Аника протер глаза. В окна вагона радостно било лучами летнее солнышко. В конце вагона стоял, разговаривая о чем-то с жандармом, Лука. Под глазом его сиял фонарь. Аника мысленно похвалил себя за точность и красоту удара левой. От его неожиданного удара левой руки в бою неоднократно страдал не один соперник. Жандарм кивал головой и, оглядываясь по сторонам, неловко прятал купюру за пазуху.
- Повяжите голову платком, Настя, вашу косу ни с чьей не спутаешь. Я выйду в конец вагона - Жандарм будет искать девушку с парнем. По отдельности меньше вероятности быть пойманными, - он, неловко пригнувшись, старался ускользнуть от взгляда жандарма, который двигался в их сторону, вглядываясь в лица пассажиров. - На станции сходим. Встретимся там… - Аника, воспользовавшись тем, что жандарм пристально уставился на молодую парочку и потребовал у них документы, проскользнул в самый дальний угол вагона. У Насти тряслись коленки. При ней не было ни денег, ни документов, жандарм приближался. Настя положила руку на образ, лежавший в её сумке, мысленно прося помощи, образ, словно живой, был теплым. Жандарм мелькнул по ней, присевшей к старушке, взглядом и прошел мимо. Настя с облегчением вздохнула. Поезд, скрипя колесами, остановился на станции. Аники нигде не было видно. Это ведь еще не Москва. Настя тихонько спустилась на платформу и пошла к маленькому одноэтажному зданию станции. Ей стало страшно. Неужели Аника оставил её, или того хуже - его забрал жандарм… Она озиралась по сторонам. Немногочисленные прибывшие расходились, платформа пустела. Настя вошла в помещение станции.
- Наконец- то! - её потянули за руку и зажали рот, она попыталась вырваться.
- Тише, тише, это я, - она обернулась и увидела Анику, - смотри!
В дверную щель она смогла разглядеть спину Луки. Подобострастно раскланиваясь, он передавал что-то начальнику.
- Уходим, - теперь до Москвы рукой подать, а там нас сам черт не отыщет. - Они побежали вдоль дороги от станции к поселку, видневшемуся вдалеке.
Утреннее солнышко ласково пригревало. На порог станции вышел щуплый всклокоченный человек. Две темные фигурки удалялись по дороге, превращаясь в темные точки.
- Ну-ну, бегите, голубчики, скоро поквитаемся… - Лука злобно глядел им вдаль со станционных ступенек.
* * *
Небольшой станционный поселок расположился прямо возле пролеска в версте от станции. Настя еле поспевала за Аникой:
- Погодите, Аника, погодите, я так быстро не могу.
- Нужно торопиться, ведь вы не хотите давать объяснения в полиции, где ваши документы и что за икона у вас в сумке.
- Я…мне кажется, я сейчас умру от усталости и голода! Мне надо отдохнуть. - Она остановилась и села на лавочку у забора на окраине поселка. Аника обернулся. По её решительному взгляду было видно, что спорить бесполезно.
- Ну, хорошо. Попробуем разыскать харчевню или трактир, должно же здесь быть хоть что-то!
Как на грех ни харчевни, ни трактира в поселке не было. Умирая от голода, они постучали в ворота избы на окраине. Собака залилась лаем. Через несколько минут ворота приоткрылись и пожилой, седой человек осторожно выглянул в щель:
- Вам чего?
- Мы хотели купить немного еды - Настя просящим тоном попыталась разжалобить старика, - мы издалека, очень голодны, а харчевни у вас тут нет.
- Харчевня на станции, туда и ступайте!
- Нельзя нам на станцию, батя! - Аника смотрел прямо в глаза старика. Тот помялся, махнул рукой и отошел отворот, оставив их открытыми:
- А! Леший с вами, проходите!
Настя с Аникой прошли в избу. Грозный с виду, здоровенный пес, лаявший так, что в ушах закладывало, на поверку оказался ласковым и совершенно не страшным, крутился волчком под ногами хозяина, норовя сбить его с ног и облизать лицо. В покосившейся избе было неуютно и пыльно. Сразу было понятно, что живет здесь старый холостяк. Дед достал из печи чугунок с вареной картошкой в мундире, выложил на стол краюху хлеба и поставил жбан кваса:
- Вот, садитесь, ешьте, чем богаты…
Аника с Настей с такой жадностью накинулись на нехитрую еду, что даже на первый взгляд было ясно - не ели они не один день. Дед смотрел на них исподлобья, усмехаясь в бороду:
- Что, намаялись детки!
