– Я всего лишь пытаюсь восстановить доброе имя Бомонтов. Может, ты забыл, но наше имя кое-что значило. И мы это потеряли.
Лицо Филипа неожиданно смягчилось.
– Мы ничего не потеряли. Мы по-прежнему Бомонты. Ты не можешь вернуться. Почему тебе так этого хочется? Сейчас положение улучшилось.
Будь она проклята, если это не самая покровительственная вещь, которую сказал ей Филип.
– Улучшилось для кого? Не для меня.
Но брат непоколебим, черт бы его побрал.
– Мы все начали новую жизнь. Чэдвик и Мэттью основали свой бизнес. Байрон вернулся и счастлив. Даже с младшими все в порядке. Никому из нас не нужна "Бруэри", милая. Если ты пытаешься добиться именно этого.
Волна эмоций, которых Френсис не могла определить, угрожала поглотить ее. Именно этого она хотела. Но все оказалось не так. Дело в ней. Она хотела вернуть прежнюю Френсис Бомонт.
Френсис повернулась к Джо, которая немигающими глазами наблюдала за разговором.
– Прости, если испортила вам вечер. Мы с Этаном почти пообедали.
– Не проблема, – кивнула Джо.
Френсис не поняла, к кому та обращается, к мужу или к ней. Джо подхватила Филипа под руку.
– Оставь это, милый.
Филип окинул жену извиняющимся взглядом:
– Прошу прощения. Я просто удивился. И подумал…
Она догадывалась, о чем мог подумать Филип. И что могут подумать Чэдвик, Мэттью и даже Байрон, как только Филип все им доложит? Очередное неудачное приключение Френсис.
– Доверься мне, ладно?
Взгляд брата скользнул куда-то ей за плечо. Даже не глядя, Френсис поняла, что вернулся Этан. Она чувствовала его присутствие. При его приближении на шее выступили мурашки.
Рука Этана обвила ее талию жестом, который можно было охарактеризовать как исключительно собственнический. Филип заметил это, черт бы побрал его ясные трезвые глаза!
– Что же Логан, рад был познакомиться. Френсис…
Она расслышала в его тоне невысказанное "будь осторожна". Снова обняла Джо, поцеловала в щеку Филипа. Этан не отнял руки.
– Я скоро приеду, – пообещала она, словно именно об этом они разговаривали все это время.
Филип ехидно ухмыльнулся. Но больше ничего не сказал и вместе с Джо отошел к своему столику.
– Все в порядке? – осведомился Этан, продолжая обнимать ее за талию.
Френсис ужасно захотелось прижаться к нему.
– О-о, конечно.
Это не было ни ложью, ни абсолютной правдой. Для женщины, ведущей игру, рассчитанную на публичное признание, Френсис вдруг почувствовала себя обнаженной на виду у всех.
Этан прижал ее к своей груди.
– Хочешь уйти?
– Да.
Он отпустил ее ровно настолько, чтобы выудить из бумажника несколько сотен, и они устремились к выходу.
Этан подал ей пальто, прежде чем надеть свое. Френсис чувствовала тяжесть взгляда Филипа с другого конца ресторана.
И кстати, почему она чувствует себя, скажем так, странно? Дело не в том, что подумал Филип. Она не настолько наивна и не предавала фамильного имени, напротив, спасала его, черт побери! Держала друзей и родных близко, а врагов еще ближе! Это все. Больше ничего особенного.
Если не считать манеры, в которой Этан обвил сильной рукой ее талию и прижал к себе, когда они вышли из ресторана в ледяную ночь.
Когда они свернули с полупустого тротуара на ближайшую стоянку, где Этан припарковал элегантный "ягуар", он еще крепче прижал ее к себе.
Открыл ей дверь, завел машину.
Правда, ни на чем не настаивал. Впрочем, ему это и не нужно. Все, что он сделал, – взял ее за руку.
Когда они приехали в отель, Этан отдал ключи парковщику, который приветствовал их обоих, назвав по имени. Они вошли в вестибюль, и на этот раз Френсис положила голову ему на плечо.
