Она продолжила печатать. Селина вошла в комнату, закрыла дверь и присела на небольшой жесткий стул. Из соседнего кабинета доносились приглушенные мужские голоса. Минут через двадцать голоса стали более оживленными, раздался звук отодвигаемого стула и шаги. Дверь кабинета распахнулась, из нее вышел мужчина, на ходу надевая плащ и роняя папку с бумагами.
- Ах, я раззява… - Он наклонился подобрать их. - Спасибо, мистер Ратлэнд, за все…
- Не за что. Возвращайтесь, когда у вас появятся какие-нибудь свежие мысли насчет развязки.
- Да, конечно.
Они попрощались. Издатель направился было обратно в свой кабинет, и Селине пришлось встать и окликнуть его. Он обернулся и посмотрел на нее.
- Да? - Он был старше, чем она его представляла, лысый, в таких очках, которые позволяли смотреть и сквозь них и поверх. Сейчас он смотрел поверх очков, как старомодный учитель.
- Я… я думаю, мне назначено.
- Вы думаете?
- Да. Я Селина Брюс. Я звонила утром.
- Я очень занят.
- Это не отнимет больше пяти минут.
- Вы писательница?
- Нет, ничего такого. Я просто хотела попросить вас помочь мне… ответить на некоторые вопросы.
Он вздохнул:
- Ну, хорошо.
Он посторонился, пропуская Селину в кабинет. На полу лежал ярко-красный ковер, на письменном столе лежали бумаги, и книги, и рукописи. На столах, и на стульях, и даже на полу - везде книги и рукописи.
Он не извинился за беспорядок. Он явно не считал это нужным… да так оно и было. Он пододвинул Селине стул и направился к своему столу. Но прежде, чем он успел сесть, Селина уже начала объяснять, в чем дело.
- Мистер Ратлэнд, очень сожалею, что побеспокоила вас, и я не отниму у вас ни одной лишней минуты. Но это касается книги, которую вы опубликовали, - "Фиеста в Кала-Фуэрте".
- А, да. Джорджа Дайера.
- Да. Вы что-нибудь о нем знаете?
Ответом на этот выпаленный вопрос было напряженное молчание и еще более напряженный взгляд поверх очков.
- Я? - наконец сказал мистер Ратлэнд. - А вы?
- Да. По крайней мере, я так думаю. Он был… другом моей бабушки. Она умерла шесть недель назад, и я… ну, мне хотелось попытаться сообщить ему об этом.
- Я всегда могу переслать ему ваше письмо.
Селина сделала глубокий вдох и продолжила атаку с другого фланга:
- Вы многое о нем знаете?
- Думаю, столько, сколько и вы. Полагаю, вы прочли книгу.
- Я хочу сказать… вы никогда не встречались с ним?
- Нет, - сказал мистер Ратлэнд, - не встречался. Он живет в Кала-Фуэрте на острове Сан-Антонио. Кажется, он живет там последние шесть или семь лет!
- Он ни разу не приезжал в Лондон? Даже для издания своей книги?
Мистер Ратлэнд так замотал своей лысой головой, что она засверкала от падающего из окна света.
- Вы… вы не знаете, он женат?
- В то время не был. А сейчас, может, и да.
- А сколько ему лет?
- Понятия не имею, сколько ему лет. - В его голосе появились нетерпеливые нотки. - Моя дорогая юная леди, мы понапрасну тратим мое время.
- Я знаю. Извините, но я просто подумала, что вы сможете мне помочь. Я думала, что он может быть в Лондоне сейчас, и я могла бы с ним встретиться.
- Нет, боюсь, что нет.
Мистер Ратлэнд решительно встал, давая понять, что беседа закончена. Селина тоже встала, и он направился к двери и открыл ее.
- Но если вы пожелаете связаться с ним, мы будем рады переслать любую корреспонденцию мистеру Дайеру.
- Спасибо. Простите, что понапрасну отняла у вас время.
- Ничего. До свидания.
- До свидания.
