– Ты был его сыном. – Йоун кивнул в сторону склепа. – Когда умер Малколм, его сердце разбилось.
– А со мной что случилось, как по-твоему? – У Иннеса защипало глаза. Горечь, копившаяся с самого приезда, нарастала, подступала к горлу. Он отвернулся, стиснул кулаки, задышал тяжело и часто, стараясь взять себя в руки. Перед глазами мелькали страшные картины. Больше всего ему хотелось услышать удаляющиеся шаги Йоуна. Пусть оставит его в покое. Он сам лучше в себе разберется.
Йоун не двинулся с места. Он долго молчал, а когда заговорил, голос у него сделался скрипучий, хриплый.
– Позавчера я с трудом тебя вынес. Прошло столько лет, и я все твердил себе, что надо сохранять спокойствие. Твой отец равнодушно смотрел, как Строун-Бридж разваливается и приходит в упадок, а я внушал себе, что он сам так хочет… Нет, даже не так. Мне казалось, что ты получил по заслугам. Раз тебе наплевать на твое наследие…
Иннес рассчитывал, что их встреча закончится примирением. А вышло совсем по-другому. Его осуждал и ему выговаривал единственный в Строун-Бридж человек, который, как ему казалось, был на его стороне. Его накрыло разочарование.
– Строун-Бридж никогда не предназначался для меня! – закричал он. – И никогда не был моим!
Его слова прозвучали особенно гулко в замкнутом пространстве, но Йоун не сдавался. Он тоже помрачнел и стиснул кулаки.
– Теперь Строун-Бридж принадлежит тебе. Ты знал о том, что будешь владельцем имения, целых четырнадцать лет!
– Судя по тому, как выглядит имение, все четырнадцать лет мой отец делал все возможное, чтобы сровнять замок с землей! И не говори, Йоун, что я мог бы ему помешать. Кому, как не тебе, знать, что он бы ни за что не стал меня слушать.
Они долго молчали, глядя друг на друга исподлобья. Иннес собрался уходить.
– Ты прав, – нехотя проворчал Йоун. – Да, я считал, что во всем виноват ты, и, наверное, ошибался. Ты имеешь такое же право жить, как тебе хочется, как и все прочие. Достаточно одного взгляда на тебя, и становится ясно, что жизнь, которую ты выбрал, прекрасно тебе подходит. Ты богач. Ты добился успеха.
– Здесь мой успех ничего не значит. Я ничего не понимаю в овцеводстве и уж точно не собираюсь расчищать земли под овечьи пастбища!
– Значит, слухи до тебя уже дошли?
– Буду рад, если ты скажешь, что все не так.
– Я бы с радостью, если это правда.
Йоун топнул ногой:
– Все местные, как раньше и я, считают, что ты во всем виноват! Да, это несправедливо, но так и есть. Твой отец так и не оправился после смерти Малколма. Да, ты не ошибся, он как будто нарочно здесь все портил – назло тебе. Здесь все считают, что ты должен был прежде всего позаботиться о Строун-Бридж. Может, если бы ты сразу приехал, ты бы ему помешал. Выходит, чем дольше тебя не было, тем хуже здесь шли дела и тем чаще во всем обвиняли тебя.
– Йоун, он бы меня все равно не послушал. Если бы я вернулся еще при его жизни, я бы в конце концов его убил. Или, что более вероятно, он бы убил меня. – Иннес мрачно покосился на крест. – Ты ведь помнишь, каким он был. Я был вторым сыном, младшим. Вспомни, он требовал, чтобы я изучал право в Эдинбурге! Я должен был обслуживать семью!
– Да ладно, такое в его планы не входило! – усмехнулся Йоун.
– Да, но ты ведь знаешь, как я старался ему угодить – точнее, как я старался объяснить ему мою точку зрения. Но на меня ему было наплевать. Больше всего его заботило, как воспитать из брата наследника по своему образу и подобию! Но и мне он не позволял жить по-своему. Я пытался приспособиться, но всегда хотел уехать отсюда. А когда Малколм… Когда это случилось… Неужели ты серьезно думаешь, что после такого я бы здесь остался?
Йоун покачал головой.