- Третий день ни крошки во рту, отец! - Аника оторвался от трапезы, - а что, отец, до Москвы далеко ли?
- До Москвы-то верст двадцать, только вот не знаю я, ребятки, как вам лучше - поезд следующий только завтра…
- А если не поездом?
- Ну, тогда и все пятьдесят будет - проселком, да через лес, потом на тракт выйдете, а там уж прямо, может, кто и подбросит, если повезет.
Настя оглядывала стены избы, у входа на гвозде висела упряжь:
- А что, дедушка, у вас и лошадь есть?
- Есть-то, есть, милая, да она у меня одна!
- Так, может, вы её нам продадите? - Аника оживился, - а мы вам цену дадим хорошую.
- Эх, ребятки, да я бы с удовольствием превеликим, только врать не могу - больно старая она, грех за такую хорошие деньги брать, а на новую мне не хватит, поэтому останусь я при своем. Да и на тракте двое на одной лошади заметней, чем десяток путников на случайной подводе. Вы уж не обижайтесь. Оставайтесь, если хотите, отдохните, поешьте, а завтра с утра в путь. Через лес напрямую я вас к тракту выведу. А там уж - как бог даст.
- Настя вопросительно смотрела на Анику. Было видно, что ей очень хотелось отдохнуть.
- Ну что ж отец, коли не прогонишь, так и сделаем, - Аника тоже оглядел избу, - а что - один ли живешь?
- Один. Всю жизнь один!
- А что ж так?
- Не много больно охотниц со мной жить было. Я охотой да рыбалкой живу, да вот, что земля родит - тем и перебиваюсь. Как с войны пришел, так все один да один.
- А чем занимаетесь?
- Бортничаю! В этих местах мед знатный. Вы ешьте, ешьте, я чаю поставлю, да медом вас угощу! Такой мед - редкость, настоящий, лесной, - он вышел в сени и через час пришел с большущим дымящим самоваром:
- Вот сейчас чаю попьем, - он разливал по глиняным кружкам ароматный травяной чай, - а вот и мед! - плошка с янтарным, душистым медом тут же появилась на столе. - Пробуйте, детки, пробуйте!
Ничего вкуснее на свете в своей жизни Насте пробовать не доводилось. Бабушка её была любительницей меда, но то, что продавалось на городском рынке и то, что стояло на столе у деда разительно отличалось друг от друга. Насте было стыдно, но она не могла остановиться и как маленькая облизывала деревянную ложку от сладкой массы. Старик улыбался полубеззубым ртом. Она осмелела и спросила:
- А как вас зовут?
- Иваном, а вас?
- А меня Настя, а это, - она кивнула на Анику, - Аникей.
- И куда же вы путь держите, Настя и Аникей, и почему это вам на станцию нельзя? Беглые, что ли?
- Что-то вроде того, - Аника кивнул, - только не от каторги, а от лихих людей.
- Эвон как! А чего ж им от вас нужно?
- Вот это! - Настя вынула образ из сумки. Дед Иван выдохнул:
- Вот это да! Так это ж … Это ж…
- "Необоримая стена". - Настя подсказала деду, её украли, и хотели продать за границу, а мы теперь…
- Погоди, дочка, погоди, - он взял образ в руки, - я её видел, только называли её по другому, "Знамение", она из Сибири, точно! Вот видишь, святой Николай и святая Мария Египетская, это её отличие, это почти точная копия знаменитой иконы Романовых, что в Царском Селе, что Русь спасла.
- Откуда вы знаете?
- Я когда еще ребенком был, привозили её святые отцы в Москву, тогда многие из нашей деревни ходили поклониться ей, и мать меня водила. Точно, "Знамение", по-другому - "Стена Необоримая". Да как же она к тебе попала?
Настя вздохнула. Аника поглядывал на неё с осуждением, а на деда с опаской. Нельзя быть такой доверчивой!