Но когда она вышла из кабинета и пошла через приемную, у нее был такой подавленный вид, что сердце мистера Ратлэнда невольно дрогнуло. Он слегка нахмурился, снял очки и окликнул ее:
- Мисс Брюс.
Селина обернулась.
- Мы пересылаем все его письма в яхт-клуб в Сан-Антонио, а его дом называется "Каза Барко", это в Кала-Фуэрте. Возможно, вы сэкономите время, написав прямо ему. И если вы будете писать ему, напомните, что я все еще жду резюме его второй книги. Я послал ему дюжину писем, но, похоже, у него отвращение к ответам.
Селина улыбнулась, и издатель поразился, как изменился весь ее вид. Она сказала:
- Ох, спасибо. Я вам так признательна.
- Не за что, - ответил мистер Ратлэнд.
Пустая квартира - не самое подходящее место для обсуждения такого важного вопроса, но другого не было.
Селина прервала рассуждения Родни о достоинствах простых и узорчатых ковров:
- Родни, мне надо поговорить с тобой.
Прерванный таким образом, он посмотрел на нее сверху вниз с раздражением. Во время обеда и после в такси он думал о том, что она не в себе. Она почти ничего не ела и казалась чем-то озабоченной и рассеянной. Более того, на ней была блузка, которая никак не подходила к желтовато-коричневому пальто и юбке, и он заметил на чулке спущенную петлю. Обычно Селина была подтянутой и ухоженной, как сиамская кошка, и сегодняшние небольшие отклонения от нормы обеспокоили его.
Он спросил:
- Что-нибудь случилось?
Селина попыталась взглянуть ему в глаза, сделать глубокий вдох и успокоиться, но ее сердце стучало, как кузнечный молот, а в желудке было ощущение, как после подъема в скоростном лифте, когда душа отрывается, а тело остается внизу.
- Нет, ничего не случилось, но мне надо с тобой поговорить.
Он нахмурился:
- А нельзя подождать до вечера? У нас единственная возможность измерить…
- Ах, Родни, пожалуйста, послушай и помоги мне.
Он заколебался, а затем, придав лицу покорное выражение, отложил альбом с образцами ковров, сложил рулетку и убрал ее в карман.
- Ну? Я слушаю.
Селина облизнула губы. Пустая квартира угнетала ее. Голоса отдавались эхом, никакой мебели, и нечем занять руки, никакой подушки, которую можно было бы взбивать. Она чувствовала себя так, как если бы ее поставили на большую пустую сцену без поддержки и без суфлера, а она забыла роль.
Она сделала глубокий вдох и сказала:
- Это насчет моего отца.
Выражение лица Родни почти не изменилось. Он был хорошим адвокатом и любил играть в покер. Он все знал о Джерри Доусоне, ибо миссис Брюс и мистер Артурстоун уже давно посчитали нужным ввести его в курс дела. И он знал, что Селина ничего не знала об отце. И знал, что уж он-то ничего ей не расскажет.
- Что насчет твоего отца? - спросил он довольно ласковым голосом.
- Ну… я думаю, он жив.
Родни с облегчением вынул руки из карманов и издал короткий недоверчивый смешок:
- Селина…
- Нет, не говори. Не говори, что он умер. Выслушай чуть-чуть. Помнишь ту книгу, которую ты мне вчера дал? "Фиеста в Кала-Фуэрте". И знаешь, там на задней обложке была фотография автора, Джорджа Дайера!
Родни согласно кивнул.
- Ну, так вот… он в точности похож на моего отца.
Родни переварил мысль, а затем спросил:
- Откуда ты знаешь, как выглядел твой отец?
- Я знаю, потому что давно в книге нашла его фотографию. И я думаю, это один и тот же человек.
- Ты хочешь сказать, что Джордж Дайер - это… - Он вовремя прикусил язык.
- Джерри Доусон, - торжествующе закончила за него Селина.
Родни показалось, будто из-под него выдернули ковер.
- Откуда ты узнала его имя? Ты не должна его знать.
- Агнес мне вчера сказала.
