Его губы сжались, глаза помрачнели.
- Она умерла от передозировки, когда мне было семь лет.
Джесс была поражена:
- О… наверное, это было очень тяжело. Трудно справиться с такой потерей в этом возрасте.
- У отца были бесконечные романы, и к тому времени родители уже практически жили отдельно… Но он нашел себе замечательное оправдание: сказал, что все зависит от генов и что с возрастом я тоже стану таким.
У Джесс хватило такта, чтобы оставить это горькое признание без комментариев.
- И с тех пор ты, значит, жил со своим отцом? - спросила она.
Его глаза коротко блеснули.
- Если можно так сказать… Он был отцом для меня не больше, чем мужем - для моей матери! Чувствовал себя связанным по рукам и ногам. Постоянно спорил со мной, а с возрастом, когда начал чувствовать, что силы уходят, это стало и вовсе невыносимо. Чего бы я ни достигал, ему все равно было мало.
Похоже, детство Цезарио оказалось куда менее безоблачным, чем ее собственное. Да, Джесс было над чем подумать во время полета…
После легкого ужина на борту они приземлились в аэропорту недалеко от Пизы. Хотя уже вечерело, воздух был намного теплее, чем в Лондоне. Солнце все еще висело в небе, когда длинный лимузин плавно нес их через золотой тосканский ландшафт.
Джесс ожидала увидеть милые загородные пейзажи. И действительно, ее взгляду предстали окруженные пологими холмами зеленые ряды виноградников, смягченные тут и там серебристыми облаками оливковых рощ. А на вершинах холмов, словно пришедшие из Средних веков, виднелись живописные скопления домов из светло-желтого камня.
Колина-Верде тоже был расположен на холме, поросшем густым лесом, и, хотя его размер и производил впечатление, в здании не было ничего помпезного. Состоящий из нескольких отдельных строений, объединенных под одной крышей, сейчас, в теплых лучах заходящего солнца, дом, казалось, дышал безмятежностью. Джесс вышла из машины, очарованная видом гор и раскинувшейся внизу долиной. Порывистый ветерок отбрасывал назад ее волосы, слегка холодя кожу.
- Здесь просто чудесно! - сказала она и тут же услышала знакомый шестиголосый лай. - Бог мой, как они здесь оказались?! - Она изумленно посмотрела на Цезарио: - Это ты… ты все устроил?
- С помощью твоей матери… Конечно, за собаками бы и в Англии хорошо присмотрели, но я же знаю, как ты к ним привязана, - пробормотал Цезарио, чувствуя себя достаточно вознагражденным ее сияющей улыбкой.
- Я этого не ожидала! - призналась Джесс, опускаясь на корточки и подставляя себя и свою одежду мокрым носам и грязным лапам.
Цезарио тут же заподозрил: у этого белого костюма будет недолгое существование. К тому времени, когда Джесс снова выпрямилась, его опасения полностью оправдались. На белой юбке отпечатались следы собачьих лап, весь жакет был усыпан шерстью, но довольная улыбка Джесс свидетельствовала: пусть этот дизайнерский шедевр стоимостью в несколько тысяч фунтов не произвел на нее никакого впечатления, зато перевоз ее любимцев в Италию заслуживал самой высокой оценки.
- Я знаю, ты не большой любитель собак. Так что с твоей стороны это особенно мило.
- Ты не ожидала подобного от меня?
- Не ожидала, - согласилась Джесс. - И, к счастью, ошиблась.
Цезарио все же пришлось признаться: его роль ограничилась тем, чтобы отдать несколько распоряжений.
- Хагс всегда очень скучает без меня, - вздохнула Джесс, почесывая за ухом огромного волкодава. - А Мэджик становится вялым, когда с ним долго никто не общается.
Цезарио недоуменно нахмурился, глядя, как шотландский терьер повалился на спину, задрав вверх лапы в надежде, что ему почешут живот.
- А как ты с ним общаешься?
- Он глухой. А человек, которого я наняла за ними присматривать, совсем не знает языка жестов. - Джесс сделала движение рукой, заставив терьера перевернуться и сесть. Теперь собака умильно глядела на хозяйку глазами-бусинками.
