Красная роза для Френсис - Сара Андерсон 6 стр.


Френсис насупилась. Бекки, конечно, не могла этого видеть. Но все равно насупилась. Она не любила выглядеть предсказуемой.

– Нет.

И это не было ложью.

Этан не просто симпатичный. Он существует в пространстве между "красивым" и "роскошным". Недостаточно красив, чтобы быть роскошным. Слишком резкие, слишком мужественные черты. Но и "красивый" тоже неправильно. Он излучает слишком много животной сексуальности, чтобы считаться красивым.

– Ну? – не унималась Бекки.

– Он, скажем так, милый.

– Ты с ним спишь?

– Нет, не в этом дело. И вообще, о сексе речи быть не может.

Но тут перед глазами всплыла картина, полностью противоречившая этому заявлению. Она представила, как он сажает ее на стол, задирает юбку, стягивает трусики и…

Бекки немедленно прервала поток мыслей.

– Френни, я просто не хочу, чтобы ты наделала глупостей.

– Не наделаю, – пообещала Френсис. – Но у меня с ним встреча завтра утром. Как быстро ты сумеешь переделать бизнес-план под пять миллионов инвестиций?

– Э-э… я перезвоню, – пообещала Бекки.

– Спасибо, Бекс.

Френсис попрощалась и пощупала тонкую шерсть костюма.

Нет, это не глупость. Всего лишь брак по расчету и с определенной целью. И цель куда выше инвестиций в галерею, хотя это тоже было в замыслах. Главное, снова вернуть Бомонтам контроль над собственной судьбой. Ладно, немного не так: вернуть одному Бомонту контроль над собственной судьбой. И это не пустяк. Необходимо вылезти из болота, в котором она погрязла. Нужно, чтобы ее имя снова что-то значило. Перестать ощущать себя мертвым грузом, в который она превратилась, стать той, кто сделает что-то для семьи.

Брак с Этаном – достойное средство для достижения этой цели. Вот, как-то так.

Мужчины, которые раньше делали ей предложение, тоже стремились быть причастными к ее семье: имя Бомонтов, состояние Бомонтов. Но никогда не хотели ее. Настоящую Френсис. Им требовалась иллюзия совершенства, которую она излучала. Хотелось иметь рядом красивую игрушку.

Чем отличается Этан? Прежде всего, тем, что не скрывает своих мотивов. Никаких сладких слов насчет того, какая она особенная и тому подобное. Только прямые переговоры. Это что-то новенькое. Френсис не хотела никаких лживых нежностей. Не хотела, чтобы он попытался заставить ее полюбить его.

Она не лгала. Она не станет его любить.

Так и будет!

– Долорес. – Френсис вплыла в приемную. – Этан, то есть, мистер Логан, у себя?

Она попыталась не покраснеть от намеренной ошибки, но не знала, удастся ли.

Долорес послала ей непроницаемый взгляд поверх очков.

– Хорошо провели уик-энд, не так ли?

Вот оно, подтверждение, в котором так нуждалась Френсис. Значит, проделка в отеле принесла свои плоды, ожидаемые результаты. Люди не только заметили, но и не стали держать язык за зубами. Ясное дело, новости разошлись мгновенно, передаваясь по телефону и имейлами. Правда, Долорес не слишком активно общалась онлайн. Если слышала о "свидании", значит, точно, вся компания знала пикантные подробности.

– Прекрасно.

Френсис не лгала. Поцелуи Этана действительно прекрасны.

– Думаю, он не так уж и плох.

– Плох ровно настолько, чтобы… – Долорес фыркнула, не договорив.

– Долорес!

На этот раз она не удержалась и вспыхнула. Не ожидала такого от пожилой леди.

– Да, он на месте.

Рука Долорес повисла над переговорным устройством.

– О-о, не стоит, я хочу его удивить.

Входя в массивную дубовую дверь, Френсис услышала, как бормочет Долорес:

– Да, мы уже так удивились!

