- А как же рояль на грузовике? - вдруг вспомнил Крамер.
- Рояль, конечно, тоже по понтону, - не задумываясь ответил Пайпер. - Это ценный инструмент.
Снова затарахтели моторы. Саперы спешно закрепляли мост. БТРы с ранеными один за другим снова поползли на понтон. Колонна "пантер" и БТРы с пехотой, развернувшись, двинулись к броду. Мост заметно качало. В темноте мелькали голубые огни - это регулировщики указывали путь водителям. БТР, на котором находилась Маренн, заехал на понтон и медленно пошел вперед. В лицо летел крупный, сырой снег. Прямо рядом с машиной саперы изо всех сил отбивали напирающую грязно-серую массу. Она, громоздясь, вползала на настилы. Десятки багров кромсали это студенистое месиво. "Доедем или не доедем? А что если понтон оторвет вместе с БТРом? Машина сразу пойдет ко дну, и вместе с ней все мы". Маренн гнала от себя черные мысли. Знала давно - о плохом лучше не думать, оно само придет. БТР шел так медленно, что казалось, он стоит на месте. С берега река представлялась узкой, теперь же - бесконечной. Наконец, впереди в свете фар она увидела Пайпера, он стоял у своего БТРа. Рядом с ним нервно сжимал руки доктор Вилланд.
Маренн обернулась. На понтон заполз первый "королевский тигр". На его броне плотно сидели пехотинцы. Уступив настойчивости людей, погода смирилась - снег вдруг кончился, и ветер стих. Над переправой в темном небе серебристой россыпью заблестели звезды. Казалось, они касаются горных верхушек, покрытых голубоватым снегом.
- Фрау Сэтерлэнд, - доктор Вилланд подбежал к ней, когда она спрыгнула с БТРа. - Какие испытания, какие испытания. Как вы?
- Я в порядке, Мартин, не беспокойтесь.
- Что там Печке и его "пантеры"? - озабоченно спросил Пайпер Крамера, он приехал на БТРе вместе с Маренн.
- Идут, господин штандартенфюрер, - доложил тот. - На максимально возможной скорости, чтобы снег не налипал. На наше счастье, дно оказалось не очень вязким, много плоских камней, песка. И эти приборы ночного видения, они неплохо помогают.
Из темноты снова послышался треск. Все обернулись.
- В чем дело? - прокричал Пайпер в трубку. - Что опять?
- Снова выбило конец одного понтона, - ответил тот мрачно. - Его сейчас крепят. Но если закрепить не удастся, "королевский тигр" окажется в реке, а мы - под следствием за утрату дорогостоящей техники.
- Пошел! Пошел! - радостно закричали на мосту. - Давай, вперед!
У Маренн отлегло от сердца.
Переправа продолжалась. На первых "пантерах", выехавших на другой берег, переправились Скорцени и Раух.
- Вода действительно бодрит, - пошутил Фриц, он был бледен, на лбу поблескивали ледяные капли.
- Сколько твоих людей переправилось? - спросил Пайпер озабоченно.
- Десятка два, - ответил Скорцени.
- Посылай всех на мост, отбивать снег. Саперы выбиваются из сил. С этой стороны этой гадости плывет очень много.
- Цилле, все ко мне, - Скорцени обернулся к своим подчиненным. - Идем на мост, все. Иначе мы здесь застрянем надолго.
Скорцени, Раух, еще несколько офицеров и солдаты скрылись в темноте на мосту. По-прежнему слышался тревожный, рвущий душу скрип понтонов и назойливое, невыносимое, как острая зубная боль, и такое же монотонное шуршание мокрого снега.
На мосту перекрикивались люди, тарахтели танковые моторы. Те, кто остался на берегу, затаили дыхание и ждали: выдержит, не выдержит?
Наконец, из темноты показалась башня танка, а спустя несколько минут на берег сполз первый "королевский тигр". Пехотинцы спрыгнули на землю, из люка показался усталый командир экипажа. Их встретили аплодисментами.
За первым "тигром" показались второй и третий. К полуночи практически вся техника и личный состав обеих групп без потерь преодолели реку. Понтонный мост разобрали. После короткого отдыха, ближе к утру наконец-то выступили на Аахен.
- Мама! Мамочка! Я так рада тебя слышать!
- И я рада, дорогая моя.