На Цезарио это произвело впечатление.
- У меня никогда не было ни кошек, ни собак. Мой отец терпеть не мог в доме животных. Единственное исключение - лошади.
Направляясь к дому, они переступили через гончую, уже заснувшую прямо у порога. Уид, помесь колли с борзой, сунул свой длинный нос в руку Цезарио.
- Надо же, ты ему понравился! - удивилась Джесс. - Когда-то с ним, наверное, плохо обращались, и теперь он никогда не подходит к чужим людям.
Устояв перед желанием щелкнуть пальцами перед носом собаки, Цезарио вместе с Джесс и Уидом, следующим за ними по пятам, вошли в дом. Их приветствовала Агостина, кругленькая смуглая экономка Цезарио.
После состоявшегося знакомства Джесс, одолеваемая любопытством, отправилась осматривать дом.
О это очарование старины! Потертый терракотовый пол, сводчатые потолки просторных комнат с цветными драпировками, удобные диваны и простая солидная мебель, какая обычно бывает в деревенских домах. Ряд распахнутых узких дверей выходил на террасу, где под раскидистым каштаном стояла пара плетеных кресел.
Дав команду собакам остаться внизу, Джесс поднялась на второй этаж. Она заметила - ее чемоданы и чемоданы Цезарио стояли в разных комнатах. И как к этому относиться? "Дело, а не удовольствие", - напомнила она себе. Но это был не слишком удачный довод, ее тело вряд ли отнеслось бы к происходящему с радостью.
Желая отвлечься, она заглянула в ванную. Комната была отделана старым желтоватым мрамором, но в остальном вполне современная.
Повесив на плечики жакет, Джесс вышла на балкон.
- Тебе нужно быть осторожной, чтобы не обгореть. В Италии жаркое солнце, - услышала Джесс голос Цезарио.
Она и не заметила, как он подошел.
- Здесь просто изумительно!
На его лице появилась медленная улыбка.
- Рад, что тебе понравилось. В прошлом году я сделал ремонт, так что теперь это вполне подходящее место… для медового месяца.
Ее щеки вспыхнули.
- Медовый месяц… медовый месяц, - дразнящим шепотом проговорил он, притягивая к себе Джесс. - От этого не стоит краснеть, маленькая моя.
Заходящее солнце горячими лучами ласкало ее кожу, и все же не такими горячими, как жадные губы Цезарио. Мир превратился в хаос, как только пульсирующее возбуждение прошло сквозь ее отзывчивое тело, внезапно ставшее гиперчувствительным. Его рука скользнула по ее спине, потом опустилась ниже. Джесс почувствовала, как у нее задрожали ноги.
Глаза Цезарио отливали горячим золотом.
- Я не хочу принимать все как должное. Скажи мне - да или нет? - Цезарио потянул ее в глубину комнаты.
Ей было приятно, что он спросил об этом. Длинные ресницы медленно опустились на светлые глаза, желание вонзило в нее свои когти, сразу смыв нерешительность и страх. Ее тело просто жаждало соединиться с его телом, инстинктивно ощущая в нем источник наслаждения.
- Да… - сказала она дрогнувшим голосом.
- Si. Это будет твоим первым словом на итальянском, moglie mia.
- Si… Да… А как ты назвал меня? - спросила она, когда он потянул ее к постели.
- Моя жена. Как это и есть на самом деле.
И впервые Джесс почувствовала себя действительно замужем. Те же слова, произнесенные в день торжественной церемонии, не произвели на нее никакого впечатления. Она улыбнулась, разрешив теплу возбуждения разлиться по ее животу.
Джесс решила не думать о своих шрамах. Многие люди недовольны своим телом, и она здесь не исключение. Она молча стояла, пока он снимал с нее блузку, потом подняла руки и начала расстегивать на нем рубашку. Ее руки стали менее проворными, когда под рубашкой показалась покрытая мягкими волосами загорелая грудь.
