Нейт сел на диван, и Морган протянула ему чашку. Он сделал глоток. Это был не тот быстрорастворимый горячий шоколад, который он заваривал для Эйс по воскресеньям. Это был напиток богов – настоящее какао с корицей.
У Морган Мак-Гир были ярко-зеленые глаза, глаза колдуньи. Может, она его заколдовала?
– Значит, на каникулы вы с Эйс ездите к родственникам?
Нейт пожалел о том, что не занялся сразу гирляндами. Вопрос был из серии тех, которые заставляли его раскрываться.
– Мы чередуем. В прошлом году мы ездили к моим родителям, во Флориду, в этом году будем у родных Синди, дяди Кейта и тети Молли. Они живут за городом. Мы поедем к ним после съемок и останемся на Рождество.
Он не сказал о том, что в его собственном доме сочельник приносил только горькие воспоминания. Он все время ожидал, что вот-вот раздастся стук в дверь и войдет Синди, нагруженная пакетами с покупками.
– Ну а вы? – поинтересовался он только для того, чтобы избежать дальнейших расспросов.
– Ох. – Неожиданно Морган смутилась. – Еще не знаю.
– К своим не поедете? – Нейт почувствовал, что дело было не только в нем. Она тоже скрывала что-то личное, что-то, заставлявшее ее грустить.
– Нет, – бодро ответила она. – Из-за этого "Рождественского ангела" я решила остаться.
Внимательно всматриваясь в ее лицо, Нейт снова почуял что-то иное, скрытое за наигранно равнодушными словами. И решился копнуть глубже.
– Наверняка ваша семья расстроится, если вы не приедете?
Морган пожала плечами, притворяясь беспечной:
– Моя мама переживает кризис среднего возраста. Проработав тридцать лет в страховом агентстве, она неожиданно все бросила, упаковала чемоданы и улетела в Таиланд. И Рождество она собирается отмечать на пляже.
– А отец?
– Родители развелись, когда мне было одиннадцать. У него сейчас другая семья, и я никогда толком не понимала, есть ли мне в ней место. Да и он тоже.
Нейт не знал, что и сказать.
Может, у него была и не самая лучшая семья, но они всегда знали, где место их детей! И сейчас его мать чуть ли не плакала, когда они с Эйс и Синди поедут на Рождество не к ним, а к родным Синди.
Сама мысль о ненужности была чуждой. Он так поразился, что едва сдержал порыв обнять Морган, усадить на колени и убаюкать, как одинокого и заброшенного ребенка.
– На самом деле это вовсе не так плохо, – храбро продолжила она. – Я впервые занимаюсь всеми приготовлениями самостоятельно. До того как сорваться с места, все делала мама, и еще как! Новые рецепты каждый год, новый стиль для елочных украшений. Она всегда делала Рождество чудом для меня… то есть она так старалась, но на самом деле – упаси боже тронуть хоть что-нибудь! Вдруг тогда не все будет идеально? Так что я абсолютно ничего не смыслю во всех этих приготовлениях, но очень хочу научиться. Без этого никак.
Морган совсем не умела лгать. Ей совершенно не нравилась перспектива встречать Рождество в одиночестве. Но Нейт поддержал ей.
– Точно, – мягко сказал он. – Никак.
– Конечно, индейку я готовить не собираюсь. Для себя одной – это было бы глупо.
– Вы будете не одна на Рождество. – Нейт понятия не имел, зачем он это сказал, да еще так уверенно, точно знал наперед. А ведь не знал. Абсолютно.
Морган притихла.
Нейт бросил на нее взгляд. Она сморщила нос, но совсем не так забавно, как когда пробовала холодное какао.
– Вы собираетесь плакать? – в отчаянии спросил он.
– Надеюсь, нет.
– Я тоже на это надеюсь.
Он изо всех сил сопротивлялся желанию обнять ее и прижать к себе, которое становилось все сильнее.
Вместо этого он взял ее за руку и легонько сжал. Вряд ли это была хорошая идея. Ничего особенного, казалось бы, но…
Морган так вцепилась в его руку, словно утопающий, хватавшийся за соломинку.