Разместив раненых в госпитале, Маренн сразу направилась в штаб 1-го танкового корпуса СС, чтобы связаться с Берлином. Ей не терпелось сообщить Джилл, что все закончилось благополучно. Пайпер и Скорцени уже были здесь. Они докладывали командиру корпуса группенфюреру СС Герману Приссу о действиях своей объединенной группы и о переправе через Зальм. Маренн узнала об этом от адъютанта Присса.
- Группа "Хергет" тоже вернулась? - спросила она.
- Нет еще, - ответил тот. - Их арьергард атаковали американцы, и они вынуждены были принять бой. Мы ждем их к вечеру.
- Мама, когда ты будешь в Берлине? - взволнованно спрашивала Джилл в трубку.
- Завтра утром, дорогая, - ответила она. - Как у тебя дела? У тебя что-то грустный голос, устала? Много работы?
- Нет, мама, - Джилл сделала паузу. - Просто эта девушка, Ингрид, помнишь, я тебе о ней рассказывала перед твоим отъездом, вот она теперь каждый день звонит мне, чтобы я приходила к ней в кафе, и там почему-то все время плачет…
- Это Джилл? - Скорцени вышел из кабинета Присса и сел в кресло рядом. - Я так понимаю, в Берлине ничего не меняется. Опять Ингрид. Опять ее проблемы. Мы тут подбили сотни три танков, а Ингрид до сих пор не осчастливили элитным ребенком. Ее надо было взять сюда, на театр военных действий, тут бы все быстро решилось, либо был бы ребенок, либо она раз и навсегда рассталась с этой мыслью. А что же Науйокс, сплоховал?
- Отто, пожалуйста, не мешай, - Маренн рассмеялась. - Тут Отто дает тебе советы, точнее, твоей подруге. Ты знаешь, у них с Науйоксом по части советов не задержится. Что? Науйокс не появлялся, а Ирма выписалась из госпиталя? - она взглянула на Скорцени.
- Я же говорил. У нее нюх. Никакие процедуры не удержат, если Алик увязался за какой-нибудь юбкой. Нет, если только подумал увязаться. Чтобы он увязался, она никогда не допустит.
- Передай Отто привет, - попросила Джилл. - Но что же делать, мама? - спросила затем. - Я просто теряюсь. Я не знаю, как теперь себя с ней вести. Признаться, мне все это мешает работать. Конечно, у меня обед всегда в одно и то же время, но я не всегда могу отлучиться. Мне надо ездить с бригадефюрером, у меня много обязанностей, а она устраивает мне истерики, будто я предала ее.
- Тоже мне проблема, - Скорцени усмехнулся. - Что скажет известный в Европе психиатр? - он посмотрел на Маренн с явной иронией.
- Я скажу, что не надо поддаваться на манипуляции, - Маренн отреагировала спокойно. - Назначь ей встречу тогда, когда это тебе будет удобно. И молчи. Что бы она ни говорила, молчи. Пусть рыдает навзрыд, на все кафе, пусть все на нее смотрят. Потом расплатись и уходи. Она ведь как раз хочет, чтобы ты ее успокаивала, сочувствовала ей, испытывала вину за то, что она, как ей кажется, несчастна, такое бывает с девушками в ее возрасте, хочется чего-то, сама не знает чего, но все плохо. Но ты здесь ни при чем. Это ее трудности. И ты не должна брать их на себя. Один раз хорошенько проплачется, больше не будет. Это точно. Поняла меня?
- Да, мама.
- Когда у твоей подруги мама психиатр, лучше не позволять себя лишнего, - заметил Скорцени все с той же иронией. - Лучше помалкивать.
- Что он там говорит?
- Да ничего особенного, - Маренн не собиралась пересказывать. - Тоже передает тебе привет. В остальном, кроме Ингрид, я надеюсь, у тебя все хорошо?
- Да, мамочка. Ральф был со мной, у нас дома, как ты разрешила.
- Он может оставаться, если тебе так хочется.
- Да, мне бы хотелось. Но он не хочет тебя стеснять, и, скорее всего, мне придется ехать к нему на квартиру.
- Я с ним поговорю, когда приеду. Здесь оперативная связь, так что занимать ее долго нельзя. До завтра, моя дорогая. Главное, что все опасности позади, и мы скоро увидимся.