Этан сидел за отцовским столом и работал за компьютером. Он был в рубашке с короткими рукавами. Узел галстука ослаблен. Когда Френсис распахнула дверь, он вскинул голову, однако не удивился, напротив, явно обрадовался.

– А, Френсис, – сказал он, поднимаясь.

На его лице не наблюдалось никаких следов напряжения, вызванного ею два дня назад. Он тепло улыбнулся и обошел вокруг стола, чтобы встретить ее на полпути. Но не коснулся. Даже руки не пожал.

– Я ожидал тебя сегодня.

Несмотря на отсутствие физического контакта, он так и пожирал глазами ее густо-розовый костюм. Она немного повертелась перед ним, словно нуждаясь в его одобрении, хотя оба знали, что это не так. Но когда он прошептал: "Начинаю думать, что в черном платье ты выглядишь наиболее консервативно", она снова залилась краской.

На секунду ей показалось, что он собирается наклониться и поцеловать ее в щеку. Но он этого не сделал.

– И ты не ошибешься.

Она прошествовала к кожаному диванчику и уселась.

– Итак, слышал разговоры?

– Я работал. А что, болтовня распространяется?

Френсис рассмеялась:

– Ты можешь быть трогательно-наивным. Еще бы не распространялась! Или Долорес не одарила тебя таким взглядом, как меня?

– Видишь ли…

Он дернул себя за воротничок рубашки, словно вдруг ставший слишком тесным.

– Она была почти вежлива со мной сегодня утром. Но не знаю, это из-за меня или из-за нас. Как знать, может, в этот уик-энд и ей повезло.

"В отличие от некоторых". Однако вслух не высказался, хотя смысл просматривался достаточно прозрачно.

Она широко улыбнулась и скрестила ноги, насколько позволяла узкая юбка.

– Невзирая на личную жизнь, Долорес знает, что у нас был интимный обед. А если знает Долорес, знает и вся компания. В различных газетах уже появились упоминание об ужине и даже шутливая реплика в электронной версии "Денвер пост".

– И все это после единственного обеда? – ахнул Этан. – Я впечатлен.

Она пожала плечами, словно это всего лишь еще один день в офисе. По крайней мере, для нее.

– Теперь мы здесь.

Он вздернул бровь:

– И что мы теперь должны делать?

Она вытащила из сумки компьютер.

– У тебя есть выбор: можно побеседовать об искусстве или обсудить тему галереи. Я составила проспект для потенциальных инвесторов.

Этан коротко рассмеялся:

– Скоро ты перестанешь удивлять меня.

– Очень скоро, – согласилась она. – Честно говоря, я не настолько шокирую. Видел бы ты моих братцев!

– Расскажи о них, – попросил он, усаживаясь справа, тем не менее подальше от нее. На всякий случай, чтобы ненароком не коснуться Френсис. – Поскольку нам предстоит стать родственниками и все такое. Я с ними встречусь?

Это казалось неизбежным. Почему-то она не представляла братьев, с распростертыми объятиями приветствующих Этана в лоне семьи.

– У меня девять братьев и сестер от четырех браков отца. Старшие братья не знают никаких незаконных отпрысков, но, возможно, те тоже объявятся.

Она пожала плечами, словно говорила о вполне нормальных вещах.

Для нее – да. Браки, дети, еще дети и любовь не имели с этим ничего общего.

Может, в далеком детстве было время, когда она маленькой девочкой кружилась в этом офисе, наивная и невинная, и считала, что отец любит ее братьев и их мать. Что они одна семья.

Но однажды Френсис узнала, насколько родители несчастливы. Невозможно было этого не заметить: крики, скандалы, драки, швыряние посудой и хлопанье дверями.

Как-то в пончиковую пятницу, когда ее привезли в офис со всеми коробками, она влетела в кабинет отца и увидела, что отец целуется с другой женщиной.

Френсис стояла, боясь вскрикнуть или не вскрикнуть, завопить или заорать, или сделать что-то такое, чтобы выплеснуть злую боль, загоревшуюся в груди, но она так ничего и не сделала. Ничем не дала понять отцу, как больно было увидеть его предательство. Ничем не дала понять матери, что знала причину скандалов.

