- Тебе лучше… - Денс жестом указал на ее плечо. Корнелия наклонила голову и заметила, что брошь на ее черном платье перекосилась, а на плече красовалась красная отметана от похожих на пиявки губ Прокула. Она поспешно поправила паллу, пряча позорное клеймо, оставленное пьяным префектом. Но на всем ее теле осталось неприятное ощущение от его мерзких лап.
Это все не зря, словно в оправдание напоминала она себе. Любые сведения, которые помогут свалить Отона, не имеют цены.
Денс шел впереди нее, прокладывая в человеческом водовороте военного лагеря дорогу к тихим улицам. Утром опять прошел дождь, и теперь под ногами стояли грязные лужи. Корнелия надеялась, что ее проводник будет идти сзади, но центурион шел рядом. Налетающие порывы ветра трепали его красный плащ.
- Похоже, что снова начнется дождь, - предположил Денс, взглянув на небо, когда они проходили мимо форума. На западе клубились черные, как уголь, грозовые тучи. - Судя по всему, наводнение схлынет еще не скоро.
- Центурион! - внезапно воскликнула Корнелия. - Я должна перед тобой извиниться.
Денс нахмурился, и его лицо застыло, словно маска.
- Твои отношения с префектом Прокулом меня не касаются, госпожа.
- Конечно же нет! - она резко остановилась перед базиликой Эмилии. - Как ты смеешь? Я вовсе не это имела в виду!
- Госпожа, я…
Мимо них стремительно пронеслась повозка; погонщик явно спешил и вовсю проклинал своих мулов. Из-под колес взметнулась волна грязной воды, и они оба поспешили отпрянуть назад. Денс изверг короткий поток отборной солдатской брани, однако вовремя спохватился.
- Прости меня, госпожа.
- Ничего страшного, - сказала Корнелия, стирая с рукава брызги грязной воды.
Они миновали базилику Эмилии и продолжили путь через форум. Пара проституток в рыжих париках призывно захохотали и помахали Денсу, но тот смерил их суровым взглядом, и они отстали.
- Я должна извиниться перед тобой за то, как я вела себя, когда навещала тебя во время твоей болезни. - Корнелия старалась не смотреть на своего спутника и шла, упорно глядя перед собой. - Мне не следовало кричать на тебя. Я не должна была так высокомерно вести себя с тобой на пиру у Отона после скачек, когда ты пытался заговорить со мной. Я признаю, что проявила неподобающее поведение.
- Я не смог защитить твоего мужа.
- В этом нет твоей вины, - стоило Корнелии вспомнить, как она кричала на больного Денса, как щеки ее запылали от стыда. Тогда она истерично визжала и вела себя, как какая-нибудь жена рыбака. Он видел, как ее лапал пьяный префект. Но это было еще хуже. В случае с Прокулом у нее было оправдание, хоть Денс о нем и не знал. Но тому, что женщина из рода Корнелиев повела себя как плебейка, - этому не было никакого оправдания.
- Тебе не за что извиняться, госпожа.
- Тогда мы больше не будем об этом вспоминать.
Они продолжили дорогу в молчании. Вскоре на их пути возникла широкая канава, и Денс подал ей руку. Перешагнув препятствие, Корнелия сразу же отпустила его руку. Один только вид его преторианского шлема и красного плаща будил в ее душе ярость. Она до сих пор не могла спокойно смотреть на преторианцев; всякий раз при их виде на нее накатывала волна тошноты.
Это не его вина, напомнила она себе. Но эти слова ничего не меняли. Она должна была перед ним извиниться, но простить его она не могла.
- Ты уже оправился от ран? - она постаралась, чтобы ее голос звучал ровно.
- Да, госпожа.
- Я рада, что император вознаградил тебя за твою преданность. - Они подошли к очередной канаве, но на этот раз Корнелия отстранилась от протянутой руки.
- Как бы мне хотелось, чтобы он этого не делал…
- Что ты имеешь в виду, центурион?
- Преторианская гвардия уже не та, - нахмурился Денс. - Ты знаешь, что теперь составляет мои главные обязанности, госпожа? Приводить префекту Прокулу женщин.
Корнелия вспыхнула. Они шли по спуску Палатинского холма. До дома было почти рукой подать.
- Он дурной человек, - решительно произнес Денс. - Надеюсь, тебе это известно.
Корнелия прибавила шагу. Ей хотелось завершить этот разговор и как можно скорее оказаться дома.
