Граф Уайкоум размашистым шагом направился к Элису, который стоял возле своей лошади и наблюдал сцену воссоединения семьи.
- Рад вам, Линдон! - Он по-медвежьи неуклюже обхватил его ручищами, и Элис, чуть помедлив, вежливо ответил на его объятие. - Мы в неоплатном долгу перед вами: вы сумели доставить нашу Перси домой целой и невредимой. - Отец Перси взял молодого человека за плечи и хмуро посмотрел на него из-под нависших бровей. - Вы прошли через суровые испытания, стремясь домой, на долгожданную - полагаю - встречу с отцом, но вместо того вас ждут печальные известия. Вы можете рассчитывать на мою поддержку - помогу всем, чем располагаю.
- Благодарю, сэр. Весьма признателен вам за великодушное предложение. - Он глянул в лицо Перси, затем, как бы нехотя, подошел и взял ее за руки. - Дома и стены помогают, Перси. Да не покинет вас мужество на вашем пути - поступайте как должно. Мы поговорим позже. - Он склонился и поцеловал ее щеку, поклонился ее матери и направился к своей лошади.
- Лорд Айверн, - окликнула его леди Уайкоум, припустившись за ним через гравийную дорожку, - разве вы не переночуете у нас? Я знаю, вам до дому всего несколько миль, но вы, верно, так утомились.
Оставалась одна миля, если ехать напрямую: перепрыгнуть через поток воды, затем вверх-вниз по холму через густой подлесок и срезать через огороды. Перси частенько проделывала этот путь в детстве, и она знала, что Элис скорее поедет напрямую, чем проскачет шесть миль по объездной дороге и появится в неурочный час у привратницкой, а затем еще надо подняться по извилистой аллее к замку.
- Благодарю, мэм, но мне надо быть сегодня дома.
Перси подумала, что он чуть замялся, прежде чем произнести последнее слово, но, возможно, ей просто показалось.
- Да и вам тоже захочется поговорить с дочерью наедине.
Он вскочил в седло, коснулся хлыстиком шляпы и пустил лошадь по дорожке легким галопом. "В свою новую жизнь, - думала Перси. - В Англии. Новый титул, новый статус и новая жена, если мне удалось убедить его в том, что он не несет за меня никакой ответственности".
- О, какая радость - я дома! - воскликнула она, закружив и обняв Джорджа. - Все мне расскажешь - без утайки!
Глава 15
Элис не понукал уставшую лошадь, и она неспешно трусила через усадебный парк семейства Брук. Аллея сузилась и перешла в тропу - как видно, соседи не часто навещали друг друга за последние годы. Он пробрался сквозь заросли и осадил лошадь, прежде чем послать ее в прыжок через ручей в овраге, разделявшем поместья. А здесь, на высоком берегу - на его земле, - тропа и вовсе еле заметна, скоро она приведет его к высокой стене - за ней огороды.
Как странно, что он сразу вспомнил все, словно и не уезжал, думал Элис, наклоняясь из седла и подцепляя задвижку задних ворот ручкой хлыстика. Скрипнули, как всегда, петли, и он пригнулся, проезжая в открывшийся проем. Уже почти стемнело, так что никто не трудился среди грядок и в парниках, но в домике садовника светилось окошко.
Лошадь побрела по заросшим травой дорожкам к воротам напротив, затем терпеливо ожидала, пока Элис вспоминал, где надо нажать, чтобы отошла щеколда, после чего осталось рукой подать до темной громады конюшенных построек.
Грумы как раз заканчивали вечерний обход; многие двери уже были заперты, двор почти опустел. Однако из-за двери мастерской шорника просачивался свет и слышалось, как кто-то насвистывал внутри. Юноша наполнял ведра, качая воду из скважины. Он обернулся на стук копыт:
- Сэр? Вам помочь?
Элис подъехал ближе и спешился; свет фонаря упал на его лицо. Слуга изумленно выдохнул:
- Милорд?
Да, с годами его сходство с отцом только усилилось - и подтверждение этому ясно отражалось на лице парня.
