает байку о том, как он пытался помешать двум женщинам сесть в частное такси.
- Частный извоз? Чертовы сексуальные извращенцы. Да я бы ни одной дамочке, из тех, кого я знаю, не позволил залезть в кэб к этим вонючим уголовникам!
Эрик сообщает собравшимся, что встречался с девушкой из своего религиозного кружка. Она придерживается строгих принципов, поэтому вход в ее мохнатку запрещен до тех пор, пока она не увидит обручальное кольцо; правда, анальным сексом она неохотно, но все же занимается. Судя по его виду, Эрик не собирается спешить с предложением.
- Лучше подождать, - подмигивает он, - пока нам не подаст знак самый главный. - И Эрик смотрит в потолок.
Этот разговор уже измучил Терри, внутри у которого все горит и мечется от жалости к самому себе. Он извиняется и уходит, а его друзья обмениваются чередой вопросительных взглядов.
На улице очень холодно. Терри садится в машину и неожиданно его захлестывает чувство неповиновения.
НУ НАХУЙ.
Поэтому он едет из города в Портобелло к Сэл. Она счастлива его видеть и тащит прямо наверх, в спальню, она едва замечает непривычную скованность его движений и рассказывает ему, что мама вышла в "Дженнерс", чтобы выпить свой полуденный кофе, в то же время Сэл уже стаскивает с себя трусы, расстегивает ремень Терри и спускает с него джинсы. Она помогает ему, и член Терри выпрыгивает, как черт из табакерки; даже несмотря на таблетки, он становится твердым, и Сэл тут же берется за дело.
Терри откидывается на кровать и смотрит вверх, на пастельных тонов абажур, который наполняет комнату скучным светом.
Сука, она же меня убьет…
Похуй, все мы умрем…
Ох, пиздец!
И тут Терри понимает, что его сердце начинает колотиться и слышит громогласное:
- ХВАТИТ!
Он так же потрясен этим, как и Сэл. Кажется, что голос раздался откуда угодно, но только не из его груди.
- Что? В чем дело? - Сэл поднимает на него глаза, от ее нижней губы до головки члена тянется ниточка предсемени.
- Ни в чем, - быстро произносит Терри и теперь он отчаянно жаждет продолжения.
Но тут распахивается дверь и мать Сары-Энн, Эвелин, останавливается в проходе, глядя на них. Пару секунд она колеблется, после чего надменно поднимает бровь, разворачивается и уходит, закрыв за собой дверь.
- БЛЯДЬ! - кричит Сара-Энн Ламонт. - Чертова старая пронырливая корова!
Терри решает, что это знак. Эта женщина спасла ему жизнь. Если бы не ее вмешательство, он бы не избежал полноценного сеанса, который прикончил бы его хрупкое сердце. Он вскакивает и начинает в спешке одеваться.
- О господи. - Сара-Энн закатывает глаза. - Что… куда ты собрался?
- Я сваливаю отсюда, - отвечает Терри и сбегает вниз, а Сара-Энн, натягивая свои вещи, спешит за ним.
- Терри, подожди, - умоляет она.
Эвелин поджидает их в конце лестницы. Она выскакивает прямо перед ними с загадочной ухмылкой на лице.
- Разве твой друг не останется на чай?
- Не, спасиб, надо бежать, ага, - кивает Терри, а затем поворачивается к Саре-Энн. - Увидимся. - После чего открывает входную дверь и выходит на морозный воздух.
Сара-Энн вылетает за ним следом.
- Что случилось? Да что с тобой такое? Мы же не дети, черт возьми! Я делаю то, что хочу, и эта желчная старая карга не помешает нам тра…
- Послушай, мне не здоровится, - перебивает Терри. - Лучше, если мы не будем встречаться какое-то время. Мне жаль.
- Ну и иди нахуй! - кричит Сара-Энн, разворачивается и видит свою мать, которая стоит, сложив руки, в дверях. Сара-Энн проносится мимо нее и заходит в дом, а Терри садится в кэб и уезжает.