Именно в этот момент Нейту следовало уйти. Но он не мог – пока Морган нуждалась в нем.
Нейт осознал, что что-то в нем изменилось. Он покинул тьму, в которой блуждал, освободился от боли – только для того, чтобы протянуть руку помощи тому, кто в ней нуждался. В его жизни забрезжили лучи света, которых он так испугался вначале, что чуть не вернулся в темную дыру. Та прежняя жизнь не требовала от него ничего – ни делиться с кем-то своими чувствами, ни помогать кому-либо, да и вообще – ничего не ощущать.
Но сейчас ему совсем не хотелось возвращаться к такому удобному, непритязательному существованию.
Морган глубоко вздохнула.
– Давайте повесим гирлянды, – предложил Нейт.
Собственное горе научило его, что, если просто сидеть на диване, легче не станет. Нужно было что-то делать.
– Хорошо, – ответила Морган. Ее голос дрожал от невыплаканных слез. Она резко отпустила его руку и вскочила. – Думаю, нужно найти звезду.
Нейт заметил, что все в доме Морган было абсолютно новеньким, недавно купленным. У них в семье вещи переходили из поколения в поколение, включая старенькую гирлянду с облупившейся краской на лампочках и картонные украшения, которые делала еще его бабушка.
То, что в коробках Морган не нашлось ни одного украшения старше одного года, показывало, каким на самом деле грустным и одиноким будет ее Рождество. И именно это заставляло Нейта дразнить ее – по любому поводу. Из-за размера ее елки, из-за полосатого чулка для Санты, который она со всей серьезностью повесила на каминную решетку, из-за чудовищной розово-зеленой звезды для верхушки елки. Он дразнил ее до тех пор, пока Морган едва могла перевести дух от смеха, а слезы в зеленых глазах сменились искрами радости. Нейт обрадовался, когда она стала поддразнивать его в ответ.
Вместе они развесили гирлянды и украшения, которых оказалось маловато для такой огромной елки – когда закончили, была почти полночь.
Морган настояла на том, чтобы выпить еще горячего шоколада. Она выключила свет во всем доме, и они сели вдвоем на лиловый диван, любуясь мягкими огоньками гирлянды.
Нейт даже не представлял, как отгородился от жизни, до тех пор, пока эта преграда не рухнула – сегодня. Он позволил себе расслабиться – впервые за два года. И понял, как устал быть постоянно настороже.
А потом он уже больше не думал ни о чем.
* * *
Нейт Хетоуэй уснул. Другая женщина, пожалуй, посчитала бы это недостаточно захватывающим финалом для такого многообещающего вечера. Но для Морган это было идеально.
Весь вечер она так старалась убедить его и себя в своей собственной независимости, что это привело к обратному, довольно неожиданному эффекту: Нейт наконец-то опустил подъемный мост и приоткрыл двери своей души. Позволил себе расслабиться.
Сейчас она любовалась им, спящим. Она могла изучить каждую черточку его лица, не опасаясь, что внезапный острый взгляд повергнет ее в смущение. И Морган с трепетом всматривалась в густые черные ресницы, в линию темных волос над воротником, твердые линии скул, подбородка, челюсти.
Вздохнув со странным ощущением спокойствия, Морган наконец-то встала, убрала чашки из-под шоколада, выключила гирлянду и взяла одеяло. Она хотела укутать Нейта потеплее, но для этого ей пришлось аккуратно приподнять его голову, подложив подуш ку. Нейт коснулся ее руки, пробормотал:
– Не уходи, останься со мной…
Морган прекрасно знала, что он спит – или засыпает – и не отдает себе отчета в том, где и с кем находится. Он отбросил свою защиту и нуждался в помощи этим вечером как никогда раньше. Он не хотел быть один – как и она.
Морган знала, что ей следует тихонько скрыться в своей комнате. Может, Нейт проснется среди ночи, очень смущенный тем фактом, что уснул в чужом доме на лиловом диване.
