– Неужели? – огрызнулся он. – Он ведь оставил мне столько проблем.
– Я очень сожалею, Лукас. Я не хотела, чтобы все так сложилось.
– Сожалеешь? Я не собираюсь слушать извинения, потому что такие вещи не прощают. Попробуй попросить прощения у дочерей. Если сможешь. Я пустил тебя в свой дом только потому, что ты их мать. Судя по всему, ты решила бросить своего нынешнего любовника, сэра Альфреда Хаттона, который не только годится тебе в отцы, но к тому же, как оказалось, беден как церковная мышь? Возможно, тебе стоит вернуться к родителям. Разве они не примут тебя обратно? Разве ты не их любимая дочь?
Ее глаза сузились.
– Ты знаешь, что это не так. Они любили сестер, но не меня. Отец ни за что не примет меня.
Лукас поднял бровь:
– И разве можно его за это винить? Своим скандальным поведением ты запятнала доброе имя Ирвинов и едва не свела его в могилу. Ты изменяла мне, а когда я отделался от тебя, принялась преследовать меня и вымогать деньги.
– О, ради бога, только не начинай все сначала. Я ведь мать твоих детей. Ты плохо обращался со мной, и это еще мягко сказано.
– Ты лгала мне, а потом изменила с моим собственным братом. И чего ты ожидала? Прощения?
Максин мрачно уставилась на него:
– Нет, но никто не обращался со мной так, как ты, и при этом остался безнаказанным. Ты заставил меня пройти через унизительный развод, выставил на посмешище перед друзьями. Это было нестерпимо!
– Твоя неверность и лживость окончательно положили конец моему терпению. Ты больше ничего от меня не получишь, Максин.
Побледнев как смерть, Максин смотрела, как он резко развернулся и направился прочь. Не желая сдаваться, она поспешила за ним в его кабинет.
– Ты заплатишь за то, что сделал со мной! – в отчаянии крикнула она ему вслед. – Не думай, что развод избавил тебя от долга передо мной!
Лукас резко обернулся:
– Долга?
– О да. У тебя не было бы твоих драгоценных детей, если бы не я. Я говорю серьезно, Лукас. Ты должен дать мне денег. Меня вот-вот могут арестовать из-за долгов. Если бы не нищета, я не пришла бы сюда. Мне нужны деньги.
Лукас мрачно усмехнулся:
– И ты не одинока, Максин. Если бы ты навестила меня в Лондоне, то увидела бы пустой дом, и это все благодаря моему никчемному братцу, который беспробудно пил, бесконечно играл, в конечном счете проиграл все, что можно было, и вдобавок соблазнил мою жену-потаскуху. Почему ты думаешь, что я стану с тобой делиться тем, что у меня еще осталось?
Максин шагнула к нему, теперь ее лицо со сверкающими от злобы глазами было совсем близко.
– Я скажу тебе почему, Лукас, – прошипела она, едва сдерживая ярость. – Не хочу, чтобы ублюдок твоего брата рос в нищете. Вот почему.
Застыв на месте, Лукас недоверчиво смотрел на нее.
– Ребенок? Стивен – отец твоего ребенка? Ради бога, скажи, что это ложь, – пробормотал он сквозь зубы.
– Нет, это не ложь. Я родила от Стивена ребенка, девочку. Я оставила ее с женщиной, которая позаботится о ней. Дай мне денег, и я оставлю тебя в покое. Ты больше никогда обо мне не услышишь.
– А девочка?
Максин пожала плечами:
– Я уже сказала тебе, за ней присматривает хорошая женщина. Я не желаю зла этому ребенку. Я просто не хотела, чтобы она родилась. Я подумала, что ты захочешь взять ее в свою семью. – Она ухмыльнулась. – У тебя ведь просторная детская. Еще один ребенок вас не стеснит.
– Ты злобная, бессердечная тварь, – прорычал Лукас, и в его глазах вспыхнул угрожающий огонек. Максин испуганно отшатнулась, заметив этот взгляд. – Твое поведение просто отвратительно. Ты явилась сюда выпросить у меня деньги и потребовать, чтобы я вырастил твоего незаконнорожденного ребенка как настоящего Стейнтона. Господи, Максин, у меня это в голове не укладывается.
