Это охлаждало их пыл. Чтобы оформить развод, требовалось разрешение Его Императорского Величества Государя Императора. Это большая морока, нежелательная огласка и признание своей беспомощности перед аферисткой. Не могли дворяне Полевиковы вынести на суд общественности сор из своей избы. Но было ещё один неприятный момент в этой ситуации. Оставаясь формально женой Павла, аферистка в любой момент могла возникнуть в их доме. Ведь юридически она единственная наследница всего имущества Полевиковых. При этом она могла помочь бывшему муженьку уйти поскорее на тот свет, чтобы наложить свою грязную лапу на всю собственность этой семьи. Этого очень боялись родители Павла. Они намекали, что, если она столько лет не давала о себе знать, возможно, её давно нет в живых, поэтому он свободен в своём выборе и может поступать по своему усмотрению. Только Павлу до сих пор по ночам снился ангел по имени Ксения… А днём он возвращался в реальность и понимал, что его обманули, использовали, над ним просто посмеялись. Боль не отпускала его. Душевные муки выматывали его мозг и душу. Как так могло произойти? Почему вышло так? Почему его предали?
Павел Полевиков постарел, располнел, обрюзг. Его ничто не интересовало. Он не хотел никого видеть, не хотел никуда ходить, не хотел ни с кем общаться. Не хотел читать, охотиться, ездить на пикники. Он замкнулся в своей комнате.
Старый слуга Карл Иванович последнее время совсем сдал. Ещё недавно его шаркающая походка и кряхтение слышались по дому, а теперь он лежал в своей комнатушке, не вставал и хозяева ждали, что он вот-вот отойдёт. За долгие годы совместной жизни они привыкли к своему верному слуге и очень переживали за него. Ведь они были из одного поколения и им тоже вслед за ним… Уход Карла Ивановича означал смену поколений. Мария Васильевна и Иван Степанович были далеко не молоды, они понимали, что и они у заветной черты, а Павлик не устроен. Тревожная тишина повисла в доме. Все ждали развязки.
– Как там наш Карлик? – вопрошала Мария Васильевна, промокая платочком глаза.
Ответа не было. Никто не знал, что происходит в его комнатке.
Тем временем к Павлу постучали.
– Да, – равнодушно откликнулся он.
– Простите, барин, – вошёл Арсений, сын Карла Ивановича. – Батюшка отходят. Просят вас к себе. Не побрезгуйте, снизойдите. Очень он вас видеть хочет. Павел Иванович, очень прошу вас.
Павел очень любил Карлика, как его называли дома. Тот был не просто слугой, но и воспитателем для мальчишек Полевиковых. Всё детство было связано воспоминаниями с Карлом Ивановичем. Для Полевиковых он уже был как член семьи. Поэтому Павла не надо было упрашивать. Его сердце тоже болело от мысли, что Карла Ивановича не будет с ними.
Он спустился в комнату, где жил Карлик. Сразу почувствовался запах микстур, болезни и страданий. Карл Иванович стал совсем маленьким, высох и лежал на большой теперь для него кровати. У Павла сердце зашлось, когда он увидел милого Карла Ивановича в таком беспомощном и безысходном состоянии. Он помнил его совсем другим…
– Дорогой Карл Иванович! – рванулся он к нему.
Карлик протянул ему тощую, высохшую руку.
– Полно вам, барин, убиваться. Я не достоин вашего сочувствия. Я виноват перед вами. Я предал вас. Повиниться хочу. Простите, барин! Простите, Павел Иванович, меня, дурака старого. Я поступил, как предатель. Я не должен был этого делать, но меня заставили. И мы все молчали. Простите нас! На смертном одре прошу простить меня. Я расскажу сейчас всю правду.
– Ты о чём, Карл Иванович? – Павлу показалось, что старый слуга уже в предсмертном бреду. Но у того рассудок был здрав, как никогда.
– Ксения ваша ни в чём не виновата. Это всё Петя, братец ваш. Он её выгнал из дому, а сам все ценности отсюда вынес и на неё свалил. А нас, челядь дворовую, запугал. Запретил он нам правду вам говорить. Мы боялись. Он ведь играл, у него всегда проблемы с деньгами были. А когда Пети вашего не стало, я тоже молчал, боялся гневу вашего, что сразу не сказал. Теперь я один остался из тех, кто правду знает. Ни в чём не виновата Ксения Александровна, она сама пострадала от братца вашего.
– Куда она пошла? – воскликнул сражённый Павел. – Где искать её?
– Не могу знать, барин. А самое главное, что вам должно быть известно, – Карлик левой рукой теребил простынь, а правую с иссохшими пальцами положил на руку Павла, – барыня наша, Ксения Александровна, тяжёлая она была.
