У Чесли было лишь небольшое имение, но его сады славились на весь Бакингемшир. Весной и летом в них бывало множество гостей. Его покойная мать, как однажды сказал Чесли, питала страсть к парадным французским садам, итальянской скульптуре и свежесрезанным цветам. Он чтил ее память, сохраняя все в том виде, как бы ей этого хотелось. Только лабиринт не был приведен в порядок.
– Господи, как будто его моль поела, – заметил Куин, когда они подошли к нему.
Вивиана рассеянно улыбнулась:
– Какая-то болезнь повредила его. Его должны были подрезать садовники.
Это был большой лабиринт. Вивиана и Куин медленно обошли внешний круг в полном молчании. Куин чувствовал удовлетворение от того, что гуляет с Вивианой и ее рука покоится на его руке. Вивиана бросила на него встревоженный взгляд. Юношеское очарование Куина давно исчезло. Сейчас он выглядел уверенным и сильным мужчиной.
Не столько красивым, сколько решительным. Его челюсти были крепко сжаты, а темно-голубые глаза казались холоднее, в них не было той жаркой страсти, которая была накануне. Куин совсем не походил на человека, который схватил ее за руку и поклялся встретиться с ней сегодня.
Вивиана не хотела этой встречи. Она слишком боялась того, что Куин может спросить и что она может не устоять и сказать ему. А если бы он узнал правду, он бы возненавидел ее.
К тому же она не знает, насколько годы изменили Куина. Когда-то Вивиана думала, что знает его; знает, чего он хочет, знает, как он ответит. Не так уж давно она сказала Куину, что не потерпит вопроса о своих поступках. А ответ на них с каждым днем становился все честнее. Что, если она все эти годы ошибалась? Что, если?..
Это означало, что все ее жертвы были напрасны. Все, чем она была, и все, что она сделала, было предопределено тем ее решением. И сейчас Вивиана не могла позволить себе думать иначе. Поэтому она собрала все свое мужество, что ей часто приходилось делать за прошедшие годы, и глубоко вздохнула.
– Ты пожелал меня видеть. О чем же, Куинтин, ты хотел спросить?
Куин посмотрел на Вивиану со смущенной улыбкой:
– Верна себе, Виви, сразу к делу. Что я хотел сказать? Даже не знаю.
– Значит, ты проделал этот долгий путь напрасно.
– Разве? – Куин остановился и посмотрел ей в глаза. – А я чувствую, что не напрасно, Вивиана. Как хорошо вот так гулять с тобой! Я чувствую себя так, словно... вернулись старые времена.
– Мы никогда так не гуляли с тобой, Куинтин, – холодно заметила Вивиана. – Мы ссорились. Потом был секс. А потом мы снова ссорились.
– Это самое холодное, трезвое определение отношений из всех, какие я когда-либо слышал, – согласился Куин. – И никаких романтических воспоминаний не осталось у тебя, дорогая?
– Очень мало, – ответила Вивиана. – Романтика, сага, – это для мужчин. Женщинам трудно позволить ее себе.
Куин поднял бровь и снова зашагал по тропинке.
– Я думаю, оглядываясь назад, что в любом случае это трудно назвать отношениями, – продолжил он. – И все же, Виви, воспоминания не покидали меня все эти годы. Как ты думаешь, почему?
– Не могу сказать.
– А я думаю, потому, что мы прервали их неоконченными, – задумчиво произнес Куин. – У тебя никогда не было такого ощущения, Виви? Или ты просто... никогда не оглядывалась назад?
Вивиана упорно смотрела вдаль, на длинный ряд строений, обрамлявших сады около дома.
– Я никогда не оглядывалась назад, – солгала она. – Я не могла. Я должна была жить.
– Жить без меня, – уныло добавил Куин.
– Ты сделал свой выбор, Куинтин, – прошептала Вивиана. – И теперь не смей заставлять меня брать вину на себя.
– А, ты говоришь, полагаю, о том предложении жениться на тебе, которое однажды высказала, – помрачнев, напомнил Куин. – Последнее время я много думал об этом. Почему, Виви, ты не могла просто сказать мне -^ все или ничего? Почему ты не была со мной честной? Возможно, я... возможно, я ответил бы тебе по-другому.
