* * *
С возвращением сына из Германии и сдачей в Москве экзаменов на звание магистра философии Варвара Петровна впервые за долгое время воспрянула духом. Маленькая, с костылем в руках, сильно постаревшая от тяжести недавних испытаний, она лучилась счастьем, глядя на сына, заступавшего на службу в Министерство внутренних дел. Иван разительно изменился внешне. От прежней тучности и неловкости не осталось и следа. Теперь это был высокий, широкоплечий красавец с густой шевелюрой темных, как у Варвары Петровны, в крупную волну волос.
То и дело Иван ловил на себе страдальчески-страстный взгляд матери. Он не мог себе представить, до какой степени в нем, двадцатитрехлетнем, проявилась отцовская стать, тот тургеневский авантаж, перед которым невозможно было устоять. Варвара Петровна смотрела, и сердце ее начинало бешено колотиться. "Погубитель. Весь в отца".
Мужественная, благородная внешность Тургенева сейчас же обращала на себя внимание. Это началось, словно по тайному умыслу судьбы, именно с той поры, когда он был в возрасте своего молодого отца, ненароком заглянувшего в Спасское, - и не кончалось уже никогда. В него влюблялись женщины разных возрастов, сословий, национальностей. Многим, без всякой вины с его стороны, он осложнил судьбу: кто-то спасался от страсти к нему в случайном браке, кто-то даже оставлял мирскую жизнь и уходил в монастырь.
Но в отличие от отца, считавшего женщину одним из дивных удовольствий на земле, Тургенев видел в ней жертву непреодолимых обстоятельств и мужского эгоизма.
Его героини-умницы хороши собой, с душой нежной и богатой, всегда лучше того мира, в котором живут, и этот мир мстит им за их нравственное превосходство. Они всегда несчастны, и самое ужасное то, что источником этого становится человек, которого они искренне и преданно любят.
…Героиню первого произведения Тургенева, появившегося в печати, звали Параша. Она и дала имя тонкой изящной книжице, увидевшей свет весной 1843 года. Автору шел двадцать пятый год.
Это была история в стихах о молоденькой женщине, чем-то напоминавшей пушкинскую Татьяну. О том, что замужество, вместо того чтобы дать ей расцвести, убивает в ней нравственные и физические силы. Чувства тускнеют, словно покрываются пылью.
Молодой Тургенев полон сострадания к своей героине:
Мне жаль ее… быть может, если б рок
Ее повел другой - другой дорогой…
Многое изменится. На смену стихам придет проза: появятся повести, пьесы, романы. Однако внимание к женской душе останется на всю жизнь. И никому более не удастся так высоко оценить силу женских чувств, нерассуждающую самоотверженность, неспособность к предательству.
…Можно представить, какой радостью для Варвары Петровны стал выход в свет "Параши". Это событие оправдывало материнские надежды и убежденность в том, что ее Ванечку ждет особая судьба.
Читатели приняли литературный дебют Тургенева тепло. Критика тоже. Даже строгий В.Г.Белинский не пожалел для "Параши" прочувствованной строки. Он назвал первый опыт никому не известного автора "одним из прекрасных снов на минуту проснувшейся русской поэзии". Красиво сказано!
Свою поэму Иван Сергеевич подписал инициалами "Т.Л." - Тургенев-Лутовинов. Варвару Петровну это тронуло до глубины души.
"Я прошу тебя, - отозвалась она из Спасского, - быть в твоем сочинении Лутовиновым". Ей понравилась "Параша". Тургенева не сомневалась, что вместе с первой книжкой к сыну явится известность. Талант - в нем есть что-то волшебное. Он всегда отделяет своего обладателя от толпы. "Я тщеславна, - признавалась Варвара Петровна и заклинала: - Нет, не переставай писать!"
Легко сказать: "Не переставай!" Но когда? После заседания в министерстве? С другой стороны, Варваре Петровне только в страшном сне могло присниться, что для сына литераторство сделается не дополнением к чиновничьей карьере, а делом жизни.
…Наступило 1 ноября 1843 года. Этот день Тургенев назвал для себя "священным".
В Петербурге, в одном из домов на Невском, он познакомился со знаменитой европейской певицей, прибывшей на гастроли в Россию. Ее звали Полина Виардо.
Впервые увидев мадам Виардо в "Севильском цирюльнике", Тургенев вышел из театра потрясенный. Восхитительные бархатные ноты, каких, казалось, никто никогда не слыхивал, продолжали звучать в его душе.
