– Собираешься связать мне фуфайку?
– Что ты, нет. Готова поспорить, тот свитер, что на тебе, связала Мари.
– Да. – Иннес удержал ее, когда она споткнулась, и крепко взял за руку.
Они зашагали к кромке воды. Идти по мокрому песку было легче, но он по-прежнему держал ее. Холодные волны лизали ей ноги. На отмелях под слоем песка они видели камбалу и моллюсков. Длинные и узкие морские черенки выдавали себя пузырями воздуха. На западной оконечности пляжа в море впадала река.
– Альт Осда, – пояснил Иннес. – Здесь водятся выдры. Правда, сегодня я ни одной не вижу.
Вдруг Эйнзли поняла: наверное, он часто бывал здесь в детстве. Иннес почти ничего не рассказывал ей о своей прежней жизни, а ведь с этими местами у него, должно быть, связаны воспоминания. Наверное, он бесчисленное множество раз огибал острова на лодке. Ну, конечно! Эйнзли задумалась. Все встало на свои места. Он очень ловко управлялся с парусом. Ориентировался почти вслепую. Когда они шли вверх по течению реки – песок на берегу был в точках глинистого сланца, – Эйнзли по-прежнему думала об Иннесе. Он не сказал, какие призраки его преследуют, но она знала одно: что-то из прошлого до сих пор не дает ему покоя.
Река суживалась. После поворота они зашагали в гору. В одном месте перешли реку вброд. Иннес поддерживал ее, когда ее ноги скользили по мокрым, заиленным камням. Сам он держался уверенно. Странно – в чем-то она успела очень хорошо изучить его и все же почти ничего не знала о его прошлом. А ведь вчера ночью они ненадолго стали одним целым. Однако она до сих пор понятия не имела, о чем он думает, какие воспоминания связаны у него с этим местом. Разве что… воспоминания наверняка не были плохими. Нет, определенно ему здесь было хорошо. Он держался несколько отстраненно, но не замкнуто, просто задумался о чем-то своем.
Она чувствовала, что у него болит душа, но это была не острая, непереносимая боль, скорее, его мучила ностальгия. Он походил на ребенка, который прижимается носом к витрине лавки и любуется игрушками, которые ему не купят. Возможно, все это она нафантазировала, а его на самом деле занимают совсем иные мысли. Нет, так нельзя. В конце концов, Иннес тоже не очень хорошо представляет, о чем она думает. Точнее, ему все равно, одернула себя Эйнзли. Вчера ночью на нее снизошло откровение, но… забава и удовольствие – не самое главное в жизни. Как ни удивительно, открытие, что она может быть такой несдержанной, незаторможенной, что тело, которого она так стыдилась, становится источником невероятного наслаждения, не помешало ей трезво определять границы дозволенного. Им с Иннесом просто повезло, что они очень хорошо подходят друг другу физически. Впрочем, дело не в одном везении. Их потянуло друг к другу с самой первой встречи. Вот и все. Нет, лучше не питать ненужных надежд.
Иннес оставил ее у дюны, а сам пошел в лес за хворостом. Солнце так припекало, что Эйнзли не видела необходимости разводить костер, но Иннес заверил ее: она будет рада костру, когда искупается. Дюна, за которой они укрылись, казалась уединенной, значит, им никто не помешает.
– Ты дразнил меня, – сказала она позже, наблюдая, как он выкапывает ямку в песке и выкладывает ее камнями. – Вода ледяная!
Иннес начал разжигать растопку.
– Потому-то нам и нужен костер.
– Я не умею плавать.
– Хочешь научиться?
Эйнзли посмотрела на море. Бирюзово-голубое, оно так и манило к себе: солнце поблескивало на отмелях, небольшие волны с тихим шелестом набегали на берег. Потом она вспомнила, как ноги обожгло холодом, когда они сюда приплыли, и ее передернуло.
– Нет, – решительно заявила она. – Может быть, в другой раз, когда станет теплее.
