* * *
Павел Иванович, приехавший искать жену, больше всего боялся, что она уже живёт в счастливом браке, растит детей и думать забыла о нём. Он пытался разыскать её следы в этом городе, искал ресторан "Глициния", который давно перестал существовать, на его месте выросло новое красивое современное здание. В театре тоже ничего не слышали о Ксении Полевиковой. Может, она и вообще в Херсон не приезжала?..
Павел Иванович старался такие мысли гнать от себя. Если она не здесь, то тогда вообще неизвестно, где её можно искать. Поэтому он решил не сдаваться, а перепробовать все варианты поиска. И он пошёл в полицию.
– Понимаете, – объяснял он полицмейстеру Зарубину, – я ищу свою жену, с которой мы по недоразумению расстались без малого двадцать лет тому назад. Пока я был на службе, мой брат выгнал её из дому, а мне сказал, будто она сама ушла. У нас много лет длилось это недоразумение, вот только недавно я узнал правду. Теперь вот ищу её. Помогите мне, пожалуйста, найти её. Её зовут Полевикова Ксения Александровна…
Константин Филиппович почти не поднимал головы от бумаг, слушая сумбурную речь посетителя. Они с собственными жёнами разобраться не могут, а им, полиции, разбирайся, будто им заняться нечем, над ними дело о грабежах ювелиров висит, как дамоклов меч, а тут приходят всякие…
Он не сразу услышал паузу в словах Полевикова.
– Да вот же она! – воскликнул тот. Зарубин поднял голову и увидел, что Павел Иванович смотрит на фотографию на его столе. – Это она!
– К сожалению, должен вас разочаровать, – сказал полицмейстер. – Эта особа не может быть вашей женой. Это особо важная государственная преступница, мошенница и аферистка, грабит ювелиров и ювелирные лавки.
Павел Иванович не мог поверить. Он попросил разрешения взять в руки снимок. Глядя на него, он убедился, что некоторые черты лица действительно не те. Но, в целом, очень похожа.
– Эта дамочка не может быть вашей женой. Она слишком юна для неё. Её, пожалуй, и на свете-то не было, когда ваша супруга ушла из вашего дома.
Но Полевиков уже загорелся идеей проверить, кто же это. Ведь он помнил, что жена его, покидая усадьбу в Брусникино, была беременна.
– Где я могу найти её?..
* * *
Павел Иванович пришёл в ресторан "Неаполь" с букетом цветов. Как всё это напоминало ему молодость! Как он тогда бегал каждый день в ресторан "Глициния", чтобы только увидеть и услышать Ксению!.. Как это было прекрасно и неповторимо! И вот, словно вновь вернулась молодость, он вновь в Херсоне, вновь пришёл услышать ресторанную звезду. Он удобно расположился за столиком и стал ждать выхода певицы.
– А сейчас несравненная! Неподражаемая! Блистательная! Дивная! Очаровательная! Единственная и неповторимая! Любимица публики! Ольга Серебряная!
Ба! Вот это сюрприз! Павел Иванович узнал в немолодом конферансье давнего знакомца – это был Антон Кузьмич, который когда-то работал с Ксенией. Вот уж он-то точно знает, где её искать. Надо будет в конце вечера подойти к нему.
На сцену выпорхнула объявленная певица Ольга Серебряная. Едва она начала петь, как Павел Полевиков забыл, где он находится, ему казалось, что там, в ресторане "Глициния", двадцать лет назад, а на сцене вновь Ксения Алмазова. Он смотрел на Ольгу и не понимал, кто перед ним. Он видел воочию восемнадцатилетнюю Ксению. Это была её фигура, её внешность, её повадки и манера держаться на сцене, и, самое главное – голос. Это был голос Ксении! Он двадцать лет не слышал её голоса, такого родного, любимого им голоса, но сейчас он был уверен, что перед ним она, Ксения. Та же юная, любимая Ксения…
Завершив выступление, Ольга Серебряная ушла. Павел Иванович ещё долго пытался справиться с наваждением, но всё же взял себя в руки и, прихватив букет, поднялся из-за стола.
