* * *
Полицмейстер Константин Филиппович Зарубин опять не спал ночь. Снова ограбление ювелирной лавки. По предъявленному фотоснимку пострадавшие опознали Дарью Рубцову. Он позвонил в Алешки. Алешковские коллеги заверили его, что подопечная находится под их надзором, с момента переезда из Херсона в Алешки никуда не отлучалась. Выходил какой-то ребус. Можно было взять её, привезти в Херсон и допросить с пристрастием. Но он боялся спугнуть её саму и её сообщников. Зарубин стоял на своём: взять её на "горячем". А грабежи продолжались. Стоило ли дожидаться новых ограблений?
Он собрал всех, кто занимался делом Рубцовой – так условно назвали дела об ограблениях ювелиров. Вызвал из Алешек тех, кто вёл там досье на Дарью Рубцову. В кабинете собрались все, пора было начинать заседание.
– Итак, господа, я хочу вам сообщить, что у нас опять ограбление ювелирной лавки. Всё тот же почерк, те же нападавшие. Банда, во главе которой девушка в брюках и шестеро её подчинённых, которые беспрекословно повиновались ей. Потерпевшие, семья Зильбергов, опознали на фотографии Дарью Рубцову. Я хочу выслушать ваше мнение, господа. Пожалуйста, Юрий Фёдорович, я хочу послушать вас, расскажите, что у вас в Алешках происходит, как она там себя ведёт, что вы узнали о ней, ведя негласное наблюдение за ней.
Прибывший из Алешек полицмейстер Соколов поднялся и стал докладывать:
– Наша подопечная ведёт крайне замкнутый образ жизни. Никуда не ходит, ни с кем не общается. Бывает только в классах, где она работает и на рынке или в лавке. Всё остальное время она дома.
– К ней кто-нибудь ходит? – спросил Зарубин.
– Никак нет. Она ни с кем не сошлась в Алешках. Друзей, подруг у неё там нет. Ни с кем не общается.
– А ночью? Вы ведёте наблюдение по ночам? Ведь грабежи случаются и ночью. Может, она куда-то ходит или к ней кто-то является?
– Обижаете, Ваше Благородие. Ввиду особой опасности данной персоны наблюдение ведём круглосуточно. Никто к ней не ходит и она никуда не ходит.
– Вот и получается, что брать её нельзя: нет фактов. Она опять выйдёт сухой из воды. Даже вы настаиваете, что она никуда не выходит из дому, вы не подтверждаете её участия в этих делах, – констатировал Зарубин.
– Подождите! – вырвалось у молодого Антона Румянцева. Он тут же спохватился: – Разрешите, Ваше Благородие?
– Давай, – кивнул Зарубин.
– Я так понимаю, что вы говорите о Дарье Рубцовой? Так я видел её вчера в Херсоне! Я её частенько вижу на Суворовской.
В кабинете повисло неловкое молчание. Полицмейстер Зарубин перевёл взгляд на Соколова.
– Это вы так ведёте наблюдение? Она ездит в Херсон, в этот же день в городе происходят ограбления, а вы утверждаете, что Рубцова никуда не отлучается?!
– Помилуйте, господин полицмейстер! Она вчера не выходила из дому, как вернулась из гимназии, так и заперлась у себя дома. Я вот хочу у молодого человека спросить, – он обратился к Румянцеву: – А хорошо ли вы знаете подозреваемую? Может, вы ошиблись?
– Хорошо ли я её знаю? – удивился Антон. – Да её сюда несколько раз приводили, я теперь её знаю, как родную сестру.
– А она вам подала какие-нибудь знаки внимания? Поздоровалась с вами?
– Нет, она сделала вид, будто не знает меня, – ответил Антон. – Посмотрела как-то сквозь меня. На её месте любой бы так сделал, если бы был под надзором полиции, обвинялся в вооружённых грабежах и если бы его застукали в городе, где только что произошло ограбление и где он в принципе не должен быть. Она хотела остаться неузнанной, чтобы никто не догадался, что она была в день ограбления в Херсоне.