Иннес положил в разгоравшийся костерок несколько веток покрупнее и покачал головой:
– Скоро сентябрь, конец лета – теплее не будет; правда, и намного холоднее тоже. – Он положил в костер полено побольше и присел к ней на одеяло. – Бывало, мы…
Костер заискрил. Иннес обхватил колени руками и стал смотреть на море. Эйнзли ждала, что он переменит тему, как делал всегда, если натыкался на воспоминание, но он, как ни странно, продолжил:
– Мы с Малколмом… бывало, приплывали сюда в первый день Нового года, чтобы поплавать. Устроили такой ритуал – наш собственный – после хогманея.
– Очищение? – пошутила Эйнзли. – Своего рода новое начало?
– Да. Драммонды любят ритуалы, верно? – с горечью отозвался Иннес. – Смешно, но именно так всегда говорил мой брат. Он обожал все приукрашивать, но, по правде говоря, купание в ледяной воде – лучшее лекарство от похмелья.
– Значит, вы с братом часто страдали от похмелья?
– Только по особым случаям, и, откровенно говоря, чаще я, чем он. Отец считал, что владелец замка должен уметь перепить всех сидящих за столом. Когда он дал Малколму попробовать виски, заставил выпить все залпом. Потом Малколма стошнило. Он всегда плохо удерживал выпивку, поэтому позже наловчился выливать спиртное в рукав или через плечо; однажды он вылил виски в рыцарские доспехи. – Иннес набирал пригоршни мягкого песка и просеивал его между пальцами. – Поскольку мне ничего никому не полагалось доказывать, я мог напиваться до бесчувственного состояния.
– Как я тогда напилась хереса? – вспомнила Эйнзли, розовея.
– Ты не напилась, а просто была навеселе. Ну а я в пьяном виде часто бываю несносен и потому в последнее время стараюсь не забываться. – Иннес стряхнул с ладони последние песчинки и стянул свитер через голову. – Ладно, сейчас или никогда.
– Неужели ты в самом деле собираешься плавать?
– Да. – Иннес снял рубашку и встал. – Ты, значит, со мной не пойдешь?
– По-моему, этот ритуал тебе лучше выполнить одному, – ответила Эйнзли.
Иннес не спеша расстегивал пояс.
– Я говорил тебе, что ты очень проницательна? – Не дожидаясь ответа, он улыбнулся и начал снимать брюки. – А сейчас если не отвернешься, то увидишь гораздо больше.
Эйнзли подняла голову и откровенно посмотрела на него, проводя кончиком языка по нижней губе.
– Теперь передо мной открылся еще более заманчивый вид, чем там. – Не сводя с Иннеса взгляда, она махнула в сторону Аррана.
– Если будешь так на меня смотреть, вид будет определенно более четким, чем сейчас.
Она встала и, не в силах совладать с собой, провела ладонями по его широким плечам, по груди. Взгляд у него затуманился. Ее дыхание участилось. Он не шевелился. Ее ладони скользнули ниже, к брюкам. Он мгновенно подтвердил, как рад ее прикосновениям.
– По-моему, ты – идеальное воплощение шотландского пейзажа, – сказала она.
Иннес грубо притянул ее к себе:
– Я говорил тебе, что ты – ведьма?
Она хотела его. И он пришел в полную боевую готовность. Его губы приблизились к ее лицу. Ей оставалось одно: наклонить голову. Эйнзли рассмеялась тем тихим, грудным смехом, который, как она знала, так его заводил.
– С меня пока хватит одного вида, – сказала она, высвобождаясь и отворачиваясь.
Иннес схватил ее за плечи и развернул к себе. Его улыбка была такой же вызывающей и дразнящей, как ее улыбка. Он возбуждал ее.
– Я буду холодный, когда вылезу из воды!
– И мокрый, – заметила Эйнзли.
– И мокрый, – тихо согласился он.
Его рука легла ей на грудь. Она почувствовала, как отвердел сосок в ответ на прикосновение.
– Я буду поддерживать костер, – прошептала она, скрывая охвативший ее трепет.
Иннес куснул ее за мочку уха.
– Хорошо, хотя будет неплохо, если ты и мне поможешь – восстановишь кровообращение.
Ее кровь, надо сказать, определенно текла по жилам гораздо быстрее обычного.
