Она сбегала к ручью, потом еще раз проверила все закутки внутри дома и встала на пороге, точно могла призвать мать силой мысли.
Ландшафт был по-прежнему пуст. Нужно начать поиски, но в каком направлении?
Маргрет обвела взглядом поля и холмы. Нет. Сегодня куда большая опасность исходит от человека.
Она взяла с полки фонарь, запалила трясущимися руками фитиль и пошла в сторону деревни.
***
После ужина Александр накинул плащ и, извинившись, отказался от ежевечернего чтения Библии, испытывая неодолимое желание выйти на свежий воздух. Диксон неодобрительно нахмурился, но Александр устал от его бесконечных вопросов. Священник, видно, рассчитывал, что охотник вычислит ведьму и укажет на нее сразу после прибытия в деревню, но сделать это было не так-то просто. Не для того, кому важно быть полностью уверенным в своей правоте.
Услышав, что он уходит проверить, нет ли чего подозрительного на улицах, священник отпустил его, восхитившись его храбростью. Разубеждать его Александр не стал. Пусть думает, что хочет. Смотреть злу в лицо он давно не боялся. Храбрость требовалась ему для другого: чтобы заглянуть в лицо самому себе, своему прошлому, вопросам, которыми он задавался вновь и вновь, спрашивая себя, что он мог сделать, но не сделал для того, чтобы спасти свою мать.
Снаружи не было ни души. Люди спрятались за закрытыми дверями и ставнями окон от того, что шастало в ночи под убывающей луной.
Он направился на север деревни и, ступив на мост, заметил, что навстречу ему движется бесплотный огонек. Когда огонек приблизился, он понял, что это фонарь в руке женщины, которая шла быстрым шагом, почти бежала.
Что побудило ее выйти из дома в столь поздний час, да еще в одиночку?
- Стойте! - крикнул он. - Кто это?
Свет резко остановился. Фонарь закачался, освещая тропу, но лицо женщины осталось в тени.
- Прочь с дороги!
Он не шевельнулся, поставив ее перед выбором: либо ретироваться, либо подойти ближе.
Она подняла фонарь, освещая его лицо. В первую секунду свет ослепил его, а после отбросил дьявольские тени на знакомые черты. Маргрет Рейд.
Узнав его, она ахнула от неожиданности.
- Что вы здесь делаете? - спросил он, стараясь не замечать покалывание внизу живота.
- Прошу вас. - Она тяжело дышала. - Я спешу.
- Куда?
Не ответив, она вытянула шею, высматривая что-то - или кого-то - за его спиной, потом попыталась обойти его, но он успел поймать ее за свободную руку.
- Вы с кем-то встречаетесь?
- Нет, - без колебания ответила она. - Отпустите меня.
Полнолуние уже миновало, День всех святых еще не наступил, но ведьмы могли устраивать сборища и в обычную ночь.
- Боитесь опоздать?
- Куда?
- На шабаш.
Даже в рассеянном свете фонаря было заметно, как сильно она побледнела.
- Хотите объявить меня ведьмой только за то, что я вышла на улицу после заката?
- Хочу спросить, с какой целью вы вышли на улицу после заката.
Приподняв фонарь, она испытующе посмотрела ему в лицо. На ее лбу залегла хмурая складка.
- Хорошо, - сказала она наконец. - Раз вы настолько мне не доверяете, идемте со мной.
Он выпустил ее руку и, когда Маргрет прошмыгнула мимо, устремился следом.
- Куда мы идем?
- Искать мою мать.
***
Безрассудный, рискованный шаг, но был ли у Маргрет выбор? Если охотник на ведьм задержит ее, некому будет искать ее мать, некому будет заботиться о ней и спасать от демонов, что преследовали ее по ночам.
- Вашу мать, - услышала она позади его голос, такой торжествующий, словно он подобрал ключ к сложному замку. - Которая живет с вами.
- Да. - Поздно задаваться вопросом, можно ли ему доверять. - Она убежала.
- Убежала?
- Тихо! - шикнула Маргрет, напрягая слух.