Певица красотой не отличалась: была небольшого роста, с крупными чертами лица, да к тому же имела супруга, неотступной тенью следовавшего за ней. Однако ничто не могло охладить вспыхнувшего в Тургеневе чувства к "безобразной красавице". Он шел к ней, как на зов Сирены, хотя в душе, наверное, понимал бесперспективность, а может, и погибельность своей страсти.
Узнав, кого выбрал сын в "дамы сердца", Варвара Петровна пришла в смятение. Она сразу же почувствовала опасность со стороны певуньи-испанки.
Как только объявили о гастролях Виардо в Москве, Варвара Петровна поспешила в театр. Едва поднялся занавес и певица появилась на сцене, Тургенева впилась в нее глазами. Она тут же разглядела все недостатки внешности Полины, несмотря на искусный грим, красивую прическу и великолепно сидевший костюм. Дивные большие, темные испанские очи - они не могли искупить тяжелую "лошадиную челюсть", огромный, как кто-то выразился, "рыбий рот". Но минутное торжество Варвары Петровны исчезло без следа, стоило ей услышать голос певицы. Это было колдовство, наваждение. Звуки необыкновенной красоты настолько пленяли слушателей, что никто не обращал внимания на то, какова певица собой, что в ее облике хорошо, а что никуда не годится. Ее пение производило незабываемое впечатление.
Варвара Петровна вернулась домой совершенно потрясенная, сказав домочадцам одну лишь фразу голосом усталым и обреченным:
- А надо признаться, хорошо поет проклятая цыганка!
Эту ночь она провела без сна. Ее чутье и знание души сына говорили, что следует готовиться к большой беде.
Так и случилось. Месяцем позже из Петербурга приехал Иван, сдержанный, спокойный, уже все решивший.
Он сказал матери, что решил оставить службу в Министерстве внутренних дел. Это не его, решительно не его. Никакой карьеры он делать не будет. Выждав минуту и отойдя к окну, чтобы не видеть материнского лица, ровным голосом произнес, что решил вместе с семейством Виардо отправиться во Францию.
Потом были уговоры, требования, угрозы. Прощание матери с Иваном Сергеевичем вышло ужасным. Прислуга слышала вопли, что-то тяжело падало на пол. Все попрятались.
Варвара Петровна дала сыну денег только на дорогу до Парижа.
…Никогда Варвара Петровна не чувствовала такого опустошения и безысходности. Даже когда муж просил отпустить его к непутевой девке Шаховской, даже когда пламя пожирало ее Спасское, она спасалась мыслью: у нее есть то, над чем никакие измены и пожары не властны. Ее сыновья. Теперь их не было с нею. Она перетерпела бы все, если б знала, что их сердечный выбор обещает им в будущем хорошие семьи и твердое положение в обществе. Для этого она хлопотала всю жизнь, не жалела денег, нанимала учителей, посылала за границу, сводила знакомства, писала письма, копила добро, чтобы они и ее внуки ни в чем не нуждались, чтобы род Тургеневых благополучно продолжался… Кому же в руки попали ее красавцы? И что осталось у нее?
* * *
Варенька Богданович… Мы еще почти ничего не рассказали о ней, появившейся на свет при столь драматических обстоятельствах. Она и сама о них мало что знала: Варвара Петровна не любила вдаваться в подробности своей жизни. Если ее сердце и приоткрывалось, то только Ивану Сергеевичу.
Дочь за все время не слышала от нее ни одной жалобы: ни на неудавшуюся семейную жизнь, ни на сокрушительные материальные потери, ни на сыновей, живших по-своему, ни на печальную юность.
Лишь случай позволил Варе понять, что в глубине души матери таится прежняя боль. Однажды Варвара Петровна затеяла поездку в Сомово, в прежний дом отчима: нередко бывает, что людей влечет туда, где в прошлом они испытали потрясения - не важно, радостные или горестные.
Когда Варя, бродившая с матерью по пустому дому, направилась к очередной двери, намереваясь ее открыть, то услышала за спиной материнский вопль: "Не тронь! Не тронь! Это проклятые комнаты".
И Варя поняла: что-то жуткое связано у матери с тем, что ей пришлось пережить за этими дверьми.