– Это ребенок Стивена. Клянусь.
– Неужели ты в самом деле решила, что после того, что ты сделала, я дам тебе денег? Ты могла видеться с нашими детьми, но ты не пожелала. А теперь явилась сюда, вырядившись как шлюха, надеясь выпросить у меня денег. Убирайся к черту, Максин, и пусть тебе будет так же трудно, как было мне эти последние два года.
Максин попятилась от него:
– Я вижу, с тобой бесполезно разговаривать, когда ты в таком состоянии, Лукас.
– Ты права, не стоит со мной разговаривать, – пробормотал он, презрительно глядя на нее. – А теперь убирайся. И больше не возвращайся.
Она смерила его злобным взглядом:
– Что ж, я уйду, но я еще вернусь. Я хорошо тебя изучила, ты не сможешь спать спокойно, зная, что где-то живет ребенок, в жилах которого течет кровь Стейнтонов. Если захочешь узнать, где находится ребенок, найдешь меня в доме сэра Альфреда Хаттона в Лондоне. Но запомни, Лукас, это будет дорого тебе стоить. Для меня наш развод ничего не изменил. Я его у тебя не просила и не хотела разводиться. Я – мать твоих детей и потому требую компенсации.
Глаза Лукаса угрожающе сузились.
– Я не позволю себя шантажировать, Максин. Если этот ребенок существует, я его найду, с тобой или без тебя. А теперь убирайся!
Когда дверь за ней захлопнулась, Лукас взъерошил волосы ладонями. Господи! Вот так дела. А он еще думал, что хуже быть уже не может. И теперь еще придется взять на себя лишнюю обузу в лице этого ребенка, которого Максин бросила с той же беспечностью, что и первых двух. Если это действительно дочь Стивена, он не мог просто так отвернуться от нее. Но, учитывая, что ему нужно заботиться о своих детях, ситуация сильно осложнялась. Он же не мог кормить их свежим воздухом.
Уложив девочек спать, Ева отдыхала в сгущающейся темноте, прислушиваясь к ночным звукам, доносящимся из распахнутого окна. Она прилегла и ждала, когда вернется лорд Стейнтон.
Она знала, что сегодня его бывшая жена приезжала в Лаурель-Корт. Слуги только об этом и говорили. Поднимаясь по лестнице, Ева слышала громкие гневные голоса, доносившиеся из гостиной. Когда Максин ушла, Ева подошла к окну детской, где Софи и Эбигейл были поглощены игрой в куклы, не догадываясь о приезде своей матери.
Глядя, как экипаж Максин катится по подъездной дорожке, Ева почувствовала, что за короткое время, что эта женщина была здесь, ей удалось нарушить уютную атмосферу Лаурель-Корт. А через несколько минут по парку пронесся всадник. Он мчался так, будто сам дьявол гнался за ним.
Его до сих пор не было, и Ева не могла спать, пока он не вернется домой. Когда окончательно стемнело, она услышала цоканье лошадиных подков на подъездной дорожке. Радуясь, что лорд Стейнтон благополучно вернулся домой, она задремала и проснулась от громкого удара, донесшегося откуда-то снизу.
Желая убедиться, что все в порядке с ее хозяином, забыв обо всем на свете, Ева выскочила из комнаты и бесшумно спустилась по лестнице. На нижней ступеньке она замерла и прислушалась. Тихо. Из приоткрытой двери в гостиную пробивалась тонкая полоска света. Она, дрожа, распахнула дверь и осторожно вошла внутрь.
В неярком свете комнаты Ева увидела темную фигуру лорда Стейнтона. Он стоял к ней спиной. Белоснежная рубашка, выпущенная поверх его бежевых брюк, тесно облегала его широкие плечи.
Лорд Стейнтон почувствовал ее присутствие.
– Уходите, – резко приказал он.
Ева помедлила, а затем, собрав в кулак всю свою волю, произнесла:
– Лорд Стейнтон?
Услышав ее голос, он полуобернулся, и Ева увидела, как, стиснув зубы, он смерил ее надменным взглядом.
– Простите, – мягко пробормотала она, отворачиваясь. – Я… услышала шум и подумала, что в дом пробрался грабитель. Не хотела вас беспокоить.