Вивиана вырвала у Куина свою руку.
– Как ты смеешь?! – спросила она, понизив голос. – Как ты смеешь теперь обвинять меня в нечестности после всего, что уже произошло?! Я что, должна была приставить пистолет к твоей голове? Нож к своему горлу? И если я этого не сделала, значит, это моя вина? Будь ты проклят, Куин Хьюитт! Убирайся к черту! Вот так. Я сказала то, что мне давно хотелось сказать тебе, и сказала по-английски, чтобы ты мог это ясно понять.
Куин предостерегающе поднял руку:
– Вивиана, подожди. Я никогда не обвинял тебя в нечестности.
– Но именно это ты и сказал. Ты не представляешь, Куинтин, как было унизительно для меня просить тебя об этом. Понимал ли ты, как оскорбил меня своим взглядом и своими словами? А теперь заявляешь, что сожалеешь, что я угрозами не принудила тебя согласиться.
Куин слегка побледнел.
– Я только жалею, Виви, что ты не была честной со мной, – сказал он. – Я только жалею, что ты мне не сказала определенно, что было поставлено на карту.
– О, si, ты хотел бы, чтобы я умоляла тебя! Ведь так? И какого бы мужа, Куинтин, я получила? Мужа, который просыпался бы каждое утро, кипя от злости? Мужа, который чувствовал бы, что его заманили в ловушку или лестью принудили к браку? Да я бы лучше умерла.
Вивиана повернулась, намереваясь уйти, но Куин удержал ее:
– Ну подожди же минуту, Вивиана.
– Andare all'inferno! – прошипела она.
Куин грубо сжал ее руку и повернул лицом к себе.
– Будь я проклят, если я буду стоять здесь, в саду, где любой может услышать, как мы ссоримся наподобие базарных торговок, – проворчал он, оттаскивая Вивиану в сторону. – Что это там впереди? Оранжерея?
– Откуда я знаю? – возмущенно ответила Вивиана. – Отпусти мою руку, высокомерный осел!
– Замолчи, Виви. Я думаю, мы, ты и я, разберемся в этом раз и навсегда. И мне не нужны свидетели моего унижения.
– Твоего унижения! – Вивиана перестала вырываться, чувствуя бесполезность этого. – Да ты не знаешь, что значит это слово.
Куин открыл тяжелую деревянную дверь и втолкнул Вивиану внутрь, где царили сумрак и приятное тепло. Она прищурила глаза и огляделась. В воздухе стоял запах влажной земли. Они вошли в большое, с низким потолком помещение. А за ним под выпуклой стеклянной крышей виднелись ряды деревянных рамок, где на грядках густо росла пышная сочная зелень.
– Слава Богу. – Куин отпустил Вивиану и снял пальто и перчатки. – По крайней мере здесь тепло.
Вивиана уперлась рукой в бок и сердито смотрела на него. Но, даже охваченная волнением, она видела, что, хотя Куин продолжал сердиться, воинственный дух его ослабел. Он с видимым отвращением швырнул шляпу на стол, где уже лежали его пальто и перчатки, и запустил руку в свои длинные волосы.
– Почему так, Виви, почему ты по-прежнему так действуешь на меня? – с отчаянием спросил он. – Почему, после всех этих лет, ты все еще можешь веревки из меня вить, и я снова чувствую себя тем же зеленым, как трава, юнцом?
Вивиана не совсем поняла его.
– Я не имею никакого желания связывать тебя веревками или превращать в траву, – с чувством собственного достоинства произнесла она. – И я определенно не имею желания ссориться, Куинтин. Я думала... я думала, что мы покончили с этим делом еще два дня назад. В коттедже. Не понимаю, чего ты теперь от меня хочешь. Будь любезен, объясни, per favore, и позволь мне уйти.
– Я только хотел узнать... – Слова, казалось, застряли у него в горле.
– Что?
– Я хотел узнать, Виви, почему ты оставила меня.
К Куину вернулась юношеская неуверенность. Вивиана смотрела на него и не отвечала, борясь с почти непреодолимым желанием подойти и обнять его.