– Но ты мог бы вернуться – хотя бы на время! – упрямо проговорил он. – Тогда ты бы своими глазами увидел, что здесь творится. Упадок ведь пришел постепенно. Сначала я тоже ничего не замечал. А потом… Повторяю, я думал, что ты это заслужил. И был не прав. Вот почему я все время тебя избегал. Иннес, не только ты чувствуешь себя виноватым. Я должен был хоть что-нибудь сделать. Прости меня. Я должен был что-то сделать, а теперь уже поздно. Мне правда очень жаль.
Он протянул руку. Помедлив всего секунду, Иннес крепко пожал ее.
– Теперь я здесь, – сказал он, – и мне нужна твоя помощь.
Йоун кивнул и ответил таким же крепким рукопожатием. Они сели рядом на каменную скамью и какое-то время молчали.
– Я ведь писал, – сказал наконец Иннес. – Только один раз, и все же написал отцу.
– Я не знал, – ответил Йоун. – Мари мне бы наверняка сказала, так что ей он, наверное, тоже ничего не сказал.
– С чего бы ему говорить ей о моем письме?
Йоун смерил его удивленным взглядом:
– Она ведь была его женой – во всем, кроме имени. – Он рассмеялся. – Ты что же, и этого не знал?
– Нет… Я… Нет. – Иннес изумленно покачал головой. – В своем завещании отец ее не упомянул!
– Потому что позаботился о ней заранее, много лет назад. Назначил ей пенсию – ты заметишь, когда проверишь счета. Кроме того, он отписал ей ферму возле Кэрндоу.
– Тогда какого дьявола она служит у меня экономкой? Ведь она сама себе хозяйка!
– Иннес, ты вроде не дурак, но иногда не понимаешь самых простых вещей. Мари тебя любит. Наверное, она единственная, кому ты здесь небезразличен. Знаешь, она всегда была на твоей стороне. Они часто спорили из-за тебя с твоим отцом. Но даже Мари считает, что тебе давно нужно было вернуться. Я не говорю, что она права, просто ставлю тебя в известность.
– Я вернулся. Почему же никто не ценит моих усилий?
– Наверное, все ждут, когда ты снова уедешь. – Йоун встал. – Иннес, взгляни на все с нашей точки зрения. Твой отец, наверное, решил, что станет последним владельцем Строун-Бридж, иначе он не довел бы здесь все до такого состояния.
– Очевидно, он думал, что я если и приеду сюда еще раз, то только для того, чтобы продать замок и землю… В его завещании есть пункт, по которому я должен прожить здесь год, – признался Иннес.
– Наверное, старик надеялся, что, пожив здесь, ты передумаешь продавать Строун-Бридж. Так ты продашь его?
Иннес покачал головой:
– Понятия не имею, что делать. – Он сокрушенно вздохнул. – Но продавать поместье я не хочу. Каждый день после того, как ты привез нас сюда, я обхожу фермы и составляю бесконечные списки дел.^
Йоун расхохотался:
– А местные думают, ты оцениваешь имущество, которое собираешься продавать!
– Так почему же никто из них не спросит меня прямо?!
– Ты тоже хорош… Почему сам ничего не сказал, не поделился своими планами?
Иннес покачал головой:
– Потому что я еще ничего не решил!
– Ты ведь не мост строишь, где перед тем, как включиться в работу, нужны чертежи, сметы и… ну, не знаю… список материалов. Планы меняются, мы все это знаем, но людям хочется знать, что они еще существуют. Они боятся, что ты лишишь их крова. – Йоун встал. – Я рад, что мы с тобой поговорили. Встретились мы нехорошо, и с тех пор меня мучила совесть.
На сей раз первым протянул руку Иннес:
– Рад видеть тебя, Йоун. Я не скучал по Строун-Бридж, зато скучал по тебе. А сейчас мне нужна твоя помощь. Вот бы ты поделился со мной своими соображениями… Что мне нужно сделать?
– Ты ведь знаешь, тебе нужно только попросить.
– Я бы не стал, если бы не Эйнзли. Это она меня подвигла.