- Да, я - Элис Линдон, - произнес он. Лучше прояснить ситуацию, чтобы бедняга не вообразил, что ему явился призрак.
- Вовремя пожаловали, милорд, - раздался голос со стороны, и на пороге шорницкой появился дородный мужчина. - Вы уж и не помните меня, милорд, но я…
- Трегвин, - перебил его Элис, протягивая руку для пожатия. - Как же не помнить, вы служили здесь конюхом, когда я уехал. Ваш отец обучал меня ездить верхом.
- Ага, милорд. - Конюх сжал его руку и крепко встряхнул. - Он умер недавно, в ноябре, и я заступил теперь старшим конюхом.
- Жаль, что его нет более, но он бы гордился тем, что династия Трегвинов не выпустила из своих рук бразды правления в усадебных конюшнях.
- В четвертом поколении, милорд. Но вам, верно, хочется подняться в дом, а не слушать здесь мою болтовню. Джимми, парень, сбегай-ка и доложи мистеру Барстоу, что его светлость уже дома.
Парнишка тут же сорвался с места, а Трегвин с Элисом пошли к арке.
- А я слыхал, было от вас вчера письмо, милорд, о том кораблекрушении. Крайне расстроился, как услышал: думаю, верно, вы потеряли друзей. - Элис промычал нечто нечленораздельное, выражая признательность. - Ее милость чуть удар не хватил. Не хуже, чем в тот раз, когда ваш отец почил. Так я слышал. - Его обычно богатый модуляциями голос на сей раз прозвучал бесцветно.
- Еще бы. Что ж, пойду и заверю ее, что жив и здоров, - так же равнодушно проронил Элис. - Доброй ночи, Трегвин. Завтра обязательно наведаюсь в конюшни.
Он завернул за угол - и сразу увидел перед собой замок. В 1670 году его предок маркиз Линдон расширил и укрепил главную башню, которая сильно пострадала от армии Кромвеля. Его внук добавил фасаду импозантности - в стиле начала восемнадцатого века, а последующие поколения перестраивали, улучшали, модернизировали, так что теперь вряд ли нашелся бы ценитель готики, способный отыскать в этом сооружении сквозной коридор, сырую темницу или руины башни на том месте, где им надлежит быть.
Элис вспомнил душещипательный роман Перси, утонувший в море: неужели она попытается переписать его? Он остановился, чтобы прислушаться к себе: его мысли о ней не должны вызывать ненужных эмоций. Как он мог так поступить - и как она могла не поставить его в известность? Каково это - блюсти себя в рамках светских приличий с мужчиной, который так жестоко лишил ее невинности?
Эта мысль посетила его сегодня, пока он томился в седле: возможно, она на корабле упала ему в объятия, чтобы доказать что-то самой себе, чтобы обладать им - живым, а не привидением из ее кошмаров. А может - мелькали у него мрачные подозрения, - она решила влюбить его в себя и затем отомстить отказом.
Она его наказала - это определенно. Его честь и совесть требовали, чтобы он женился на ней, однако ввиду ее несогласия у него оставалось немного вариантов. Переговорить с ее отцом; похитить ее и увезти; соблазнить и одарить ребенком…
Должно быть, вид его был мрачен, когда массивные парадные двери распахнулись, и он твердым шагом поднялся по лестнице в главный холл. Дворецкий - незнакомое ему лицо - вытянулся и, заикаясь, промолвил:
- С благополучным возвращением в замок Линдонхольт, милорд. Я Барстоу. - Он смотрел мимо Элиса, в пустую тьму за его спиной. - Ваш багаж, милорд? Ваш слуга?
- Ни того ни другого. Если здесь найдется толковый лакей, я пока возьму его в качестве камердинера; он подыщет мне выходной костюм в отцовском гардеробе, думаю, там найдется. Передайте ее милости привет от меня, я присоединюсь к ней за обедом. Пусть немедленно затопят камин в моей спальне и нагреют воду для ванны.
Элис направился было к лестнице, но дворецкий сделал шаг вперед:
- Милорд. Ее милость не отдавали никаких распоряжений относительно спальни почившего. Там все осталось так, как было, и постель не заправлена.