– Я оставила тебя, саго mio, потому что пришло время, – наконец с грустью в голосе ответила она. – Настало время вернуться туда, откуда я приехала в Англию. У меня был отец, которого я любила всем сердцем. Я скорее бы умерла, чем позволила бы ему увидеть, кем я стала. Любовницей богатого человека. Мне не хотелось расставаться с тобой, Куин. Нет. Но пришла пора делать выбор. И я его сделала. Неужели ты не можешь понять?
Куин закрыл глаза и до боли сдавил пальцами переносицу.
– А если бы я тогда сказал "да", Виви, ты вышла бы за меня замуж? – тихо спросил он. – Не побоялась бы гнева моей семьи? А что, если бы мой отец лишил меня наследства и нам пришлось бы голодать? Ты бы тоже прошла через это вместе со мной?
– Я... я не знаю, – солгала Вивиана. – Все, что я знаю, саго, – это что лучше выйти за человека, которого не любишь, чем за того, который не любит тебя.
Куин опустил руки и попытался улыбнуться. После долгого молчания он наконец сказал:
– Ладно, все это в прошлом. Думаю, сейчас нет смысла обсуждать его.
Вивиана покачала головой:
– Никакого.
Заложив руки за спину, Куин ходил взад и вперед по каменному полу оранжереи. Среди грубо сколоченных столов и полок с садовыми инструментами он напоминал заключенного в клетку зверя. Вивиане следовало бы воспользоваться случаем, извиниться и уйти, но почему-то она этого не сделала.
– Он был добр к тебе, Виви? – не поворачиваясь, неожиданно спросил Куин. – Он был тебе хорошим мужем, этот Бергонци? Ты была счастлива?
– Брак как брак, – ответила Вивиана. – Мы уживались.
Куин повернулся и окинул ее холодным взглядом:
– Но я думаю, Вивиана, что большинство браков счастливые. Или по крайней мере должны быть. Неужели я единственный человек на свете, кто верит этому? Или я просто... безнадежно наивен?
Вивиана сжала руки.
– Не знаю о большинстве браков. Знаю только, что пыталась сделать все, чтобы он выглядел таким.
– Он, должно быть, любил тебя, – продолжил Куин. – И очень гордился тобой.
Вивиана неопределенно пожала плечами:
– Может быть.
Куин не сводил взгляда с ее лица.
– Иначе зачем человеку с его богатством и положением позволять жене петь для публики? – спросил он. – Потому жали его пальто и перчатки, и запустил руку в свои длинные волосы.
– Почему так, Виви, почему ты по-прежнему так действуешь на меня? – с отчаянием спросил он. – Почему, после всех этих лет, ты все еще можешь веревки из меня вить, и я снова чувствую себя тем же зеленым, как трава, юнцом?
Вивиана не совсем поняла его.
– Я не имею никакого желания связывать тебя веревками или превращать в траву, – с чувством собственного достоинства произнесла она. – И я определенно не имею желания ссориться, Куинтин. Я думала... я думала, что мы покончили с этим делом еще два дня назад. В коттедже. Не понимаю, чего ты теперь от меня хочешь. Будь любезен, объясни, per favore, и позволь мне уйти.
– Я только хотел узнать... – Слова, казалось, застряли у него в горле.
– Что?
– Я хотел узнать, Виви, почему ты оставила меня.
К Куину вернулась юношеская неуверенность. Вивиана смотрела на него и не отвечала, борясь с почти непреодолимым желанием подойти и обнять его.
– Я оставила тебя, саго mio, потому что пришло время, – наконец с грустью в голосе ответила она. – Настало время вернуться туда, откуда я приехала в Англию. У меня был отец, которого я любила всем сердцем. Я скорее бы умерла, чем позволила бы ему увидеть, кем я стала. Любовницей богатого человека. Мне не хотелось расставаться с тобой, Куин. Нет. Но пришла пора делать выбор. И я его сделала. Неужели ты не можешь понять?
Куин закрыл глаза и до боли сдавил пальцами переносицу.
