Макс взял первую попавшуюся конфету, раскрошил ее на ладони, внимательно присмотрелся и ссыпал крошки обратно в коробку. Затем он повторил ту же самую процедуру со второй и третьей конфетой. Грей поспешил ему помочь. Так они и работали, пока не раздавили все конфеты до единой.
– Ну и что это значит? – спросила Минерва.
– То, что я был прав, – отозвался Макс, хватая Грея за руку.
Среди сахарных крошек не нашлось ни единого семечка.
* * *
По его настоянию они отъехали подальше от Драмблейда – туда, где их никто не мог подслушать.
Грей привел Минерву на холм, возвышавшийся над Уиллиноком. Лошади резво бежали по снежной тропе, но на подъеме перешли на шаг. Едва оба всадника въехали в рощу на вершине холма, как вновь начался снегопад.
Мороз пощипывал Минерву за нос и щеки, глаза ее слезились, но она не жаловалась, зная, что творится в душе Грея. Ему были необходимы как присутствие Минервы, так и возможность излиться ей. Грей явно собирался о чем-то сообщить. Минерва почувствовала это еще в Драмблейде.
Схватив за узду коня Минервы, Грей притянул его к себе, а затем с отрешенным видом надвинул на голову Минервы капюшон и поплотнее запахнул ее плащ.
Потом резко отвернулся и устремил взгляд на холмы, долины и белую ленту реки Тей, убегающей вдаль.
– По-моему, кем бы ни были злоумышленники, они избрали жертвой тебя, – заговорила Минерва. – А если бы возник вопрос о том, что ты ел перед смертью, и в желудке обнаружили бы остатки сахара, все бы решили, что ты съел одну из конфет, которые прислал мне. А поскольку остальные конфеты безвредны, никому и в голову не пришло бы, что они имеют какое-то отношение к твоей смерти.
– Вот именно. И даже если бы ты заявила, что я конфету не ел, никто не придал бы значения твоим словам. Так или иначе, я был бы мертв.
– Но почему?
Грей усмехнулся:
– Да, почему? Ты и вправду хочешь узнать, почему со мной такое приключилось? Услышать тайну, которую я собрался раскрыть, вернувшись в Бэллифог?
Голос Грея вдруг изменился почти до неузнаваемости.
– Мы должны пристально следить за обитателями Модлин-Мэнора, – сообщил он.
– Конечно.
– По-моему, здесь замешаны Макспорраны.
Минерва кивнула:
– Видимо, да.
– Не видимо, а точно. – В голосе Грея слышалась неукротимая ярость.
– Грей, я тебе не враг. Я…
– Прости. Я резок, потому что зол, – но не на тебя. Ты моя единственная любовь. Я был несправедлив к тебе. Мне давно следовало признать, что ты повзрослела, и смириться с твоей независимостью, а я пытался втиснуть тебя в рамки условностей, которые слишком тесны для тебя. Обещаю, теперь все будет по-другому. И самое ужасное, что мне придется причинить тебе боль. Жаль, но у меня нет другого выхода.
– Причинить мне боль? – Минерва в недоумении тряхнула головой. Капюшон упал ей на плечи, на волосы стали оседать снежинки. – Ты же никогда не делал ничего подобного. И не сможешь сделать.
– Надеюсь, ты повторишь эти слова, когда выслушаешь меня. Начну с того, что мне, как любому человеку, свойственно ошибаться, хотя в данном случае ошибка маловероятна. Но я хотел бы ошибиться потому, что истина может нас с тобой разлучить.
– Грей, ты меня пугаешь.
– Посмотри на меня.
Минерва послушалась.
– Ты в отчаянии?
– Да, именно в отчаянии. Итак, сначала я объясню, почему пришел к неким выводам. Сегодня днем я вдруг понял, что вряд ли найдутся родители, готовые по своей воле расстаться с ребенком. Ты согласна?
– Конечно.
– Особенно если это любимое дитя и фундамент, на котором покоится благополучие всей семьи. Такое случается. Иногда вся ответственность ложится на плечи ребенка, даже если ему постоянно напоминают о возрасте и зависимости.