– Что мне делать? – тихо спросила Эйнзли.
– Не сомневаюсь, ты что-нибудь придумаешь. – Он мимолетно коснулся ее губами. – Если только ты не передумала и не решила окунуться вместе со мной.
Ей очень хотелось пойти с ним, но она заставила себя высвободиться.
– Лучшее всегда достается тем, кто ждет, разве не так говорят?
– Надеюсь, ожидание оправдается, – смеясь, ответил Иннес и сбросил с себя остатки одежды. Он стоял перед ней обнаженный и возбужденный, затем широким шагом стал спускаться к воде. Эйнзли смотрела ему вслед. Она размышляла о том, что в жизни не видела такого соблазнительного зрелища.
– Иннес! – окликнула она, ожидая, что он обернется. – Уже оправдалось!
Иннес бежал по песку, заставляя себя не останавливаться. Он понимал: если он сейчас остановится и обернется, то купаться уже не пойдет. Вода оказалась ледяной. Он совсем забыл, как здесь холодно. Во время отлива можно было долго брести по отмели, о чем он тоже забыл. Они с Малколмом, бывало, шутили: пока вода дойдет до пояса и можно будет поплыть, доберемся до Аррана.
Вода дошла ему до колен, потом до бедер. Он зашагал медленнее, поднимая ноги. Ступни вязли в мягком песке. Из-под него выскользнула камбала, вздыбив песок. Когда вода обожгла низ живота, он втянул в себя воздух и сокрушенно посмотрел вниз. Холодная вода избавляла не только от похмелья. Он опустил руки, поплескал себе на плечи, потом нагнулся и намочил голову. Малколм всегда сразу нырял и обычно смеялся над ним. Иннес выпрямился, закрыл глаза и подставил лицо солнцу. Боли он не чувствовал. Здесь он спокойно мог вспоминать брата. Здешние воспоминания были хорошими.
Оглянувшись через плечо, он увидел, что Эйнзли следом за ним спустилась к воде и стоит в тени, прижимая к груди одеяло. Он насмешливо поднял руку в знак приветствия, бросился в воду и поплыл.
Пятнадцать минут спустя, когда он вышел, она по-прежнему стояла на берегу, приготовив ему одеяло. Иннес дрожал от холода; он совсем отвык от здешней воды. Инстинктивно он прикрылся рукой, но Эйнзли не сводила с него глаз, и ее взгляд благотворно подействовал на его настроение. Он медленно вышел из воды, убирая волосы со лба, радуясь теплым лучам солнца. От соленой воды кожу пощипывало.
Ему нравилось смотреть на обнаженных женщин и нравилось, когда они смотрели на него, но все всегда совершалось в уединении спальни; никогда он еще не стоял перед женщиной голым на морском берегу. Эйнзли, похоже, нравилось воображать его диким горцем, и он неожиданно для себя понял, что ему приятно играть придуманную ею роль. Раньше он такого никогда не делал.
К тому времени, как он подошел к ней, действие ледяной воды определенно начало ослабевать. Эйнзли протянула ему одеяло, и Иннес накинул его себе на плечи.
– Ну и как тебе? – спросил он.
– От здешних видов поднимается настроение, – сказала она и покраснела. – Я вовсе не имела в виду…
Иннес рассмеялся:
– Еще не совсем, но будет.
– Не знаю, почему так, но, когда я с тобой, говорю ужасные вещи.
– По-моему, вовсе не ужасные, а приятные. Как ты думаешь, что с тобой происходит?
– Не хочу потакать твоему самолюбию, поэтому не скажу.
Они дошли до дюны. Иннес подбросил в костер хвороста.
– Очень жаль, потому что мне было бы приятно, если бы ты хоть иногда потакала моему самолюбию.
– Что конкретно ты имеешь в виду?
– Ты могла бы меня согреть.
– Да, наверное, это будет справедливо, ведь ты так замерз, а я нет.
– Да. – Он делано вздрогнул и сокрушенно посмотрел на нее. – Можешь растереть меня одеялом.
Она бросила на него задумчивый взгляд.