- Так проследите, чтобы все привели в порядок, - приказал Элис, не скрывая раздражения. Он не боялся никаких привидений и вознамерился с порога обозначить свое право собственности на этот замок, не пропуская ни одного темного угла.
- Ее милость до сих пор занимает смежные апартаменты, милорд. И она распоряжается в гостиной почившего, то есть в вашей гостиной и гардеробной, - пояснил дворецкий, глядя в пол.
- Понятно. - Элис твердо поставил ногу, обутую в сапог, на нижнюю ступеньку. - У меня нет желания причинять неудобства ее милости в столь поздний час. Я пока обойдусь наиболее приспособленной гостевой спальней, Барстоу.
- Разумеется, милорд. Садовая спальня - самая удобная, полагаю. - Он жестом подозвал лакея. - Грегори, вы пока что поступаете в распоряжение его светлости как камердинер. Принесите из спальни маркиза все, что понадобится его светлости. Я распоряжусь, чтобы принесли воду наверх, милорд. Ее милость обедает в восемь.
Элис поднимался по центральной лестнице вдоль стен, обильно увешанных трофейным оружием и доспехами. "Итак, первый раунд она выиграла, уже ли она все предусмотрела?" Едва он подумал это, как по лестнице метнулся шуршащий шелк: кто-то спускался по ступеням в мягких комнатных туфлях. Он посмотрел вверх с площадки первого марша и увидел силуэт мачехи в черных одеждах.
- Элис! - Она простерла к нему ладони, ожидая, пока он поднимется к ней, так что у Элиса было достаточно времени, чтобы оценить ее образ, как она, несомненно, и задумала.
- Соболезную, - произнес он, склоняясь над ее рукой.
- Так чопорно, словно мы не семья, - сказала она, но в ее больших голубых глазах затаился страх. - В былые времена вы называли меня Иможен.
- Действительно, но до того, как вы вышли замуж за моего отца, - вежливо напомнил он.
- Знаю, что разбила ваше сердце, - прошептала она. - Неужели вы все еще гневаетесь - столько лет спустя?
- Вы и в самом деле желаете обсудить это здесь? - спросил он. - Разрешите увести вас в ваш будуар. Или, следует понимать, в мои покои?
- Элис, неужели вам трудно поступиться ради меня крохотной комнатой?
Страх исчез - она поняла, что он не собирается преследовать ее в духе тех трагедий, кои разыгрываются на театральных фестивалях Челтнема. Откуда у нее появилась такая жеманная манера изумленно смотреть широко открытыми глазами? Восемь лет назад Иможен была очаровательно-наивной - или ему тогда хотелось так думать.
- Ничуть, - улыбнулся он, распахивая перед ней дверь. - Вдовий особняк целиком в вашем распоряжении.
- Что? - Она зашипела на него, как кошка, едва он закрыл за ними дверь. - Вам не выбросить меня отсюда!
- У меня неоспоримое право требовать, чтобы вы переехали во флигель, - ответил Элис. - И я немедленно распоряжусь подготовить этот дом для вас.
"Боже, однако, она прелестна", - думал он, окидывая ее беспристрастным взглядом. Больше года мысли о ней разрывали его сердце. Миниатюрная и бойкая, огромные синие глаза и отливающие блеском черные локоны, но в ней еще была та изюминка, что превращает милое личико в притягательный образ, от которого у всех мужчин захватывает дух. И его, двадцатилетнего идеалиста, она в свое время лишила и присутствия духа, и разума.
- Но разве вы отошлете меня? Я как-никак принадлежу к вашему семейству! - Она сопроводила свой выпад нетерпеливым жестом, давая возможность наблюдателю восхититься изгибами ее фигуры, - такого артистизма за ней раньше не наблюдалось.
- Как мачеха? - осведомился он, притворяясь тупым болваном. - Присядьте, Иможен, потому что, откровенно говоря, меня манит открывшаяся перспектива.