Она услышала знакомое бормотание. В конце тропинки, на окраине деревни.
- Сукины дети. Пропадите пропадом и вы, и ваше потомство в придачу.
Все-таки опоздала.
Она бросилась бежать, чуть не выронив фонарь, но не обратила на это внимания, как и на Александра, тенью последовавшего за ней.
- Мама!
- Чтоб вас черти забрали! - Голос ее окреп. Она затрясла воздетыми к небесам кулаками, пряди седых, спутанных волос развевались вокруг ее лица и ниспадали на спину.
Маргрет тронула ее за плечо, останавливая, успокаивая.
- Мама, идем домой, сейчас же.
- Но они уже близко! Я их видела!
Без единого слова охотник забрал у Маргрет фонарь, и она, обняв мать освободившимися руками, взглянула на него с невольной благодарностью.
- Ш-ш, - зашептала она, молясь, чтобы ее голос прорвался сквозь гул воображаемых голосов. - Я знаю, знаю. Но все будет хорошо. Я с тобой. Они ушли.
В кузнице, что стояла неподалеку, приоткрылись оконные ставни и тотчас захлопнулись.
Она потянула мать в темноту, надеясь, что, если раствориться в ночной тиши, то люди за окном сочтут, что все это им приснилось.
И тут мать заметила высокий черный силуэт охотника на ведьм.
- Он явился за мной! - завопила она пуще прежнего, вынуждая Маргрет, которая вела ее, сорваться на бег. - Ску-у-у-б! Ску-у-у-б! Дьявол пришел забрать меня!
Охотник, не отставая, следовал за ними. Плащ хлопал на ветру, и впрямь придавая ему сходство с обитателем преисподней.
- Нет, мама, он не Дьявол. - Она надеялась, что говорит правду. - Ну пожалуйста, - задыхаясь, взмолилась она на бегу, - не кричи.
Кто еще услышал ее крики? Что они успели увидеть? Если охотник на ведьм выдвинет обвинение, у него не будет недостатка в свидетелях.
Остановилась она только на мосту, за деревьями, что стеной росли вдоль реки. Не сводя взгляда с черного призрака, маячившего рядом, мать в ужасе верещала, не умолкая, но шум течения и шепот сухих листьев перекрывал ее стенания.
Ненадолго отпустив ее, Маргрет обессиленно привалилась к каменному ограждению моста и перевела дух, но когда Александр Кинкейд приподнял фонарь, и на его беспощадное, безмолвное лицо легли рваные пятна света, мать снова пронзительно закричала.
Страх, гнев, отчаяние разом обрушились на Маргрет. Схватив мать за плечи, она резко ее встряхнула.
- Замолчи! Иначе Дьявол на самом деле придет и утащит тебя.
Крики прекратились; вместо них хлынули слезы, которые мать, всхлипывая, тщетно пыталась сдержать. Маргрет затопило чувство вины, но умом она понимала: лучше уж пусть она плачет, чем перебудит всю деревню криками о Сатане.
Она попыталась отвернуть мать от охотника и прижать к себе, но та, оцепеневшая от страха, не поддавалась и глядела на него в упор, обливаясь слезами, точно вместо него видела перед собою своего палача.
- Давно она в таком состоянии? - Голос его прозвучал мягче, чем она ожидала.
Давно ли? Почти всю жизнь. Так давно, что уже и не упомнишь, что когда-то все было иначе.
- Довольно давно.
Она зажмурилась, сдерживая воспоминания. Дом в Эдинбурге. Ее комната. Слуги. Уроки. Платья с кружевной отделкой, вечера у камина, материнский смех, ласковые руки, укладывающие ее спать.
А потом появился один из его племени, и той жизни настал конец.
Мать наконец отвернулась и зарылась лицом в ее шаль. Пока она плакала, Маргрет смотрела поверх ее плеча на человека напротив. Все может закончиться прямо здесь и сейчас, и тогда все ее усилия, потраченные за год, пойдут прахом.
- Прошу вас, не забирайте ее.