Она не должна тревожиться теперь, когда кто-то в семье узнал о ее независимых интересах. Особенно Филип, в прошлом главный плейбой в семье. Она не нуждается в их одобрении, более того, не хочет его.
Однако внезапно Френсис почувствовала себя брошенной на произвол судьбы.
Они не остановились посреди вестибюля, не набросились друг на друга, как планировали. Вместо этого Этан проводил ее к лифту и, пока они ждали, приподнял ее подбородок рукой в перчатке и поцеловал.
"Будь ты проклят, – думала Френсис, вздыхая в его объятиях. – Гори в аду за то, что был тем, кем казался: сильным, жестким, умелым игроком, да при этом еще и честным, искренним, заботливым.
Френсис не верила в любовь. Почти не верила в привязанность. Увлечение – да. Она знала, что это существует. И похоть. Подобные увлечения горели жарко и быстро и тут же выгорали.
Так что нет, это не любовь. Ни сейчас и никогда. Просто симпатия, не более того. Этан ей симпатичен, как и она ему. Возможно, они даже сумеют стать друзьями. Не правда ли, это нечто совершенно новое – быть друзьями с будущим мужем?
Двери лифта открылись, и Этан прервал поцелуй.
– Поднимемся? – прошептал он, лаская ее щеку. Почему все должно складываться именно так? Почему нужно внушать ей, что она ему небезразлична?
Почему он заставляет ее думать, что небезразличен ей?
– Да, – дрожащим голосом пробормотала она.
Они вошли в лифт.
Двери за ними закрылись.
Глава 9
Прежде чем Френсис успела прислониться к стене, Этан схватил ее в объятия, притянул к себе. Она прильнула к его широкой теплой и твердой груди. Когда в последний раз ее так обнимали? Дни, когда она навещала маму, можно не считать. Мужчины хотели от нее многого: секса, известности, состояния Бомонтов. И наконец, в очередной раз секса. Но никогда столь простого и естественного, как объятия без всяких условий и ожиданий.
– Я в порядке, – попыталась сказать она.
Этан усмехнулся.
– Уверен, что так и есть. Ты, без сомнения, самый крепкий орешек, который я когда-нибудь встречал.
Френсис против воли расслабилась в его объятиях.
– Ты это говоришь просто так.
– Вовсе нет.
Этан ослабил хватку ровно настолько, чтобы взглянуть ей в глаза.
– Я серьезно. Ты женщина, закованная в доспехи из самой крепкой в мире стали, в которых нет ни единой щелочки.
Почему-то защипало глаза. Френсис проигнорировала это.
– Прибереги это для публики, Этан.
Что-то жесткое мелькнуло в его глазах.
– Я говорю не для публики, Френсис. Поверь, это чистая правда.
У нее перехватило дыхание.
– Ты не была готова к появлению брата. Бог свидетель, я тоже не был к этому готов.
Его губы, которые она целовала, дернулись в ухмылке.
– Хотел бы я понаблюдать, что бы ты сделала с ним, если была готова броситься в бой.
– С родными все по-другому, – с трудом выдохнула она.
Господи! Хочешь не хочешь, а их приходится любить. Даже когда они считают, что ты выставляешь себя огромной дурой.
Она почувствовала, как он напрягся.
– Именно это он тебе сказал?
– Нет-нет, Филип куда более тактичен. Однако не думаю, что он одобряет наши встречи.
Лифт остановился на этаже Этана. Он даже не попытался выйти.
– Это тебя волнует?
– Пойдем, – вздохнула она.
Потребовалось усилий куда больше, чем она предполагала, чтобы отстраниться, вырваться из его объятий.
Они рука об руку шли по длинному коридору. Френсис подождала, пока Этан откроет дверь. Они вошли внутрь.