Почувствовав смущение Джесс, он приподнял ее подбородок и снова прижался к нежным пухлым губам. Цезарио сполна насладился силой ее ответа, когда тонкие пальцы впились в твердые мышцы его плеч. Он целовал Джесс снова и снова, умело исследуя изгибы ее рта, наслаждаясь неторопливой прелюдией в предвкушении большего. Цезарио желал того, что она вот-вот отдаст ему, ощущая при этом ее жажду, сравнимую с его.
Джесс задрожала, покоренная умелым проникновением его языка в ее рот и твердостью эрекции, когда его рука с силой прижала к себе ее бедра.
Цезарио расстегнул молнию на ее юбке. Мгновение - и юбка скользнула к ее ногам. Подхватив Джесс на руки, он понес ее к широкой кровати, застеленной тонким льняным бельем. Его пальцы вдруг почувствовали под собой легкое уплотнение. Он повернул Джесс к себе спиной. От ребер вниз к позвоночнику тянулся длинный белый шрам.
- У тебя была операция? - спросил он, проводя пальцем по тонкой линии.
Она молча мотнула головой.
- Боже мой! Как это случилось?
Джесс резко повернулась, тыкая пальцем в свой живот:
- Ты пропустил еще один!
Слева на животе был виден еще один белый шрам.
- Господи, бедная моя… - выдохнул он, и впервые в его глазах не было ни тени усмешки.
- Когда я училась в университете, на меня напали… Это едва не стоило мне жизни, - выпалила Джесс.
Ее светлые глаза смотрели на него в упор, будто желая предостеречь от дальнейших вопросов.
Цезарио пожал плечами, как если бы такие шрамы ему приходилось видеть каждый день, и отвернулся, чтобы снять рубашку.
На самом деле он отвернулся, чтобы скрыть свою растерянность. Как на нее, такую маленькую и беззащитную, кто-то осмелился напасть с ножом?! Или именно эта ее хрупкая женственность и привлекла к себе внимание?
- Извини, но мне сейчас не хочется говорить об этом, - пробормотала Джесс. - Вероятно, стоило бы тебя предупредить… я знаю, шрамы выглядят уродливо…
Цезарио сел на постель и наклонил голову к ее животу. Ее сердце забилось, когда его губы мягко скользнули по едва заметной бледной линии.
- Это не уродливо… это просто часть тебя… Мне жаль, что тебе пришлось пережить такое. И конечно, тебе ни о чем не нужно было меня предупреждать, маленькая моя.
"Он всегда умел находить нужные слова", - подумала Джесс, лишь наполовину удовлетворенная его ответом. Тем не менее ее напряженные мышцы расслабились, голова опустилась на подушку.
- Видишь, я вовсе не так совершенна…
- И ты говоришь это мужчине, который хотел тебя даже тогда, когда ты ходила в старом огромном жакете, тупоносых ботинках, с компанией уродливых брошенных собак?
- Я удивлена, что ты не записал их в какой-нибудь местный собачий салон, - дразнящим шепотом проговорила Джесс, наклоняясь вперед.
Ее неодолимо тянуло снова ощутить на своих губах его горячий рот.
Следующий поцелуй оставил Джесс почти бездыханной. Где же он был столько времени? Никогда ни один мужчина не вызывал у нее таких чувств…
Цезарио оказался совсем не таким, каким она его представляла, - гораздо сложнее, тоньше, умнее. Только сейчас Джесс смогла разглядеть в нем человека, который был до того скрыт под богато украшенным фасадом жизненного успеха.
Его пальцы скользили по ее обнаженной груди, ласкали соски. До сих пор она и не представляла, какими чувствительными они были. Он ласкал Джесс до тех пор, пока у нее не перехватило дыхание.
- Я хочу, чтобы первый раз стал для тебя чем-то действительно особенным, - прошептал Цезарио. - Но сначала это может быть немного больно.
- Тогда давай просто скорей пройдем через это.
Его губы дрогнули.