– Как бы там ни было, ребенок остается ребенком, – отозвалась Минерва. – Но я считаю, в многодетных семьях не ко всем детям относятся одинаково.
Грей попытался надеть на нее капюшон, но она отстранилась.
– Ладно, будь по-твоему, – смирился Грей. – Пожалуй, со временем я привыкну к твоему упрямству. Как ты думаешь, могут ли родители так нуждаться в помощи ребенка, что не согласятся расстаться с ним, даже когда он достигнет брачного возраста?
Минерва надолго задумалась.
– Только если родители – законченные эгоисты. Но скорее всего свой эгоизм они выдают за любовь.
– Вот именно. Такой эгоизм может принести немало бед. Родители отважатся на самые решительные и предосудительные действия, лишь бы помешать ребенку обрести свою семью. В конце концов, этот так называемый ребенок управляет семейным состоянием, распоряжается финансами родителей, и, поскольку он очень умен, а они безалаберны, их пугает сама мысль о том, что им придется лишиться такого ценного помощника. Особенно в том случае, если у родителей есть причины не доверять управление своим состоянием чужому человеку. А если еще учесть, что родители – отъявленные собственники, не мудрено, что они потеряли голову, верно?
Снег таял на шее Минервы, холодные струйки стекали ей за ворот плаща.
– Я не понимаю, что ты хочешь этим сказать.
– Подумай и ты все поймешь.
Но Минерва предпочла бы не задумываться о смысле его слов.
– В таком случае родители наверняка попытаются устроить брак своего ребенка с человеком, который легко поддается чужому влиянию, – покладистым, покорным, безропотным. Человеком, который охотно мирится с деспотизмом собственных родителей. А если первые родители дружат со вторыми, они наверняка постараются проводить вместе побольше времени и поженить своих детей. Как только тот, кто грозит отнять у первых родителей их чадо, исчезнет.
– Грей, – прошептала Минерва, – о чем ты говоришь?
– Конечно, такие родители испытали бы горькое разочарование, если бы тщательно продуманный план провалился, если бы угроза, которую они считали устраненной, возникла вновь. Что они ощутили бы, потерпев поражение? Наверное, гнев. Пожалуй, они сделали бы вид, что не узнают человека, воскресшего из мертвых. А потом стали бы утверждать, что речь о свадьбе никогда и не заходила, – даже если кто-нибудь из родителей сам убедил юную пару подождать с помолвкой до тех пор, пока жених не вернется из путешествия. Из путешествия, в которое его отправили умышленно.
– Замолчи сейчас же!
– Я же предупреждал, что ты меня возненавидишь. Дело в том, что отец девушки, о которой идет речь, когда-то заявил, что за этого человека она выйдет замуж только через его труп. Если помнишь, твоя мать обвинила меня в преступлении, которого я не совершал. Она заявила, что я подозреваю ее и твоего отца в причастности к тому, что случилось со мной в Вест-Индии. Но ни о чем подобном я не упоминал ни словом, Минерва. Твоя мать просто поторопилась. Она считала, что следует опередить меня и позаботиться о том, чтобы мне никто не поверил.
Минерве захотелось сквозь землю провалиться. Она-то надеялась, что все происходящее окажется лишь кошмарным сном.
– Ты же сама посоветовала мне следить за Макспорранами. Они замышляли избавиться от меня. Оставшись в живых, я способен погубить их. Но почему? Потому, что предполагаемый брак был выгоден и Макспорранам. Их сын стал бы безропотным супругом, согласился бы поселиться в Уиллиноке. В таком браке ты по-прежнему оставалась бы правой рукой своих родителей. А они, в свою очередь, позаботились бы о том, чтобы Макспорраны ни в чем не нуждались.
– Ты ничего не понимаешь! Это неправда!
– Я знал, что ты мне не поверишь. Но со временем ты поймешь, что я прав.
– Ты считаешь, что это мои родители пытались убить тебя в Вест-Индии?
– Скорее всего.
– А потом повторили попытку с помощью семечка, которое ты якобы нашел в конфете?
– Я точно видел его. Оно по-прежнему хранится в надежном месте. Да, я так считаю.
Минерва попыталась повернуть коня, но Грей удержал его.