- Вы любили меня, - заявила она, модулируя трепетный тон и усаживаясь в кресло французской работы. - Знаю, что разбила вам сердце, но…
- Я был без ума от вас восемь лет назад - вам было девятнадцать, - ровным тоном произнес Элис. - Молодые люди склонны соблазняться смазливой внешностью, а вы, моя любезная, весьма прелестны. - Она опустила глаза, словно он только что страстно, однако чуть непристойно объяснился в любви. - Я был потрясен, узнав, что вы - как лучше выразиться - флиртовали со мной, между тем как спали с моим отцом. Признаюсь, не ожидал от себя такой недогадливости.
- Элис! Зачем вы так жестоко? - Иможен подняла ладонь, словно защищаясь от удара. - Я и представить себе не могла, что вы испытываете такие глубокие чувства, а милорд был так… страстен и не желал ждать.
- Будем откровенны, Иможен. - Он понял, что ему надоели ее игры. - Вы рассчитывали, что мой отец не решится далеко зайти с вами, и держали меня в запасных, для подстраховки. А может, вы решили, что наследник - как журавль в небе и надежнее - маркиз в руке, хотя он по возрасту годился вам в отцы.
Она покраснела - и это выдало ее с головой. Дочь местного эсквайра, Иможен Пенуит была первой красавицей в округе, и ее родители надеялись нажиться на этом. В то время он был слишком зол и обижен, чтобы задумываться над этими обстоятельствами, но с тех пор многое успел понять.
- Мама из кожи вон лезла ради моего благополучия, - прошептала она. Ему хотелось бы верить, что она сама не была столь же амбициозна и беспринципна, как ее родители.
Откровенно говоря, то же самое он мог бы сказать и о своих метаниях: его отец и эта женщина заставили его разочароваться и цинично судить о любви, однако он оправдывался тем, что был слишком доверчив. "Желторотый идиот-идеалист - это факт", - криво усмехнулся он, вспомнив себя в юности.
Тот юноша был серьезен, прилежен в науках, любознателен к жизни и к тому будущему, которое она ему сулила; его отец был крепок и бодр и не выказывал никакого желания передать хотя бы часть дел в ведение своего единственного сына. Так что ему хотелось тогда путешествовать и исследовать новые земли. Он увлекался ботаникой и был весьма образован в этом предмете, но ему и в голову не приходило, что он может - или ему следует - покинуть Англию.
Его долг - находиться рядом с родителем, заключил он, несмотря на то что отец по-мужски презирал его: Элис не пил без меры, не распутничал и не играл. Тем не менее маркиз не смог бы обездолить своего сына за то, что тот оказался "тряпкой", особенно когда соседи признали его лучшим стрелком в округе, неутомимым наездником и даже - к громкому восторгу его отца - начинающим волокитой: ему приписывали ряд интрижек.
Но он дал отставку всем своим любовницам, когда на балу столкнулся лицом к лицу с Иможен Пенуит. Она была так прелестна, так чиста, что, влюбившись в нее, он не думал даже смотреть на других женщин.
- Вам не понять. - Иможен обиженно надула губы.
- Прекрасно понял все, когда зашел в библиотеку и застал отца со спущенными бриджами, а вас - лежащей на столе в задранных на уши юбках, - ответил Элис. Он слишком утомился, чтобы вести такие беседы, но во избежание дальнейших осложнений следует сразу поставить Иможен на место: он уже не раб ее чар. - И не рассказывайте, что он принудил вас, или ваши родители насильно затащили вас под него, или что у вас не было тогда другого выбора, - добавил он. - Да мне, честно скажу, и безразлично это.
- Вот как?
- Давайте определимся, - сказал он, поднимаясь и желая только одного - повалиться на кровать и заснуть на целый месяц. - Я пробуду здесь примерно с неделю: надо разобраться с самыми неотложными делами и проследить, чтобы отремонтировали вдовий флигель. Затем поеду в город на светский сезон. А когда вернусь - ожидаю, вы уже съедете отсюда.
Она обратила на него умоляющий взгляд, и он заметил сапфиры - под цвет ее огромных глаз - в покачивающихся серьгах и в ожерелье на ее шее.
- Также намереваюсь по возвращении проверить по описи все фамильные драгоценности, - добавил он. - Они потребуются моей жене. - Ее рот невольно приоткрылся - и в первый раз за этот вечер на лице ее появилось искреннее выражение. - Увидимся за обедом, матушка.