Она осознавала, но ничего не могла с этим поделать. Если бы спросила отца, почему он целовал секретаршу, которая всегда была так добра к ней, почему-то девочка была уверена, что тот откажется от нее так же, как отказался от матери.

Поэтому Френсис промолчала. Ничего не выказала. Раздала свои пончики с самой широкой улыбкой, которую смогла изобразить. Потому что так поступают Бомонты. Идут вперед, что бы ни случилось.

Совсем как сейчас. И что, если Этану рано или поздно придется встретиться с братьями? Что, если они отреагируют на известие о ее браке с теми же потрясением и ужасом, какие чувствовала она, когда застала отца с секретаршей в холодное серое утро много лет назад? Она пойдет дальше с высоко поднятой головой и улыбкой на лице. Ее бизнес разорен? Она не может найти работу? Потеряла свой кондоминиум? Пришлось принять предложение человека, которому нужна только ее фамилия?

Не важно. Голова вверх, улыбка на лице.

Она вывела на экран проспект, который составила вчера Бекки после обмена взволнованными звонками и имейлами. Подруга была мозгом операции, а Френсис отвечала за связи. И если она сможет преподнести Этана в качестве подарка. Завернутого…

Она вдруг представила Этана, обнаженного, с бантиком, повязанным на стратегически важном месте. Пусть Рождество давно прошло, но есть что-то особенное в том, чтобы разворачивать его как подарок.

Френсис немедленно выбросила из головы непристойные мысли и протянула компьютер Этану.

– Наш бизнес-план.

Он принялся пролистывать план, хотя у нее сложилось впечатление, что при этом он едва смотрит на текст.

– Четыре жены?

– Именно. Как видите, мой партнер Ребекка Розенталь пожертвовала дизайном ради пространства и анализа цен.

Она кликнула на следующую таблицу.

– Вот образец презентации, которую мы проведем.

– Десять детей? Какая же ты по счету?

– Пятая.

По какой-то причине она не хотела говорить о своей семье. Казалось неправильным пускаться в рассказ о романах и изменах отца, да еще здесь, в его бывшем кабинете. Он был ей хорошим отцом. Даже после того как наткнулась на него и секретаршу, она не устроила истерику и не выдала его, он по-прежнему души в ней не чаял. В следующую пончиковую пятницу подарил ей красивое колье, и она каждую неделю по-прежнему становилась папиной дочкой, пусть и на несколько минут.

Френсис не хотела очернять эти воспоминания.

– Чэдвик и Филип – дети от первой жены отца. Мэттью, а потом Байрон и я – мы близнецы, от второй.

Она ненавидела присваивать матери номер, словно это все, что внесла в жизнь отца Джинни. Жена номер два, дети номер три, четыре, пять.

– У тебя есть близнец? – Этан вторгся в ее мысли.

– Да. Она с улыбкой посмотрела на него: – Он всегда старается меня защитить.

Френсис не упомянула о том, что Байрону не до нее. Он занят молодой женой и сыном. Пусть Этан лучше беспокоится о том, как ее четыре старших брата разделаются с ним, если он перейдет границу.

Брови Этана взлетели вверх.

– А есть еще пятеро?

– Да. Люси и Гарри от третьей жены. Джонни, Тони и Марк от четвертой. Тем, кто помладше, по большей части лет двадцать с лишним. Тони, Марк и Джонни еще учатся в колледже, и все живут в особняке Бомонтов с Чэдвиком и его семьей.

Она протрещала имена младших, словно читала список.

– Должно быть, интересно расти в подобном окружении.

– Ты даже не представляешь! – весело ответила она.

"Интересно" – это слабо сказано.

Она и Байрон оказались в странном положении, словно граница между первым поколением сыновей Хардвика Бомонта и последним. Будучи на пять лет старше их, Мэттью почти ровесник Чэдвика и Филипа. Байрон и Френсис ближе к двум старшим братьям Бомонт.