– А если бы я тогда сказал "да", Виви, ты вышла бы за меня замуж? – тихо спросил он. – Не побоялась бы гнева моей семьи? А что, если бы мой отец лишил меня наследства и нам пришлось бы голодать? Ты бы тоже прошла через это вместе со мной?
– Я... я не знаю, – солгала Вивиана. – Все, что я знаю, саго, – это что лучше выйти за человека, которого не любишь, чем за того, который не любит тебя.
Куин опустил руки и попытался улыбнуться. После долгого молчания он наконец сказал:
– Ладно, все это в прошлом. Думаю, сейчас нет смысла обсуждать его.
Вивиана покачала головой:
– Никакого.
Заложив руки за спину, Куин ходил взад и вперед по каменному полу оранжереи. Среди грубо сколоченных столов и полок с садовыми инструментами он напоминал заключенного в клетку зверя. Вивиане следовало бы воспользоваться случаем, извиниться и уйти, но почему-то она этого не сделала.
– Он был добр к тебе, Виви? – не поворачиваясь, неожиданно спросил Куин. – Он был тебе хорошим мужем, этот Бергонци? Ты была счастлива?
– Брак как брак, – ответила Вивиана. – Мы уживались.
Куин повернулся и окинул ее холодным взглядом:
– Но я думаю, Вивиана, что большинство браков счастливые. Или по крайней мере должны быть. Неужели я единственный человек на свете, кто верит этому? Или я просто... безнадежно наивен?
Вивиана сжала руки.
– Не знаю о большинстве браков. Знаю только, что пыталась сделать все, чтобы он выглядел таким.
– Он, должно быть, любил тебя, – продолжил Куин. – И очень гордился тобой.
Вивиана неопределенно пожала плечами:
– Может быть.
Куин не сводил взгляда с ее лица.
– Иначе зачем человеку с его богатством и положением позволять жене петь для публики? – спросил он. – Потому Куин был не настолько жестоким, чтобы напоминать Вивиане о том, как он вынудил ее дать обещание никогда не продавать кольцо. А Вивиана повела плечом и произнесла еще одну спасительную ложь:
– Не могу вспомнить. Ты хочешь получить его обратно? Если так, то моя шкатулка к твоим услугам, поищи в ней и, если найдешь, – возьми себе.
Куин снова покачал головой:
– Нет, я уверен, что его уже давно у тебя нет, как и всего остального.
Вивиана не хотела обидеть его. Правда, не хотела. Но в то же время она испытывала желание, нет, не желание, а необходимость заставить Куина понять.
– Не сомневаюсь, ты прав, – спокойно произнесла она. – Но ты, Куинтин, считал эти подарки платой своей любовнице за оказанные услуги. Если я воспринимала их именно так, то разве справедливо теперь обвинять меня в этом?
– Это было не так, – возразил Куин. – Я никогда не считал их платой, Виви. Это были подарки от всего сердца. И я не обвиняю тебя.
– Тогда что же ты делаешь? – Вивиана немного смягчила тон.
– Вивиана, если у тебя были кредиторы или карточные долги, почему ты не обратилась ко мне? Я бы оплатил их.
Вивиана отвернулась и обвела взглядом стеклянную оранжерею.
– Я не желала, Куин, чувствовать себя еще более обязанной тебе, – ответила она. – Кроме того, у меня не было долгов. Я не могла позволить себе жить не по средствам.
– Что же тогда? – настаивал Куин. – Почему ты не можешь мне сказать? Что это теперь изменит?
Вивиана поняла, что для него это имело большое значение. Да, после всех этих горьких лет, вероятно, эти простые глупые вещи все еще имели значение.
Сдерживая волнение, Вивиана глубоко вздохнула. Она уже знала, что пожалеет об этом.
– Я посылала деньги папа, – наконец ответила она. – Каждый месяц я посылала то немногое, что могла выделить ему. И какая же жалкая это была сумма. Особенно вначале.
– Но, Виви, не вижу в этом смысла. Разве у него была нужда в деньгах? Твой отец был известным композитором.
– О, si, знаменитым музыкантом! – воскликнула Вивиана. – И, как большинство из них, зависел от капризов своего патрона.