Йоун улыбнулся:
– Значит, я ее должник. С нетерпением жду, когда познакомлюсь с ней поближе.
– Скоро у тебя появится такая возможность. Она хочет провести церемонию прощения. – Иннес покачал головой. – Только не спрашивай, что это за церемония, я и сам не совсем понимаю. Знаю только, что на нее пригласят всех местных жителей.
– Надеюсь, ты позаботишься о том, чтобы источник живительной влаги не иссякал. Мне пора… Но мы с тобой еще поговорим.
Иннес смотрел вслед другу. Ему казалось, будто его голову промыли и как следует причесали мозги. Широко шагая по тропинке, которая вела к парадному входу в замок, он смотрел на старый причал. Неожиданно он остановился. Наконец-то конкретное дело! Более того, причал – то, в чем Строун-Бридж сильно нуждается. К новому причалу будут приставать пароходы… И как он раньше не подумал? Иннес испытал облегчение и радость. Наконец-то перед ним задача, которую он в состоянии решить, дело, в котором он как инженер прекрасно разбирается. Иннес спустился в бухту. Да, новый причал – то, что нужно и ему, и всем жителям Строун-Бридж.
"Дорогая мадам Гера!
Мне двадцать восемь лет, я замужняя мать двух маленьких детей, и мне скучно. Мой муж – состоятельный человек; он настаивает, чтобы все дела в доме делали слуги, а детьми занималась няня. Мне же совершенно нечего делать. Понимаю, мне надо благодарить судьбу, но даже это занятие мне наскучило. Одна подруга предложила завести любовника, чтобы было чем скрасить свободные вечера, но я не умею убедительно лгать. Что мне делать?
Искренне ваша, миссис А.".
Эйнзли улыбнулась, читая это послание.
Многие корреспондентки жаловались мадам Гере на скуку, хотя ни одна еще не упомянула о подобном способе лечения.
"Возьмите на себя заботу о детях, – писала Эйнзли, – о доме, о вашей жизни!"
Она отложила перо и нахмурилась. Муж миссис А. делал именно то, что от него ожидало общество. И намного больше того, что могли или хотели бы многие. Скорее всего, подруги миссис А. ей завидуют. Если миссис А. прогонит няню или сама будет вести хозяйство, ее муж, скорее всего, обидится. Или рассердится.
Эйнзли посмотрела на часы. Начало третьего. Иннес сегодня ушел еще до завтрака. С тех пор она его не видела. Уж не избегает ли он ее?
После того как он согласился провести церемонию прощения, он продолжал осматривать фермы и беседовать с арендаторами, а по вечерам засиживался за документами. Правда, ей тоже не приходилось скучать; более того, она была так занята, что ей едва хватало времени на что-либо другое. И все же ее не покидало неприятное подозрение, что ею пренебрегают.
Огорченно вздохнув, Эйнзли отодвинула незаконченный ответ мадам Геры и взяла со стола тяжелую связку ключей. Она собиралась пойти в библиотеку, еще раз свериться с томом, который она окрестила "Пособие по самопомощи Драммондов", а потом осмотреть Большой зал. Снаружи, как всегда, дул сильный ветер. В море виднелись рыболовецкие лодки. Эйнзли остановилась на террасе, чтобы полюбоваться своим любимым видом, и увидела внизу знакомую фигуру. Черные полы сюртука развевались на ветру. Высокие сапоги. Все мужчины в Строун-Бридж носили узкие штаны и толстые свитера или короткие твидовые куртки.
Сунув ключи в карман, где уже лежали блокнот и карандаш, которые она прихватила с собой, Эйнзли осторожно стала спускаться по крутой тропинке.
Наступило время отлива. Иннес стоял под причалом, у самой кромки воды.
– Ради всего святого, что ты здесь делаешь? – спросила она, глядя на него сквозь дыру в настиле.
– Осматривал распорки, – ответил он, задрав к ней голову, – но теперь мне открылось куда более захватывающее зрелище.
– Иннес! – Она поспешно прижала юбки к ногам и невольно рассмеялась.
Он ловко подтянулся и очутился рядом с ней.
– Ты всегда подбираешь подвязки под цвет нижнего белья?