Лишь в одном письме, посланном пятнадцатилетней дочери, Варвара Петровна призналась: "Сироты не бывают долго детьми… Я была одна в мире".
…В шестнадцать лет Варя Богданович не могла не задумываться, при каких обстоятельствах появилась в тургеневском доме.
Разумеется, ее положение воспитанницы Варвары Петровны - так в доме было объявлено - заставляло девушку быть сдержанной, осмотрительной и не задавать лишних вопросов. Тургенева, правда, не раз давала Варе понять, что она ее родная дочь.
Воспоминания о детстве у Богданович окрашены в светлые тона:
"Любила меня Варвара Петровна, говорят, даже больше, чем сыновей своих в детстве. Наряжала меня роскошно, все было из магазина Salomon (хозяина дорогого и модного петербургского магазина. - Л.Т.) - знаменитости тогда. Куклы и игрушки мои возбуждали зависть моих маленьких гостей. Самые лучшие детские книги высылались мне Николаем Сергеевичем из Петербурга. Мучением же назвать нельзя заслуженные и незаслуженные иногда выговоры и наказания за детские проступки. Самым жестоким наказанием была ссылка в угол, где мне ставили стул, на котором я должна была, по мере вины, просидеть 2 или 3 часа, а иногда и более…"
Чтобы дочери было не скучно, Тургенева взяла на воспитание крепостную девочку Мавру, одних лет с Варей.
Старалась Варвара Петровна обеспечить дочь и на будущее. На ее имя был положен капитал в пятьдесят тысяч рублей. А в день совершеннолетия Варя получила от своей матери шкатулку, где лежало на двадцать восемь тысяч украшений из бриллиантов.
Однако стараниями умной и дальновидной Варвары Петровны у нее в руках оказался куда более надежный капитал, нежели деньги и драгоценности. С малых лет у Вари были гувернантки и учителя, а потом мать поместила ее в хороший пансион. В результате Варвара Богданович в совершенстве овладела четырьмя языками, умела играть на фортепьяно.
Вот еще один пример, насколько всякое знание и умение может пригодиться в жизни! В силу некоторых обстоятельств оказавшись в затруднительном материальном положении, Варвара Николаевна "давала на дому уроки музыки, готовила учеников к вступительным экзаменам в разные учебные заведения, репетировала гимназистов и гимназисток. Она также была учительницей французского языка и географии в егорьевской прогимназии".
Варвара Петровна смотрела далеко вперед и всеми силами старалась, чтобы дочь была окружена людьми, на помощь которых могла рассчитывать. К ней в дом по-прежнему на правах старейшего друга и врача наезжал доктор Берс. Сыновья Варвары Петровны относились к Варе с несомненной родственной теплотой. На склоне лет она особенно вспоминала, как нежен и ласков был с нею Иван Сергеевич, какую кутерьму они устраивали в квартире, когда он, уже студент, часами возился с ней, выполнял все ее детские прихоти. Варвара Петровна, бывало, ворчала:
- Перестань, Иван, ты испортишь ребенка…
Их приязнь, впрочем, в дальнейшем оказалась поколеблена. Это случилось после смерти Варвары Петровны, когда, как сплошь да рядом бывает, "в отношение между людьми вторглись деньги. Все заволновалось, и много мути, схороненной на дне души человеческой, поднялось на поверхность".
…На двадцать четвертом году жизни Варвара Николаевна вышла замуж за рязанского помещика Д.П.Житова, прожила в Егорьевске сорок четыре года, где и окончила свой век.
Жизнь, очевидно, не баловала ее. Неоднократно она просила материальной помощи у Ивана Сергеевича, имя которого было уже овеяно большой славой. Не в правилах благородного сердца писателя было отказывать, и он посылал госпоже Житовой деньги, сопровождая это теплыми письмами. Но когда незадолго до кончины Тургенева, тяжко болевшего, она предложила приехать во Францию, чтобы ухаживать за ним, он не согласился.
…В Варвару Николаевну Житову было выпущено немало критических стрел за опубликованные ею в "Вестнике Европы" за 1884 год "Воспоминания о семье И.С.Тургенева". Ей ставили в вину, что она здесь "явилась защитницей Варвары Петровны Тургеневой".