- Я люблю тебя, мама. Я так рада.
- Я тебя тоже.
Она положила трубку. Взглянула на Скорцени.
- Твой друг нас всех подвел, и из-за него у Джилл неприятности.
- Какой друг? - Скорцени едва оторвал взгляд от боевого листка СС с обращением рейхсфюрера, которое читал. - Науйокс? Я вас предупреждал! А ты хотела, чтобы вместо Науйокса к этой девушке отправился я?
- Нет, этого я не хотела, - ответила она строго. - Мне хватит твоих походов в другие места, в резиденцию фюрера, например.
- Но я же не могу отказаться, когда приглашает сам фюрер, - Скорцени поднялся.
- Конечно. Или родственники его подруги, например, - парировала она.
- Ну хорошо, хорошо, эта девушка Ингрид, конечно, обойдется без меня, - он взял Маренн под руку. - Идем, не надо делать адъютанта группенфюрера свидетелем всех наших недоразумений, особенно с участием фюрера. Я сейчас поеду к Зеппу в Бад Мюнстеральфель. Ты будешь в госпитале?
- Да, - кивнула она. - Потом поеду в гостиницу. Мне даже не верится, что завтра мы будем в Берлине.
- Кровоточащая эрозия конечностей, ожоговый шок, нарушения дыхания, - доктор Вилланд подвел ее к постели одного из танкистов, которому удалось выжить в сгоревших у Бержевиля "пантерах". - Мы ввели болеутоляющие, сделали укол противостолбнячной сыворотки. Пузыри дренировали и обработали. Возможно, надо делать переливание крови, как тому американцу, что вы скажете, фрау Ким?
- Надо, обязательно, - кивнула она, - только сейчас еще рано. Не ранее чем сегодня вечером. Иначе все может привести к обратному эффекту. Закажите кровь, свежеконсервированную, если нет, ищите донора.
- Фрау Сэтерлэнд, - к Маренн подошел санитар. - Там вас спрашивают.
Она удивилась.
- Кто?
- Приехал штандартенфюрер Пайпер.
- Извините меня, Мартин, я сейчас.
Накинув шинель, она вышла на улицу. Пайпер ждал у своего бронетранспортера.
- Вы не уехали к Дитриху? - удивилась она.
- Меня туда, слава богу, пока не приглашали, - он улыбнулся. - Вы знаете, фрау Ким, чем меньше докладов начальству, тем лучше. Я вообще выношу все это с трудом, куда лучше чувствую себя на поле боя. Но я приехал, чтобы напомнить вам об обещании.
- Каком? - она взглянула на него с недоумением.
- Вы обещали выступить перед солдатами и офицерами моей группы, когда мы вернемся в Аахен, и спеть для них ту же песню, что и для американцев в самом начале наступления, - напомнил он. - Мы приглашаем вас сегодня вечером в казино. В честь успешного завершения нашего задания. Я сам буду аккомпанировать вам. На том белом рояле с виллы Сент-Эдвард, который мы перевезли через Зальм. Он был с нами во всех сражениях.
- Да, но я совершенно валюсь с ног от усталости, - Маренн даже растерялась. - Я не знаю, смогу ли я?
- Фрау Ким, уже получен приказ, - Пайпер понизил голос. - Сразу после переформирования мы отправляемся на Восточный фронт. На озеро Балатон. Черчилль нажаловался Сталину, что союзников сильно обижают в Арденнах, и этот кривой горец решил подсобить английскому премьер-министру, дал приказ о начале наступления большевиков в Венгрии. Так что вы сами понимаете, там нам уже будет не до песен и танцев, там будет пекло. На каждого нашего солдата по пятнадцать их, и все фанатики.
- Мы расстанемся ненадолго, - Маренн грустно улыбнулась. - Я часто езжу на Восточный фронт, мы увидимся.
- Увидимся, - подтвердил он. - Но вряд ли вам удастся спеть для нас.
- Хорошо, я согласна, - Маренн вздохнула. - Только как для американцев все равно не получится. Мне придется выступать в мундире.
- Нет, только в том несравненном черном платье, фрау Ким. Оно напоминает черный тюльпан, если я правильно помню.
- Но у меня нет туфель, - она смущенно пожала плечами. - Те, в которых я пела, промокли и развалились. А других я не захватила из Берлина. Не думала, что понадобятся еще.