Он как раз проезжает стадион "Мидоубэнк", когда раздается звонок от Ронни Чекера. Терри настолько смятен своим бедственным положением, что посвящает американца в тайну ужасных масштабов своей трагедии. Ронни предлагает встретиться в "Балморале".
Приехав в отель, он видит Ронни в лобби, в огромном кожаном кресле возле камина. Он пригладил свой ирокез, на нем свитер "Прингл". Рядом лежит сумка для гольфа. Терри пододвигает еще одно такое же кресло поближе и садится рядом с Ронни.
- Это тяжелый удар, Терри, - вздыхает Ронни, - особенно для такого парня, как ты, который просто не может перестать думать о кисках.
- Они сводят меня с ума, - признает Терри, но спешит поскорее направить свои мысли на что-нибудь другое. - Как у тебя дела? От полиции или от этих сыскарей ничего не слышно про виски?
- Эти говнюки… знаешь, с тех пор как я с ними посрался, я сомневаюсь, что они станут за меня вписываться. Агент все еще надеется на парней, которые занимаются расследованием, но кажется, что бутылка просто испарилась.
В лобби широким шагом входит эффектная женщина, она держит себя так, словно идет по подиуму, и ее немедленно облепляет суетящаяся прислуга. Ронни ловит глухой стон, выражающий всю безнадежность желания Терри.
- Тебе надо переключить внимание.
- Мне никак не выбросить это из головы! В этом-то, черт возьми, и проблема!
- Поехали со мной мячи погоняем, я собираюсь еще потренироваться с этим профи из клуба в Норт-Берике.
- Да я и в гольф-то ни разу не играл, чувак, - усмехается Терри, - это не мое.
- Терри, это заявление совершенно бессмысленно, черт тебя побери. С чего вы все это взяли, если вы даже ни разу в него не играли? - Ронни потрясает своей сумкой для гольфа, а затем, понизив голос, продолжает: - И кроме того, это лучший заменитель секса, известный человечеству. Когда моя вторая жена ушла от меня и стала трахать своего инструктора по бадминтону - не инструктора по теннису и не инструктора по фитнесу, нет, чертового инструктора по бадминтону, как тебе такой удар по мужскому самолюбию? - что ж, тогда я проводил на поле каждый божий день. Только это помогало мне не думать о том, чем эти двое в это время занимаются.
Теперь Терри весь внимание.
- Серьезно?
- Гольф - это дзен, Терри. Ты выходишь на поле и оказываешься в мире, где все твои сомнения и победы теряют какую бы то ни было значимость, если они не имеют отношения к тому, что происходит здесь и сейчас.
- Покатит, - с мрачной покорностью произносит Терри.
- Прекрасно, можем арендовать для тебя набор клюшек прямо здесь! Заезжай сюда завтра в девять.
- Может быть, попозже? Я в это время должен быть на приеме у врача.
- Разумеется… - говорит Ронни, уловив в голосе Терри беспокойство. - Позвони мне, когда освободишься. Ах да. - Он заискивающе улыбается. - Слушай, Терри, не хочу, чтобы это выглядело так, словно я пользуюсь твоим положением, но я тут подумал, вдруг ты мог бы скинуть мне номерок старушки Оккупай, а? Просто я подумал, что ты, вероятно, больше не можешь с ней встречаться, а я, должен тебе признаться, так и не смог выбросить эту девчонку из головы!
- Настоящий джентльмен никогда не разбрасывается номерами своих дам. - Терриины кудряшки со свистом рассекают воздух, он как будто возмущен, однако представившаяся возможность - прям гора с плеч. - Но я могу передать ей твой, если хочешь, и попросить тебе звякнуть.
- Конечно… спасибо, Терри.
- Дам тебе махонький совет, - вдруг понижает голос Терри. - Думаю, тебе скорее подфартит, если ты проявишь участие к ее работе. Ну, скажем, предложишь ей профинансировать одну из ее постановок во время фестиваля. Участие стоит кучу бабла. Тебе-то, конечно, без разницы, но для нее искусство - это всё.
- А это мысль, - подмигивает Ронни, - ох и хитер же ты!
- Психология, чувак. - Терри стучит себя по виску и встает. - Увидимся утром, и спасибо за компанию. Мне полегчало.