Лукас вскинул голову и уставился на нее. На ней была серая ночная рубашка, ее ниспадающие на плечи волосы были стянуты широкой лентой. Сейчас она была похожа на призрак, бродящий в ночи.
– Постойте, – сказал он, направившись к ней. – Пожалуйста, не уходите. Простите, если я вел себя грубо. Сегодня был непростой день.
– И долгая поездка. Я видела, как вы умчались, – объяснила Ева, когда он вопросительно вскинул бровь. – Вы долго не возвращались.
Лукас натянуто улыбнулся:
– Только не говорите, что вы беспокоились обо мне, миссис Броди.
– Я… Да, думаю, я беспокоилась, – пробормотала она и покраснела, смутившись от этого неожиданного признания. – Она… Ваша жена, должно быть, расстроила вас.
– Максин мне больше не жена, – отрезал он.
– Да, я знаю. Простите, что начала этот неприятный разговор.
– Я не хочу это обсуждать, – ответил Лукас, потирая затылок. – Мне бы очень хотелось забыть о сегодняшнем появлении Максин, но, к несчастью, она сообщила нечто, с чем я должен разобраться как можно быстрее. Поэтому нам всем придется вернуться в Лондон раньше, чем я рассчитывал.
Еву захлестнуло разочарование. Ей нравилось жить в Лаурель-Корт, и она совсем не хотела возвращаться в Лондон.
– Но разве девочкам обязательно уезжать? Мы бы могли остаться здесь.
– Это деликатное дело, и мне может понадобиться женская помощь. А именно ваша, миссис Броди. Ситуация очень щекотливая, и мне не следует вас в это впутывать, но все так неожиданно осложнилось.
– И в чем же дело?
– Дело в другом ребенке, двухмесячной девочке, если точнее.
Ева внимательно посмотрела на него, заметив озабоченную складку у него на лбу.
– Похоже, вы очень взволнованы. Этот ребенок вам родной?
– Это девочка. Думаю, это моя племянница, – сдержанно ответил он. – Если все, что рассказала Максин, окажется правдой, это дочь моего брата Стивена. Она также сводная сестра моим дочерям, и Максин бросила ее так же безжалостно, как Софи и Эбигейл.
– Понимаю. – Внезапно Ева увидела в его глазах боль. Она пыталась скрыть ужас, охвативший ее при мысли о том, что женщина могла так спокойно бросить своего ребенка, но безуспешно. – Я не знаю, что произошло между вами и вашей женой, лорд Стейнтон, это не мое дело. Я должна заботиться о ваших детях, и, насколько мне известно, двухмесячный младенец должен быть с матерью.
Губы Лукаса презрительно скривились.
– Обычно так всегда и бывает, но Максин никогда не вела себя как нормальная женщина.
– Да, я начинаю это понимать. Неужели она не осознает, что поступает жестоко? – выпалила Ева, не в силах сдержать гнев.
– Максин прекрасно все понимает. Но ей на это наплевать. Я понятия не имею, что творится в ее голове, почему она такая. Она всегда была всем недовольна. Возможно, ее разочаровал брак со мной, – пробормотал он, горько вздохнув, – а возможно, причина кроется в ее отношениях с семьей.
– Это не ваша вина. Ваша жена причинила много горя вам и вашим детям. Вам пришлось нелегко. Я это вижу. И понимаю теперь, почему вы так плохо думаете о женщинах.
– Это не совсем так, и я прошу прощения, если произвел на вас такое впечатление. Я питаю антипатию только к Максин. Одному Богу известно, куда она спрятала ребенка, возможно, на какой-нибудь грязной свалке в Ковент-Гарден или в каком-нибудь подобном месте. Я должен найти девочку, пока не поздно.
Ева нахмурилась:
– Пока не поздно? Но вы ведь не думаете, что с ней может произойти что-то ужасное? Она ведь еще младенец.
– На свете полно жестоких людей, миссис Броди, которые без зазрения совести используют детей в своих гнусных целях.