– Вообщем, так, – сурово сказал Зарубин, – завтра будем разбираться. Доставьте её сюда, – обратился он к Соколову, – сделаем очную ставку. Признается ли она, что была вчера в Херсоне? Исходя из этого будем планировать наши дальнейшие действия.
* * *
На следующий день Юрий Фёдорович Соколов в сопровождении двух алешковских сотрудников полиции доставил Дарью Рубцову в Херсонское полицейское управление.
Даша с тех пор, как переехала в Алешки, считала, что тот кошмар, который преследовал её последние месяцы жизни в Херсоне, закончился. Она не знала, что находится под негласным надзором полиции. Её существование было упорядочено, никто не вмешивался в её жизнь, не мешал ей жить. Она успокоилась, стала забывать о том, что произошло с ней в родном городе. И вдруг, как гром среди ясного неба: визит полиции и вызов в Херсон. Опять её в чём-то подозревают. У Даши не хватало жизненных сил сопротивляться происходящему. Её грубо увели из дома, привезли в Херсон. Нет, она не выдержит этих глупых необоснованных обвинений! Опять кто-то кого-то где-то ограбил, а шишки все на неё. Она ведь специально уехала из города, чтобы прекратить эту историю. Думала, её оставят в покое. Нет, не оставили. Что же происходит? Когда наступит конец этим издевательствам над человеком?
Даша сидела в ожидании того, что с ней должны заговорить, о чём-то спросить. Но все сидели молча, никто ни о чём не говорил.
– Зачем вы привезли меня сюда? – наконец задала она вопрос. Спросила куда-то в воздух, она сама не знала, к кому стоит обращаться.
– Мы ждём одного человека, он запаздывает, – ответили ей. – Хотя вообще-то на него это не похоже. Ничего, нам спешить некуда.
Полицмейстер Зарубин был с виду спокоен, но в душе его клокотал гнев. Так халатно относиться к службе! Зная, что его ждут, что опознание построено на нём, что сегодня всё зависит от него – дальнейший ход расследований и уголовное преследование мошенницы. "Уволю к чёртовой матери!" – со злостью думал он об Антоне Румянцеве. Все собрались, сама плутовка здесь, а он где-то прохлаждается! А может, он прячется специально? Вдруг он сказал вчера неправду и не видел он в Херсоне никакой Даши Рубцовой? Или бандиты его уже переубедили и он откажется от своих показаний? А может, они его вообще того… убрали? Где же Румянцев? Время шло, а его не было. Если он не явится, придётся Дарью отпустить, а она может после этого уйти в подполье. Если она уходила из-под опеки полиции и появлялась в Херсоне, тогда как в Алешках были уверены, что она сидит дома, то от этой дамочки можно ждать чего угодно. Сегодняшний вызов в полицию её может спугнуть и она исчезнет. Что тогда делать, где искать, если эти болваны под носом у себя не видят, когда она едет в Херсон? Да где же этот несносный Антон Румянцев?
И вдруг дверь отворилась, на пороге возник он самый, собственной персоной. Он был весел и оживлён.
– Посмотрите, кого я вам привёл! – воскликнул он, победно обводя взглядом всех присутствующих в кабинете. Вдруг его глаза остановились на Даше и он застыл на месте. Он смотрел на неё остановившимся взглядом, забыв, что хотел сказать. – Я… я привёл вам… – ему стоило больших усилий, чтобы взять себя в руки и закончить предложение: – Я привёл вам… Дарью Рубцову.
Сказав это, Антон отошёл в сторону и из-за его спины вышла… Даша Рубцова. Потрясённые сотрудники полиции переглядывались, глядя то на одну Дашу, то на вторую. Никто ничего не понимал. Обе Даши тоже с изумлением взирали друг на друга. Они были похожи, как две капли воды.
– Та-ак, – нарушил молчание Зарубин, – вот это уже становится интересно. Вас как зовут, барышня? – обратился он к "новой" Даше.