– Голубчик, ты меня не узнаёшь? – спросил он у Антона Кузьмича, который пытался преградить ему путь. Он сунул в ладонь ему купюру и тихонько проговорил: – Это я, Павел Полевиков, вспомни: ресторан "Глициния", Ксения Алмазова…
Пока оторопевший распорядитель приходил в себя, Павел Иванович уже постучался в гримёрку к певице.
– Да! – послышалось изнутри.
Он распахнул дверь и… застыл на пороге. Перед зеркалом, снимая грим, сидела Ксения Алмазова. Она устало посмотрела на него. Нет, этого не может быть! Ведь прошло время, она не могла остаться такой молодой.
– Вы кто? – спросила она. – Что вы хотите? Вам автограф?
Когда она заговорила, Павел Иванович, внимательно вглядываясь в лицо певицы, понял, что это не Ксения. Но тени от света падали на её лицо и, когда она поворачивала голову или наклонялась к туалетному столику, Павел Иванович не мог избавиться от мысли, что это всё-таки Ксения.
– Что же вы молчите? – спросила она.
– Вы так похожи на одну известную мне певицу… Её звали Ксенией Алмазовой.
Ольге уже порядком надоели сравнения с другой певицей – она их слышала постоянно. Её раздражали эти сопоставления.
– Я – Ольга Серебряная, а не Ксения Алмазова, – дерзко ответила она. – Если вы хотите слушать Ксению Алмазову, то ходите на её выступления, а меня не надо на каждом шагу сравнивать с ней!
А он уже не сомневался, что это её дочь.
– Я хотел бы видеть вашу матушку, – почти прошептал он.
Какой странный посетитель! Почему он захотел увидеть её мать? Она и сама хотела бы её увидеть.
– У меня нет матери, – отрезала она.
– Как нет? – удивился он. – У каждого человека есть мать. Вас же кто-то родил?
– Я никогда не видела своей матери.
Оля не поняла, почему у посетителя изменилось лицо. Он внимательно смотрел на неё повлажневшими глазами.
– Вы не видели своей матери? А как же… как же вы живёте?
Для Ольги, которая никогда в жизни не знала материнской ласки, сочувствие и сострадание незнакомого человека было очень трогательным. Она вспомнила свою жизнь, в которой никогда не было матери и, проглотив тяжёлый комок, вдруг начала говорить:
– Мой отец купил меня у цыган. А недавно я узнала, что меня в пятидневном возрасте передали в сиротский приют, а о своей матери я ничего не знаю. Знаю только фамилию – Полевикова. И ещё недавно я узнала, что у меня есть сестра, мы с ней близнецы. И только несколько дней назад судьба нас с ней свела.
Павел Иванович почти плакал. Оля с удивлением смотрела на него. Что это с ним, разве могут мужчины плакать?
– А ты знаешь, как меня зовут? Павел Иванович Полевиков. Я – муж Ксении Полевиковой. Выходит, ты и твоя сестра – мои дочери.
Он смотрел на потрясённую Олю и добавил:
– А ты знаешь, какой был псевдоним у твоей матери? Её девичья фамилия Никитина, а её сценическое имя – Ксения Алмазова…
* * *
Перепелицинский монастырь на берегу Днепра основал протоиерей Успенского собора Максим Перепелицын. Начиналось всё с богадельного дома для престарелых священников. Потом появился монастырь, а с ним и большой сад, виноградник, где возделывалась земля и выращивался скот. Монастырь был богат и плодороден.
Именно сюда пришли мужчина и две молоденькие барышни, похожие друг на друга, как две капли воды. Они спрашивали матушку-настоятельницу.
– Матушка-настоятельница в паломничестве по святым местам, – ответила им молодая монашка. – Если мы можем быть вам полезны, то прошу вас, обращайтесь.
– Нам бы узнать о событиях двадцатилетней давности, – несмело высказал свою просьбу мужчина.
Монашка подумала и ответила:
– Тогда вам стоит обратиться к матушке Ефросинье, она тогда была тут и знает многое.
Она провела их внутрь, туда, где находилась матушка Ефросинья.
– Нам бы хотелось узнать о давних событиях, – после приветствия начал объяснять Павел Иванович. – Нам сказали, что вы можете нам помочь.