Создается впечатление, что упрекавшие в этом Житову люди вовсе не читали ее мемуаров. О порядках, царивших в Спасском, о самовластии женщины порой до жестокости тяжелого характера здесь сказано совершенно откровенно. В.Н.Житова вовсе не уклонялась от печальной правды и именно это ставила себе в заслугу. "В моей характеристике Варваре Петровне, - писала она, - ярко виден источник ненависти Ивана Сергеевича к крепостничеству".
Однако чувство справедливости, а к нему, конечно, примешивались родственные мотивы, подвигли дочь Варвары Петровны взглянуть на свою мать как на жертву таких жизненных обстоятельств, которые не могли пройти бесследно для любой женщины.
И убежденность в этом давала Житовой право и силы добавить иные краски в портрет той, которая подарила России одного из самых гениальных писателей.
Дочь Тургеневой писала, что историческая характеристика Варвары Петровны во многом сложилась на основе рассказов, "почерпнутых из неверных источников, от людей, не живших с нею, не знавших или не понимавших ее, рассказов, перешедших уже в область легенд, допускающих и преувеличение, и добавление собственной фантазии".
Воспоминания Житовой убеждают: мать Ивана Сергеевича - фигура трагическая, способная вызвать разного рода раздумья, в частности и о том, к чему приводит бескомпромиссность. Варвара Петровна сама, своей неуступчивостью тому, что уже не в ее власти было изменить, мучила себя так, как едва ли это мог сделать самый заклятый враг.
* * *
Ни обширные знакомства, ни книги и театры, до которых Варвара Петровна оставалась очень жадна, ни даже дочь не могли ей заменить Николая и Ивана. От последнего, правда, аккуратно приходили письма, но немногословные, далеко не такие откровенные, как раньше. Он писал словно по обязанности, что очень ее огорчало. Но ничего не поделаешь: Иван находился во Франции возле своей "проклятой цыганки".
А Николай жил в Петербурге. От домочадцев, приживалок и приживалов, обретавшихся у нее, Варвара Петровна знала, что старший сын очень нуждается и весь доход его семейства составляют деньги, которые он получал, давая уроки французского языка.
Эти сведения навели Варвару Петровну на мысль: воспользовавшись нуждою Николая, залучить его обратно к себе. Ей казалось это делом нетрудным. Она еще не знала, что сын после нескольких лет сожительства с Анной Шварц, отчаявшись добиться от матери разрешения на женитьбу, все-таки обвенчался с нею. И конечно, на все предложения матери, обещавшей ему - естественно, одному - место управляющего и золотые горы, он отвечал, что не может оставить свое семейство.
Помимо законных брачных уз имелась и еще одна веская причина для отказа от самых заманчивых посулов: в семье росло уже трое детей-погодков - два мальчика и девочка.
Николай знал характер матери, да и своей жены тоже. Он понимал, что никакого сближения между ними ни при каких обстоятельствах быть не может. А потому никогда не просил о снисхождении, не пытался разжалобить мать, описывая нужду и скудность, в которой растут его дети.
И все-таки это были внуки Варвары Петровны. Видимо, эта мысль не давала ей покоя и в конце концов привела в Петербург, где жили маленькие Тургеневы.
Об этой драматической ситуации Варвара Богданович писала так:
"Она пожелала их видеть, но в дом к себе не пустила и велела их пронести и провести мимо своих окон по улице, что и было исполнено. Бабушка из окна посмотрела на них в лорнет и заметила, что старший мальчик напоминает Николая Сергеевича в детстве…
По приезде из Петербурга Варваре Петровне пришла фантазия потребовать у сына портреты его детей. Видя в этом, как он и сознался после, проблеск нежности и возлагая на это даже некоторые надежды, Николай Сергеевич не замедлил исполнить приказание матери. Портреты были сняты и по почте высланы в Москву.
Пришло объявление на посылку из Петербурга. Варвара Петровна подписала доверенность на получение и на другой день утром приказала подать себе ее в спальню.
Андрей Иванович (А.И.Поляков, доверенный человек Тургеневой. - Л.Т.) внес маленький ящичек, зашитый в холстину.
- Разрежь и раскрой, - был отдан приказ.
Поляков исполнил, вынул несколько листов бумаги, наложенных сверху, и не успел еще вынуть лежащего в рамке первого портрета, как Варвара Петровна сказала:
- Подай!
Весь ящик был подан и поставлен на стол перед нею.
- Ступай! Дверь затвори!
Рядом с Агашенькой (женой Полякова. - Л .Т.) стояла я в смежной комнате, притаив дыхание… Что-то будет?