Итак, она знала, что следует сделать. Но вся ее жизнь состояла из чужих предписаний – за исключением того случая, когда она взбунтовалась против желаний своего жениха. Закончилось это неудачно.
Стоило сделать выводы и не отступать больше от требований общества, хотя бы потому, что все, о чем говорилось в "Радости одиночества", на самом деле не приносило никакой радости. Это был всего лишь сборник правил, которым она надеялась следовать, чтобы хоть в какой-то мере чувствовать себя защищенной, чувствовать чью-то поддержку. Книга была не путем к свободе, а всего лишь очередным оправданием для того, чтобы снова смирить свои инстинкты, не рисковать, не пытаться строить жизнь по своим правилам!
Истина заключалась в том, что никаких общих правил не существовало.
И никто не собирался оценивать или осуждать ее поступки. Пожалуй, никому и дела не было. Мать в Таиланде, отец занят новой семьей. Так почему бы не последовать своим желаниям? Даже если придется переступить через некоторые свои принципы.
И вообще, она не собиралась целую ночь лежать рядом с Нейтом, так, может, на несколько минут – а потом вернется к себе.
Морган села на край дивана, осторожно коснулась Нейта. Было похоже на то, как будто она коснулась каменной скалы, нагретой за день солнечными лучами. Неожиданно его рука обвила ее талию, притянула к себе. Морган затаила дыхание. Что она скажет, если он вдруг проснется?
Она задержала дыхание, но Нейт спал. Его дыхание стало глубоким, медленным, лаская шею Морган словно шелком – так она себе это и представляла. Она расслабилась. Их сердца теперь бились в унисон, она ощущала тепло, расточаемое его телом.
Морган сказал себе, что самое время было уйти в спальню. Однако это оказалось намного сложнее, чем она думала: оставить это тепло и силу и исчезнуть в своей холодной одинокой комнате.
Еще сложнее было расстаться с новым чувством, которое пробудилось в ней – чувством близости. Связи. И это чувство росло в ее сердце, как живое существо, и именно его можно было назвать счастьем.
Морган уснула в кольце рук Нейта. И проснулась, когда в окна лился свет зимнего солнца. Она снова ощутила то самое счастье – на мгновение. Но потом поняла, почему проснулась. Потому что и он тоже. О господи. Ну почему она не ушла к себе, как собиралась? Тогда им не пришлось бы страдать от этого ужасного чувства неловкости.
Интересно, что же он сейчас скажет? "Какого черта вы здесь делаете?"
Морган напряглась, ожидая его реакции. Неожиданно пальцы Нейта легонько погладили ее щеку.
– Ну вот, – мягко сказал он. – У вас опять на щеке отпечаток.
Но на этот раз он ее не поцеловал. Поднялся и с удовольствием потянулся. Помятая футболка приподнялась, открывая мускулы живота.
Морган перевела взгляд на его лицо. Нейт улыбался – похоже, он совсем не считал ситуацию неловкой.
– Кажется, я начинаю понимать смысл ночевки в гостях, – задумчиво проговорил он.
Морган пришло в голову, что он совсем не сожалел о случившемся. И может, когда ночью он попросил ее остаться, он вовсе не спал и вполне осознавал, что происходит…
– У меня волосы дыбом стоят? – спросила она.
– Так, немного.
Вот они, ночевки в гостях. И что же ей теперь делать? Предложить ему завтрак? Указать на дверь?
Нейт взял сотовый, проверил пропущенные вызовы.
– Эйс не звонила, – с облегчением заявил он. Странно, он вел себя так, что Морган никогда бы не подумала, что у него есть сотовый.
Мобильный Карла был больше, чем просто телефон – он мог сделать все по его приказу, и Морган порой не знала, к кому Карл привязан больше.
С Нейтом Хетоуэем такого бы не случилось.
– Но все же мне лучше заехать за ней. Суббота – это все-таки наш день.
– Хорошо.
Морган почувствовала себя отброшенной, ненужной. Она даже не смогла придумать что-нибудь и подразнить Нейта по поводу поездки за покупками в этот раз.
– Хочешь провести день с нами?