– Слушаю вас, дети мои, – отозвалась немолодая монашка.
– Много лет назад в приют были отправлены две девочки-близнецы пятидневного возраста, – стала рассказывать Ольга. – Нам в приюте сообщили, что они были отправлены отсюда, из монастыря, рождены они женщиной, о которой нам известно только то, что её фамилия Полевикова. Мы бы хотели узнать поподробнее всё о ней. Какова её судьба, где она?
– Мы и есть те девочки-близнецы, – добавила Даша. – А это наш папа. Мы – семья Ксении Полевиковой. Мы хотим знать, что произошло тогда и почему мы оказались в приюте.
Монахиня внимательно смотрела на них. Да, она хорошо помнит то происшествие. Но почему они только сейчас пришли, где они были раньше?
– Я помню этот случай. Тогда мы рано утром обнаружили роженицу недалеко от наших ворот. Она пролежала под осенним проливным дождём целую ночь. У неё были тяжелые роды. Ночь под дождём добавила проблем, у неё началась инфлюэнца. Мы молились за неё днём и ночью, полагаясь на волю Господню. Был здесь и доктор. Он делал всё, что мог. Но она всё же умерла. Рождённых ею девочек мы передали в детский приют. Похоронена она здесь, у нас. И вот ещё что.
Монашка открыла ящичек стола и поискала там что-то. Она достала запечатанный конвертик, на котором было написано: "Ксения Полевикова". Павел Иванович, получив его, осторожно вскрыл конверт. На ладонь его выпало золотое обручальное кольцо. То самое, которое когда-то, вспоминая мужа, целовала Ксения, приговаривая: "Милый, милый Павлик"…
…Отец и две дочери разыскали заброшенную могилку, на которой стоял покосившийся крест и выцветшими буквами на табличке было написано: "Полевикова (Никитина) Ксения Александровна". Это всё, что она успела сообщить о себе.
– Надо могилку поправить, памятник поставить, – сказал Павел Иванович, вытирая слёзы. – Как только справимся, так и поедем с вами, девочки, домой, в Брусникино. Там вас уже ждут.
…Глядя вслед Полевиковым, молодая монашка осведомилась у матушки:
– Матушка Ефросинья, разрешите вас спросить? Почему вы не сказали им правду?
– Они не спросили, я не сказала, – ответила монахиня и тут же спохватилась: – а тебя это, между прочим, не касается. Иди, занимайся своими делами.
* * *
Памятник справили быстро. Павел Иванович собирался с дочками отбыть в своё имение. Но полицмейстер Зарубин напомнил ему, что они не могут уехать до окончания следствия.
– Так ищите же скорее своих воровок! При чём тут мои дочери? – негодовал Полевиков.
Глядя вслед уходящему Полевикову, Константин Филиппович сказал своим сотрудникам:
– Он до сих пор не понял, что с ним поедет только одна его дочь. А вторая пойдёт в тюрьму. Только вот кто из них поедет в родовое поместье Брусникино, а кто пойдёт по Владимирке – вот в этом и вопрос, на который мы все вместе ищем ответ.
* * *
Павел Иванович рассказывал своим доченькам, как всё замечательно в их родовом поместье в Брусникино. Какой там величественный лес, какая речка, какие грибы и ягоды там можно отведать, а какой там целительный воздух! Он не переставал расхваливать имение, рассказывая попутно, что они поедут через Нижний Новгород, а там он покажет им потрясающий нижегородский Кремль, а ещё – Молитовский мост, с которым связаны многие поверья и легенды нижегородцев. Когда-то они с Ксенией проезжали этот мост и он поведал ей легенды о молящихся здесь девушках, просящих заступничества Богородицы… А ещё он говорил им, что их там ждут их бабушка и дедушка Мария Васильевна и Иван Степанович.
– Мои родители всегда пеняли мне, что я не оставил после себя наследников. А у меня, оказывается, вот какие две дочери-красавицы выросли! Как они будут рады, когда увидят вас!
– Но мне надо продолжать учение! – сказала Оля. – Я не могу оставить занятия музыкой.