- Я была бы тебе благодарна, если бы ты не…
- Я скажу тебе прямо, - Денс резко остановился напротив нее. - Не знаю, чего ты добиваешься. Быть может, хочешь защитить свою семью, или ищешь себе нового мужа, или тебе просто одиноко. Это не мое дело.
- Ты прав. Это не твое дело, - разгневанно начала Корнелия, но Денс привык, чтобы его слушали, и его голос перекрыл ее попытки возразить.
- Префект Прокул меняет женщин каждую ночь. Он с равным удовольствием спит как с патрицианками, так и с плебейками…
Корнелия сжала зубы, сдерживая рвотный позыв, поднявшийся при первом же воспоминании о пухлых вонючих губах префекта, скользящих по ее шее.
- Чего бы он им ни наобещал накануне, наутро он не помнит даже их имен, - упрямо продолжал Денс. - Он никогда не желает одну и ту же женщину дважды, как бы она его ни умоляла. Он только смеется ей в лицо и называет настырной сукой, - прости за грубость - а потом просит привести ему новую.
Терпи, Корнелия боролась с новой волной тошноты. Будь статуей!
- Поэтому чего бы ты ни искала для себя - безопасности, общения или положения в обществе, - ты достойна найти лучшего мужчину. То же самое я бы сказал собственной сестре, а я достаточно хорошо знал сенатора Пизона и уверен, что он одобрил бы мой совет…
Прозвучавшее имя мужа обожгло ее словно пощечина, следы губ другого мужчины на шее еще больше запылали от жгучего стыда. Не в силах больше сдерживать тошноту, Корнелия вовремя отвернулась к ближайшей канаве. Рвотные спазмы накатывали один за другим, скручивая ее желудок изнутри. Она вздрогнула, почувствовав, как на плечо ей легла рука Денса.
- Госпожа…
- Нет! Хватит говорить мне, что ты сожалеешь! - Корнелия отшатнулась от центуриона и вытерла рот. От отвращения к самой себе ее била дрожь, она чувствовала себя грязным, ничтожным и совершенно никчемным созданием. Мраморная оболочка разлетелась на куски, обнажив живую, пронзенную болью душу.
Не осуждай меня, мысленно обращалась она к Пизону. Не суди меня - я делаю это ради тебя. Впрочем, она не собиралась оправдываться в своих действиях перед каждым знакомым покойного мужа. Ты говоришь не за Пизона, Денс, а за себя, подумала она.
- Отсюда я уже могу сама дойти до дома. - Корнелия выпрямилась и, подняв голову, встретилась глазами со своим провожатым. - Всего тебе доброго, центурион!
Она повернулась и двинулась вверх по мощеному склону, мимо поместья с вульгарными колоннами из голубого мрамора, по направлению к изысканно украшенному дому Корнелиев, откуда она вышла невестой, а вернулась вдовой. Я делаю это ради тебя, Пизон, мысленно повторила она. После нескольких глубоких вздохов ее тело сковала прежняя тяжесть. Галатея наоборот. Дрожащая плоть, жаждущая стать камнем.
Корнелия дошла до ворот и, пока рабы открывали дверь, обернулась и взглянула на Денса. Тот стоял внизу холма и смотрел ей вслед, чтобы убедиться, что она в целости и сохранности добралась до дома. Увы, его забота ничего для нее не значила.
Поймав взгляд слуги, она взглянула на свое испачканное платье.
- Неудачно перешла улицу, - поспешила сказать она в свое оправдание. - Скажи госпоже Туллии, что я немедленно отправляюсь в термы.
Ей надо срочно передать брату Вителлия полученные от префекта сведения.
Диана
- Ты опоздала, - в обычной сухой манере поприветствовал Диану Ллин ап Карадок.
- Ты же сказал прийти в полдень, - парировала она.
- Вчера в полдень.
- Вчера шел дождь. Лило как из ведра.
- Колесницы ездят и в дождь.
- Хорошо. Извини.
Она проделывала этот путь каждый день, в любую погоду, и постепенно научилась любить дождь, периодически обрушивавшийся на Рим стеной воды. Погода постепенно налаживалась, и сквозь тучи порой прорывались робкие лучи солнца. Отец заперся в своей мастерской, наедине с инструментами и кусками мрамора. Остальные домочадцы были слишком заняты, чтобы следить за ее передвижениями. Император отправился в поход со своей армией, Марцелла последовала за ним. Туллия днями напролет брюзжала о грязи на полу, которую приносят с улицы гости в дождливую погоду. Корнелия уединилась в своей комнате и писала письма. Диана была свободна, как ветер.