– Но как они могли? Подумай, Грей, – как?
– Для этой цели они обзавелись полезными связями.
Слезы смешались с талым снегом на лице Минервы. Взор ее затуманился, но ей было все равно.
– Какими связями?
– Если не ошибаюсь, твой отец часто уезжает из дому?
– Да, чтобы продать свои картины. Он устраивает выставки и выставляет полотна на продажу. Он пользуется успехом…
– Правда? Ладно, не будем об этом. По-моему, под предлогом устройства выставок и продажи картин он встречался со своими сообщниками.
– Какими еще сообщниками?
– С теми самыми, которые теперь гостят в Модлин-Мэноре. Теми самыми, которые сегодня искали твой плащ, но по ошибке украли плащ Айоны. Каким-то образом они узнали о том, что случилось вчера вечером, и пожелали убедиться, что чертова конфета исчезла из твоего кармана.
– Грей, это неправдоподобно!
– Ты права, в такое трудно поверить. Вчера вечером я должен был умереть – опять! Слава Богу, мне удалось спасти тебя. Пока не знаю точно, при чем тут Клак и его друзья, но они явно замешаны в этом преступлении.
– Похоже, – нехотя согласилась Минерва. И вправду, эта троица выглядела и вела себя по меньшей мере странно. – Родители тоже считают их чудаками. Они сами говорили.
– Ничуть не сомневаюсь.
– Значит, ты не желаешь слушать меня? Ясно… Видимо, уже принял решение. Только знай: когда я рассказала им про яд и про то, как ты спас меня, они…
Грей резко вскинул голову и в упор взглянул на Минерву.
– Ты рассказала об этом родителям?
Она с трудом сглотнула.
– Они пришли в ужас. И были благодарны тебе.
– Вот как? Благодарны мне?
– Да, да! Папа решил лично выразить тебе признательность.
– Однако он что-то не спешит с визитом – в отличие от Клака с Минером, которые уже на следующее утро нагрянули в Драмблейд.
– Да, но мне не верится, что родители поддерживают отношения с людьми, по вине которых я чуть не погибла.
– Понятно, что не верится, – горько усмехнулся Грей.
– Конечно! Мои родители были в панике. Маму пришлось уложить в постель. А папа даже спросил, не случилось ли что-нибудь с тобой.
– Да неужели?
– Вот именно! Мама чуть не упала в обморок…
– Узнав, что я не умер?
– Уверяю, она была ошеломлена! Папа пообещал отомстить гнусным мерзавцам. – Минерву била крупная дрожь.
– Да что ты говоришь! – язвительно воскликнул Грей, в гневе раздувая ноздри.
Каждое слово Минервы можно было истолковать двояко. Грей выпрямился в седле, свирепо сверкнув глазами. Он убедился в том, что супруги Арбакл пытались убить его.
– Ты ошибаешься, – пролепетала Минерва.
Подтянув перчатки, Грей хмуро взглянул на низко нависшие тучи.
– Я знал, что ты мне не поверишь.
– Просто не могу! Они же мои родители!
Грей протянул руку и обнял ее за шею. Несмотря на сопротивление Минервы, он привлек ее к себе и поцеловал – страстно, даже грубо, касаясь зубами ее губ. На лице любимой таял снег, смешивался со слезами и струйками стекал на подбородок.
– Поедем вместе, – предложил он, прервав поцелуй. – Здесь мне грозит смертельная опасность, так давай уедем вместе. Ты же сама сказала, что хочешь быть со мной.
Обхватив ее лицо ладонями, Грей пристально посмотрел на Минерву. Она даже вскрикнула от неожиданности:
– Грей, прошу тебя, не надо! Как же я поеду вместе с тобой, если ты подозреваешь моих родных в преступлении?
Глаза его вмиг потухли, но чувствовалось, что он охвачен почти демонической решимостью.
– Поженившись, мы сможем безбоязненно вернуться сюда, – заверил он. – Тогда они больше не посмеют причинить нам вред…
– Неужели ты просишь меня?.. – В голове Минервы нарастал гул, она боялась оглохнуть.