– Как не стыдно задавать такие вопросы!
– Если не хочешь, не отвечай, мне приятно так думать. – Иннес извлек из складки ее юбки длинную водоросль и бросил на песок. – Я собираюсь перестроить эту штуку.
– Замечательно! Странно, что ты раньше об этом не подумал.
– Не увидел леса за деревьями, – сухо ответил Иннес. – У тебя, случайно, нет карандаша и клочка бумаги?
Эйнзли полезла в карман и достала блокнот и карандаш.
– Вот, я шла в замок, когда увидела тебя.
– К церемонии все готово?
Она собиралась подробно ему рассказать, но вовремя остановилась и неопределенно пожала плечами.
– Тебе не о чем беспокоиться, – сказала она.
Он что-то черкал в ее блокноте, но, услышав, что она переменила тон, поднял голову:
– Мне показалось, ты хочешь чем-то со мной поделиться… но передумала?
– Нет.
– Тяжело приходится? Помощь нужна?
– Нет, повторяю, тебе не о чем беспокоиться. Тебя это не касается.
Хмурясь, Иннес засунул карандаш за ухо.
– Да, в том-то и дело. "Тебя это не касается". Кажется, ты очень злилась, когда тебе так говорили!
– Не знаю, на что ты намекаешь, но…
– Все наоборот, Эйнзли, намекаешь сейчас ты, – улыбнулся он. – Я вовсе не отделяю тебя от своей жизни… Мне казалось, мы с тобой будем разделять и властвовать, а не только разделять! Пойми, я не твой муж, так что не надо относиться ко мне, как к нему!
Она плотно обхватила себя руками.
– Я знаю, что ты не мой муж.
– Тогда в чем ты меня обвиняешь?
– Ни в чем. – Она прикусила губу. – Ты не разговариваешь со мной. Ты не ценишь мое мнение.
– Тут ты ошибаешься. Знаешь, чем я занимался утром? Конечно, не знаешь, ведь я тебе не говорил… кстати, не спеши сердиться. Я не предупредил тебя, потому что не был уверен, что он придет.
– Кто?
– Йоун.
– Ты говорил с Йоуном? – Эйнзли сразу перестала злиться и заулыбалась.
– Да. Мы с ним договорились встретиться у часовни.
– И что?
Иннес нервно усмехнулся:
– Нелегко пришлось.
Ему явно было не по себе. Если она не расспросит его, он так и будет молчать… Эйнзли стало приятно, нет, не просто приятно, а очень хорошо. Иннес все-таки послушал ее совета. Правда, скорее всего, в результате ей вообще не придется обсуждать с ним вопросы, связанные с землей…
– Йоун согласился тебе помочь? – осторожно спросила Эйнзли.
– Да. – Иннес смотрел в свои записи, но ее не так легко было провести.
– И вы с ним помирились? – не сдавалась она.
– Наши взгляды не совпадают. – Иннес наконец посмотрел ей в глаза. – Он считает, что я должен был приехать сюда гораздо раньше. Он прекрасно знает, почему я уехал, но не понимает, почему я так долго не возвращался. Хотя ему известно: если бы я вернулся при жизни отца, мы бы с ним только и делали, что ссорились, а отец продолжал бы делать все по-своему. И все же Йоун считает, что я должен был попытаться.
– Глупости! Если бы ты приехал раньше, и тебе, и твоему отцу пришлось бы несладко. И потом, ты ведь не знал, что твой отец решит здесь все разрушить, – пылко запротестовала Эйнзли. – Ты сам уверял, что он всегда был хорошим хозяином.
– Судя по всему, здесь только ты меня и поддерживаешь, – уныло заметил Иннес.
Она положила руку ему на плечо.
– Ты привез меня сюда, так что я на твоей стороне.
– И делал все, что мог, чтобы оттолкнуть тебя, с тех пор как мы приехали. – Он уныло улыбнулся. – Извини. Я ведь тебя предупреждал. Чаще говори мне, что тебя не устраивает!
– Да. – Она поежилась.
Иннес негромко выругался.