– Да, я, конечно, могу тебя растереть, – она отняла у него одеяло и бросила его на песок, – но не думаю, что нам понадобится одеяло. Ложись!
Он послушался. Внутри все заныло в предвкушении. Эйнзли сняла панталоны и села на него сверху. У нее между ног было горячо и влажно. Ему не терпелось оказаться внутри ее, но она ненадолго привстала и раскинула вокруг них свои юбки, как в прошлый раз он – килт. Потом она обхватила его руками, плотно, как будто закутала в кокон, и начала поглаживать – не спеша, но настойчиво.
Он изнывал от удовольствия, извиваясь под ней. Она сжала бедрами его бока. Он закрыл глаза, молясь, чтобы ему хватило выдержки. Ее мучительно сладкие ласки доводили его до экстаза. Он зарылся руками и ступнями в песок. Сладкая пытка становилась нестерпимой. Его охватило желание – после прошлой ночи ему казалось, что теперь он долго ничего не захочет. И все же… Он перекатил ее на спину и перехватил ее запястья над головой.
– Прошу тебя, – он едва узнал свой голос, – скажи, что ты готова, потому что я больше не хочу ждать.
– Тогда не жди, – прошептала она.
Он поцеловал ее, раздвинув губы языком, и одновременно вошел в нее одним сильным, мощным толчком. Она ответила ему, сжав внутренние мышцы, и крепко обняла его, сцепив руки у него на спине. Ее губы были жаркими, поцелуи страстными. Она извивалась, пытаясь высвободить руки. Поняв, что он ее не выпустит, она обхватила ногами его талию. Он снова вошел в нее, и она выгнулась ему навстречу. Он почувствовал ее желание, внезапное затишье перед бурей, от которого внутри все сжалось. Она кричала, не сдерживаясь, крепче сжимая его, пришпоривая его пятками, побуждая не останавливаться, войти глубже. Когда она дошла до пика наслаждения, он с огромным трудом вышел из нее. Потом, тяжело дыша, мокрый от пота, упал на одеяло и притянул ее к себе. Их сердца бились учащенно – в унисон.
Глава 9
"Дорогая мадам Гера!
Я замужем уже полтора года. Я очень люблю мужа, и наши отношения всегда меня удовлетворяли: он – настоящий джентльмен, если вы понимаете, что я имею в виду. В самом деле, у меня не было никаких поводов жаловаться до того рокового дня, когда я пригласила на чай трех своих лучших подруг. Был день моего рождения, и должна признаться, что кроме чая мы пили и крепкие напитки. Разговор перешел на интимные дела. Я была потрясена, узнав, что подруги считают позу, в какой мы с мужем всегда удовлетворяли свои потребности, безнадежно старомодной. Представьте мое изумление, когда они открыли мне множество вариаций… о подробностях лучше умолчу.
Но трудность состояла в том, что я не сумела этого сделать, то есть держать язык за зубами. Увы, во мне проснулось любопытство, тогда как мне бы довольствоваться тем, что есть.
В следующую субботу, когда муж, как обычно, пришел ко мне в спальню, я попыталась обучить его одной из… вариаций. Правда, я заранее придала себе храбрости бокал ом-другим его старого портвейна, но, думаю, на самом деле во всем виноваты мои неуклюжие наставления. Теперь, вспоминая обо всем задним числом, я понимаю: его неудача вовсе не должна была меня насмешить. А после того, как он истратил столько сил, я напрасно ждала, что все получится традиционным способом.
После того случая мне никак не удается уговорить мужа повторить опыт, несмотря на то что я узнала все у подруг подробнее. Что еще хуже, муж решил, что мне захотелось разнообразия в постели потому, что он меня не удовлетворяет. Он даже заподозрил, что раньше я лишь притворялась довольной. В результате наши субботние вечера лишились супружеского утешения. Что мне делать?
Миссис Дж.-А .".
Сентябрь 1840 г.
Эйнзли дочитала письмо вслух и вопросительно посмотрела на Иннеса, который сидел за столом и корпел, как обычно, над конторскими книгами.