- Фу, как не стыдно! Это совершенно неверный подход. Хороший любовник никогда не набрасывается на женщину. - Он легко приподнял ее, стягивая тонкие трусики. Его рука скользнула между женских ног, ее бедра приподнялись в порыве чувственного возбуждения. Это было больше, чем она могла вынести…
Цезарио на мгновение отстранился от нее. Она смотрела на него из-под прикрытых век, завороженная четким рельефом его мышц, пока он снимал свои "боксеры".
- Я обещаю быть осторожным, - сказал он, наклоняясь над ней и опуская вниз ее руку.
Ее пальцы сомкнулись. Она была полна желания и любопытства.
Ответный жар прошел у нее между ног, когда Цезарио снова поцеловал ее. Джесс ответила на его поцелуй с удвоенным жаром. Он начал исследовать ее отзывчивую плоть, расправляя мягкие складки, дразня бугорок наслаждения и влажный узкий проход.
Тихие стоны слетали с ее губ, ноги дрожали, желание и сладкая боль становились все сильнее.
Именно Цезарио показал ей то, к чему она никогда не стремилась. Джесс была уверена, что могла бы прожить и без этих радостей. Она искренне верила, что ничего не потеряет, поскольку такие вещи для нее ничего не значили.
Но он научил ее другому, лаская пальцами и языком чувствительные бутоны ее сосков, осторожно подготавливая к заключительному наслаждению. Ее желание становилось невыносимым, в экстазе она укусила его за нижнюю губу, цепляясь дрожащими пальцами за черные волосы.
Гибкий и сильный, он склонился над ней и скользнул между ног. Она желала почувствовать это первое проникновение, желала ощутить, как он наполнит ее, желала уловить движения его бедер, когда он захочет войти в нее глубже, и… не смогла сдержать крика боли.
- Прости, моя маленькая, - прошептал он, отводя с ее лица прядь волос и нежно целуя в лоб. - Я постараюсь полегче… надеюсь…
В следующее мгновение ее внутренние мышцы сжались вокруг него. Она застонала от ничем не сдерживаемой чувственности. Ощущения захватили ее настолько, что она уже и не знала, где кончается он и начинается она.
Чувство было всепоглощающим, она медленно двигалась под ним, поднимая и опуская бедра, весь дискомфорт был тут же забыт. Когда он вышел из нее и снова вошел, ее возбуждение начало расти, вместе с глубоким наслаждением, которое доставляли ей его движения… в ней… над ней. От этого медленного и устойчивого ритма напряжение внизу ее живота начало подниматься все выше и выше, затягивая в водоворот восхитительных ощущений. Разрешив силе своего ответа подхватить себя, Джесс достигла пика невероятного наслаждения… чтобы затем снова вернуться на землю.
Цезарио смотрел на нее своими темными как ночь глазами. Пальцы сомкнуты на ее запястье, тело, горячее, влажное, сильное, прижато к ее бедрам.
Она подняла на него глаза.
Его губы сжались.
- Не надо так на меня смотреть. Не забывай о нашей договоренности, - предупредил он. - Я не просил любви, и я не хочу ее. Мы будем делить с тобой постель, пока не родится ребенок, но дальше - ничего более, моя куколка.
Эти слова прозвучали как пощечина.
Ее лицо напряглось - Джесс пыталась изобразить безразличную маску. Но внутри в ней бушевали боль и гнев, словно накатывающие на берег волны. Нет, она не покажет Цезарио, как он задел ее. Она не ответит на его хладнокровное замечание яростным возмущением.
- У меня нет такой любви, какую я могла бы тебе предложить, - сказала Джесс, отодвигаясь в сторону, отказываясь от этой притворной близости, которой не было на самом деле. - Я люблю свою семью, своих собак, а когда настанет время, буду любить и своего ребенка, но… это все, что у меня есть.
Легкое движение его губ дало понять: она попала в цель. Он отвел взгляд и пробормотал:
- Я просто не хочу, чтобы потом тебе было больно…
- Я сильная, намного сильнее, чем ты думаешь, - сказала Джесс и, сделав паузу, подчеркнуто вежливо спросила: - Так ты останешься здесь на ночь? Или мы спим отдельно?
Цезарио сел на постели, как если бы она ткнула его локтем.