- Всегда к твоим услугам, приятель! - заливается Ронни. - И еще, Терри, насчет обыска твоей квартиры вчера вечером, ты ведь понимаешь, что это все Ларс? Я тебе доверяю, бро. Ты один из немногих, кому я вообще могу доверять.
- Все путем, - бормочет Терри и уходит, думая про себя: "Да пошел он нахуй, пускай они с Суицидницей Сэл развлекаются сколько угодно". Он выходит на улицу, садится в такси и едет в Брумхауз.
С тех пор как Терри перестал развозить на грузовичке фруктовые воды, дома успели отремонтировать. Район по-прежнему бедный, но прилегающие к зданиям сады предусмотрительно обнесли качественными металлическими ограждениями. Терри находит дом Донны и думает, что, имея детей, она, вероятно, предпочла, чтобы государство выдало ей квартиру на первом этаже. Когда он заходит в подъезд, из квартиры как раз выходят двое молодых худых парней, один застенчивый, а второй агрессивный. Заметив Терри, Донна удивляется.
- Тер… Папа, - говорит она скорее для уходящих парней, чем для него. - Дрю, Пого, увидимся, - бросает она им вслед, и под непрестанным взглядом Терри они пробираются к выходу, Терри же заходит в квартиру.
Внутри стоит сильный запах подгузников. Терри проходит в гостиную и невольно теряет запал, когда видит разбросанные вокруг остатки вечеринки или, хуже того, жизни, которая никак не пойдет ребенку на пользу. Пустые бутылки, переполненные пепельницы, трубки и пустые пакетики разбросаны по грязному стеклянному столику.
- Как жизнь? - спрашивает Донна.
У нее круглое лицо и большие овальные глаза, она настолько похожа на свою мать, Вивиан, вторую настоящую любовь Терри, что у него на секунду перехватывает дыхание.
- Неплохо. Вот, решил заехать, - говорит он, внезапно почувствовав стыдливость. - Посмотреть на ребенка типа.
- Ясно, - говорит Донна и предлагает ему чашку чая, но Терри отказывается. Она уходит в другую комнату и возвращается с ребенком на руках. - Только что пришлось ее переодеть, - говорит Донна, она вся какая-то напряженная и дерганая.
Младенец - радостный, издающий булькающие звуки человечек - с некоторой даже силой хватает услужливо предложенный Терри палец.
- Так вот, значит, она какая, знаменитая Кейси, - произносит он и немедленно начинает сожалеть о том, что смог выдавить из себя лишь эту банальность.
- Ага, Кейси Линн, - говорит Донна.
По телевизору показывают какой-то региональный турнир по гольфу. Терри видит, что играет Иэн Ренвик, и он не прочь немного посмотреть игру, но Донна, очевидно, не фанат гольфа, она с нескрываемым раздражением выключает экран.
Они обмениваются минимальным набором стандартных фраз, обоих тяготит масса слов, через которые нужно пробираться, каждый их них слишком измучен, чтобы заняться расчисткой той горы из осколков чувств, которая между ними образовалась. Собираясь уходить, Терри протягивает Донне двести фунтов.
- Купи что-нибудь для ребенка, - говорит он. Терри чувствует, как рука Донны неуверенно берет банкноты.
Пока он едет с западной окраины города, Терри думает, на что же Донна на самом деле потратит эти деньги. Терри слишком поглощен наблюдением за едущими впереди машинами и избегает смотреть на тротуар, чтобы случайно не увидеть там какую-нибудь женщину, поэтому он не замечает еще одного погруженного в размышления человека - идущего своей шаркающей походкой малыша Джонти Маккея.