– Непременно будешь заниматься музыкой и вокалом. В Нижнем. Я всё устрою, будешь там учиться, а на выходные будешь приезжать к нам в Брусникино. А вот работать, чтобы прокормить себя, тебе больше не придётся.
Оля, смущаясь, сказала:
– А мы возьмём с собой папу… – и тут же поправилась: – Савелия Фомича?
– Всенепременно! Всенепременно возьмём его с собой! Он же вырастил мою красавицу-дочку, мы его не оставим одного.
Павел Иванович уже заботился о Савелии Фомиче. Тот перестал работать, выпивать тоже, и в красивом дорогом иностранном костюме, каких у него отродясь не бывало, с тросточкой прогуливался по Суворовской, знакомясь с дамами ради возможности поболтать о погоде и курсах валют на бирже.
К отъезду всё было готово. Можно было трогаться в путь. Но полиция не позволяла девушкам покидать пределы Херсонского уезда. Как мог Павел Иванович объяснить своим родителям, которые не могли дождаться приезда уже любимых внучек, причину их задержки? Не мог же он известить стариков Полевиковых, что одна из их новообретённых внучек – особо опасная государственная преступница.
* * *
Наконец-то! Новость пришла неожиданно. В то утро к полицмейстеру Зарубину зашёл его помощник Андрей Андреевич Стукалов и сообщил:
– Мой информатор известил меня о том, что в игорном доме сегодня ночью играла одна из наших сестричек. Она ставила на кон большие суммы. Играла по-крупному – проигрывала, выигрывала. Кутила в открытую. Она была в окружении нескольких мужчин, которые никому не давали приблизиться к ней. Покупала спиртное, громко смеялась. Вообщем, вела себя раскованно. Её спутники всячески поддерживали её. Как доложил наш информатор, по его мнению, это было демонстративно, напоказ. Все мужчины заведения сразу обратили на неё внимание. Среди ночи она ушла. Информатор не смог за ней проследить, он задержался на игре. Когда он вышел, то её уже и след простыл.
– Кто же это был из них? – поинтересовался Зарубин.
– А бес их разберёт, – отозвался Стукалов. – Они ведь похожи, как две капли воды.
– Те, кто с ней пришёл, её как-нибудь называли? – спросил полицмейстер. – По имени обращались к ней?
– Нет, он сказал, что как-то они её называли… кличкой какой-то… Шмара, вроде так.
– Найти её обязательно. И следить за ней!
– Задержать?
– Ни в коем случае! Наблюдать, следовать за нею неотступно и взять на краже. С подельниками, свидетелями, потерпевшими. Чтобы потом сестрицы друг на друга не сваливали.
"А, может, они обе в деле? – подумалось ненароком полицмейстеру. – Им удобно: одна свалит на другую, а та – на эту. И докажи потом что-нибудь".
Полицмейстер велел направить больше людей по заведениям, ведущим ночную жизнь. К тому же, агенты ходили по ресторанам и другим публичным местам, наблюдая за теми, кто тратит много денег. Само собой, снимки аферистки были у каждого сотрудника полиции.
– Надо по всему городу расставить силки для неё так, чтобы она сама угодила в ловушку, – распорядился он.
Зарубин срочно дал указание усилить наблюдение за девицами. Кроме того, он собрал ответственных за надзор за ними. Сообщив, что одна из них была ночью в игорном доме, он молча стал ждать, кто из коллег отрапортует ему, что его подопечная отсутствовала ночью дома. Но все молчали.
– Что вы молчите? Вы хотите сказать, что ваши подопечные никуда из дому ночью не отлучались?
– Так точно, Ваше Благородие. Ольга Погорелова не отлучалась.
– Ваше Благородие, Дарья Рубцова была дома всю ночь. Никто к ней не приходил.
– Это чёрт знает что такое! – кричал, выходя из себя, Зарубин. – Одна из них свободно разгуливает по городу, её видят наши горожане и только полицейские не знают, где девица провела ночь. Когда выясним, кто из них был в игорном доме, то тех, кто вёл за ней наблюдение и не знал об этом, уволю без выходного пособия! За халатность и невыполнение своих обязанностей! Смешнее всего будет, если окажется, что они обе заняты грабежами, а нас, как пацанов, обводят вокруг пальца! Тогда уволю всех! – и уже спокойнее добавил: – И сам уволюсь.