– Моё имя Погорелова Ольга Савельевна. Прошу мне объяснить, почему меня привели в полицию? Я ничего плохого не сделала.
– А разве вам не интересно, что здесь происходит? – ушёл от ответа Зарубин. – По-моему, стоило сюда прийти, чтобы увидеть свою копию. Кто вы, Ольга Савельевна, чем занимаетесь?
– Я учусь в музыкальном училище и выступаю в ресторане "Неаполь". Что в этом плохого? Почему меня арестовали?
– Вас не арестовали, вас пригласили на беседу. Вы поёте, танцуете, играете на рояле?
– Я пою под псевдонимом Ольга Серебряная.
Константин Филиппович начинал понимать, почему ничего не выходило с обвинением Даши. Она здесь действительно не причём, поэтому у неё были стопроцентные алиби. И она действительно никуда не выходила из дома – истина вот она, здесь. Её копия, вторая Даша, эта Ольга Серебряная – вот ответ на все вопросы. Вот почему у них ничего не сходилось – дело здесь совсем в другом человеке. Ну, Антон, молодец, это его заслуга, что он нашёл "вторую Дашу". Вот почему все опознавали Дашу, а она не признавалась – это была не она.
– А вы знакомы друг с другом? – спросил он у девушек.
Обе категорически отрицали своё знакомство. Странно, такое сходство, как у родных сестёр – и не знать друг друга? Очень, очень странно. Что ж, Дашу надо отпускать и заниматься Ольгой. Хотя нет, отпустить он её всегда успеет, пусть эта встреча будет им очной ставкой.
Полицмейстер Зарубин стал задавать вопросы, касающиеся ограблений ювелиров. Он хотел выудить из Ольги сведения, предполагал, что она начнёт увиливать от прямых ответов, искать какие-нибудь оправдания. Но она сразу сказала, что она в Херсоне недавно, до этого она гастролировала с цирком по стране, а потом на первом же выступлении в этом городе получила травму и долго лежала, так как ей нельзя было вставать. Все эти сведения можно проверить. Вот так полиция снова зашла в тупик.
– Ладно, – согласился Зарубин, занеся все показания в протокол, – на сегодня можете быть свободны.
Он отпустил девушек, а как только за ними закрылась дверь, тотчас же велел установить наблюдение и за второй барышней – циркачкой и певицей.
– По-моему, нам предстоит очень интересный поединок с плутовкой, – констатировал он, – но мы эту бестию выведем на чистую воду.
* * *
Выйдя на крыльцо полицейского управления, девушки смотрели друг на друга, имея тысячу вопросов. Им не терпелось расспросить друг друга.
– Вы кто? – первой спросила Даша.
– Я же рассказывала о себе в полиции. Я – циркачка, сорвавшаяся из-под купола цирка. С тех пор больше не поднимаюсь на высоту, хожу по земле. Зарабатываю на жизнь пением. А вы кто?
– Меня зовут Даша. Я учу девочек читать и писать. Раньше работала на телефонной станции.
Даша стала внимательнее приглядываться к Ольге. Она тоже стала понимать, отчего её саму всё время обвиняли в том, чего она не совершала. Очевидно, вот эта девица, абсолютно похожая на неё, Дашу, и совершала все кражи. А свидетели путали их и указывали на Дашу. Рубцова разрывалась между желанием расспросить свою копию, узнать, почему они так похожи и в то же время она понимала, что надо быть с ней осторожной, ведь, возможно, это и есть та особо опасная преступница, которую все ищут. "А вдруг, чтобы уйти от ответственности, она меня убьёт и назовётся потом моим именем?" Неприятный холодок пробежал по спине Даши. Она поспешила попрощаться с Олей и хотела уйти, но та задержала её, взяв за руку.
– Послушайте, Даша, вы разрешите обращаться к вам на ты? – спросила она. – Тебе не кажется странным, что мы так похожи? Может, тут есть какая-то причина?