– Ну вот, я же говорила, что придумаю, как тебя отвлечь. Как, по-твоему, что она имеет в виду, когда называет мужа "настоящим джентльменом"? Подозреваю, дело не только в том, что он встает, когда она входит в комнату.
Иннес отодвинул бумаги и пересел к ней на большой мягкий диван, стоящий перед камином.
– Она имеет в виду, что в постели он заботится о том, чтобы она тоже получила удовольствие.
– Вот как, – поморщилась Эйнзли, перечитывая письмо. – Я не знала… Неприятно думать, сколько раз мадам Гера совершенно не понимала сути некоторых писем!
– И какой процент от ее переписки занимают такого рода вопросы?
– Тут ты попал в точку! – Эйнзли просияла. – Таких вопросов стало больше с тех пор, как Фелисити придумала службу персональных ответов. Как по-твоему, что мадам Гере посоветовать миссис Дж.-А.? Скорее всего, ее бедный муж совсем разуверился в себе. Ей придется его как-то успокоить.
– Не так давно мадам Гера наверняка написала бы, что бедный муж сам во всем виноват!
– Не так давно мадам Гера понятия не имела о том, что миссис Дж.-А. называет "вариациями", – сухо возразила Эйнзли, – и наверняка не поверила бы, что женщине пристало просить о чем-то мужа в постели. Хотя, наверное, в целом такие просьбы считаются неприемлемыми. Я понятия не имею, как относятся к подобным просьбам другие мужчины. Неужели ты – исключение?
Она выжидательно посмотрела на Иннеса. Тот рассмеялся:
– Не знаю, но, возможно, так и есть.
– Очень жаль, что женщинам так мало известно о "вариациях", как их называет миссис Дж.-А.
– Потому что вариации придают жизни пикантности?
Он ее дразнил. Ее снова обдало жаром, но она решила не поддаваться.
– Потому что, по-моему, неправильно, когда инициатива исходит только от мужчин, – ответила она.
– Не только от мужчин, как тебе известно…
– Иннес, ты прекрасно понимаешь, о чем я. Многие женщины считают постыдным радоваться тому, что совершенно естественно. А практиковать какие-либо другие способы в постели, кроме традиционного, по их мнению, и вовсе греховно!
– Хочешь сказать, существует негласный заговор мужчин, имеющий целью держать жен в неведении? Напоминаю, если ты забыла, что ты – моя жена, и я просвещаю тебя, не щадя сил! Более того, если ты отложишь письмо, я с радостью познакомлю тебя с очередной… как там… вариацией.
– Правда? – Эйнзли прикусила губу, стараясь не ответить такой же озорной улыбкой. – Помнится, кто-то говорил о переутомлении?
Он положил ее ногу в чулке себе на колени и начал массировать ей лодыжку.
– А еще мне не терпится снабдить мадам Геру сырьем, которое ей так нужно, для написания самого подробного ответа.
– Ты снабдил мадам Геру таким количеством сырья, что его хватит на целую книгу!
– Почему бы тебе не заняться этим?
Она откинулась назад, положив обе ноги ему на колени. Руки Иннеса постепенно поднимались все выше. Вот они добрались до полоски кожи над чулками и стали поглаживать ее бедра.
– Чем мне надо заняться? – рассеянно переспросила Эйнзли.
– Почему бы тебе не написать книгу?
Его пальцы скользнули выше. Он пощекотал ее поверх панталон. Вниз. Вверх. Вниз. Вверх. Потом выше. Пальцы пробрались под панталоны.
– Какую книгу?
Пальцы проникли в ее лоно.
– Книгу наставлений. – Он продолжал поглаживать. – Руководство для здоровой семейной жизни или что-то в этом роде, – рассуждал Иннес. – Разве ты сама однажды не говорила, что такая книга была бы весьма полезна? Мадам Гера могла бы рассылать экземпляры своим читательницам. Не сомневаюсь, твоя мисс Блэр будет очень довольна, если удастся напечатать рекламу такого издания в ее журнале.
– Совсем забыла о том разговоре. Ты правда думаешь, что такую книгу будут покупать?
– Ты лучше меня разбираешься в таких вопросах, вот и скажи, что ты думаешь.