Ее первой мачехе Мэй, хотя и не злобной, взбрело в голову, что Френсис и Люси могут стать лучшими подругами. Она стала покупать одинаковые наряды для десятилетней Френсис и трехлетней Люси, что произвело диаметрально противоположный эффект. Люси не выносила вида Френсис. Чувство было взаимным.

Самые младшие были практически младенцами, а Френсис уже подростком. Она их почти не знала.

И ведь все они Бомонты. А это по умолчанию означало, что они – семья.

– Как насчет тебя? Есть братья и сестры или какие-то привязанности?

– Один младший брат. Никаких отчимов и мачех. Моя жизнь протекала совершенно нормально.

Почему-то она ему не поверила.

Никаких отчимов и мачех? Как-то странно сказано.

– Ты близок с родными?

Он не ответил сразу. Поэтому она добавила:

– Это не праздный вопрос, поскольку они станут моими свекром и свекровью.

– Мы перезваниваемся. Хуже всего, если моя мать решит нас навестить.

"Мы перезваниваемся".

Что он там сказал насчет гостевых отношений, которые прекрасно работают?

Настала его очередь сменить тему, прежде чем она попытается выведать больше информации о его непростых взаимоотношениях с семьей.

– Ты не шутила насчет галереи, верно?

– У меня прекрасное образование и немалый опыт. – На этот раз ее улыбка была более искренней. – Мы хотим иметь большое пространство, где будет достаточно места, чтобы подсветить скульптуры и нетрадиционное искусство, а также проводить вечеринки. Как видишь, пятимиллионная инвестиция практически гарантирует успех. Думаю, в качестве торжественного открытия идеально организовать в этом помещении показ антиквариата. Я не хочу устраивать аукцион этих вещей. Это бездушно.

Он проигнорировал последнее заявление и сосредоточился на той части, которой Френсис старалась придать блеск.

– Практически? У тебя есть опыт с такими рискованными предприятиями?

Френсис откашлялась, нервно скрестила и снова развела ноги, прежде чем наклониться к Этану. Но на этот раз попытка отвлечь его не удалась. По крайней мере, не слишком. Он мельком посмотрел на ее ноги.

– Это более консервативная инвестиция, чем мое последнее предприятие, – заверила она. – Плюс, Ребекка будет заниматься всеми делами. Это ее сильная сторона.

– Хочешь сказать, что ты не будешь руководить? Не похоже на тебя.

– Любая бизнесвумен знает свои недостатки и как их компенсировать.

Его губы дернулись в улыбке.

– Действительно.

В дверь постучали.

– Войдите, – пригласил Этан.

Френсис не сменила позы. Она не сидела на коленях Этана, тем не менее всем своим видом демонстрировала, что они обсуждают нечто очень личное.

Дверь открылась, и в комнату вошел букет не менее чем из двух дюжин роз.

– Заказанные вами цветы, мистер Логан, – донесся голос Долорес из-за букета. – Куда поставить?

– На стол.

Он показал на журнальный стол, но ничего не видевшая Долорес поставила букет на стол для совещаний.

– Как много роз, – потрясенно прошептала Френсис.

Долорес выудила из букета карточку и принесла ей.

– Для вас, дорогая, – заметила она с понимающей улыбкой.

– Это все, Долорес? Спасибо, – кивнул Этан, глядя при этом на Френсис.

Долорес ухмыльнулась и ушла. Этан перенес розы на журнальный столик. Френсис прочитала записку:

"Френ – за многие прекрасные вечера с прекрасной женщиной. Э .".

Записка не была вложена в конверт. Долорес, вне всякого сомнения, ознакомилась с ее содержанием. Заботливый и нежный жест, которого Френсис явно не ожидала.

И с упавшим сердцем поняла, что, скорее всего, недооценила Этана.

– Ну? – поинтересовался Этан, по-видимому, очень довольный собой.

– Не зови меня Френ, – отрезала она, ну, или попыталась это сделать. Скорее выдохнула.

– А как тебя называть? Мне кажется, уменьшительное имя вполне уместно.