Вскинув хлыстик, Минерва ударила бы Грея, если бы он не перехватил ее запястье.
– Мы созданы друг для друга, любимая, – убеждал он, разжимая ее пальцы и отбирая хлыстик. – И никто не сможет нам помешать. Нас свела сама судьба. Она спасла меня от смерти – и не один раз, а дважды. Тебе давно пора стать моей женой.
Похолодев от отчаяния, Минерва рванула уздечку, заставив коня заплясать на месте, и рысью помчалась по склону холма.
– Не пытайся убежать от меня! – крикнул ей вслед Грей. – У тебя ничего не выйдет. Ты станешь моей женой.
– Никогда! – отозвалась Минерва, спускаясь к Уиллиноку. – Ни за что, пока твое сердце не смягчится. А до тех пор не приближайся ко мне, Грей Фэлконер!
Глава 19
Тесная студия Портоса Арбакла восхитила Эльдору. Здесь, как нигде в Уиллиноке, царила атмосфера таинственности и неги. Эльдора решила, что именно такова истинная натура Портоса Арбакла. Правда, она не могла понять, почему в студии столько мебели.
– Какая прелесть! – благоговейно произнесла она, глядя на Портоса, по сравнению с которым казалась самой себе внушительной и рослой. Ну почему ей попадаются одни коротышки? – Сразу чувствуется ваш безупречный вкус. Студия просто великолепна! Какие тона! Какой налет меланхолии, Портос! Вы ведь сибарит, не правда ли? Любитель изощренных удовольствий?
Самодовольный живописец чуть не лопался от гордости.
– Ах, моя дорогая Эльдора, это у вас превосходный вкус, а вовсе не у меня. Вы – само великолепие! – Он плотоядно причмокнул, а глаза его за темными стеклами очков стали маслеными. – Мы с вами создадим истинный шедевр! – И Арбакл тотчас разразился громогласным и пронзительным хохотом.
Эльдора притворилась, будто ее увлекла драпировка в китайском стиле, висящая на стене. Склонив голову, она указала на женское лицо, выглядывающее из дверей храма.
– Похоже, она кого-то поджидает. Может, любовника? Но почему в храме?
Портос Арбакл снова рассмеялся, а Эльдора принялась исподтишка разглядывать его. Через руку Портоса был переброшен отрез тонкого шелка цвета спелого персика. Художник с удовольствием поигрывал тканью, изредка касаясь ее щекой.
– В этой комнате мало кто бывает, – заметил он, поднимая брови над оправой очков. – Сказать по правде, я почти никого не пускаю сюда.
– Кроме своих натурщиц?
Портос покачал головой, опять оглашая студию руладами смеха:
– Отнюдь! Им здесь не место. Посмотрите-ка вон туда. Пойдемте со мной. – Он подвел гостью вплотную к стене и отодвинул край драпировки. За ней обнаружилась дверь. – Они бывают только в соседней комнате. А о существовании этого райского уголка и не подозревают. Ха-ха-ха!
В двери был проделан круглый глазок, к которому послушно прильнула Эльдора. Перед ее взором предстала совсем крохотная комната, вмещающая только шезлонг, туалетный столик и зеркало во весь рост. Ни мольберта, ни других принадлежностей живописца Эльдора не заметила. Нахмурившись, она обернулась к Портосу и вздрогнула, обнаружив, что он приблизился к ней вплотную.
– Не верится, что вы там работаете, – воскликнула она. – Ведь там негде повернуться!
Портос осклабился:
– О нет! Это не рабочий кабинет. Там я изучаю свои модели. Пока они готовятся к сеансу, я настраиваюсь на работу. Лучше всего наблюдать за тем, кто не знает о присутствии наблюдателя. Оставшись в одиночестве, натурщицы ведут себя естественно, а я изучаю их движения и походку. Художнику важно изучить модель в движении. Мои картины пользуются успехом только потому, что у меня есть возможность наблюдать за натурщицами, оставаясь незамеченным.
Эльдора снова приникла к глазку:
– Значит, там ваши натурщицы раздеваются?