Джонти думает, что, если бы его посадили в тюрьму, это было бы правильно: это значит - Бог его наказал. Но когда он обходит трамвайное кольцо и подходит к мосту, он понимает, что никаких полицейских ограждений впереди нет, никаких свидетельств того, что здесь было обнаружено некое золотое тело: вокруг только строители занимаются своими делами. Площадка по-прежнему огорожена, но Джонти замечает знакомую дыру, и его худощавое тельце проскальзывает внутрь. Несколько строителей бросают на него взгляды, пока он идет к краю наполовину недостроенного моста, а затем смотрит вниз, на основание железного каркаса того обелиска, под которым была похоронена Джинти. Однако та часть каркаса уже залита бетоном, его сдерживает деревянная опалубка, он сохнет и превращается в очередную секцию опоры моста. Должно быть, строители просто залили бетон прямо в дыру, поверх лежащей под покрывалом Джинти. Голова Джонти быстро вертится взад и вперед, как у воробья. Вместо восторга на него обрушивается приступ паники. О боже мой, они похоронили мою малышку Джинти внутри огромной колонны. Так нечестно.
Но затем он здраво рассуждает, что, когда стройку закончат, он всегда сможет проехать мимо этого места на трамвае, если захочет навестить Джинти. Это будет похоже на посещение кладбища, только очень быстрое и без болтливого священника. Эта мысль воодушевляет Джонти, и он начинает искать глазами то место, где будет находиться станция, и прикидывает, сколько у него будет времени, чтобы поговорить с колонной.
К нему подходит прораб в спецодежде, желтом жилете и каске:
- Тебе нельзя здесь находиться, парень. Для этого нужно разрешение.
- А когда уже будут готовы рельсы?
- Ох… этого никто не знает, приятель, - говорит прораб, берет Джонти за локоть и ведет к воротам на выходе. Пока он открывает ворота и выпроваживает Джонти наружу, он успевает постучать по своей металлической каске и указать пальцем на знак, который висит на заборе из проволочной сетки. - Без такой штуки тебе сюда нельзя, а чтобы получить такую, ты должен здесь работать.
Немного озадаченный, Джонти оглядывается по сторонам, затем медленно кивает головой и уходит прочь по перекопанной улице. Прораб смотрит ему вслед. Еще один строитель, который наблюдал за разговором, приподнимает бровь.
- Наверное, у парня не все дома. Жаль, да.
Джонти продолжает идти по Балгрин-роуд. На улице холодно, но он не обращает внимания. Ему нравится втягивать в легкие холодный воздух, задерживать его, а затем с силой выдыхать и смотреть, получилось ли у него дыхание дракона лучше, чем в прошлый раз. Он поворачивает на Горджи-роуд и машет кому-то, кто сидит на первом этаже автобуса № 22 и кого, как ему кажется, он знает. Человек в автобусе отворачивается. Джонти заходит к себе в квартиру, без Джинти здесь пахнет лучше, но это уже другая квартира. Скоро Джонти становится совсем одиноко. Когда неожиданно раздается звонок в дверь, он испытывает и воодушевление, и в то же время испуг.
Один взгляд в дверной глазок: большое канареечно-желтое пятно. Это Морис, отец Джинти. Джонти трясется от страха, он решает притвориться, что никого нет дома, но понимает, что рано или поздно ему придется увидеться с родней. Он набирает полную грудь воздуха и открывает дверь, чтобы впустить Мориса.
- Я знал, что это ты, Морис. Канареечно-желтый флис. Ага.
Морис выглядит очень расстроенным и опускает любезности:
- Где она? Она не звонила, она не отвечает… что-то случилось… теперь уже не до шуток, Джонти!
- Я думал, что она у тебя, Морис, ага, Морис, у тебя… - говорит Джонти и идет в гостиную.
Морис нетерпеливо идет следом, толстые линзы его очков увеличивают глаза до маниакальных размеров.
- С чего бы ей быть у меня?
Джонти чувствует, что он, как никогда, близок к тюрьме. Он оборачивается и встречается с изможденным, наполовину спрятанным за очками лицом Мориса, неожиданно в его воображении рисуется картина, на которой он делит одну камеру с закоренелым зэком. С губ Джонти срывается полуправда, полуложь:
- Мы рассорились, Морис, если честно, ага, повздорили мы… точняк, я думал, она пойдет к тебе, а она просто ушла и так и не вернулась, если честно. Я думал, она пойдет к тебе, Морис, точняк, я так и думал.