На этот раз она не попыталась завладеть пультом от телевизора. Просто стояла посреди номера, в котором волею случая ей придется проводить все больше времени. Ночевать, пока они не поженятся. А потом? Придется снять квартиру, не так ли? Не может же она жить в гостиничном номере целый год. И не представляет Этана в особняке Бомонтов. При одной мысли об этом Френсис в ужасе содрогнулась. Господи боже мой, она собирается замуж за этого человека! Через полторы недели!
Этан встал позади нее и обнял за талию. Он успел сбросить пальто и перчатки, она заметила это, когда его пальцы развязали пояс у нее на талии. Потом он снял с нее пальто.
Это спектакль? Или не спектакль.
Он по-прежнему мог сделать все, чтобы заставить ее подумать о том, что, в сущности, он хороший, порядочный человек. Все возможно. Он вполне может попытаться выкачать из нее больше информации, если намеревается отнять очередной большой кусок власти или денег у Бомонтов. Может, он так ухаживает за ней, чтобы потом безжалостно бросить и поставить на место, особенно после проделки с пончиковой пятницей.
Однако он снова обнял ее и притянул к себе.
– Тебя не беспокоит, что они не одобряют все это? Не одобряют нас?
– Они редко одобряют что-то, исходящее от меня. Но не волнуйся, – поспешно добавила она. – Чувство часто бывает взаимным. Неодобрение – тот цемент, который скрепляет Бомонтов.
Она постаралась сказать это так, словно речь шла о комическом факте природы. Да, собственно, так оно и было.
Но Френсис чувствовала себя странно, настолько не в своей тарелке, что ничего не получилось.
– Он твой любимый брат? Если не считать близнеца?
– Да, Филип устраивал лучшие вечеринки, таскал мне пиво. Полагаю, мы были друзьями. Могли делать вместе все, и он никогда не осуждал меня. Но теперь он не пьет. Жена помогла и запретила ему.
– То есть теперь он не тот брат, которого ты знала.
Этан вытащил из ее волос лилию и положил на столик. Распустил ее волосы и запустил в них свои пальцы.
– Думаю, ты прав. Но все меняется. Единственное, что неизменно, – сама перемена, не так ли?
Она знала это лучше, чем кто-либо другой. Разве ее не так воспитывали? Ни постоянства, ни гарантий. Только честь фамильного имени.
До тех пор, пока это тоже перестало означать то, что означало всегда.
Этан неожиданно прижался губами к ее шее.
– Сними сапоги, – пробормотал он.
Она послушалась, сама не зная почему. Прежняя Френсис не подчинилась бы поклоннику.
"Может быть, – шептал предательский голосок в голове, – ты больше просто не та, прежняя Френсис?" И этот квест, или как там предпочтительнее его называть, с целью подставить ножку Этану и нанести удар по новым владельцам фамильной пивоварни, заставляет ее чувствовать себя прежней Френсис? Даже галерея – шаг назад к тому месту, где она чувствовала себя в большей безопасности.
А если она не сможет вернуться, если больше никогда не будет "золотой девочкой Денвера"? Или "Бруэри"? Или ее семьи?
Этан отпустил ее ровно настолько, чтобы откинуть покрывало на постели, и подвел ближе.
– Ложись, – скомандовал он, устраиваясь рядом.
Она бы никогда так не сделала, особенно когда находилась на вершине успеха. Потребовала бы тонкого обольщения. Шампанского. Безумных клятв. Бриллиантов и украшений. Но не этой симпатии, ради всего святого!
Он накинул на них покрывало и обнял Френсис за плечи. Она свернулась калачиком, чувствуя себя в тепле и безопасности, хотя бы на мгновение. По какой-то причине она нуждалась именно в этом. Чувствовать себя в безопасности от ветров перемен, которые унесли ее надежды и личное состояние. В объятиях Этана она почти могла сделать вид, что ничего подобного не случилось, что все в порядке.
– Как насчет тебя? – Она прижала руку к его груди.
Он накрыл ее ладонь своей. Теплой. Надежной.
– Ты должен был привыкнуть к переменам. Каждый месяц новая компания и новый отель в новом городе?