- Но какое право имела Агнес…
- Ах, Родни, постарайся понять! Нельзя ее винить. Я застала ее врасплох. Я положила книгу фотографией Джорджа Дайера кверху на стол перед ней, вот так, и она чуть не упала в обморок.
- Селина, ты понимаешь, что твой отец умер?
- Но, Родни, как ты не понимаешь - он пропал без вести. Пропал без вести, полагали, что убит. Могло произойти все, что угодно.
- Тогда почему же он не вернулся после войны?
- Может, он был болен. Может, потерял память. Может, узнал, что моя мать умерла.
- И что же он все это время делал?
- Не знаю. Но последние шесть лет он живет в Сан-Антонио. - Она поняла, что Родни собирается спросить, откуда она это узнала, и быстро добавила, потому что не хотела, чтобы он узнал о ее встрече с мистером Ратлэндом: - Обо всем этом рассказано в его книге.
- У тебя фотография отца с собой?
- Книжная - нет.
- Я не ее имел в виду. Я имел в виду другую.
Селина заколебалась:
- Да, с собой.
- Дай взглянуть.
- Ты… отдашь ее обратно?
Нотка раздражения проскользнула в голосе Родни.
- Мое милое дитя, за кого ты меня принимаешь?
Ей сразу же стало стыдно, ибо Родни никогда не пойдет на бесчестный поступок. Она пошла за сумочкой, вынула драгоценную фотографию и протянула ее Родни. Он поднес ее к свету из окна, и Селина подошла и встала за его спиной.
- Ты вряд ли помнишь фотографию на обложке книги, но это тот же самый человек, могу поклясться. Все то же самое. Ямочка на подбородке. И глаза… и прижатые уши.
- А что сказала Агнес?
- Она не призналась, но я уверена, она считает, что это мой отец.
Родни не ответил. Хмуро разглядывая темное веселое лицо на фотографии, он почувствовал кое-какое беспокойство. Во-первых, он мог потерять Селину. Человек болезненной честности, Родни никогда не тешил себя иллюзией, что он влюблен в Селину, но она стала приятной частью его жизни, хотя он почти не осознавал этого. Ее внешность, ее шелковистые желтовато-коричневые волосы, кожа, голубые сапфировые глаза восхищали его, и хотя ее интересы не были такими избирательными, как у Родни, она проявляла очаровательное желание учиться.
А потом, оставался вопрос деловых отношений. После смерти бабушки Селина получила кое-какие средства, став тем зрелым фруктом, который мог упасть в руки какого-либо бессовестного проходимца. Пока Родни и мистер Артурстоун в полном согласии вели ее дела, а через шесть месяцев Селине исполнится двадцать один год, после чего она сама будет принимать окончательные решения по всем вопросам. Родни содрогнулся от мысли об утрате контроля над этими деньгами.
Он кинул взгляд через плечо и встретился с глазами Селины. Он не знал ни одной девушки с такими голубыми белками глаз. Как в рекламе стиральных порошков. Она слегка пахла свежими лимонами, вербеной. Ему так и слышался голос миссис Брюс, ее резкие высказывания о Джерри Доусоне. "Бесполезный" - это слово засело в голове Родни. Он вспомнил другие эпитеты. Безответственный. Ненадежный. Безденежный.
Он держал фотографию за уголок и постукивал ею по левой руке. Наконец, с некоторым раздражением, почувствовав необходимость свалить на кого-нибудь вину за то положение, в котором он очутился, он сказал:
- Конечно, это все твоя бабушка виновата. Она не должна была ничего от тебя скрывать. Эта завеса секретности, никогда не упоминать его имени… все это глупая ошибка.
- Почему? - заинтересованно спросила Селина.
- Потому что это стало у тебя навязчивой идеей! - выпалил Родни. Селина уставилась на него, явно глубоко оскорбленная, рот слегка открыт, как у ошеломленного ребенка. Родни безжалостно продолжал: - У тебя навязчивая идея об отцах и семьях и вообще о семейной жизни. То, что ты нашла фотографию и прятала ее, - типичный симптом.