Только одно ей оставалось: молить этого незнакомца о милосердии. Быть может, в нем пробудится жалость. Быть может, из этого мира исчезла еще не вся доброта.
Он поднес фонарь вплотную к ее лицу. Теперь уже она была ослеплена, едва различая его глаза за пятном света.
Наступила тишина; Маргрет чувствовала, как охотник безмолвно изучает ее лицо испытующим взглядом, заставляя их обоих - ее и страдальчески трясущуюся мать - мучиться в ожидании его приговора. Ей отчаянно захотелось завыть, как только что выла мать, понося мир, как несправедливое, неподвластное пониманию место.
Но она сдержалась.
- Лучше заберите ее домой, - ответил он наконец удивительно мягким голосом.
Страх схлынул, и она обмякла. Отсрочка. Последствия грянут завтра.
- Идем, мама, - сказала она. - Давай вернемся домой.
Мать заковыляла вперед, то и дело пугливо оборачиваясь на охотника, который, освещая тропу, зашагал следом.
Маргрет не нравилось, что он увязался за ними, но обратная дорога обещала быть долгой, поддерживать мать и одновременно держать фонарь она не могла и потому не стала возражать, когда Александр бесплотным духом поплыл за ними, а фонарь, покачиваясь в его руке, послал вперед длинные тени.
Сквозь тучи на них смотрел огрызок луны. Ветви деревьев трещали под напором ветра, швырявшего им под ноги пригоршни пожухлых листьев. В такую ночь легко можно было представить себе, как по дорогам рыщет сам Дьявол, или поверить в то, что во тьме привольно блуждают его прислужницы-ведьмы. Легко увидеть, как по деревне гуляет зло.
Можно даже увидеть призраков, которые померещились ее матери.
Как только они оказались дома, Маргрет дала матери Генриетту, и та, попав в знакомую обстановку и получив любимую игрушку, сразу успокоилась.
Самой Маргрет было не до спокойствия, ведь в дверях стоял он.
- Я должна попросить вас… - она запнулась, - никому о ней не рассказывать.
Если он уйдет прямо сейчас, быть может, все обойдется…
Но он не ушел. Он закрыл за собой дверь, подошел к камину и, точно считал себя вправе хозяйничать в чужом доме, взял кочергу, чтобы разворошить угли.
Маргрет бросила взгляд на мать, потом на лестницу, ведущую на чердак.
- Ступайте, - сказал он, считав ее мысли. - Я подожду здесь.
Тревожно оглядываясь на то, как он возится с огнем, Маргрет повела мать наверх, потом уложила ее в кровать и вполголоса прочла наизусть вечернюю молитву. Мать перевернулась на бок, прижала куклу к груди и в изнеможении закрыла глаза.
А Маргрет вернулась на лестницу и посмотрела вниз - на человека, во власти которого было уничтожить все.
Глава 4.
Когда шаги Маргрет затихли на лестнице, а в камине разгорелся огонь, Александр оглядел скудно обставленное, но опрятное помещение.
Живет она, похоже, одна, однако овса закупает изрядно. Теперь он знал, почему. Какие еще секреты она утаивает? Пока есть время, надо обыскать комнату. Вдруг найдется какая-нибудь зацепка, которая поможет ему понять: кто они такие, эти женщины, и зачем явились в деревню.
Он обвел взглядом меблировку. Более удобная, чем то, что можно встретить в жилище простого крестьянина, но какая-то странная, смешанная. Стол со стульями старые, грубо сколоченные, а шкаф и комод с ящиками для хранения сработаны руками искусного плотника. На почетном месте напротив камина гордо, как трон, стоял стул с подлокотниками.
Александр открыл дверцы шкафа. На полках стояла деревянная посуда, замеченная в ее корзине, и несколько коричневых и белых кувшинов с узким горлышком. Мешочки с овсом и ячменем, соль. Обязательная Библия. Ничего неожиданного.
Сверху послышались перепады голоса. Она что-то читала. Молитву или заклинания? Сердце свело судорогой, а после оно окаменело. Из-за таких, как они - если эти две женщины и впрямь были ведьмами - у него больше не было матери.