Вечерело, когда Настя закончила рассказывать деду Ивану историю своих злоключений. Дед задул свечу и полез на печь:
- Ложитесь вот, хоть на лавке. А можете хоть на полатях. Там в углу рогожка и покрывала. Спать давайте, утром рано проведу вас через пролесок.
Он долго кряхтел и не мог улечься поудобнее. Настя растерянно глядела на Анику. Вдруг раздался громкий стук в ворота и пес заливисто залаял.
- Не к добру это, голуби! - Дед, словно молодец, спрыгнул с печи и открыл крышку подпола:
- Ну-ка, полезайте в подпол, сидите тише воды, ниже травы, как останусь один - выпущу вас!
Аника спрыгнул первый и помог Насте. Дед закрыл за ними крышку на задвижку и накинул на люк половик. Настя огляделась вокруг. Подпол был обычным, ничем не примечательным не в полный человеческий рост и заросший по углам паутиной. На полу стоял мешок с картошкой рядом в ящике были еще какие-то овощи. Рогожа и старое тряпье, словно пестрая занавеска висело на гвоздях, вбитых прямо в земляную стену. Сквозь редкие щели в полу можно было видеть и слышать, что происходило в избе. Настя испуганно присела на ящик, Аника расположился рядом. Прошло довольно много времени, они сидели плечо к плечу. У Аники было стойкое ощущение опасности и радости одновременно. Ток пробегал по коже оттого, что это маленькое хрупкое создание прижимается к нему. Её локон совсем близко. Он прислонил свою голову к её голове. Она не пошевелилась, может, заснула? Аника повернулся, чтобы разглядеть. В это время послышался страшный грохот. Дверь избы слетела с петель, и дед Иван упал на пол избы. Сквозь щель Аника увидел Луку и тех двоих, что были с ним в его комнате.
- Тихо! - он обнял Настю и прижал к себе, - тихо, ни слова, ни вздоха, - он старался шептать как можно тише, казалось, каждый шорох был слышен там на верху.
- Говори, говори, гад! Где эти двое! Полдеревни на тебя показало, что они к тебе зашли!
- Зашли и ушли! - дед Иван пытался встать с пола. Лука ударил его в живот сапогом, дед снова упал навзничь:
- они поесть попросили, я им хлеба дал, они взяли и ушли!
- Врешь, собака! Говори, где прячешь их, иначе тебе не жить!
- Да вы сами подумайте, ваше благородие - сплевывая кровь, дед Иван приподнялся на полу, - помилосердствуйте! Коли б они были здесь, так вы б их нашли сразу - изба то у меня маленькая.
Лука снова ударил деда в бок ногой:
- Куда они пошли?
- Так не сказались - пошли к лесу, а там - я разве знаю? Чужие они, чужие, зачем мне им помогать, помилосердствуйте.
Еще некоторое время Лука с помощниками избивал деда Ивана, требуя выдать гостей или место, куда они пошли. Один из подручных, видя, что старик уже не реагирует на удары, остановил его, взяв за рукав:
- Погоди, Лука, пусть один здесь останется, обыщет все как следует, а мы через лес пойдем - там верст пятнадцать до тракта будет, может потому и упустили мы их, что они через лес подались, а не через деревню пошли.
- Годится! Ты, Митяй, здесь побудь до светла, а завтра поездом в Москву, на станции встретимся. А мы через лес пойдем. Не иначе как эта шкура! - он поднял старика за шиворот, - им путь подсказала!
В руке Луки сверкнул нож! Что было силы, он ударил им деда Ивана в живот и бросил на пол.
- Э, Лука! - мы так не договаривались, я с покойником здесь ночью не останусь!
- Черт с тобой, сиди в сенях. Если появятся - вот, - он протянул ему револьвер, - кончай обоих, они нам ни к чему, бери икону и в Москву! Если к утру не придут - подпали тут все!
Голоса удалялись. Через щель в полу сочилась кровь. Аника подошел поближе к тому месту, где должен был лежать дед Иван.
- Дверь… - дед Иван хрипел еле слышно, - дверь там, уходите!
- Прости ты нас, отец…
Старик захрипел сильнее и дернулся. Сквозь щели половицы Аника смотрел в открытые остекленевшие глаза. Снова послышались шаги.