Даша тут же вспомнила то письмо, из которого она узнала, что её взяли из приюта. После смерти родителей и разрыва помолвки она была очень одинока, у неё никого не было, ни одной живой души на большом земном шаре. Сколько раз в своём алешковском доме она, закусив губу, плакала от одиночества, от ненужности своей в этом мире. И вот перед ней стоит такая же, как она, девушка, с которой они, МОЖЕТ БЫТЬ, не просто сёстры, а сёстры-близнецы.
– Знаешь, я недавно узнала из письма своей бабушки, что мои родители меня удочерили. Они взяли меня из приюта. Но их уже нет на свете, поэтому я не могу их ни о чём расспросить, – сказала Даша, тут же забыв о своих опасениях в отношении Ольги и об осторожности. – А что у тебя?
– А меня… – Оля запнулась, понимая, как нелепо прозвучат сейчас её слова, – меня мой отец купил у цыган. Я была в кочующем таборе. Никто не может сказать, как я там оказалась.
Девушки уже смотрели друг на друга другими глазами. Обе понимали, что в их происхождении есть какая-то тайна. Это обстоятельство, а также их абсолютная схожесть давало им основания предполагать, что они могут быть родными сёстрами.
– А ведь мы можем пойти в приют и узнать там обо всём, – предложила Оля. – Я ещё не очень хорошо знаю ваш город, где этот приют?
* * *
Николаевский приют для девочек находился за купеческим форштадтом по дороге на Забалку. Даша и Оля взяли извозчика и, переехав через Панкратьевский мост, вскоре оказались на месте. Карета, въехав в ворота приюта, объехала клумбу и остановилась у дверей приюта. Когда Даша и Оля переступили порог приюта, все воспитанницы высыпали посмотреть на прибывших. Каждая из них ждала, что кто-нибудь придёт её забрать. Одинаково коротко стриженые, в одинаковых платьицах, они смотрели на двух девушек, абсолютно похожих, и удивлялись – не каждый день они видели такую красоту и не каждый день им приходилось видеть близнецов. Девочки шёпотом обменивались предположениями, зачем гостьи приехали сюда. Некоторые обсуждали платья, в которых те были одеты. Под шёпот питомиц приюта и под их восторженными взглядами гостьи прошли к руководству приюта.
– Понимаете, какое дело, – объясняла Даша директрисе Анне Ивановне Немцовой, – я недавно обнаружила в старых письмах, что мои родители удочерили меня и взяли они меня именно из вашего приюта. А недавно мы встретились с Олей, – она показала на свою спутницу, – и нам показалось, что мы могли бы быть сёстрами. Даже близнецами. Мы подозреваем, что в нашем рождении может быть какая-то тайна. Если вы нам поможете распутать эту историю, мы будем вам очень благодарны. Не думайте, что раскрытием тайны удочерения вы ущемите чьи-либо интересы – моих родителей уже нет в живых. Нам просто надо убедиться, действительно ли мы сёстры. И, по возможности, найти наших родственников, если таковые отыщутся.
– Мы дадим хорошее пожертвование приюту, – заверила Анну Ивановну Оля.
– Дело в том, что здесь работаю всего пять лет, – ответила Немцова. – Я не могу знать о том, что было до меня.
Она лукавила. Документы приюта хранились годами. Она боялась, что если откроет тайну, то её действия могут повредить кому-нибудь. Она сама не знала, кому и как, но опасалась. Поэтому осторожничала.
– Пожалуйста! – умоляли её девушки. – Вы же видите, как мы похожи! Это лучший аргумент в пользу того, что тут может быть какая-то тайна, которую надо раскрыть. Неужели мы не имеем права знать, сёстры мы или нет?
Немцова сдалась. Она распорядилась принести из архива старые учётные книги. Даша дала ей бабушкино письмо, где говорилось о том, что Дашеньку взяли из приюта. Она назвала примерную дату того события и имена приёмных родителей.
Анна Ивановна долго искала нужную запись. Даша и Оля сидели, затаив дыхание. Вдруг директриса воскликнула:
– Нашла! Вот – Рубцовы Елена Афанасьевна и Григорий Петрович взяли на воспитание недельную девочку. То есть ей неделя была от роду.