Она посмотрела на его гордое, красивое лицо и вдруг почувствовала, как ее сердце сдавила боль. Пережив горький опыт брака с женщиной, которая коварно бросила его и детей, он стал мрачным, непредсказуемым человеком, который в большей степени видел в людях и окружающем мире только плохое. Ужасная жизнь с женой и предательство брата подкосили его, и все же он выстоял, потому что обладал огромной силой духа.
– Теперь я понимаю, почему нам надо торопиться. Буду рада помочь.
– Вы уже мне помогли. – Он некоторое время смотрел на нее, и Еве вдруг показалось, что на его лице отразились непонятные чувства, которых она не видела раньше. – Софи и Эбигейл еще никогда не были так счастливы, и все это благодаря вам. А теперь ложитесь спать. Простите, что я побеспокоил вас, разбудив среди ночи. Это ужасно неприятно. А утром нас ждет много дел.
– Да-да, конечно, я иду спать. Спокойной ночи.
На следующее утро, собрав в дорогу разочарованных детей, которых удалось успокоить, лишь пообещав скорое возвращение в Лаурель-Корт, они направились в Лондон.
Лукас собирался во что бы то ни стало добиться своей цели. Он решил отыскать ребенка своего брата и вызывал восхищение своим упорством. Ева незаметно наблюдала, как он, сидя за письменным столом, писал письма всем, кто знал его бывшую жену. Он уезжал и долгое время отсутствовал, возвращаясь домой совершенно обессиленный.
При мысли о том, что дочь Стивена, возможно, страдает во власти дурных людей, ему делалось плохо. Он напряженно размышлял, где Максин могла ее спрятать. Она была хитра, жестока и расчетлива. И в довершение к безуспешным поискам ребенка ему приходилось решать финансовые проблемы.
Однако вскоре удача улыбнулась ему в лице служанки, которая работала у Максин до того, как та уехала из Лаурель-Корт. Поначалу служанка не хотела с ним разговаривать, но ему удалось ее убедить, и она рассказала все, что хотел узнать Лукас.
Она вспомнила, что после смерти Стивена Максин искала женщину, которая могла бы присмотреть за младенцем, от которого отказалась мать. Женщина, к которой она отправила свою дочь, жила в Сен-Жиль.
Лукас ощутил уже знакомое замирание сердца, встретившись в холле с миссис Броди. Когда она приблизилась, он вгляделся в ее лицо и заметил, что она обеспокоена.
– Вы нашли девочку? – тихо спросила Ева.
– Ее зовут Элис. Вы уверены, что хотите поехать со мной?
– Поэтому я здесь.
– Я понимаю, что не следовало вас в это втягивать.
– Я хочу помочь, и если я стану заботиться об этом ребенке, то должна начать это делать прямо сейчас.
Прищурившись, он внимательно посмотрел на нее:
– Должен сразу предупредить, что место, куда мы отправимся, – не из приятных.
– Я готова. Сейчас самое главное – ребенок.
– Я предпочел бы, чтобы никто не узнал о том, что совершила моя бывшая жена. Я содрогаюсь, представляя себе условия, в которых находится девочка, и сделаю все возможное, чтобы забрать ее оттуда.
– А… вы уверены, что это ребенок вашего брата?
– Как никогда. Я разыскал лакея Стивена и одну из служанок Максин, которая работала у нее в Лаурель-Корт. Они знали о беременности Максин, и Стивен тоже. Судя по всему, он с нетерпением ждал появления младенца, но умер за полгода до рождения Элис.
– Это так печально. Мне очень жаль. Думаю, нам пора ехать.
– Согласен. Пойдемте.
Вскоре экипаж Лукаса покинул благопристойный район, облюбованный мелкопоместным дворянством, и они оказались в Сен-Жиль – забытой богом части Лондона, примыкавшей к Сохо и Ковент-Гарден. Все знали, что здесь находят пристанище отъявленные негодяи и отщепенцы города.
Они вышли из экипажа, Лукас приказал кучеру ждать их возвращения. Они шли через лабиринт узких грязных улочек.
Лукас предупредил ее: то, что она увидит, ей совсем не понравится. Ева знала, что Сен-Жиль отвратительное место, но все оказалось гораздо хуже, чем она могла представить. Она вся сжималась, не в силах побороть отвращение, при виде мусора, которым были завалены улицы. Ее пугали мужчины и женщины, сгорбившиеся в покосившихся дверных проемах лачуг, и босые, чумазые, полуголодные дети, игравшие в водосточных канавах. В воздухе витал отвратительный запах – отталкивающий запах нищеты.