Нежеланные воспоминания хлынули потоком, и остановить его не получилось. Проклятие женщины с улицы. Внезапная болезнь матери. Бессилие докторов. А потом…
Стиснув зубы, он рывком выдвинул ящик комода. Стопка постельного белья из небеленого полотна. Фартук. Полотенце. Обычные вещи.
Выдвинул второй ящик и замер.
Внутри лежало тончайшее, как паутина, кружево, много кружева. Чепцы, воротники, манжеты. Кончиком пальца он осторожно подцепил одну вещь. Мягкая. А какие затейливые узоры… Нечто подобное Александр видел на одежде богатейших дам и господ Эдинбурга.
А еще в кружевном гнездышке обнаружилась бело-голубая ваза, совсем маленькая, под один цветок. Расписной фарфор, творение делфтских мастеров. Как такое сокровище могло попасть в жалкий приграничный коттедж?
Услышав шаги, он закрыл ящик и повернулся к комоду спиной. Прямой вопрос о том, откуда у нее столь дорогие вещи, выдаст цель его поисков. Он начнет издалека.
Но когда Маргрет, озаренная теплым светом огня, появилась на лестнице, он впервые увидел ее по-настоящему.
И оторопел.
Ее чепец сбился на затылок, отчего волосы свободно разметались по плечам. Темно-каштановые, сияющие всеми оттенками красного, рыжеватого, бурого, они словно вобрали в себя цвета осенней листвы.
- Спасибо вам, - молвила она явно через силу и совсем не то, что он ожидал.
Он вопросительно приподнял бровь.
- За то, что помогли привести ее домой.
Он кивнул, зная, что его мотивы не заслуживают ее благодарности.
- Она спит?
Маргрет кивнула.
Теперь, когда она сняла шаль, он увидел, что ее платье, пусть подол и обтрепался от долгой носки, пошито из тонкой шерсти. Корсаж плотно облегал ее талию, открывая его взгляду округлости грудей, изгиб ее бедер…
Усилием воли он принудил себя поднять взгляд на ее лицо и попал в плен встревоженных - и таких непостижимых - глаз.
Не позволяй ей отвлечь себя.
- Часто с нею бывает такое?
Она отвела взгляд.
Не доверяет ему. Мудрая женщина.
- Время от времени.
- Насколько часто?
Оставив этот вопрос без ответа, она жестом обвела пустую комнату.
- Простите. - Отвернула глаза в сторону, на стул около камина. - Мне нечем вас угостить.
Он расслышал нотки сожаления. Словно когда-то в ее распоряжении были все доступные земные блага. Словно она привыкла к тому, что вокруг гостей должны хлопотать слуги, предлагая им финики, орехи и сыр.
Словно когда-то ее шкафы ломились от кружева.
- Ничего не нужно. - Не спрашивая разрешения, он сел на табурет за деревянным столом. Она присела напротив и подперла щеку ладонью - понуро, точно больше не могла сносить тяжесть этого дня.
- Когда… - Когда она стала одержимой? Вряд ли она ответит, но спросить было необходимо, и Александр спросил, сам не зная, кто задал этот вопрос: охотник на ведьм или осиротевший сын. - Когда это началось?
Не поднимая глаз, она мотнула головой и одновременно пожала плечами.
Он знал, что обязан надавить на нее, расспросить, как следует, выудить из нее все, и все же не представлял, чтобы та седовласая женщина, поносившая Дьявола, была способна призывать зло. В ее стареющем теле жила душа ребенка, который страшился темноты и вещей, видимых ею одной.
Он потерял мать, но и Маргрет потеряла свою, причем ей приходилось много тяжелее, ведь она была принуждена день за днем жить с ее лишенной разума физической оболочкой.
- Мне жаль, - вырвалось у него.
Не сумев совладать с порывом утешить ее, он тронул ее за плечо. Она вздрогнула под его ладонью, потом сбросила ее, выпрямляя спину. Ее странные очи настороженно заглянули в его глаза, и по его венам рябью понеслась сладостная дрожь.