От удивления Морган вытаращила глаза.
– Я пообещал Эйс покатать ее на санях.
Он обратился к ней на "ты"? Но разве она не хотела этого?…
Нет, Морган следовало отказаться. Стоит только вспомнить, как вчера она вывалила на него подробности своей жизни! Нет уж, даже отбрасывая прочь чужие правила из книжки, она не собиралась открывать душу нараспашку, чтобы ее могли ранить. А в отношениях с этим мужчиной таилась скрытая угроза боли.
С другой стороны, покататься на санях?
Морган закусила губу. Это было то самое детство, о котором она всегда мечтала. Несмотря на то что мама всегда культивировала образ идеального Рождества, ему было далеко до настоящего идеала, который подразумевал не только красивую картинку, но и веселье.
Морган мечтала о санях и коньках. Она в деталях рисовала себе это столько раз, что сейчас без труда могла представить, как они втроем – Нейт, Эйс и она – уютно устроились в нарядных красных санях, укутавшись в теплый плед.
Он держит в руках поводья, погоняя норовистого белого жеребца. Конь фыркает, бьет копытом, поднимая снег. Воздух полон хрустальным перезвоном колокольчиков.
Предложению Нейта невозможно было противиться.
– Я с удовольствием присоединюсь к вам, – сказала Морган.
Несмотря на то что здравый смысл противился такому решению, в ее сердце снова постучалось чувство, которое появилось вчера. Больше чем простая радость. Больше чем предвкушение.
– Счастливчик, – сказал Нейт.
Морган удивилась, что он так быстро разгадал ее состояние.
– Так зовут пони Эйс. Может, он и не очень подходит для саней, но она его любит.
Ладно, белый жеребец остался в мечтах.
– Заеду за тобой через час, – пообещал Нейт. И он ушел, и вовремя, потому что у Морган появилось глупое непреодолимое желание коснуться его губами в знак благодарности…
– Это сон? – спросила она себя вслух, когда на улице зарокотал мотор его машины.
Легко было бы поверить в это, если бы не крючки на стене и не украшенная елка. Свисающие с ветвей гирлянды, звезда – древний символ надежды, ярко сияющий на такой высоте, на которую она сама никогда бы не залезла.
Легко было бы поверить, что все это – сон, если бы Морган не увидела в зеркале стоящие дыбом волосы и отпечаток от его футболки на левой щеке.
Глава 6
– Миссис Мак-Гир, это Счостливчик. – Эйс похлопала шетландского пони по спине, поцеловала его в нос. Губы Эйс были неестественно яркого цвета, будто она вымазала их в малине.
– Ты была права насчет макияжа, – заметил Нейт, закатывая глаза, когда они заехали за Морган.
– А ты ошибался насчет…
– Всего остального, – признал он. – Никаких неприятностей. Но больше никогда не проси меня признавать, что я был не прав. Это унизительно.
Он снова дразнил ее, и Морган порадовалась тому, как легко между ними устанавливаются более близкие отношения. А еще она не могла не заметить, что это "больше никогда" подразумевало то, что их жизни уже связаны. Разве он не пригласил ее на эту ферму, похожую на пейзаж с поздравительной открытки – красный амбар, заснеженные поля, шапки снега на крышах?
Сейчас Нейт пытался запрячь пятнистого белого с коричневым пони, а Счастливчик изо всех сил сопротивлялся, дважды отдавил Нейту ногу копытом. Он произнес нечто – дважды, – что было гораздо эмоциональнее, чем "черт", и бросил на Морган многозначительный взгляд.
Но сегодня она не хотела быть школьной учительницей. Она хотела быть женщиной и наслаждаться счастьем оттого, что ей не нужно проводить этот чудесный зимний день в одиночестве, что она могла разделить его с прекрасным мужчиной и его восхитительной дочерью.
– Самое вредное животное в мире, – проворчал Нейт. – Эйс, держись подальше от его зубов, я тебя умоляю. Он может перепутать твои щеки с яблоком.
– Он меня любит, – уверенно заявила Эйс. – И не укусит.