– А что за девочка, откуда она в вашем приюте – есть эти сведения? – спросила Даша о себе самой.
– Сейчас посмотрим.
Она стала искать в другой книге. Так и есть – сыскалось подтверждение их предположениям. Она нашла соответствующую запись.
– Так, – торжественно произнесла Немцова, – вот, нашла: две девочки поступили к нам за два дня до этого из Перепелицинского женского монастыря. Рождены от одной матери. Фамилия её Полевикова. Значит, вы по рождению Полевиковы.
– А что с матерью? Умерла или отказалась? – спросила Даша.
– Не могу знать, – ответила директриса. – Тут таких сведений не даётся. А вы можете считать себя сёстрами.
– А что со второй девочкой? – спросила Оля. – Дашу, я так понимаю, удочерили, а вторую?..
– Не знаю, – Анна Ивановна стала искать в других книгах сведения о второй девочке. – Первое время она проходит по списку, а потом теряется. Мне самой интересно становится, куда она делась? Её не удочеряли, такой информации у нас нет.
Она проверила все документы по удочерениям – и ничего не нашла. Но после полутора лет девочки в списках воспитанниц приюта уже не было.
– Есть у меня ещё один способ узнать об этом, – сказала Немцова и велела позвать старейшую сотрудницу приюта Клавдию Тимофеевну Семёнову.
Пока ходили за ней, Оля осторожно спросила:
– А под каким именем у вас проходила вторая девочка?
– Полевикова Ольга.
– Вот это да! – не сдержалась Оля. – Мой отец угадал моё имя! Когда он взял меня, то назвал в честь великой княгини Киевской Руси – княгини Ольги. А, оказывается, это и было моим настоящим именем. Какая проницательность! – она очень любила своего приёмного отца, испытывала к нему необыкновенное чувство признательности и сегодняшний эпизод лишний раз подтвердил ей, что её отец – выдающийся человек, только он мог угадать её настоящее имя.
Вскоре пришла пожилая женщина. Она чувствовала себя неуютно, не знала, куда деть руки и старалась поскорее закончить разговор и исчезнуть.
– Клавдия Тимофеевна! – как можно более душевно обратилась к ней Немцова. – Вы наш старейший сотрудник. Вспомните, пожалуйста, куда могла деться маленькая Ольга Полевикова? Их было двое: она и ещё одна девочка. Вторую удочерили сразу, а эту до полутора лет я вижу в списках, а потом её уже нет. Что с ней случилось? Информации о её смерти или удочерении нет. Вы можете нам рассказать?
Клавдия Тимофеевна долго терялась, не могла ничего вспомнить, искоса поглядывая на барышень, ожидая от них какого-либо подвоха.
– Не бойтесь, Клавдия Тимофеевна, – успокоила её директриса. – Это как раз и есть те две девочки. Одну из них, как мы установили, взяли в семью. Вторая пропала. Но она перед вами, ничего с ней не случилось плохого. Нам нужно сейчас понять, куда она тогда делась.
– Мы не будем вас бранить, – стали уверять её девушки. – Вы нам только скажите правду, нам нужно установить наш жизненный путь.
Помявшись, взвесив все "за" и "против", Клавдия Тимофеевна стала рассказывать:
– Мы вышли на прогулку с детьми. Был очень хороший день. Они играли в песочнице, кто-то дул на одуванчики… Мы с двумя другими наставницами отвлеклись на несколько минут, смотрели, как на клумбах красиво цветут посаженные нами цветочки. Глядь, а её уже нету. Обыскали всё вокруг и не нашли. Там цыгане вокруг нас крутились, вот мы подумали, что это их рук дело…
– Теперь мне всё ясно, – сказала Оля. – Всё разлеглось по полочкам. Мой отец купил меня у цыган. Всё сходится.
Теперь сомнений в том, кто они и являются ли они сёстрами, уже не было.