- Ты говоришь так, как будто у меня корь.
- Я пытаюсь заставить тебя понять, что у тебя развился комплекс на почве умершего отца.
- Может, он не умер, - сказала Селина. - А если у меня и есть комплекс, то ты только что признал, что это не моя вина. И что плохого в комплексе? Это же не косоглазие и не бельмо на глазу. Его не видно.
- Селина, это не смешно.
- И я не считаю это смешным.
Она смотрела на него горящим взором, который мог бы быть назван ослепительным, как сказал он себе. Они ссорились. Они никогда раньше этого не делали, и, несомненно, не время было начинать ссориться. Он быстро сказал:
- Дорогая, прости меня, - и наклонился, чтобы поцеловать ее в губы, но она отвернула лицо, и поцелуй пришелся в щеку. - Разве ты не видишь, что я лишь забочусь о тебе. Я не хочу, чтобы ты зацепилась за какого-то мужчину, отправилась за ним на край света, а потом бы выяснила, что совершила глупую ошибку.
- Но допустим, - сказала Селина, - только лишь допустим, что это действительно мой отец. В полном здравии и живет в Сан-Антонио. Пишет книги и катается на своей маленькой яхте и заводит дружбу со всеми местными испанцами. Тебе бы ведь хотелось, чтобы я с ним познакомилась, правда? Тебе бы хотелось иметь настоящего собственного тестя?
Этого Родни хотелось меньше всего. Он нежно сказал:
- Мы должны думать не только о себе. Мы должны думать и о нем - Джордже Дайере, независимо от того, отец он тебе или нет.
- Я не понимаю.
- После многих лет он устроил свою жизнь. И эту жизнь он выбрал сам, по доброй воле. Если он хотел создать семью и заиметь жену и сыновей… и дочерей… он уже это сделал…
- Ты хочешь сказать, что он не захотел бы меня знать? Что он не захотел бы, чтобы я его разыскала?
Родни был шокирован.
- Ты ведь не собираешься пойти на такое?
- Для меня это так важно. Мы могли бы полететь в Сан-Антонио.
- Мы?
- Я хочу, чтобы ты полетел со мной. Пожалуйста.
- И речи быть не может. К тому же мне нужно поехать в Борнмут, я тебе говорил, и меня не будет дня три-четыре.
- А миссис Уестман не может подождать?
- Конечно нет.
- Я просто хочу, чтобы ты был со мной. Помоги мне, Родни.
Родни понял ее просьбу неправильно. Он думал, что она говорит: "Помоги мне" - в практическом смысле. Помоги мне купить билет на самолет, помоги мне сесть в самолет, помоги мне на таможне, найди мне такси и носильщиков. Она никогда в жизни одна никуда не ездила, и он даже и не сомневался, что она и пробовать не станет. Он уклонился от ее просьбы, очаровательно ей улыбнувшись, взял ее за руку и сказал успокаивающим тоном:
- К чему так торопиться? Будь терпеливой. Я знаю, ты возбуждена подозрением, что вдруг твой отец жив. Я также понимаю, что в твоей жизни всегда была какая-то пустота. Я надеялся, что смогу ее заполнить. - Он говорил очень благородно.
- Дело не в этом, Родни…
- Но видишь ли, мы ничего не знаем о Джордже Дайере. Разве не следует провести небольшое тихое расследование, прежде чем предпринять шаги, о которых мы можем потом пожалеть? - Он говорил как король.
- Я родилась после того, как он пропал без вести. Он даже не знает о моем существовании.
- Вот именно! - Родни рискнул немного надавить. - Знаешь, Селина, есть старая и очень верная поговорка: не буди спящего тигра.
- Для меня он не тигр. Я просто думаю, а вдруг он жив, и он единственный человек, который мне был нужен больше, чем кто-либо иной, всю жизнь.
Родни колебался между чувством обиды и злости.
- Ты говоришь как ребенок.