- Из-за чего это вы рассорились? - спрашивает Морис, и в нос ему бьет зловоние, ничего хорошего не предвещающее.
- Я поймал ее в этом "Пабе без названия" в ту ночь, когда была Мошонка. Она была в тубзике, с другим парнем. Нюхала эту хрень. Точняк, нюхала странную хрень.
- Наркотики? - выкатывает глаза Морис, и Джонти вспоминает змею в "Книге джунглей". - Господи Исусе! - Морис плюхается на диван, но сразу же жалеет об этой опрометчивой передислокации, потому что ему в задницу впивается сломанная пружина. Он с недовольным видом двигается в сторону. - Ну, этому она уж точно не у меня научилась. Точно! Я знал, что она много чего себе позволяет с парнями, но о наркотиках я даже не догадывался. Я думал, что мы воспитали в ней здравый смысл…
- Точняк, странную хрень себе в нос, это она любила, ага, любила… - с тяжелым сердцем признается Джонти, он чувствует, что придает Джинти, рассказывая об этом. Он присаживается на диван рядом с Морисом.
- Моя Вероника, упокой Господь ее душу, никогда такой не была, - признается Морис, в то время как его увлажняющиеся глаза образуют за очками еще один блестящий слой. - Ни с наркотиками, ни с мужчинами. - Он награждает Джонти испытующим взглядом. - Она была невинна в первую брачную ночь, представь себе.
- Как Иисус?
- Лучше, чем Иисус! - хмурится Морис. - Как чертова Мать Иисуса! Как Дева Мария, ни один мужчина к ней не прикоснулся!
Джонти полностью захвачен этой мыслью.
- То есть ты чувствовал себя Богом, Морис, в первую брачную ночь и все такое? Готов поспорить, что так!
Морис весь ощетинился от едва сдерживаемой злобы, он сурово смотрит на Джонти. Однако решает, что Джонти слишком наивен, чтобы на него обижаться.
- Ну что ты за парень… - Морис кладет руку Джонти на плечо. Затем смотрит на него со слезами на глазах. - Чувствовал, Джонти. Да, именно так я себя и чувствовал.
- Наверняка это было суперклево.
Морис кивает и достает сигарету из золотого портсигара. Этот портсигар - его отличительная черта, он очень важен для Мориса. Он считает, что шотландские курильщики повинны в том, что сами навлекли на себя запрет на курение, потому что выглядели как нищеброды, ходили с торчащими из карманов ужасно безвкусными пачками сигарет. Неужели это так сложно и хлопотно переложить сигареты в портсигар, как это делали раньше? Тогда жизнь состояла из ощущений. Морис закуривает "Мальборо" и приглаживает назад свои длинные, жирные седые волосы, которые упали на глаза, пока он снимал очки. Джонти смотрит, как непослушные локоны тут же снова ложатся Морису на лицо, и теперь Морис напоминает ему хайлендскую корову или скорее даже, думает Джонти, учитывая большие желтые зубы, шетлендского пони. Морис снова отводит волосы назад.
- Ты говорил с ней? С моей малышкой Джинти?
- Нет, я пытался дозвониться, но там просто идут гудки. Если честно, Морис, я думаю, она может знать, что это я, и поэтому она не отвечает, не берет трубку, точняк, не берет трубку. Ага. Ага.
Морис трясет головой:
- Нет, не в этом дело, потому что она не берет трубку, даже если я ей звоню, - размахивает своим телефоном Морис. Джонти чувствует, как в кармане спортивок телефон Джинти трется об его собственный телефон. - О чем же вы еще спорили? - Морис смеряет Джонти одним глазом. - Кроме этих наркотиков, кокаина и парня в "Пабе без названия"?
- О деньгах, Морис, - произносит Джонти, почувствовав вдохновение.
- Да, с ними туго, и то правда. Да когда с ними было не туго?
- Верно, Морис, когда с ними было не туго!
Тут в кармане у Джонти раздается звонок. У него два телефона, его собственный и Джинти, и на обоих на звонке стоит ""Хартс", "Хартс", славные "Хартс"".
- Ты не хочешь, черт возьми, ответить?