Она бросила на него взгляд:

– По-моему, я сказала, что ты должен посылать мне цветы, когда я не прихожу в офис. Не когда я уже здесь.

– Я всегда посылаю цветы после первого прекрасного свидания с красивой женщиной, – искренне объяснил он, хотя это не вполне соответствовало его поведению после того, как она его продинамила.

Тем не менее он говорил так мило, словно они провели время на настоящем свидании. Но какая разница? А если это просто вдумчивый жест, который означает, что он обратил внимание, когда она сказала, что любит цветы и ожидает, что за ней будут ухаживать? Что, если розы были роскошными? Неужели это ничего не меняет? Ведь, в сущности, это всего лишь деловое соглашение?

– Это не было прекрасным свиданием. И тебе не повезло.

Он не выглядел оскорбленным.

– Я собираюсь жениться на тебе. Разве это не везение?

– Прибереги эти фразы для любопытной аудитории, – буркнула она, однако зарылась лицом в розы. Ее любимый насыщенный аромат.

Френсис довольно давно никто не присылал цветов. И конечно, сейчас она была втайне польщена. Ничего не скажешь, широкий жест. Скажем так, вернее, был бы широким, будь он искренним.

Честно? Да. Этан честен с ней. И совершенно не скрывает причины, по которым заинтересовался Френсис.

Но его внимание не было искренним. И розы самые неискренние на свете. Всего лишь часть игры. Стоит признать, что Этан прекрасно играет свою роль.

При этой мысли Френсис стало очень грустно. Такого она точно не ожидала. Что за абсурд? Чистосердечие – еще одна форма слабости, которую могут использовать люди, чтобы манипулировать тобой. Ее мать искренне любила отца, и что это ей дало? Ничего хорошего.

От уголков глаз Этана разбежались лучики-морщинки, словно невежливая реакция Френсис позабавила его.

– Прекрасно. И кстати, когда мы снова покажемся на публике?

– Завтра вечером. По понедельникам в ресторане бывает мало народу. Думаю, розы произведут надлежащее впечатление.

– Обед? Или у тебя на уме что-то иное?

Ей послышалось, или в его голосе прозвучала надежда?

– Пока что обеда достаточно. Подумаю, чем можно заняться в уик-энд.

Он кивнул, словно она объявила о перспективах продаж на квартал, потом отдал ей компьютер и, наклонившись, прошептал:

– Я рад, что тебе понравились розы.

И черт возьми, ее бросило в жар.

Френсис подняла к нему голову.

– Они прекрасны, – пробормотала она. – Спасибо.

Здесь не было людей. Никакой толпы. Некому гадать и сплетничать. Здесь, в безопасности этого кабинета, были только он, она и дюжины честных роз.

Он находился так близко, что мог бы ее поцеловать. Более чем близко. Она видела золотистые искорки в его карих глазах, делавшие взгляд светлее и теплее. У него почти незаметный шрам на ноздре и еще один на подбородке. Футбольные травмы или последствия драк? У него тело боксера. Она сама это почувствовала прошлой ночью.

Этан Логан. Большой, сильный мужчина с прекрасно развитыми мускулами. И он прислал ей цветы.

Френсис могла поцеловать его. Не ради любопытных глаз. Ради себя. Что ни говори, а она собирается за него замуж. Так неужели же нельзя получить что-то от этого? Что-то, кроме галереи и воскрешенного чувства фамильной гордости?

Его пальцы скользнули под ее подбородок, подняли ей лицо. Теплое дыхание овевало ее щеки. В этот момент Френсис стало очень тепло.

Не ради Бомонтов. Не ради галереи. Только для себя. Этан был только для нее.

Они сохраняли прежнюю позу, пока она не подлетела к границе, за которой шел поцелуй. Только потому, что хотела этого. Но не пересекла границу. И через мгновение он отпустил ее подбородок. Хотя тепло в глазах не погасло. Он отреагировал совсем не так, словно она отвергла его. Напротив, сказал: – Пожалуйста.

И это?

Это было искренним.

Назад Дальше