Она подкупила одного из рабов, чтобы тот каждый день сопровождал ее до расположенной на окраине города конюшни. Взобравшись бегом вверх по холму, она приходила на место взмокшая и запыхавшаяся, но неизменно довольная. Диана убрала прилипшие ко лбу мокрые пряди и, улыбаясь от уха до уха, широким шагом вошла в конюшню. Ллин поджидал ее вместе с упряжкой лошадей.
Он уже научил ее управлять четверкой спокойных меринов.
- Они слишком медленные, - попробовала было возразить Диана, когда впервые увидела их.
- Сначала научись управлять такими, а потом подберем тебе лошадок побыстрее, - примирительно сказал Ллин и бросил ей потрепанный кожаный шлем. - Если ты окажешься способной… - и вспомнив о приличиях, неохотно добавил: - Госпожа. - Корнелия была бы возмущена такой дерзостью, но Диане было наплевать на условности. Титулы и звания не имели значения в общении с Ллином. Его сдержанные манеры не позволяли усомниться в его порядочности.
- Я хочу научиться управлять колесницей, - однажды напрямик заявила она, выскользнув из императорской ложи во время скачек. - Ты научишь меня?
- Зачем тебе это? - удивленно спросил Ллин, глядя на нее сверху вниз. - Ты же не можешь участвовать в скачках.
- Нет, - поправила его Диана. - Я не буду участвовать в скачках, потому что женщинам это запрещено. Но это не значит, что я не смогу. Я справлюсь, я верю в это. Даже если остальные не верят. - Она скрестила на груди руки и упрямо уставилась на него. - Я даже готова с тобой спать, лишь бы ты научил меня.
- Это вовсе необязательно, - спокойно сказал Ллин. - Приходи завтра.
Диана не знала, почему он согласился, впрочем, ей было все равно. Наконец она научится управлять лошадьми, как настоящий возничий.
Ллин учил ее держать равновесие на низкой колеснице, правильно обвязывать тяжелые поводья вокруг талии и балансировать собственным весом против тяги лошадей. Она же, в свою очередь, была удивлена, сколько сил и ловкости требовалось, чтобы управлять всей четверкой на крутом повороте и при этом держаться как можно ближе к середине ипподрома. При первой же попытке описать полный круг Диана вылетела из колесницы и шлепнулась прямо в грязную лужу, но при этом не пала духом.
- Попробуй еще раз, - отдал команду Ллин. Заложив руки за спину, он равнодушно месил ногами грязь, расхаживая туда-сюда вдоль беговой дорожки. Капли дождя стекали с кончиков его волос и падали на плечи, но он, казалось, не обращал на это никакого внимания. Верный черный пес следовал за ним по пятам. Даже стоя под дождем на грязном дворе конюшни, Ллин выглядел точно так же, как и в залитой лучами солнца императорской ложе: держался все так же спокойно, сдержанно и слегка отчужденно. Диана часто задумывалась, меняет ли вообще его лицо когда-нибудь выражение.
- Скачки чреваты ушибами, - предупредил он Диану, когда она первый раз не вписалась в поворот. Ллин помог ей забинтовать ободранные до крови руки. - Что я скажу твоей семье, если ты сломаешь себе шею?
- Тогда подкинь мое тело в конюшни "синих", - беспечно пошутила Диана, изучая ссадину на коленке. - Если повезет, на них повесят мое убийство.
После многочисленных падений и ушибов ее локти и колени покрылись запекшейся коркой ссадин. На бедрах красовались синяки, набитые о края колесниц, талию также опоясывал ряд синяков, оставленных узлами поводьев. В конце дня Диана вылезала из колесницы еле живая, с трудом чувствуя свое тело. Когда она снимала с лошадей тяжелую упряжь, руки ее дрожали.
- Ну что ж, мои прекрасные скакуны, я делаю успехи! - воскликнула она, придя навестить своих гнедых любимцев в конюшнях "красных". Уже привыкшие к ней четыре жеребца радостно уткнулись носами в ее руки. - Как бы мне хотелось поучаствовать с вами в настоящих скачках!
Она так часто мечтала об этом дне, представляя себя облаченной в красную тунику, расшитую золотыми языками пламени! Она бы гордо стояла в своей колеснице, увенчанной изображением головы бога огня, направляя четверку гнедых вперед к победе, потом получила бы пальмовую ветвь победителя, держала бы в руках то, что не весит почти ничего, но значит все.
Конечно, в глубине души Диана прекрасно понимала, что никогда не сможет управлять четверкой гнедых и никогда в жизни не получит пальмовую ветвь. Юноши из патрицианских семей иногда принимали участие в скачках, если родители не успевали запихать их в легионы, сенат или на другие почетные должности. Но женщинам путь на арену ипподрома был строго заказан независимо от их происхождения.
Но Диана радовалась тому, что просто имела возможность управлять колесницей, пусть даже не на арене.
- Мне кажется, я вполне смогу справиться с куда более быстрой четверкой, - упрашивала она Ллина.
- Ты слишком миниатюрна, чтобы удержать быстрых, как ветер, животных.
- Но я стала сильнее! Смотри! - она взяла его руку в свои ладони и, что было сил, сжала. Ее пальцы стальной хваткой вцепились в его.
- Я подумаю, - туманно пообещал Ллин, и его губы тронула легкая улыбка, зародившая в Диане надежду. Она едва не пританцовывала от радости, когда вела лошадей обратно в конюшню. Она завела каждого мерина в свое стойло, а потом заглянула в соседнее.
- Помона легла.
- Помона? - удивленно переспросил Ллин, вешая упряжь на крючки в противоположном крыле конюшни.
- То, что ты не даешь лошадям имен, вовсе не значит, что мне этого нельзя. Гнедая кобыла с белой мордой уже готова ожеребиться?
Ллин тотчас же пересек конюшню, зашел в стойло и, наклонившись над лежавшим животным, погладил ее большой живот. Кобыла в знак благодарности уткнулась носом в его плечо.
- Похоже на то.
Сквозь открытую дверь Диана посмотрела на сгущающиеся сумерки. Обычно сразу после пробных забегов она шла домой, но сегодня вместо того, чтобы покинуть конюшню, девушка подошла к стойлу и прислонилась к дверному косяку.
- Я могу чем-нибудь помочь?
- Придерживай ее голову, - отдал распоряжение Ллин. - Она пытается встать.
Диана зашла в стойло и опустилась коленями на солому, чтобы придержать голову Помоны.
- Тихо, все будет хорошо, - успокаивала она кобылу, пока Ллин, скинув тунику, осматривал животное.
- Кажется, жеребенок неправильно перевернулся, - озабоченно заметил он. - У этой лошади роды всегда проходят сложно. Подержи ее, а я попробую перевернуть малыша так, как надо.
- Да, командир! - отсалютовала Диана, и Ллин улыбнулся ей в ответ. Девушка поудобнее устроилась рядом с лежащей на боку кобылой и, чтобы успокоить, принялась гладить ее по шее.
- Так, по-моему, лучше, - наконец вынес вердикт Ллин. - Теперь пусть тужится.
Он сполоснул руки в бочке с водой и снова надел тунику. И пока он натягивал ее через голову, Диана с любопытством рассматривала его покрытый шрамами торс. На левой руке белел давно заживший след от удара меча, правое плечо тоже было отмечено шрамом от рубящего оружия, след от удара копьем под ребра казался на фоне его загорелой кожи белым пятном. Диана заставила себя вспомнить, что Ллин провел юность, сражаясь бок о бок со своим отцом против римлян.
И всё-таки хорошо, что его захватили в плен. Иначе у меня никогда не было бы своей четверки лошадей и я бы не имела возможности учиться управлять колесницей, с улыбкой подумала она. Хотя, наверно, не стоит ему этого говорить.
Им оставалось только ждать, пока Помона справится сама, и вокруг повисла тишина. Диана задумчиво жевала соломинку, а Ллин молча облокотился о стену, скрестив руки на груди.
- Тебе не стоит оставаться здесь допоздна, - сказал он наконец и бросил взгляд на темнеющее в дверном проеме небо. - Если твои родные об этом узнают, им вряд ли это понравится. О моем отце ходили слухи, будто он с заходом солнца съедал на ужин девственниц. Его дурная слава вполне могла перейти мне по наследству.
- Я не боюсь, - бесстрашно улыбнулась Диана. - Как думаешь, ей еще долго придется тужиться, прежде чем жеребенок выйдет наружу?
- Роды продлятся еще около часа, - Ллин ласково потрепал кобылу за ушами, и животное благодарно уткнулась носом ему в ногу. - Ты, может, и не боишься, но лично я не хотел бы, чтобы в мой дом ворвался взбешенный отец, решивший, что я лишил невинности его дочь, а потом скормил ее друиду.
- Моего отца можно взбесить, только сломав его инструменты, - фыркнула Диана. - Да и лишать меня уже нечего.
- Должно быть, эта честь досталась какому-нибудь возничему, - усмехнулся Ллин и покачал головой. - Вот такие вы, римлянки! В городе не осталось ни одного настоящего воина, и вы с радостью бросаетесь под его первое попавшееся подобие.