Он закрыл за собой дверь и услышал, как что-то стукнуло в нее с обратной стороны - несомненно, изящная туфелька.
Грегори нервно суетился в садовых апартаментах.
- Ванна готова, милорд, - сказал он вошедшему Элису и сделал жест в сторону гардеробной. - Подойдет вам та одежда, милорд? Помочь вам раздеться, милорд?
- Отлично выглядит. - Элис бегло осмотрел предложенный комплект. Отец до старости сохранил подтянутую фигуру, и рост у них был примерно одинаков. - Я вполне способен раздеться и одеться самостоятельно, благодарю. И одного милорда на двадцать минут вполне достаточно.
Лакей прикусил губу - Элис улыбнулся и заслужил ответную усмешку.
- Побреюсь я тоже самостоятельно.
Он взглянул на напольные часы. Половина восьмого. Да, особо не разнежишься в ванне.
- Грегори, через десять минут принесите кувшин холодной воды.
Он погрузился в теплую воду, обильно намылился, и - какая-то истома овладела им. Перси. Интересно, как Иможен справилась бы с теми испытаниями, через которые прошла Перси за последние месяцы? Он вспомнил ее в той хижине на острове - вымокшую, дрожащую, мужественную и самую желанную для него женщину.
К тому же самую тупую в своем упрямстве, дерзкую гордячку. Она будет его, хочет она того или нет. И независимо от его чувств к ней. Боже, жизнь с Перси покажется адом: обидчивая и вспыльчивая, она достаточно сообразительна, чтобы осуществить все, что ни взбредет ей в голову.
- Аа-а! - Холодная вода плеснула ему в лицо, словно пощечина. Элис взметнулся в ванне, отплевываясь и отряхиваясь, словно большой пес, а Грегори отступил, сжимая перед собой кувшин, словно щит. - Милостивый человек, - комментировал Элис, выбираясь из воды и хватаясь за полотенце.
- Милорд? - Грегори смотрел на него, вытаращив глаза.
Элис взглянул вниз. На распаренной в горячей воде коже обозначились все синяки и ссадины, а шрамы от когтей тигра выделялись багровыми полосами.
- Да, кораблекрушения, говорят, на пользу не идут.
- Арнику?
- А поможет? - Он досуха растерся полотенцем.
- Мой предок всегда пользует себя этим, в буфетной найдется немного, - предложил Грегори.
- Завтра начнем лечиться, - развеселился Элис. Надо же - "предок"! Приятный молодой человек, этот Грегори, в чувстве юмора ему не откажешь, а это весьма ценное качество в камердинере. Пора забыть Восток - хотя бы на несколько лет - и заново научиться чувствовать себя английским джентльменом.
Грегори предпочел удалиться, пока Элис одевался. Однако эта тишина, в которой будто угадывалось чье-то затаенное дыхание, - думал Элис, затягивая узел шейного платка, - была почти столь же тягостна, как и непрошеная болтовня.
Слуга вновь появился со шкатулкой в руках.
- Мистер Барстоу доверил мне непременно вручить вам это лично в руки, милорд. Он велел сказать, все эти вещи все время были в серебряном сейфе у него под замком после смерти прежнего лорда.
- Он так и велел?
Судя по всему, дворецкий хотел этим сказать, что он вполне изучил повадки своей хозяйки, а его симпатии и преданность - целиком на стороне нового маркиза. Элис открыл шкатулку и нашел там булавки для галстука, брелки от часов и старую тяжелую печатку, которую он видел раньше только на мизинце отца - тот носил ее не снимая. Теперь этот фамильный перстень с тяжелым темным камнем холодно и безукоризненно сел на его непривычный к кольцам палец. И это означало: отныне он - лорд Айверн.
Эта промашка Иможен ему весьма кстати; он вынул из шкатулки тяжелые золотые часы с цепочкой и брелками и опустил их в кармашек жилета, вывесив цепочку до петли застежки; затем взял более модную вещицу - булавку с изящным янтарем - и вколол ее в шейный платок.