- Это как монетка. У монетки две стороны - орел и решка. У меня тоже две стороны. Брюс и Доусон. Селина Доусон. Вот как меня зовут на самом деле. Вот кто я. - Она улыбнулась Родни, и в отчаянии он подумал, что такой улыбки он раньше не видел. - Ты любишь Селину Доусон так же, как и Селину Брюс?
Он все еще держал фотографию ее отца. Она забрала у него фотографию и пошла положить ее в сумочку.
Родни произнес, немного запоздав с ответом:
- Да, конечно люблю.
Селина закрыла сумочку и положила ее на место. - Ну а теперь, - сказала она, оправляя юбку, как будто собиралась начать выступление, - не пора ли нам измерить пол?
Глава 3
Аэропорт Барселоны предстал в бледном утреннем свете, весь покрытый лужами после грозы, которая преследовала самолет в течение всего перелета через Пиренеи. Слабый ветер дул с гор, служащие аэропорта пропахли чесноком, а на лавках и стульях все еще спали, завернувшись в пальто и подстилки, люди с мешками под глазами и синими подбородками, что говорило о долгих часах ожидания. Ночь была тяжелой. Рейсы из Рима и Пальмы отменили. Рейсы из Мадрида задерживались.
Селина, еще испытывая недомогание после полета, прошла через крутящиеся стеклянные двери и стояла, гадая, что делать дальше. У нее был прямой билет до Сан-Антонио, но ей нужно было получить новый посадочный талон. У стойки усталый чиновник взвешивал чей-то багаж, поэтому она подошла и с надеждой встала перед ним, наконец он взглянул, и она спросила:
- Вы говорите по-английски?
- Si.
- У меня билет до Сан-Антонио.
Без всякого выражения он протянул руку, вырвал нужный листок из билета, написал посадочный талон, вложил талон в билет и вернул его.
- Спасибо. Когда вылетает самолет?
- В половине восьмого.
- А мой багаж?
- Он зарегистрирован прямо до Сан-Антонио.
- А таможенный контроль?
- Таможенный контроль в Сан-Антонио.
- Понятно. Большое спасибо. - Но ее тщетные попытки вызвать улыбку не увенчались успехом. Мужчина провел трудную ночь и был не в настроении для любезностей.
Она отошла и присела. Ее ломило от усталости, но она слишком нервничала и поэтому не хотела спать. Самолет вылетел из лондонского аэропорта в два ночи, и она сидела, уставившись в темноту и говоря себе, что все должно идти своим чередом. Барселона. Сан-Антонио. Таможенный и паспортный контроль и багаж. Потом такси. Такси будет не трудно найти. А затем Кала-Фуэрте. Кала-Фуэрте не может быть большим городом. "Где живет англичанин, Джордж Дайер?" - спросит она, и они укажут ей путь к "Каза Барко", и там она его и найдет.
Гроза обрушилась на них, когда они пролетали над Пиренеями. Капитан предупредил их, и они все проснулись и пристегнулись ремнями. Самолет накренялся и вибрировал, поднимался выше и снова накренялся. Некоторым пассажирам стало плохо. Селина, закрыв глаза, усилием воли сдерживалась, хотя и была на волоске от "морской болезни".
Когда они стали снижаться на подлете к Барселоне, ударила молния, и казалось, что у кончиков крыльев развеваются флаги. Вынырнув из туч, они попали в дождь, а когда садились в Барселоне, с грохотом преодолевая встречный ветер, взлетная полоса оказалась затопленной, а в лужах отражались взлетно-посадочные огни. Колеса коснулись бетонной полосы, вокруг них выросли водяные крылья, и все издали громкий возглас облегчения, когда самолет наконец-то замер и моторы затихли.
Странно было знать, что ее никто не встречает. Должен бы быть водитель, шофер в форме, в большой теплой машине. Или Агнес, суетливо поправляющая коврики. Должен бы быть кто-то, кто разыщет ее багаж и разберется с чиновниками. Но никого не было. Это Испания: Барселона в шесть часов мартовского утра, и не было никого, кроме Селины.