- Как же, жди! - Митяй вернулся в избу, - останусь я тут с мертвяком! Он будет кишки выпускать, а я тут оставайся, - шаги затихли в сенях.
Тишина длилась около часа. Аника сидел рядом с перепуганной Настей, гладя её по голове, словно маленькую. Выходить Аника не решался - в сенях слышался шорох и редкие шаги. Затем послышался треск. Оба не понимали что происходит. Дед Иван не подавал признаков жизни. Во дворе жалобно и утробно выл пес.
- Надо выбираться, - Аника попытался поднять крышку люка, - черт! Тяжелая!
- Погодите, Аника, дед ведь её на задвижку закрывал!
- Точно! Ну, ничего, я попытаюсь! - Он подпер люк плечом и надавил что было силы. Тщетно.
- Погодите! - Настя потянула его за рукав, - что это за запах?
Сквозь щели в полу Аника увидел, как избу медленно заволакивает дымом:
- Так вот что это был за треск! Он поджег дом!
- Боже! - Настя в ужасе заметалась, - мы погибли!
Аника вновь и вновь пытался сорвать крышку люка. Минуты шли, сквозь щели в полу дым стал проникать в подпол. Настя закашлялась.
- Тряпки! - Аника кивнул на висящую на гвоздях ветошь, - давайте их сюда! Попробуем заткнуть щели!
Настя кинулась срывать с гвоздей рогожу и другое тряпье и лихорадочно подавать все Анике. Тот, что было сил, старался как можно быстрее заткнуть щели в полу. Был слышен треск огня, Становилось жарко, казалось, что они были в бане по-черному. От дыма почти ничего не было видно. Настя закричала:
- Смотрите!
Аника почти на ощупь нашел в стене под тряпьем небольшую деревянную дверцу на которую она указывала.
- Так вот про какую дверь он говорил! - Он рванул дверь на себя. В непроглядной тьме и дыму угадывался узкий лаз. Сверху послышался страшный грохот, и сноп искр полетел в подпол через щели.
- Скорее! Сюда! - он рванул на себя Настю, которая в полубессознательном состоянии от ужаса и дыма уже ничего не понимала, - крыша рухнула, давай сюда, за мной!
В узком лазе, где можно было протискиваться, только полусидя, полулежа, ползком, ему не один час приходилось тянуть за собой Настю, которая обмякла и не шевелилась.
- Давайте же, мадемуазель! Давайте! Помогите же мне хоть немного!
Внезапно лаз кончился, и руки Аники не нащупывали ничего кроме пустоты.
- По-видимому, обрыв! Ну же! Настя! Очнитесь, наконец!
Настя застонала, потом закашлялась, рука её нащупала руку Аники.
- Вы…где мы? Что с нами?
- Мы в каком-то подземном туннеле. Дверца! Под тряпьем была маленькая дверца, - он говорил, прерываясь, и пытаясь отдышаться, - сейчас проход закончился, что там я не знаю, рукой ни внизу, ни вверху я ничего не могу нащупать. Похоже на обрыв.
- Что будем делать?
- Надо прыгать. Настя, останьтесь здесь, - если со мной что-то случится, выходите обратно, к подполу деда. Пожар рано или поздно закончится. Вы его можете переждать здесь, а когда все утихнет, выбирайтесь наверх…
- Аника! Подождите, не делайте этого я не… - она осеклась, - я не прощу себе, если с вами что-нибудь случится…
- Правда? - В темноте Аника дотянулся до её щеки и погладил её, - я тронут, но у нас нет выбора.
Он развернулся и прыгнул в пустоту. Послышался негромкий стук, а потом тишина. Сердце Насти готово было разорваться на мелкие кусочки. Она сидела, не шелохнувшись, казалось целую вечность. Дрожащим голосом она позвала:
- Аника… Аника, где вы?
Внезапно, кто-то схватил её за руку, она закричала.
- Тише, это я, - Аника расхохотался, просто хотел немного пошутить.
- Пошутить? Пошутить! Да я чуть не умерла от страха.
- Ну, полно! Спускайтесь, здесь совсем невысоко, пол - каменная кладка, только вот в каком направлении идти? Тьма кромешная.