– Что? – переспросил Павел.
– Ребёночка она от вас ждала, – слёзы крупными каплями полились из глаз умирающего. – Вот такой грех лежит на нас. Пётр Иванович её прогнал из дому, а мы молчали, очень он уж нас запугал, боялись вам сказать.
– Почему? Почему я ничего не знал? – в ярости кричал Павел.
– Простите, простите, барин, – плакал старик.
Полевиков в бешенстве стукнул кулаком по столу. Потом поднялся и стал нервно ходить по комнате.
– Почему она не написала мне о ребёнке?
– Она писала, я сам письмецо на станцию возил. Видно, не получили вы. А ваши письма тоже долго где-то ходили, пришло сразу их несколько, а тут Пётр Иванович приехали и… Забрал он ваши письма для Ксении Александровны. Не видела она их. Вот такой грех у меня на душе, что молчал я столько лет. Вот что значит сразу не сказать правду, а потом уже не с руки было говорить, понимал, что обвините меня…
– Э-эх, Карлик, выпороть бы тебя на конюшне, – с болью произнёс Павел. – Но только за то, что всё же сказал правду, не унёс её в могилу, как другие свидетели тех событий, за это я тебя прощаю.
Он резко повернулся и вышел из комнаты.
В гостиной за накрытым столом сидели его родители, они пришли сюда выпить чаю, но из-за событий, связанных с Карликом, им ничего не шло в горло, чай давно остыл в их чашках, а они молча ждали сообщений о нём. Павел влетел в гостиную, словно вихрь.
– Вы знали? Признавайтесь, вы всё знали, да? – гневно кричал он.
– Ты о чём, Павлуша? – спросила его мать.
– Всё о том же! Я о Ксении! Её прогнали из этого дома, как собаку! Мою жену, которая на тот момент была беременна, выставили на улицу! И, ко всему прочему, её обвинили в хищении наших ценностей, к которому она не имеет никакого отношения! Вы знали об этом?
– Что ты, Павлик! Мы слышим об этом первый раз! Ты можешь спокойно объяснить, что произошло, ты словно с цепи сорвался, – укоряла его мать.
– Карлик наш позвал меня к себе и признался, что Ксения ни в чём не повинна! Она не воровала ничего у нас! Это ваш ненаглядный Петечка, которого вы всегда мне в пример ставили! Он же играл в казино, ему всегда нужны были деньги! А мою любимую жену он просто вышвырнул на улицу!
Все потрясённо молчали.
– Мы ничего не знали, поверь, Павлуша, – сказала мать.
– Мы правда не знали, – поддержал её отец. – Для нас это большая неожиданность.
– Я должен её найти, – уверенно заговорил Павел. – Только где? Куда она могла поехать?
– Много лет прошло, много воды утекло с тех пор, – сказал Иван Степанович, – многое могло измениться за эти годы. Но мне кажется, что твоя Ксения могла вернуться в свой родной город. Куда ещё ей возвращаться? Там все её знакомые, друзья, родные.
– Родных у неё нет, она сирота, – ответил Павел.
– Всё равно, в родном городе даже стены помогают. Попробуй начать поиск там.
– Ты говоришь, она была беременна? – осторожно осведомилась Мария Васильевна.
– Да! – воскликнул Павел. – У меня может быть уже большой сын!
– Или дочь, – тихо проговорил отец.
* * *
Уже через три дня, схоронив старого слугу, Павел Иванович Полевиков выехал на поиски своей законной супруги. Он добрался до Херсона, почти не узнав город, в котором прошли лучшие дни его жизни. Город изменился, похорошел, появилось много новых строений. Прибыв в город, он в поисках жилья купил газету "Юг". На глаза ему попалось объявление: "Первоклассная "Лондонская" гостиница в Херсоне Ф.З.Спивака комфортно обставлена, в центре города, вблизи присутственных мест, против Потёмкинского бульвара и театра, имеется ресторан, ванна, каретные сараи, телефон, №№ в сутки от 75 коп. до 3 руб."
Павел Иванович взял извозчика и велел ему:
– Голубчик, отвези-ка меня в гостиницу "Лондонская" на Ганнибаловской.
Получив номер, он вошёл туда, осмотрелся и выглянул в окно. Молодость вновь вернулась в нему в воспоминаниях. Как он тогда, много лет назад, затаив дыхание, смотрел на Ксению в ресторане "Глициния", как бегал туда каждый день, чтоб только увидеть её… А как он провожал её потом, когда дерзнул это сделать – и она приняла его знаки внимания. Он чуть ума не решился от того, что Ксения благосклонно относилась к нему. Она позволяла ему провожать себя. Именно ему, а не кому-то другому. Это окрыляло молодого офицера, он полюбил её раз и навсегда. Он был однолюбом. Именно поэтому он должен обязательно найти её здесь, в этом городе, и вернуть то, что они едва не потеряли – свою любовь и друг друга.