– Понятия не имею, почему он ее не кусает, – сказал Нейт, который вовсе не был убежден в том, что дело в любви. – Он меня укусил раз семь с тех пор, как мы впервые встретились. К счастью, я разгадал его штучки.
– Кроме того раза, когда он пнул тебя по попе, да, папа? – невинно заметила Эйс.
– Кстати, об унижении, – пробормотал Нейт. – Нелегко такое забыть. Я потом неделю сидеть не мог.
Эйс расхохоталась.
Может, катание на санях будет не совсем таким, как Морган представляла, но она наслаждалась ощущением счастья. Она чувствовала себя так, будто ее не просто пригласили провести день с маленькой семьей Нейта, но уже приняли в этот круг. Возможно, если бы она дала себе труд задуматься, это чувство показалось бы странным, но Морган вовсе не хотела думать и тем самым портить драгоценные моменты, проведенные вместе.
– Он сегодня будет хорошо себя вести, – пообещала Эйс. – Правда, Счастливчик?
– Эйс считает, что он с радостью потянет сани. Я так не думаю. Разве что рядом есть обрыв, с которого он нас столкнет.
– Я не думаю, что лошади такие… коварные, – заметила Морган.
Удивление при виде миниатюрного крепкого пони было сильным, и она рассмеялась. В воздухе разливалась радость.
Пошел снег. Пони тряс гривой и забавно фыркал, и Морган уже не мечтала о норовистом белом жеребце. На заднем плане виднелся дом, от которого веяло гостеприимным теплом.
Эйс рассказала, что этот дом принадлежит ее тете Молли. Именно она подарила девочке Счастливчика на прошлое Рождество.
Морган подумала, что это была самая замечательная тетя, раз она сумела подобрать подарок, который развеял облако грусти, окутавшее Рождество ее племянницы.
Наконец Нейт помог Морган и Эйс взобраться в красные сани. На пони надели бубенцы, и, когда они тронулись с места, их перезвон наполнил воздух.
Нейт даже не сидел вместе с ними, а шел рядом, уговаривая Счастливчика двигаться ровной рысью.
Час спустя у Морган заболел живот от смеха.
– Хватит, остановитесь, – умоляла она.
– Мы уже остановились. – Нейт явно не разделял ее энтузиазма. – В этом-то и проблема. Несчастливчик уже десять минут стоит на месте.
По-прежнему шел снег, но это были уже не те большие нежные хлопья, которые мягко кружились в воздухе. Поднималась метель, ветер пригоршнями бросал острые снежинки в лицо. Но даже холод не мог испортить Морган настроение.
Нейт пытался тянуть вперед упрямого пони, Эйс держала в руках поводья и звенела бубенчиками, поощряя Счастливчика идти вперед.
В конце концов Нейт шлепнул пони по крупу, надеясь так заставить его двинуться. Однако Счастливчика, очевидно, ничто не могло заставить изменить решение.
– Да ему, похоже, нравится, – заметила Морган, наблюдая, как пони радостно взбрыкивает, опустив веки с выражением абсолютного удовольствия на лукавой морде.
Нейт изо всех сил уперся ладонями в круп пони, подталкивая его вперед.
– Давай же, иди вперед, черт бы тебя побрал!
Несмотря на силу Нейта, пони уперся копытами в снег и замотал головой, не двигаясь с места.
– Фабрика консервов по тебе плачет! – прорычал Нейт. – Грузовик приедет за мясом в понедельник.
– Ох, прекрати, – взмолилась Морган.
– Он просто шутит, – прошептала Эйс. – Он так каждый раз говорит.
Пони отступил назад, утянув за собой мужчину.
– Пожалуй, консервы – это слишком хорошо для тебя, – пробормотал Нейт. – Приманка для медведя. Охотники приедут в среду.
Пони наклонил голову, как будто и в самом деле обдумывал сказанное, потом отскочил еще на фут назад, и Нейт растянулся в снегу рядом с ним.
– Пора доставать яблоко! – закричала Эйс.
Если остановка в поездке и испортила ей удовольствие, ее сияющее личико этого не отражало.