Что она сделала? Наложила на него заклятие? Или это обычная мужская реакция на женщину?
Он отпрянул от нее, испытывая неловкость и проклиная свою слабость. Скоби предостерегал его от опасности угодить в западню сочувствия. Его задача - допросить ее, а не утешить.
- Я прошу вас, - произнесла она - спина прямая, глаза глядят на него в упор, - нет, я умоляю вас никому не говорить.
- Люди уже что-то подозревают.
- Но они не знают наверняка.
Подозрение порой может быть хуже правды. Но в чем она заключается, эта правда?
- Я не могу обещать…
Теперь она сама потянулась к нему и крепко сжала его руки, сложенные на неструганых досках стола.
- Пожалуйста. Если люди узнают, они подумают…
Он знал, что они подумают. Ведьма. Одержимая. То, что должен думать он сам.
- Но вы не можете прятать ее вечно. - Ее ладони окружили его руки теплом, словно удобные, разношенные перчатки.
- Я должна! Ее можно удерживать в спокойном состоянии только здесь, когда никого нет рядом. Вы же видели, что с нею стало, когда увидела вас.
Когда она приняла его за Дьявола. Для нее, впрочем, он вполне может оказаться таковым.
- Но она выкрикивала проклятия, взывала к Сатане.
Внезапно вспомнив, кто он такой, она отдернула руки и сложила их в молитвенном жесте.
- Она старая женщина, у которой помутился рассудок. Она опасна только для самой себя. Прошу вас, сжальтесь над нею.
Сжалилась ли та ведьма над его матерью? Нет. Но раскрыть ее существование и не предъявить обвинения нельзя. Сперва нужно получить неопровержимые доказательства.
- Я подумаю.
Она испустила вздох, и взгляд ее привычно опустился в стол.
- Вы прибыли сюда недавно? - О том, как и когда она появилась, он знал от Диксона, но хотел проверить, насколько она с ним честна.
Вместо ответа она опять неопределенно пожала плечами.
Александр сделал еще попытку.
- Что за семья жила здесь до вас? - Коттедж был непритязательным, но крепким и добротно сработанным, как и жилище священника, однако Годар, судя по описанию, не походил на человека, который мог бы хранить кружево.
Повисло молчание. Он терпеливо ждал. Она не отвечала.
- Коттедж стоял пустым, когда мы приехали, - дала она, наконец, ответ, который ничего ему не сказал.
- А где вы жили раньше?
- Раньше? - Это слово, казалось, напомнило ей о давно утраченной и почти забытой жизни. Она подняла взгляд вверх, точно ее воспоминания хранились под потолком.
Потом снова села с прямой осанкой и посмотрела на него в упор.
- А где жили вы, мистер Кинкейд?
Она скрывает свое прошлое. Почему?
- Близ Абердина. - Отец его был лэрдом, он - младшим сыном. Когда-то, давным-давно. - Но я много где побывал. Пока служил в армии. И учился в университете. В Эдинбурге.
Она вздрогнула, глаза ее округлились. Что-то связывает ее с Эдинбургом. Он подался вперед.
- Так вы оттуда? - Ему сказали, что она из Глазго.
Она встала.
- Вам давно пора возвращаться.
Александр проследовал за нею к двери. Он и впрямь задержался. Диксон, наверное, весь извелся от беспокойства, полагая, что его забрал Сатана.
Остановившись на пороге, он уловил ее аромат, похожий на сладкое благоухание восковницы, этот аромат притягивал, увлекал его за собой. Рукой, что недавно касалась ее плеча, остро захотелось погрузиться в ее непокорные волосы, пропустить их сквозь пальцы, привлечь ее губы к своим…
Она прочла желание в его взгляде, и у нее перехватило дыхание.
- Доброй ночи, мистер Кинкейд.
- Доброй ночи, вдова Рейд. - Он овладел собою и отступил назад, внимательно наблюдая за выражением ее лица. Но ее эмоции вновь были надежно замаскированы. - Я сохраню вашу тайну - пока.
Пока он не выяснит точно.