ЧАСТЬ 5
Ольга Погорелова, бывшая циркачка, пробующая начать новую жизнь, уже несколько раз пыталась показаться музыкальным светилам. Как только она доходила до заветных дверей, мужество покидало её и она уходила прочь. Делала несколько кругов по Суворовской, иногда выходя на Потёмкинскую или Гимназический бульвар, стараясь мысленно отвлечь себя от дурных мыслей, приходила в себя и снова шла к тем заветным дверям. У неё не было такого панического ужаса даже тогда, когда она поднималась под купол цирка. Делая променад по улицам города, она старалась разобраться в сложившейся ситуации и в себе. Оля поняла, почему сейчас ей страшнее, чем раньше, когда она выполняла смертельные трюки: тогда это было привычное для неё занятие, отрепетированное до малейших штрихов. А сейчас это нечто новое, чем она никогда не занималась и почему-то вдруг решила, что она может это делать. С чего она взяла, что умеет петь? Ей никто никогда этого не говорил, ведь она никогда никому не демонстрировала свои музыкальные опыты. И теперь Оля боялась услышать критику, насмешки или полное неприятие. Она уже привыкла к собственным мыслям, что станет певицей, а ведь если её раскритикуют, то это будет полный крах. Она хочет выходить к полному залу, слышать аплодисменты, получать цветы – всё то, что она уже имела много лет, несмотря на юный возраст. И у неё могут отнять эти мечты одним-единственным словом "нет". Поэтому она боялась услышать негативные слова о своих вокальных способностях и оттого всё время оттягивала встречу с корифеями музыки.
И всё же однажды она смогла удержать себя в руках и не бежать позорно от дверей музыкального училища. Она увидела объявление о прослушивании, которое назначалось для желающих учиться в училище. Записав дату и время, она пошла готовиться к экзамену.
* * *
Пришёл решающий день. Оля среди других жаждущих стать студентами музыкального училища ждала своей очереди. Ей казалось, что сердце остановится и она не сможет петь перед людьми.
Но вот она заходит в аудиторию. За столом сидят почтенные профессора, музыканты.
– Как вас зовут, барышня? – спросили её.
– Ольга Погорелова, – ответила она, не слыша собственного голоса.
– Чем вы занимаетесь, Ольга? – задал ей вопрос седенький старичок с клинообразной бородкой.
– Я была воздушной гимнасткой в цирке. Потом я сорвалась с высоты, травмировалась, теперь не могу работать в цирке. Решила попробовать себя в пении.
– А почему именно в пении? – спросил её другой экзаменатор. – Вы когда-нибудь занимались музыкой?
– Нет, – чистосердечно призналась Оля.
Экзекуторы скептически смотрели на неё. Но всё же сказали:
– Пожалуйста, мы вас слушаем. Что бы вы хотели нам спеть?
– Я подготовила романс Антониды из оперы Глинки "Иван Сусанин", каватину Розины из оперы Россини "Севильский цирюльник", арию Анжелики из оперы Пуччини "Сестра Анжелика", ариетту Снегурочки из оперы Римского-Корсакова "Снегурочка", ариозо Манон из оперы Массне "Манон", арию из оперы "Альцина" Генделя. Также я готова спеть вам романс Алябьева "Соловей" и народные песни.
По мере того, как она говорила, брови у музыкальных светил приподымались всё выше. Не каждый день приходят к ним циркачки с подобным репертуаром.
– Что ж, пожалуйте к роялю, – предложил один из них.
Оля начала петь. Её никто не прерывал, и это придало ей вдохновения. Она пела, с каждым новым произведением раскрываясь, как певица, всё глубже.
Когда она закончила, раздались аплодисменты. Экзаменаторы рукоплескали ей стоя.
– У вас прекрасно поставленный академический голос. Да и народный тоже, – констатировал один из профессоров.
– Уникальный голос, – вторил ему другой, – вы берёте пять октав!
– И вы хотите сказать, что овладели этим репертуаром самостоятельно? Нигде не учились специально? – спросил старичок.
– Не училась, – подтвердила Оля. – То есть я посещала ваши музыкальные вечера, запоминала на слух вокальные произведения, а потом дома сама пела. Купила нотные сборники, где есть слова этих арий и репетировала.
– Неподражаемо! Потрясающе! Это природный вокальный дар! Меццо-сопрано! Учить обладателя такого голоса – только портить, – послышались восклицания.