– Бергонци, да? – резко спросил Куин. – Это о нем ты говоришь?
Вивиана коротко кивнула.
– Но он служил у Бергонци много лет, не так ли?
– После того как я уехала из Венеции, они поссорились, – призналась Вивиана. – Папа было сказано, что больше для него не будет заказов от могущественного графа Бергонци, и, конечно, его неудовольствие означало, что никто другой не посмеет дать работу отцу.
– Но потом они помирились.
– Да, потом они помирились.
– Господи Иисусе, в это невозможно поверить.
– Невозможно поверить? – тихо повторила Вивиана. – Во что же именно ты не можешь поверить, Куинтин? Как ты думаешь, почему я вечер за вечером пела, надрывая свое сердце? Почему я боролась и вымаливала любую роль, какую только могла получить? Это делалось ради денег, саго. Чтобы и от меня была какая-то польза.
Куин не мог не заметить горечь в словах Вивианы.
– Я тебе верю, Виви. И если бы ты рассказала мне об этом девять лет назад, я и тогда поверил бы тебе. Я... я бы что-нибудь сделал.
– Ты бы сделал, Куин? – тихо спросила Вивиана. – Сомневаюсь в этом.-Очень сомневаюсь.
Куин ничего не сказал. Вероятно, у Вивианы были основания для сомнений. В молодости его больше всего заботило исполнение его собственных вздорных желаний и самоутверждение. Он любил Вивиану, это правда. Но он был неспособен видеть дальше этого. Возможно, он бы и не увидел или не почувствовал, что это накладывает на него какие-то обязательства.
– Почему они поссорились, Виви? – спросил Куин. – Это было как-то связано с тобой?
Вивиана бросила на него тяжелый быстрый взгляд и не ответила.
– Это произошло из-за тебя, Виви? – более требовательно повторил Куин.
Вивиана усталым жестом провела рукой по волосам и прислонилась к деревянной стене.
– У меня нет желания отвечать тебе, – тихо сказала она. – И откровенно говоря, саго, это не твое дело.
Куин шагнул к ней:
– Я не уверен, что буду верить тебе и дальше. Я начинаю думать, Вивиана, что ты многого недоговариваешь, и я намерен добиться от тебя всей правды.
Вивиана почувствовала, как внутри у нее все похолодело.
– Я не обязана отвечать на твои вопросы, – сказала она и направилась к двери. – Для меня ты ничто. Одно лишь воспоминание.
Куин решительно преградил ей дорогу:
– Мы еще не закончили, Вивиана.
– Убирайся к черту, – отрезала она. Куин сорвал хлыст с ее запястья.
– Ты злоупотребляешь этим выражением, моя дорогая, и на двух языках. Почему бы просто не назвать меня снова свиньей?
Вивиана широко раскрыла глаза и выпалила:
– Ты свинья! Ты подлец!
– О, не разыгрывай передо мной невинность, Вивиана!
В тот день в моем кабинете я понял немного больше, чем ты думаешь. И я понял кое-что еще, моя дорогая. Я понял по твоим губам, что ты не совсем равнодушна к моим поцелуям. Вивиана потянулась за своим хлыстом, намереваясь отнять его, но Куин резко отдернул руку.
– Я понапрасну трачу с тобой время! – заявила Вивиана. – Здесь должна быть другая дверь.
С этими словами она двинулась в теплую душную глубину оранжереи, шагая по покрытому соломой проходу между высокими рядами лилий и астр. Впереди виднелся почти незаметный за пышными пальмами другой выход. Куин догнал Вивиану, схватил за локоть и резко развернул лицом к себе.
Вивиана занесла руку, чтобы ударить его, но он перехватил ее и, рывком притянув Вивиану к себе, припал к ее губам жарким поцелуем. Сопротивление Вивианы прекратилось очень быстро. Она раскрыла губы, и Куин языком обвил ее язык. Вивиана почувствовала, что у нее слабеют ноги. Шляпа упала с головы на солому. От запаха теплой влажной земли, ароматов цветов у обоих кружилась голова.
– Позволь мне, – прошептал Куин. – Позволь мне, Виви.
Вивиана попыталась покачать головой:
– Нет.