- Моя комната рядом…
- Спокойной ночи, - сладко промурлыкала Джесс.
- Спокойной ночи… спи спокойно, - буркнул в ответ Цезарио, задержавшись только затем, чтобы подобрать с пола одежду.
"Спи спокойно"? Джесс могла бы рассмеяться, если бы ей не хотелось плакать.
Она приняла душ, чтобы освежиться, и спустилась вниз проведать собак, перед тем как забраться в постель. Джесс все еще ощущала внутри себя тянущую боль - напоминание о том, что изменилось в ее жизни. Так же, как и запах его одеколона от подушки. Вдохнув этот запах, она застонала и заставила себя выкинуть Цезарио из головы.
Ирония судьбы… Слишком много всего приходилось выкидывать Джесс из своей жизни - боль, одиночество, чувство потерянности и отверженности. А вот теперь Цезарио ввел ее в мир секса. Ей повезло - он оказался хорошим любовником. Очень хорошим. Но он солгал, сказав, что их брак будет нормальным. Цезарио не хотел, чтобы его любили и заботились о нем. Джесс - умная женщина и будет уважать его предупреждение. Она не сделает глупую ошибку, влюбившись в мужчину, который с самого начала дал понять - он не сможет ответить на ее любовь.
А может, Цезарио до сих пор влюблен в Элис? Это было бы объяснением, почему он сделал выбор в пользу брака по расчету. Ему нужно произвести наследника и получить право на фамильный дом. Если он уже был влюблен в другую женщину, такое соглашение оставалось его последней надеждой.
Джесс твердила себе: для нее не имеет значения, влюблен ли в кого-то Цезарио или нет. В рамках их брака, который почти официально был признан как чисто практический, ей не нужны подобные переживания.
В конце концов, почему она должна страдать, если в его сердце другая женщина?
На этом вопросе усталость наконец одолела Джесс, и она погрузилась в глубокий сон без сновидений…
Глава 7
Головная боль становилась все сильнее. Цезарио принял лекарство, но оно пока не действовало. Больше всего ему хотелось выпить, но алкоголь плохо сочетался с обезболивающими. Он помассировал голову, чтобы расслабить напряженные мышцы шеи и подавить неприятные мысли. Его предупреждали насчет головных болей, так что для него теперь это почти что норма…
Цезарио знал, что подумала о нем Джесс: бесчувственная скотина. Но разве он мог сказать ей правду? Ему не хотелось причинять ей боль. Но почему он не подумал об этом раньше? Прежде чем жениться на ней? Неужели он настолько близорук и эгоистичен, что ему и в голову не пришло, какое зло может причинить? Наверное…
Но ведь их брак был деловым соглашением. Его жена, может, хрупка и уязвима, но не стоит забывать: он заплатил хорошую цену, простив потерю своей картины. Ну и пока Джесс не забеременеет, ему хотелось, чтобы она получала удовольствие в постели. И сцену соблазнения, которую Цезарио невольно раз за разом прокручивал в своей голове, можно объяснить самым обыкновенным здравым смыслом.
"Вот так!" - сказал он себе и… напился. И до самого рассвета пролежал без сна.
Утром Джесс проснулась от тихого позвякивания фарфора. Прямо в постель ей подали завтрак - на подносе с льняной салфеткой и розой в вазочке. "Так можно и совсем разбаловаться", - подумала она, отводя с лица волосы и сонно улыбаясь щебечущей на ломаном английском горничной.
Горничная открыла балконные двери, впуская в комнату поток прохладного утреннего воздуха и солнечного света. Неожиданно Джесс почувствовала, как сильно проголодалась. Она съела все, что было на подносе, - фрукты, рогалики, выпила кофе и сок.
Через полчаса, в белых шортах и зеленой майке, с падающими на плечи тяжелыми кудрями, она спустилась вниз. Дверь во двор была открыта, и вся собачья ватага с радостным лаем бросилась ей навстречу. Вернее, почти вся… Не было только Уида. Услышав звук шагов, Джесс обернулась. В дверях стоял Цезарио. Рядом с ним, словно тень, маячил Уид.