– Знаете, коллеги, – сказал старичок-профессор, – я за всю свою долгую жизнь лишь единожды встречался с таким поразительным феноменом. Я работал тогда в нашем театре и к нам пришла на прослушивание некая Ксения Никитина. Это нечто подобное тому, что мы с вами слышали сегодня. Потрясающий вокал, огромный вокальный диапазон, глубина исполнения… А вы, между прочим, чем-то похожи на неё, – обратился он к Оле, – голос ваш мне сразу показался знакомым, я поражён тем, насколько ваш вокал похож на никитинский. Бывает же такое!
– Вы берёте меня? – растерянно спросила Оля.
– Берём! – единогласно решили все экзаменаторы.
Выйдя из аудитории, она столкнулась с мужчиной, который ткнул ей визитку:
– Я хозяин ресторана, мне нужна певица. Если вы желаете по вечерам зарабатывать, приходите по этому адресу. У меня там есть управляющий, подойдёте к нему, скажете, что я прислал. Жалованье мы обсудим потом.
Оля посмотрела на визитку. "Ресторан "Неаполь". И адрес. Что ж, пожалуй, заработок ей не помешает, тем более что отец стал выпивать и появились опасения, что его уволят за это. А деньги ей теперь очень нужны – необходимо справить концертные платья и украшения. Ведь она теперь артистка!
* * *
– Добрый день, – сказала она, войдя в полумрак ресторана "Неаполь". – Могу я видеть управляющего?
– Пройдите, пожалуйста, вот туда, – указал ей официант в тёмный коридор, – там его кабинет.
– Добрый день, – снова поздоровалась она, теперь уже с пожилым полноватым мужчиной. – Меня прислал сюда ваш хозяин, он сказал, что вам нужна певица.
– Да, нам нужна певица, – согласился управляющий. – Как вас зовут, мадемуазель?
– Ольга Погорелова.
– Так, фамилию надо сменить. А меня зовут Антон Кузьмич. Будем знакомы. Расскажите о себе, о том, где вы раньше пели.
– Я не пела, – смутилась Ольга. – Я выступала в цирке, мы всей семьёй были воздушными акробатами, может, слышали, семья Серебряных?
– О! – воскликнул он, поднял указательный палец. – Вот и псевдоним! Будете и у нас Ольга Серебряная. А почему вы ушли из цирка?
– Я разбилась, упала из-под купола цирка…
– Простите… Ну так покажите, на что вы способны. Спойте что-нибудь.
Оля стала петь. Она хотела продемонстрировать все свои способности, весь свой вокальный дар. Она сама получала удовольствие от того, что пела и не могла остановиться, а Антон Кузьмич её не прерывал. Когда она закончила, то заметила слёзы на глазах собеседника.
– Поразительно! Это просто поразительно, – повторял он. – Я никогда не думал, что такое возможно.
Успокоившись, он объяснил Оле:
– Ваш голос потрясающе напоминает мне голос одной певицы, мы работали с ней вместе в ресторане "Глициния". У неё был изумительный голос, я даже не представлял, что такой голос может быть повторён в ком-то.
"Что это я на всех тут, в Херсоне, похожа?" – с обидой подумала Оля. Почему её сравнивают с кем-то, с какими-то прочими певицами? Она сама по себе, при чём тут какие-то другие певицы, которые жили здесь сто лет назад?
– У меня даже сохранились её афиши. Её звали Ксения Алмазова. Это тоже был псевдоним, я его придумал ей. Настоящая её фамилия – Никитина.
Оля сразу вспомнила, что как раз о ней рассказывали в музыкальном училище.
– Она ушла от вас в театр? – спросила она.
– Она хотела уйти в театр, – ответил Антон Кузьмич, – но сделала выбор в пользу любви. Ксения наша вышла замуж и уехала с мужем куда-то далеко. Больше мы о ней ничего не слышали. Так что она теперь своим уникальным голосом поёт колыбельные детям. Послушайте, а ведь вы не только голосом на неё похожи, – сказал вдруг Антон Кузьмич. – Вы удивительно похожи на неё внешне. А давайте мы сделаем так: объявим, что вы дочь Ксении Алмазовой. Будете играть роль дочери великой певицы. Народ толпой повалит на вас. В Херсоне помнят Ксению Алмазову, сожалеют, что после неё не появилось певицы её уровня. А вы похожи лицом и голосом на неё. Мы с вами заработаем кучу денег!
– Нет, что вы! – возмутилась Оля. – А если ей кто-нибудь сообщит об этом? И Ксения Алмазова вдруг приедет в город и обман раскроется? Тогда моя карьера будет окончена навсегда. А я не собираюсь ставить крест на своей карьере. И я хочу быть собой, а не дочерью какой-то там Ксении Алмазовой!