* * *
Павел Иванович Полевиков начинал своё утро в гостинице, как всегда, с чашки ароматного кофе. Вызвав горничную, он дал ей монетку и попросил принести ему свежую газету.
Смакуя крепкий кофе, Павел Иванович в домашнем халате читал газету "Юг". В разделах газеты всегда можно было найти хронику русской жизни и заграничные известия, новости науки, театра и музыки, фельетоны, новинки русской печати, срочные телеграммы о событиях в мире, корреспонденцию читателей и судебную хронику. Это издание он полюбил ещё в те времена, когда он служил здесь, в Херсоне. Теперь, спустя много лет, он с удовольствием переворачивал страницы газеты "Юг".
Вдруг он чуть не поперхнулся своим кофе. Его внимание привлекла полицейская хроника. "Как сообщил наш источник в полиции, сегодня ночью была арестована банда, долгое время державшая половину империи в страхе. Полиция взяла их при попытке ограбления ювелирной лавки Ефима Плоткина. Бандиты оказали вооружённое сопротивление, поэтому полиции пришлось применить оружие. Во главе захваченной банды оказалась одна из девиц-близнецов, которые давно были под подозрением у полиции. Какая именно из этих девиц оказалась в руках полиции, на момент подписания номера в печать выяснить не удалось. Надеемся, в следующем выпуске газеты мы сообщим нашим читателям имя аферистки".
Забыв о том, что он в халате, носках и тапочках, с сеточкой на голове Павел Иванович бросился в полицейское управление. Он бежал по улице, прохожие смотрели на него, как на полоумного, оглядывались ему вслед, качая головой: "Бедный человек! Наверное, жену с любовником застал!"
А у Полевикова в висках стучало: "Ольга или Дарья? Дарья или Ольга?" Совсем недавно став отцом двух взрослых дочерей, он полюбил сразу их обеих и ни одну не желал отдавать правосудию. Он даже не вполне верил в то, что его дочери могли быть воровками. Кто же из них? Кто вместо Брусникино поедет на каторгу в Сибирь? С кем из них, не успев насладиться общением, ему придётся расстаться? Он чувствовал свою вину в случившемся – ведь он, отец, должен был их воспитывать и это его родительская вина в том, что одна из его дочек стала преступницей. Неужели одна из дочерей его и Ксении пойдёт по Владимирке с кандалами на руках и ногах? Нет, ни одну из них он не согласен отдать! Они – его кровь и плоть, его дети, которых он давно мечтал иметь. Тем более что они не только его дети, но ещё и дети Ксении. Нет уж, не дождутся, он так просто своих дочек не отдаст! Не для того он их нашёл, чтобы кого-то из них у него тут же забрали! Да и родители его в Брусникино ждут двоих внучек, что он им скажет, как объяснит, куда вторая делась?
Запыхавшись, он вбежал в здание.
– Где она? Я хочу её видеть! – едва переводя дыхание, проговорил он.
На него смотрели, по меньшей мере, странно. Кого хочет видеть этот прибежавший в полицию мужчина в домашнем халате?
– Мне нужна арестованная сегодня ночью… – он тщательно искал слово, чтобы назвать её правильно. – Я хочу видеть свою дочь!
Вскоре он увидел в коридорах полицейского управления полицмейстера Зарубина.
– Ваше Благородие! Константин Филиппович! Помогите мне увидеть мою дочь! Я хочу знать, кого из них вы арестовали.
– Я тоже хотел бы это знать. Она не называет своего имени. Вы можете опознать её?
Павел Иванович не был вполне уверен, что сможет их отличить. Он совсем недавно узнал своих дочерей, поэтому мог их различить только тогда, когда они вдвоём рядом с ним. А если там одна…
– Давайте попробуем, – сказал он.
Его завели в маленькую комнатку, где на табурете сидела… кто из них – неизвестно, вообщем, одна из них. Она была в мужских брюках.