Она вцепилась в ткань его рубашки.
– Полагаю, перемены тебя не беспокоят вовсе.
– Мне тоже так не кажется. Все одинаково. Каждый раз все одинаково. Только обстановка немного другая. Гостиничные номера сливаются в один, руководители те же самые.
– Даже женщины?
Пауза затянулась.
– Ну, можно сказать и так. Даже женщины почти одинаковые. Прекрасные, умеют вести беседу, воспитанные.
Он принялся гладить ее волосы.
– До этого раза.
– Этого раза?
Что-то загорелось в ее груди. Что-то, не казавшееся циничным или расчетливым. Она не поняла, что это такое.
– Отель примерно такой же, как и везде. Но компания? Я обычно трачу на реструктуризацию до шести месяцев. А здесь нахожусь уже три, однако стою едва в начале пути. Кабинет, черт, да вся "Бруэри" не похожа ни на одну компанию, в которой я работал раньше. Это не стерильное офисное здание с тем же ковровым покрытием и убогой мебелью, как в любом офисе. Похоже, что эта штука живет и дышит самостоятельно. Словом, не просто недвижимость. Она живая.
– Так было всегда, – согласилась она, но не думала ни о "Бруэри", ни об антикварной мебели, ни о людях, создавших для нее второй дом.
Она думала о лежавшем рядом мужчине, сказавшем ей, что женщины так же взаимозаменяемы, как гостиничные номера. С его стороны это холодно, бессердечно и не соответствует той нежности, с которой он прижимал ее к себе.
– Скажи, какая я?
– Ты женщина.
– И?..
"Пожалуйста, – думала она, – пожалуйста, скажи что-то, чему я смогу поверить. Что-то честное и искреннее, даже если это убьет меня".
– Женщина, – сказал он наконец, отводя ее руку от своей груди и целуя ладонь, – женщина, непохожая на других. Прекрасная, умеет вести беседу, очень воспитанная и культурная. Но в ней таится нечто иное, более глубокое.
Френсис вдруг поняла, что затаила дыхание, и заставила себя дышать нормально, притом что сердце колотилось, как бешеное.
– Ты говоришь о ней как о реке.
– В таком случае я не слишком хорошо излагаю свои мысли, – усмехнулся он. – Не привык шептать сладкую бессмыслицу.
– Это не бессмыслица.
Ее голос раздавался словно издалека.
Его рука скользнула по ее спине, которую он стал поглаживать, мерно и чуть надавливая.
– Как и ты.
Она не бессмыслица, верно? Она Френсис. Черт, через пару недель она даже не будет Бомонт. А потом? Ну, ничто не стоит на месте.
– Мы можем отменить свадьбу, – заметил он, словно прочитав ее мысли.
Она села и уставилась на него.
– Что?!
Он это серьезно? Или это честность и искренность, к которой призывала она? Ведь если это так, она заберет назад свое желание.
– Пока мы не подписывали никаких официальных бумаг. Никаких обязательств.
Она увидела, как он с трудом сглотнул. И посмотрел на нее так серьезно, что она запаниковала, поскольку выражение его лица совсем не напоминало о симпатии и нежности. Настолько, что она не знала, что делать.
– Если хочешь, – добавил он.
Она высвободилась из безопасного убежища его рук, уселась на корточки, мельком отметив, что юбка закрутилась на талии.
– Нет! Нет! Мы не можем покончить с этим!
– Почему нет? Отношения постоянно разрываются. У нас была пара страстных свиданий, которые закончились ничем. – Он склонил голову. – Мы просто пойдем в разные стороны. И никому не будет плохо.
– Просто пойдем в разные стороны? Мы не можем. Я не могу.
В том-то все и дело, не так ли? Теперь она не может разорвать сделку. Это ее билет в прежнюю жизнь. Получив деньги Этана, она сможет добиться успеха с галереей, купить новую квартиру и, наконец, выехать из особняка Бомонтов. Может снова стать Френсис Бомонт.