– Я поступил несправедливо. – Он по очереди поцеловал кончики ее пальцев. – Вся эта затея со свадьбой… Не очень-то я гожусь в мужья. Я слишком привык жить один.
– Запомни, пожалуйста: ты не один. Можно взглянуть? – Она указала на блокнот.
Иннес успел сделать несколько набросков. Показывая ей рисунки, он увлеченно заговорил о приливах, о преимуществах дерева над камнем, об углах и укреплениях. Эйнзли кивала и слушала, хотя понимала примерно четверть того, что он говорил. Она радовалась, потому что в его голосе наконец-то появилось воодушевление; она смотрела, как он рассеянно чешет карандашом голову, и вспоминала, что так же часто поступала Фелисити.
– Ну и хватит для первого раза. – Он закрыл блокнот. – Тебе, наверное, до смерти скучно.
– Нет. Я не все поняла, но скучно мне не было.
Иннес рассмеялся и положил руку ей на плечо.
– Как, по-твоему, ты сможешь объявить о новом причале после церемонии прощения? – спросила она. – Наверное, гостям можно показать эскиз. До церемонии еще три недели. Успеешь?
– Конечно, успею. Предварительные исследования я могу провести сам. В конце концов, это моя профессия.
Эйнзли лучезарно улыбнулась:
– Если все жители деревни и фермеры увидят, какой ты умный, может быть, они поймут, почему ты должен был уехать!
– А теперь вернулся, чтобы искупить свою вину?
– Нет, тебе нечего искупать. Твое возвращение – настоящий подарок. Символ современного мира, который придет в Строун-Бридж вместе с новым хозяином.
Иннес рассмеялся:
– Я даже отсюда слышу, как мой отец переворачивается в гробу!
– Вот и хорошо.
Он притянул ее к себе:
– Сегодня я был на могиле отца… Ну да, в первый раз. Сам видел, как ты чуть язык себе не прикусила, чтобы не спрашивать. Йоун рассказал мне о похоронах. Похоже, надо благодарить Мари за то, что все было сделано, как полагается.
– Нам много за что нужно благодарить Мари, – согласилась Эйнзли, полной грудью вдыхая соленый морской воздух, любуясь видом, прижимаясь к теплому телу Иннеса. – И она тоже, как Йоун и остальные, считает, что тебе нужно было вернуться раньше, но, раз уж ты все-таки приехал, тебе стоит дать шанс.
– Очень великодушно с ее стороны. Кстати, Мари много лет была любовницей отца, – сказал Иннес.
Эйнзли резко задрала голову и посмотрела на него:
– Мари?! Любовницей твоего отца? Боже правый! Ты уверен?
– Йоун сказал. – Иннес покачал головой. – Хотя мне по-прежнему не верится. Он думал, я все знаю… Похоже, так же считают и все остальные.
– Но… он ей что-нибудь оставил в завещании? Ты не упомянул о…
– Нет. По словам Йоуна, он обо всем позаботился заранее. Отписал ей ферму и назначил пенсию. Она вовсе не обязана была после его смерти оставаться в замке.
– Но она осталась, так что, наверное, сама хотела остаться. Как… поразительно и странно! Вчера, когда мы беседовали с ней за завтраком, я заметила, какая она привлекательная женщина, и удивлялась, почему она не выпита замуж. Ее выдают губы… Пожалуй, они слишком чувственные.
– Помнится, нечто подобное я говорил тебе. – Иннес снова обнял ее, приподнял кончиками пальцев подбородок. – Они у тебя как будто созданы для поцелуев, и если ты не возражаешь…
– Не возражаю.
– Вот и хорошо, – прошептал он, целуя ее.
В замок они возвращались вместе по тропинке. Дорога, по которой ездили двуколки, вилась серпантином по склону холма, но пешеходная тропа оказалась довольно крутой. На вершине Эйнзли совсем запыхалась и остановилась, положив руку на грудь.
– Ты инженер, придумай что-нибудь… Я совсем запыхалась.
– Когда приедет мой помощник, мы произведем замеры, – пообещал Иннес. – Может быть, тропинку удастся расширить, а местами выровнять, чтобы она не была такой крутой. Тогда по ней можно будет не только ходить, но и подвозить припасы.