- Ничего, это мы решим, - Пайпер весело улыбнулся. - До вечера, фрау Ким, - легко вспрыгнул на бронетранспортер. - За вами заедут. Готовьтесь.
Она махнула ему рукой. Да, конечно.
Вернувшись в гостиницу, она задернула шторы на окне и, не раздеваясь, прилегла на кровать. Сама не заметила, как задремала. В дверь постучали. Маренн не сразу расслышала. Потом встала, одернула китель. Открыв дверь, увидела Рауха. Он держал в руках серебристую коробку.
- Ты спала? - спросил озабоченно. - Это тебе. От Пайпера.
- А что это? - она даже не сообразила.
- Туфли. Для твоего выступления.
Он протянул коробку ей. Маренн взяла.
- Пожалуйста, проходи, - пригласила Фрица.
Он вошел, закрыв за собой дверь. Она отдернула штору. Открыла коробку.
- Это прелесть! - воскликнула радостно. - Такие, как я люблю. И мой размер, точно. Где Иоахим взял эти чудесные туфли?
Она повернулась к Рауху.
- У здешней модистки, - ответил тот. - Подъехал на бронетранспортере. Она испугалась, спряталась за прилавок. Ее с трудом удалось убедить выйти оттуда. Денег брать не хотела, боялась, видно, - Раух улыбнулся. - Но он честно расплатился. Ей даже понравилось. Спрашивала, не надо ли чего еще.
- Невероятно, - Маренн растерянно пожала плечами. - Просто как из Парижа.
- Они и есть из Парижа наверняка, модистка-то француженка, как он сказал. Они подойдут к твоему платью?
- Да, конечно.
- Тогда Пайпер сказал, что приедет за тобой в семь.
- На бронетранспортере?
- Возможно, на "королевском тигре", - пошутил Раух. - Чтобы доставить королеву, это вполне подойдет. Жаль, улочки в Аахене узковаты, не по каждой танк пройдет. Отто уехал к Дитриху, - Фриц подошел к ней. - Его не будет часа четыре. Возможно, он даже вернется ночью.
- Да, я знаю, - она опустила голову и смотрела в пол.
- Там, в казино, потом будет музыка, и можно танцевать. Я хотел пригласить тебя, ну, после того, как ты выступишь перед "Лейбштандартом", конечно. Ты согласна? - он прикоснулся рукой к ее плечу.
- Да, я согласна, - ответила она негромко.
- Тогда около семи я буду ждать тебя внизу, в холле.
Он наклонился и поцеловал ее в губы.
- Надеюсь, в парадном мундире штурмбаннфюрера и со всеми наградами? - спросила она, когда он направлялся к двери.
Он повернулся, кивнул. Вышел. Она опустилась в кресло.
- Фрау Ким, вы прекрасны, - без десяти семь Пайпер подкатил на БТРе к гостинице. - Как туфли? Вы довольны?
- Замечательно, Иоахим.
Раух набросил на ее обнаженные плечи кожаный плащ и помог ей подняться на БТР.
- А как модистка? - поинтересовалась она у Пайпера. - Вы ее не сильно напугали?
- С ней все нормально, жива, - он рассмеялся. - Уже присылала спросить, не желаем ли купить еще чего-нибудь. Но нам пока не надо.
В белом зеркальном зале казино сверкали наградами мундиры военных и украшения в декольте местных дам. Мундиров было намного больше, и все почти - СС, это было заметно с первого взгляда. Маренн обратила внимание, что здесь присутствовали почти все, с кем она провела эти тяжелые, полные опасностей дни в Арденнах, - Крамер, Цилле, Зиверс, командиры танковых батальонов Печке и фон Вестернхаген, артиллерийский "командующий" Франц Шлетт, добрый друг и коллега Мартин Вилланд. Все в парадной форме, при наградах - молодые, даже ослепительные. Не было только Скорцени, но тот явно предпочел общество своего старого друга Дитриха и Ханса Хергета, командира группы "Хергет". Пайпер сказал ей, что они пересекли Зальм. Но вернуться в Аахен пока не успели. Когда Маренн вошла, все военные встали.
- Фрау Ким, прошу на сцену, - пригласил ее Пайпер. - Я выполнил все, что сказал вам.