Он сел так, что снова оказался в опасной близости от нее. Ей не нравилось, что она столь остро чувствует эту близость. Не нравилось, что она хотела знать, как он выглядит без рубашки. И вообще, не хотелось, чтобы он ей нравился. Даже немного.
Этан нежно провел рукой по ее волосам. Френсис не хотела нежности, черт возьми! Не хотела чувств. Хотела уничтожающих реплик и войны слов, хотела ненавидеть его. Он был олицетворением провалов ее семьи. Он уничтожает ее второй дом, предмет за предметом. Использует ее ради фамильных связей.
Правда, делает это так, что ненавидеть его практически невозможно. Глупая нежная симпатия.
Все еще больше ухудшилось, когда он добавил:
– Я бы хотел продолжать встречаться с тобой. Не будет преувеличением сказать, что я постоянно думаю о тебе с того момента, как ты предложила мне пончик. Но нам не обязательно мчаться к алтарю. Не обязательно жениться, если ты хочешь изменить условия сделки. Поскольку, – добавил он с насмешливой улыбкой, – все действительно меняется.
– Но ведь я нужна тебе, – запротестовала Френсис, тщетно пытаясь найти какое-то решение, которое не приведет к самому началу: одна, разоренная, без собственного жилья и перспектив. – Я нужна тебе, чтобы расположить к себе работников!
Он нежно улыбнулся и прижался к ней:
– Мне нужно гораздо больше.
Сейчас он поцелует ее. Такой милый, заботливый, добрый. И сейчас поцелует ее, хотя это и неправильно. Да, собственно, все неправильно.
– Этан, – предупредила она, слегка оттолкнув его, – не делай этого.
Он отстранился, но не выпустил ее волос. Не отпустил ее.
– Не делать чего?
– Этого безумия. Не стоит испытывать ко мне какие-то чувства. Я на них не отвечу.
Он потрясенно смотрел на нее.
– Я не смогу любить тебя.
Он слегка разжал пальцы. Только слегка.
– Ты уже говорила это.
– И не шутила. Любовь для глупцов, а я отказываюсь быть дурочкой.
От собственных слов на языке оставались раны. Словно она жевала стекло.
"Будь жестокой ради доброты", – убеждала она себя. Если он увлечется и в игру вступят подлинные эмоции, они потерпят катастрофу. Это не отношения. Не настоящие отношения. Всего лишь сделка. Они не могут позволить себе забыть это.
По крайней мере, она точно не сможет.
Если он откажется, разозлившись на нее за отказ от секса, она будет крайне разочарована. А сейчас он отстранился. Убрал руку от ее волос. Сидел, опираясь на гостиничные подушки, ничем не отличавшиеся от других гостиничных подушек, и улыбался ей. Настоящая улыбка, черт его возьми! Искренняя и чистосердечная.
– Если ты хочешь выйти из сделки, прекрасно, – надавила Френсис. Она не позволит отвлечь себя неподдельными эмоциями. – Но ради бога, не испытывай ко мне ничего и не жалей меня! Если же я захочу разорвать сделку, так тебе и скажу. Ну а пока сдержу свое слово, а ты сдержишь свое, конечно, если не передумал.
– Не передумал. – Он слегка помедлил с ответом, по-прежнему слегка улыбаясь.
Ей хотелось стереть улыбку с его лица. Но она не могла сделать этого, не начав брыкаться и орать.
– Хорошо, – просто сказала она.
Они сидели и молчали. Этан продолжал пристально смотреть на нее, словно пытаясь увидеть насквозь.
– Что? – вскинулась она, почувствовав, что краснеет.
– Ты – женщина, – пробормотал он одобрительно, – и в этом твоя сила.
Она определенно возьмет назад свои желания. Не хочет от него ни честности, ни искренности, ни нежности. И, ради всего святого, никакой симпатии.
Она не будет испытывать к нему никаких чувств. Просто не будет.
Нужно быстро заглушить их в зародыше.
– Этан, – начала она с неким подобием улыбки, – прибереги все знаки внимания для посторонних.