Портос хихикнул, а когда Эльдора обернулась, сцепил руки в замок и воодушевленно закивал:
– Вот именно! Поскольку натурщицы не подозревают о том, что я наблюдаю за ними, они ведут себя естественно, а я приобретаю бесценные знания о том, как движутся их мышцы и кости, улавливаю тонкие, бесконечно эротические нюансы жестов любующихся собой женщин. В такие моменты они не притворяются, а я постигаю саму сущность своих натурщиц.
Старый сластолюбец ловко маскировал свое нездоровое любопытство! Улыбнувшись, Эльдора снисходительно кивнула.
Разгоряченный своей речью, Портос продолжал:
– А затем я провожу с ними… предварительную беседу.
Эльдора попятилась.
– Зачем же вам нужна еще одна комната? – Эта комната, подобно всем владениям Портоса, располагалась в удаленном крыле дома, где не бывал никто из домочадцев. Здесь стояла изысканная мебель, причем в таком беспорядке, что невольно возникал вопрос: почему бы Портосу не выбрать более удобное место хотя бы для некоторых, самых эффектных вещей?
Портос надулся – не нахмурился, а именно надулся.
– Я обидела вас? – удивилась Эльдора.
– Нет, вовсе нет. – Он махнул рукой. – Откуда вам знать, что в этой обстановке, среди дорогих мне вещей я черпаю вдохновение? Я не могу позволить себе тратить такую роскошь на… Но надо ли пояснять? Вы же видели моих родных.
Эльдора решила действовать осторожнее. Успеха можно добиться, создав у Портоса впечатление, что она соглашается с каждым его словом, хотя это не соответствовало истине.
– Но вы не ответили на мой вопрос о девушке, выглядывающей из храма.
– А, вы про эту кокетку! – отозвался Портос. – Она просто спряталась в храме. Скрылась от преследователя, на самом деле желая, чтобы он поскорее нашел ее. Она ничем не отличается от других женщин – им всем свойственна хитрость. Они добиваются своего благодаря красоте. Моя задача – показать миру истинную сущность женщины, скрытую под маской плутовства, кокетства и опущенных ресниц.
– А я? В какой позе вы намерены изобразить меня?
– Вас? – Портос обошел гостью чрезмерно широкими шагами. – Вас я попрошу раздеться там, где не смогу наблюдать за вами. Дело в том, что я уже знаю, о чем вы мечтаете, чего хотите от жизни. И в особенности от мужчин.
Эльдора молча ждала продолжения.
– Ведь у вас большие запросы – не правда ли, Эльдора? Вам есть что предложить взамен, но не за бесценок. Интересно, насколько высока ваша цена?
Он оказался гораздо проницательнее, чем она предполагала. Эльдора задумалась, развязывая ленты розовой тюлевой шляпки, снимая ее и откладывая в сторону.
– По-моему, нам с вами следует заключить соглашение, Портос. Взаимовыгодное соглашение. – Эльдора впилась в собеседника взглядом. – Нам обоим есть к чему стремиться… и что терять. – Она многозначительно умолкла, ни на минуту не забывая о том, что сильно рискует, предлагая Портосу заговор.
Портос уткнулся лицом в персиковый шелк, а когда снова поднял голову, его очки съехали на кончик носа, а глаза закатились в мнимом экстазе.
– Прошу вас, набросьте на себя вот это, – предложил он неожиданно резким тоном. – Только шелк, и больше ничего. И распустите волосы. А потом сядьте… вот сюда. – И он похлопал ладонью по седлу деревянной лошадки-качалки, некогда ярко раскрашенной, а теперь совсем облупившейся.
– О, да вы истинный артист! – воскликнула Эльдора, взглядом разыскивая место, где бы раздеться.
– Зайдите за комод, – подсказал Портос.
– Какая прелесть! – не удержалась Эльдора, получше рассмотрев указанный комод. – Настоящий шедевр!
– Маркетри работы Буля, – раздувшись от гордости, известил художник. – Отделан бронзой и черепаховым панцирем. Посмотрите на эти гирлянды листьев, на геометрический орнамент! Ему нет цены!
– Несомненно, – отозвалась Эльдора, сгорая от любопытства. – А вон тот шкафчик? С выдвижными ящиками, инкрустированный перламутром?