И хотя Ева и Лукас, по их мнению, были одеты очень просто, все же привлекали внимание местных обитателей.
Ускорив шаг, они спустились по небольшому склону и дошли до центральной водосточной канавы. Ева шла, подхватив юбки, чтобы не запачкаться, она чувствовала, как с каждым шагом все внутри у нее сжимается от ужаса перед этими зловонными трущобами, но, дойдя до конца переулка, они увидели разбросанные впереди домики вполне приличного вида и вздохнули с облегчением.
Лукас уверенно направился к одному из домов и громко постучал. Дверь открыла женщина, одетая заметно лучше тех, что они видели в трущобах, и Лукас бесцеремонно шагнул вперед, собираясь войти.
– Ну и что надо? – спросила женщина, скрестив руки на впалой груди, и окинула их пристальным взглядом. Она сразу поняла, что перед ней представители высшего общества, но нисколько не испугалась.
– Миссис Анвин? – коротко спросил Лукас.
– А вы кто такой?
Лукас прищурился и стиснул зубы.
– Я ищу ребенка, и у меня есть все основания считать, что девочка у вас, – ответил он, пропустив мимо ушей ее вопрос.
Миссис Анвин уставилась на него. Надменность и властность этого красивого мужчины обеспокоили ее, и женщина попятилась:
– Я присматриваю за многими детьми. А у этого ребенка есть имя?
– Элис Стейнтон. Меня прислала мать девочки.
Миссис Анвин с сомнением взглянула на него:
– А откуда мне знать, что это правда?
– А вам и не надо это знать. – Смерив ее ледяным взглядом сверкающих глаз, он угрожающе произнес: – Если вам дорога жизнь, вы сейчас же отдадите мне ребенка. Того самого ребенка, потому что у меня есть свои способы выяснить правду, и они вам совсем не понравятся.
Заглянув в глаза респектабельного мужчины, миссис Анвин поняла, что ничего хорошего эта встреча ей не сулит. Не успела она открыть рот, как Лукас оттолкнул ее и вошел в дом. Разгневанная женщина следовала за ним по пятам, бормоча ругательства.
Ева пошла за ней, они прошли из маленького коридора в полутемную комнату. Здесь было холодно, дрова в камине едва тлели. На стене около камина висело на гвоздях несколько сковородок, от кастрюли, висевшей над углями в камине, исходил отвратительный запах.
Стены и потолок были пропитаны сыростью, а пол оказался земляным. У стены притулился комод, а напротив камина расположилось старое потертое кресло. В центре комнаты стоял старый стол, на котором были расставлены грязные тарелки с отбитыми краями с остатками еды. Вокруг стола были расставлены деревянные ящики, заменявшие стулья нескольким худеньким ребятишкам, сбившимся в стайку в углу комнаты. Они настороженно смотрели на незнакомцев, и вдруг из коробки в углу раздался тоненький плач.
Лукас обвел взглядом убогую комнату. Он с напускным безразличием посмотрел на детей, хотя в его душе бушевал яростный пожар, грозивший вот-вот вырваться наружу.
– Где ребенок? – резко спросил он.
– Идите за мной, – неохотно откликнулась миссис Анвин, чувствуя, что больше не видать ей денег, которые мать девочки платила ей каждую неделю. – Я хорошо о ней заботилась, как и обещала той леди. Она сказала, что у нее возникли трудности, что она придет за девочкой или пришлет кого-нибудь, чтобы забрать ее, когда все наладится.
– Не сомневаюсь, – прорычал Лукас. Ему было страшно представить, какая судьба ждала эту девочку, если бы он не забрал ее. Множество нежеланных детей погибало на улице. Те, кто выживал, попадали в приходские приюты, где многих из них калечили и отправляли на паперть просить милостыню. Другие в возрасте одиннадцати-двенадцати лет, изъеденные болезнями, вынуждены были заниматься проституцией. И, скорее всего, такая судьба была уготована детям, которые смотрели на него испуганными и голодными глазами.