Он взял её на руки и бережно поставил перед собой.
- Решайте, может ваша икона вам подскажет. Пока она нам не очень помогла.
- Как вы можете, ведь мы могли погибнуть, а до сих пор живы - это она, она нас спасла!
- Простите великодушно! Я человек маловерный, полагаться привык на себя и на свой разум. Родители мои придерживались атеистических взглядов. Признаться, мне даже немного завидно, вы действительно так верите?
- Не знаю как так. Верю, как учила бабушка. Верю, что кроме господа нам уповать не на кого. Верю что матушка богородица - наша заступница и спасительница, верю…
- Довольно. Пойдемте!
В затхлом воздухе подземелья изредка слышались звуки падающих капель воды, странные шорохи. Внезапно Аника запнулся обо что-то. Опустившись, он ощупал предмет:
- Факел! Держите, Настя, сейчас, я вспомнил, - он лихорадочно хлопал себя по карманам, - у меня же есть спички.
Вспыхнувший огонек тусклым светом осветил подземелье. Аника зажег факел. От непривычно яркого пламени резало глаза. Они огляделись вокруг. Тоннель с мрачными влажными, местами скользкими каменными стенами и таким же полом шел в двух направлениях.
- Да, задача не из легких, пойдем наугад?
- Я не знаю… - Настя растерянно озиралась вокруг, - я думаю…туда!
- Идемте! - Аника взял её за руку и пошел по тоннелю. - Интересно, что это за подземелье?
- Да! Непростой был этот дед Иван, упокой господь его душу, почему он прорыл подземный ход сюда?
- Вот тебе и бортник!
Они шли по каменному подземелью, ход петлял, в стене за поворотом появилась небольшая дубовая дверь.
- Что там?
- Откроем? - Аника отодвинул щеколду.
- Ааааа! - Настя завизжала от ужаса. В открывшейся их взору нише лежали белые человеческие черепа и кости.
- Тише! Тише, и после этого вы будете рассказывать мне о религии? Настя. Даже я знаю, что так монахи хранят мощи своих ушедших братьев.
- Вы полагаете это кости монахов? - Она вцепилась в руку Аники мертвой хваткой.
- Смотрите, - Аника подошел к нише и взял один из черепов, - вокруг сырость, по стенам стекает испарина, а здесь в нише сухо, и кости, смотрите, - он поднес череп к её глазам, Настя в ужасе отшатнулась, - смотрите какие белые кости!
- И что это, по-вашему, значит?
- Один мой знакомый дьяк…да, да, не удивляйтесь, у месье Шарля есть знакомый дьяк. Так вот, он рассказывал, что каждые три года монастырская братия спускается, чтобы посмотреть какого цвета кости умерших братьев - если темные - значит надо еще молиться за упокой души усопших, а если белые - все, умерший в раю. Отмолили.
- И после этого вы будете рассказывать мне, что вы атеист.
- Я и не говорил, что атеист, я говорил, что мои родители были атеистами, на самом деле и в моей жизни был случай, когда я был на волоске от гибели, и, кто знает, если бы не чудо, случившееся во время представления…
- Расскажите, прошу вас, - Настя семенила следом за Аникой, умирая от любопытства.
- Ну что ж, мы с вами идем уже не первый час, а конца туннелю не видно. Хотите отдохнуть?
- Я бы с удовольствием подкрепилась!
- Похоже, пока это невозможно. Присядем? Ну, рассказывать особо не о чем. Обычный трюк под куполом цирка. Я был мальчишкой совсем, униформист упустил страховку и я полетел из-под купола на манеж. И знаете, - было ощущение, что меня придерживают чьи то руки, словно замедляя мое падение. Я упал, точно с двухметровой высоты, отделавшись легким испугом и парой переломов. А ведь при падении из-под купола не выживают - поверьте. Вот после этого я и усомнился в правильности взглядов моего отца. Мать все же его поддерживала, но не так рьяно - она тайком крестила меня в раннем детстве. Отец не знал…
- Как все сложно… - Настя придвинулась поближе к нему.
- Озябли. Настя?
Она кивнула головой.
- Тут сыро.
Он обнял её за плечи: