- Хетти Робинсон всегда недолюбливала меня, - объяснил он. - И если она придет ко мне с антисептиком, пусть, по крайней мере, будет в хорошем настроении.
Мей сглотнула, упорно глядя только на Ненси, прошла за Адамом с коляской в теплую кухню и, предоставив ему расправляться с брюками, прислушалась к доносившимся из сада голосам и смеху. Участники рождественских курсов направлялись к дому на утреннюю переменку.
- Черт! - воскликнула Мей.
- Что?
Обернувшись, она увидела Адама в рубашке и носках.
- Сейчас сюда придут, - пояснила она. - Идем. - Даже не посмотрев, следует ли он за ней, она поспешно миновала коридор и приблизилась к черной лестнице. - Возьми Ненси.
Адаму, нагруженному коляской, ребенком и сумкой с детскими вещами, пришлось на верхней площадке лестницы переводить дух.
- Ты в порядке? - спросила его Мей.
- Тяжеловата детская коляска, - ответил он. - Ты можешь мне объяснить, что тут происходит?
- Явление Адама Вейвелла без брюк в моей кухне, несомненно, было бы основной темой разговоров леди из Христианского общества в течение по крайней мере целой недели. И даже моя безупречная репутация труженицы во имя добра не может служить гарантией того, что они меня не выдадут.
- Обсуждений? - переспросил он, высоко вскинув брови.
- Самое замечательное, что я обычно могу им предложить, - новый рецепт печенья. Они, конечно, не будут звонить в службу новостей или в журнал "Знаменитости", но бросятся рассказывать всем своим подружкам, - пояснила она. - И рано или поздно кто-нибудь догадается, что ты плюс младенец равно история, которая может поразить их воображение. Ухмылка исчезла с его лица.
- Так что нам теперь делать? - спросил он. - Скрываться на верхней площадке лестницы, пока они не уйдут?
- В этом нет необходимости, - сказала Мей и открыла дверь в большое помещение. - Заходи. Я промою твои царапины, а ты моли Бога, чтобы Ненси не проснулась и не закричала.
И тут Ненси вдруг открыла необычайно темные глаза и, прежде чем успела издать хоть один звук, оказалась в центре внимания.
Мей сунула аптечку Адаму в руки и вынула малышку из коляски.
- Тише, тише, лапочка, - сказала она и предоставила Адаму следовать за ней в свою бывшую детскую.
Когда она подросла и перестала нуждаться в присмотре, она переехала в бывшую нянину комнату, рядом с которой находились ванная и малюсенькая кухонька, а детскую превратила в то, что осторожно называла будуаром, а не кабинетом, где она делала уроки.
Дед запретил ей даже думать об университете.
Да она и не очень хотела. Она не унаследовала мозгов своей матери, и с нее было вполне достаточно школы. Разве кто-то согласится добровольно продлять свои мучения?
Когда Мей открыла свое дело и ей потребовался настоящий кабинет, она переоборудовала одну из старых кладовых, а эту комнату сохранила как место, где можно было уединиться, когда дом был полон людей.
- Закрой дверь, - попросила она Адама, который зашел вслед за ней, неся коляску. - Когда они окажутся в столовой и будут наперебой болтать и пить кофе, они не услышат Ненси, даже если она будет вопить как сирена.
В данный момент малышка ласково прильнула головкой к ее плечу, но Мей, несмотря на свой малый опыт, понимала, что это ненадолго.
- Ванная там, - сказала она Адаму. - Отмой грязь, я перевяжу тебя и можешь идти своей дорогой.
- А ты?
- Я могу подождать.
- Не можешь. Кто знает, что было в этой луже? - С этими словами он взял ее за свободную руку и повел через спальню в ванную. - С горячей водой у тебя все в порядке? - спросил он.
- Да, - ответила она.
Когда дело касалось семьи и дома, она была самой организованной женщиной в мире. Это было их семейной чертой. Еще одна причина думать, что ее дед не просто забыл об оговорке, а нарочно оставил все как было. Знала ли ее мать об этом обстоятельстве? Может быть, дед использовал его как средство воздействия?
- А у тебя?
- Думаю, да. Мой личный секретарь получает хорошие деньги за то, что следит за работой персонала, - ответил Адам, открывая кран и пробуя воду рукой.
- Она у тебя очень деловая, не правда ли? - спросила Мей. Она представила себе высокую обольстительную особу в безупречном костюме и туфлях на высоких каблуках.
- Это не она, а он. Вода не слишком горячая?
Мей подставила руку под струю.
- Нет, - ответила она и потянулась за мылом. - Это обычное явление? Мужчина-секретарь?
- У меня компания равных возможностей. Джейк был лучшим кандидатом на эту должность, и он действительно очень деловой. Мне придется произвести его в исполнительные директора, чтобы удержать. Подожди. Ты не можешь делать это одной рукой.
Она думала, что он возьмет у нее Ненси, но вместо этого он расстегнул манжеты, засучил рукава и взял у нее мыло.
- Не надо! - крикнула она, но он уже опустил мыло в воду и, взяв ее протянутую руку в свою, стал осторожно промывать пальцы, ладонь, запястье. - Последний раз со мной проделывали такое, когда мне было шесть лет, - протестовала Мей, стараясь не реагировать на нежные прикосновения его пальцев, тепло его тела, его подбородок у своего плеча.
- Шесть? - переспросил он, как будто не замечая ее смущения. - Что с тобой произошло? Ты упала с пони?
- С велосипеда. Пони у меня никогда не было.
Тогда она сильно поцарапала колено и прижималась лицом к пахнувшему ванилью, яблоками и тестом фартуку Робби, которая промыла ей царапину, успокоила ее…
Сейчас здесь стоял Адам, но в нем не было ничего успокаивающего. Он ассоциировался у нее с дождем, сильным сердцебиением, мгновенной радостью, сменившейся затем изнуряющей тоской. И с абсолютной несбыточностью ее мечтаний.
Сегодня не было дождя. Но запах теплой чистой кожи и мужского шампуня и интимность его прикосновений мелкими ударными волнами распространялись по всему ее телу, рождая возбуждение, незнакомое неоперившемуся подростку с разбитым сердцем.
А он, не сознавая, какое производит на нее впечатление, достал из аптечки бинт и перевязал рану.
- Ну вот. Так-то лучше. А теперь давай посмотрим твой локоть.
- Зачем?
- У тебя на рукаве кровь.
- Правда?
Пока она вытягивала шею, стараясь рассмотреть влажное красное пятно, он расстегнул ей блузку. Она еще пыталась овладеть дыханием и речью настолько, чтобы выразить протест, но Адам уже стянул блузку с ее плеча с ловкостью, которую дает лишь постоянная практика.
- Ого! Это выглядит скверно.
На ней нет ничего, кроме лифчика и трусов, а он рассматривает ее локоть? Ну ладно, пусть ее белье не такое, как на обложках глянцевых журналов, пусть она сама - не топ-модель. Но он мог бы, по крайней мере, заметить, что на ней почти ничего нет.
В ее мечтах… В ее ночных кошмарах…
- Сейчас будет немного щипать, - предупредил он.
Но она не почувствовала боли, потому что ее отвлекли его роскошные волосы, упавшие ему на лоб. Был только жар, который распространялся по всему ее существу и наполнял ее желанием, настолько болезненным, что легкий стон сорвался с ее губ.
- Тебе больно? - спросил он и поднял на нее серые глаза, полные сострадания. - Может быть, тебе пойти в клинику, сделать снимок? Просто для собственного успокоения.
- Нет, - быстро возразила она. - Все в порядке.
Ложь. Ничего не в порядке. Это унизительно - так реагировать на мужчину, который, встречаясь с тобой в общественных местах, старается держаться как можно дальше. Желать, чтобы он бросил этот твой несчастный локоть и занялся тобой. Смотрел на тебя. Хотел тебя.
Но ему и так хватает прекрасных дев, готовых согревать по ночам его постель. Из тех, кто носит кружевное белье и лаковые туфельки.
Она принадлежит к разряду женщин, на которых делают деньги торговцы резиновыми сапогами. Гладкая кожа, правильные черты лица, глубокие, но совершенно обычные карие глаза. И больше ничего. Ничего, что могло бы привлечь внимание мужчины, у которого теперь есть все.
- У тебя будет солидный синяк, - сказал Адам, заметив, что она на него смотрит.
- Я переживу.
- На сей раз. Но, может быть, в дальнейшем ты рассмотришь возможность перестать лазить по деревьям? - спросил он, взял с полки полотенце и насухо вытер ей руку.
- Я бы рада, - она пожала плечами, - но знаешь, как это бывает. Какое-нибудь несчастное маленькое существо нуждается в помощи, а рядом никого нет. Что ж остается делать?
- Я дам тебе номер моего мобильного телефона. - Он достал еще один бинт и перевязал ей локоть. - В следующий раз, - сказал он с улыбкой, которая была как удар в солнечное сплетение, - позвони мне.
Ну да, конечно…
- Мне казалось, ты говорил, что уезжаешь в Южную Америку.
- Ну и что? У меня есть личный секретарь. Ты позвонишь мне, я - Джейку, и он примчится на помощь.
Ну да. Его секретарь должен взять на себя заботу о ней. Точно так же, как она - заботу о Ненси.
- Не проще ли будет, если ты дашь мне его телефон? Дабы убрать лишнее звено в цепочке.
- И упустить случай послушать, как ты кричишь на меня?
Сперва удар в солнечное сплетение, теперь под коленку. Она стала падать…
- Это же такое удовольствие, - добавил он.
Удовольствие. Ясно. Она и забыла. Она же клоун.
- У меня ноги в грязи. Я приму душ, - поспешно сообщила она, чтобы он сам не взялся их мыть. И, естественно, надо что-то на себя надеть. - В маленькой кухоньке есть чайник. Ты можешь сделать себе чай, перед тем как уйдешь.
Не давая ему времени возразить, она передала ему Ненси и, стараясь не слышать отчаянных протестов ребенка, закрыла дверь.
Запереться она не могла. Замок давно сломался, и она не видела необходимости чинить его, потому что в доме не было никого, кроме Робби и деда-инвалида. Ни та, ни другой не стали бы тут ее тревожить.
И Адам не станет, сказала она себе, бросила перепачканную блузку в корзину с грязным бельем и встала под струю.
Глава 3
Когда дверь в ванную закрылась, Адам медленно и глубоко вздохнул.
Время не умалило ни обиду, ни страсть. Возможно, это две стороны одной медали. Тогда он не был достаточно хорош для нее. И, несмотря на все его успехи, она никогда не упускала случая напомнить ему, что он никогда не будет ее достоин.
Но после разрыва с тем женихом у нее так никого и не было. Она не училась в университете, не работала, не жила обычной девичьей жизнью тогда, когда большинство ее ровесниц занимались нарядами, ходили по клубам, заводили парней и порывали с ними. Вместо этого она вела хозяйство в Колридж-Хаус, точь-в-точь как какая-нибудь викторианская девица, без колебаний отказалась от великолепной партии, чтобы ухаживать за дедом-инвалидом. Старомодно. Как минимум позапрошлый век.
Секретарша, которой так понравились курсы садоводства, считала, что кто-то должен был бы взять Мей за руку, заставить немного сбросить вес и зажить настоящей жизнью, прежде чем она превратится в старую деву.
Конечно, эта секретарша никогда не видела Мей без юбки и чулок, иначе поняла бы, что ей ни к чему сбрасывать вес. Что в ней есть очарование, которое не подвластно годам.
Но он-то все это знал.
Он первым из парней заметил прелесть этих округлых форм, которые вышли из моды полвека назад.
Но когда он расстегнул ее блузку, то понял, что память его подвела: он увидел богатство, которое не нуждалось ни в китовом усе, ни в лифчике хитрого покроя. Нечто, данное самой природой. И он подумал, как жестоко ошибалась эта секретарша по поводу Мей.
Нет, ей не надо сбрасывать вес. Ни грамма.
Мей с удовольствием стояла бы под душем до тех пор, пока теплый поток не смыл бы всю горечь этого утра. Но поскольку вода была не в силах этого сделать, она удовлетворилась тем, что смыла гелем с лимонным ароматом остатки грязи. Ее кожа разогрелась, но она продолжала дрожать. Результат пережитого шока. А тут еще Адам Вейвелл…
Когда-то она мечтала быть нужной ему. Но эту тайну она доверила только своему дневнику. И вот сейчас он просит ее о помощи.
Она насухо вытерлась банным полотенцем и закуталась с ног до головы в теплый халат.
Ей не стоило волноваться. Адам пронес Ненси через будуар и закрыл за собой дверь.
Мей не стала надевать юбку золотого оттенка, которую давным-давно купила на распродаже и ни разу не надела. Предпочла затасканные брюки и тонкий свитер. Какой смысл состязаться с его теперешними девицами? Стройные, блестящие, как пантеры. А она больше походит на шотландского пони. Маленькая, толстенькая, неуклюжая. Типичный клоун.
Самое интересное, что Мей, зная все это, и сейчас поддалась бы очарованию его улыбки, если бы только позволили обстоятельства. Она без колебаний готова была взять на себя заботу об очаровательной дочурке Саффи. Это шанс быть рядом с ним, пусть лишь неделю-другую, пока не вернется мама девочки. Испорченная, согласно стандартам большинства людей, но тем не менее живущая яркой жизнью.
Ненси начала похныкивать, и Адам инстинктивно стал укачивать ее, ходить взад-вперед по гостиной Мей, не веря, что проникнуть в эту крепость оказалось так просто.
Он осмотрел картины на стенах. Ее книги. Взял маленький томик в кожаном переплете, который лежал на столике как бы затем, чтобы постоянно быть под рукой.
Сонеты Шекспира. Когда он положил томик на место, из него что-то выпало. Лепесток розы, заложенный между страницами. Он наклонился, поднял его, но лепесток рассыпался у него в руке в пыль. И на мгновение он вспомнил букет роз, который в середине зимы стоил ему целого состояния. Всего, что он заработал, помогая на рынке перед уроками в школе.
Он занялся фотографиями в серебряных рамках. Ее дедушка и бабушка. Ее мама, только что окончившая школу. Он взял фотографию Мей с котенком в руках, сделанную лет пять-шесть назад. И, несмотря на все неприятности этого утра, улыбнулся. Улыбнулся воспоминаниям, которые так ярко вспыхнули в его мозгу оттого, что он сейчас здесь.
Мей может теперь смотреть на него ледяным взглядом, но она по-прежнему готова рискнуть головой из-за котенка. И такой же отклик вызовет в ней любое беззащитное существо, попавшее в беду, - будь то ворона, тонущая в желобе на школьной крыше (тогда их обоих наказали самым суровым образом за эту эскападу), или котенок на дереве.
Не то чтобы она пользовалась за это уважением.
Она была из тех низеньких толстушек, над которыми всегда смеются в школе. К тому же многие, боясь обвинений в том, что они подлизываются к девочке из большого дома, не решались завести с ней дружбу.
Ей бы следовало учиться в какой-нибудь дорогой частной школе, где ученицы носят нарядную форму, сшитую на заказ, и говорят как принцессы. Там она была бы равной среди равных.
Ее семья могла бы себе это позволить. Но блестящая мама бедной маленькой Мей Колридж, пользуясь всеми преимуществами своего происхождения, повернулась тем не менее спиной к своему классу, стала ярой феминисткой, публично высказывалась против подобного элитаризма и умерла от родильной горячки в каком-то жалком госпитале в третьем мире. А отец ребенка так никогда и не объявился.
Мей, как и ее мать, держалась соответственно своему происхождению. Она не говорила на жаргоне, не глотала звуки, не укорачивала юбку и не носила галстук вместо пояса. И не стремилась стать "такой, как все", потому что это тоже было бы предательством по отношению к ее происхождению.
Именно это сначала и привлекло его в ней. Он-то, будучи "не такой, как все", ходил опустив голову. Он завидовал ее спокойному, твердому мужеству и восхищался ей. Восхищался ее принципом "Сначала делай, потом думай", мгновенной реакцией на любую ситуацию.
Ненси, решив, что ей требуется нечто большее, чем "ши-ши" и укачивание, открыла ротик и издала удивительно душераздирающий звук. Адам поставил фотографию на место и позвал Мей.
Вода уже давно перестала шуметь, и он, не получив ответа, постучал в дверь спальни.
- На помощь! - Ответа не было. - Мей! - Он чуточку приоткрыл дверь, не услышал возмущенных возгласов и распахнул ее настежь.
Комната, белоснежное прибежище истинной женственности, поразила его. Ему почему-то казалось, что стены ее комнаты должны быть увешаны портретами страждущих животных. Но единственной картиной тут была акварель, изображавшая Колридж-Хаус во времена его процветания. Еще одно напоминание о том, кто она такая?
* * *
- Мей?
Она подскочила, услышав голос Адама.
- Прости, я не хотел тебя пугать. Просто Ненси начинает шуметь.
- Может быть, ее надо переодеть. Или накормить.
Он беспомощно пожал плечами.
- Насколько я понимаю, и то и другое надо делать регулярно, - сказала она, извлекла из гардероба один из шелковых халатов деда и протянула ему. - Сначала облачись вот в это, а потом иди за своими брюками. - И тут же поняла свою ошибку: он не может надеть халат, пока у него на руках Ненси. Она взяла ребенка. Теплое маленькое существо во влажных ползунках прижалось к ее плечу. - Ее надо переодеть.
- Да, - сказал он, пробуя завязать пояс халата.
- Ты знал!
- Я не был уверен, - ответил он, оглядываясь кругом. - Это комната твоего деда.
Это не было вопросом, и она не потрудилась ответить.
Она могла, возможно, должна была бы приспособить комнату хозяина для занятий своих курсов по выходным дням, но не сумела заставить себя это сделать.
Старинная мебель блестела. На кровати чистые простыни. Осенняя роза, которую Робби поставила на туалетный столик, лучилась в свете бледного солнца.
- Поразительно.
- Как ты верно заметил, Адам, он был поразительным человеком.
Мей резко повернулась и, предоставив ему выбирать, идти за ней или нет, вернулась в спальню. Он направился за ней.
- Тебе придется научиться это делать, - заметила она, достала чистое полотенце и протянула Адаму.
Он молча развернул полотенце на кровати, а Мей положила Ненси. Малышка немедленно захныкала.
- Присмотри за ней, - сказала Мей, борясь с инстинктивным желанием опять взять девочку на руки и успокоить. - Я принесу ее вещи.
Она сняла сумку с коляски, открыла, нашла там небольшой розовый мешочек, достала один подгузник и протянула ему.
- Я? - Он посмотрел на малышку, потом на Мей. - Ты ведь шутишь, правда?
Она продолжала держать подгузник в протянутой руке, и он взял его:
- Хорошо. Но ты руководи мной.
- Почему ты думаешь, что я что-то понимаю в переодевании младенцев? Если ты хочешь сказать, что я женщина, то это ничего не значит.
Адам, собиравшийся сказать именно это, передумал.
- Ты действительно ничего не понимаешь в младенцах? - уточнил он.
- Оглянись вокруг, Адам. Последним младенцем, спавшим в этой детской, была я.
- Это была твоя детская? - спросил Адам. Он обвел комнату взглядом. Кровать с кружевным пологом, голубой ковер, бархатные шторы на окне, у которого она стояла, наблюдая, как ее "поразительный" дед унижал его.
- Это была комната моей няни, - ответила Мей. - Детская рядом.
- Повезло твоей няне, - заметил Адам. Эта комната с ванной была почти таких же размеров, как квартира, в которой он вырос.