Она взглянула - на сцене стоял тот самый белый рояль, который прошел с ними не одно сражение. Перед ним - круглый концертный стул.
- Я буду сам аккомпанировать вам.
- Но я не знаю, как у меня получится, - Маренн явно смутилась. - Я же все-таки не певица.
- Зато вы замечательный доктор, - успокоил ее Пайпер. - И смелая, красивая женщина. Я тоже не пианист, но вместе мы справимся.
- Пойдем со мной, - она потянула Рауха за руку.
- А что я буду делать? - удивился он. - Тоже петь?
- Нет, конечно, - она с упреком взглянула на него. - Просто посидишь рядом со сценой.
- Ну, это - пожалуйста.
- И вот еще, - попросила она Пайпера, - поставьте на сцену стул. Самый обычный стул. Если можно. Я не буду на нем сидеть, но он мне пригодится.
- Хорошо, - Пайпер пожал плечами и тут же распорядился, - Крамер, вы слышали?
Стул принесли. Маренн поднялась на сцену. Ее встретили аплодисментами. Пайпер сел за рояль. Она наклонилась и попросила Рауха дать ей свою фуражку. Потом придвинула стул к себе, поставила на него ногу в ажурном чулке и в туфле на высоком каблуке. Черная бархатная юбка с разрезами скользнула вниз. Она надела фуражку, надвинув ее козырьком на глаза. Они блестели в электрическом свете, как драгоценные изумруды. Рукой, затянутой в черную перчатку по локоть, взяла сигарету в янтарном мундштуке. Чиркнув зажигалкой, Раух дал ей прикурить. Она ждала музыку. Но музыки не было. Пайпер смотрел на нее. Все смотрели на нее.
- А кто будет играть? - услышала она взволнованный шепот Крамера. - Господин штандартенфюрер, может быть, все-таки пригласить пианиста?
- Я буду играть, отойди, - цыкнул на него Пайпер.
Наконец послышались первые аккорды. И - зал исчез.
Для нее. Она осталась наедине с собой и со своей жизнью, как и тогда, когда пела для американцев, не видя перед собой ни одного из них.
- Арревере, милор, - ее надтреснутый голос дрогнул. Кровавое месиво под Верденом, торчащие к небу опаленные штыки, черное небо над осажденной крепостью, все это вмиг вернулось к ней. И слезящиеся глаза старика, которого недавно встретила в Бержевиле. Портрет "Марианны" на стене и сама "Марианна", бегущая под огнем французских пушек по изрытому снарядами полю боя, на котором стонут, корчатся в муках окровавленные люди, убитые своими. Фотография Эмиля Мартена, выцветшая с годами, и сам Эмиль, ловко отбивающий ее подачу на поле для бадминтона.
- Регарде-муа, милор, - чудовищный обстрел под Ставелотом, лавина танков, спускающихся с холма в Бержевиле, горящие "пантеры" у черного, обугленного кустарника, погибающие в них танкисты. И такое же поле где-то далеко под Белгородом. И в горящем танке - ее сын, ее единственный сын. Слезы навернулись на глаза. Она не могла их удержать. Они покатились по щекам.
- Ме ву плере, милор…
Зеркальные двери казино распахнулись, она повернула голову и увидела Хергета. Он вошел в обожженном камуфляже, усталый, прямо с похода. В руках он держал круглый букет голубых фиалок. С ним вошли еще несколько офицеров его группы.
- Же ву коне, милор, - произнесла она, глядя на него и повторила. - Же ву коне…
Конец выступления утонул в аплодисментах. Хергет подошел к сцене и протянул ей букет.
- Я обещал вам, что обязательно буду присутствовать на вашем выступлении, - произнес он, глядя ей в глаза. - Я и мои солдаты, мы сделали все, чтобы успеть сюда вовремя.
- Благодарю вас, Ханс, - она с радостью приняла букет. - Я очень надеялась вас еще раз увидеть.
Она с благодарностью всматривалась в его лицо, искаженное следами от ожогов. Он когда-то спас Штефана, она его не уберегла.
- Не думайте, что вы самые галантные, - вмешался Пайпер. - "Лейбштандарт" тоже не ударит в грязь лицом.
- А кто бы думал иначе? - усмехнулся Хергет.
- Это вам, фрау Ким.
Крамер и Цилле вынесли две корзины белых роз и поставили их перед Маренн.