- Мама, честно говоря, я не знаю. Я, конечно, не слепой и видел, что с ней что-то происходит. Но что я мог поделать?
- Мне очень жаль.
Молодой человек бросил на мать тревожный взгляд:
- Мам, как ты думаешь, Люсия опасно больна?
- По крайней мере, когда я звонила в больницу, врач мне сказал, что положение серьезное.
- Но она ведь не умрет? Боже милостивый, страшно даже подумать об этом! Я не могу остаться без Люсии. Она не должна умереть!
Флоренс Грин отложила свое вышивание.
- Чарльз, дорогой, я не могу тебе сказать, умрет Люсия или нет. В таких случаях все решает кризис - если организм справится, она пойдет на поправку. Но у Люсии помимо пневмонии тяжелое нервное расстройство. Она, видимо, не могла пережить, что на Рождество останется без детей. Вот если бы можно было что-нибудь придумать…
- Ты хочешь сказать, - вмешался Чарльз, - что, если у нее появится надежда увидеться с дочерьми, она выздоровеет?
- Думаю, это очень положительно скажется на ее состоянии.
- Тогда, черт побери, она должна их увидеть!
- И как ты думаешь это устроить?
- Надо как-то найти подход к этому человеку, ее мужу, и объяснить ему, что речь идет о жизни и смерти.
- Но ты же сам не пойдешь к нему, Чарльз.
- Надо попросить гувернантку девочек, Элизабет Уинтер. Она в хороших отношениях с Люсией и сочувствует ей, хотя тоже не одобряет ее ухода из семьи.
- А где она сейчас?
- Кажется, где-то за городом.
- А дети уже приехали из школы на рождественские каникулы?
- А-а… нет, вряд ли. Сегодня ведь только пятнадцатое декабря, да?
- А мы можем как-то связаться с этой мисс Уинтер?
- Да, она живет где-то в Йоркшире.
- Она имеет влияние на мистера Нортона?
- Не знаю. Но мне известно, что во время каникул дети находятся под ее присмотром.
- Но если она сейчас в Йоркшире, чем же она может нам помочь?
- Не знаю, - мрачно признался Чарльз. - Да в любом случае Люсия всегда говорила, что Элизабет - девушка принципиальная и с ней нелегко договориться. Она, например, считает совершенно справедливым, что Люсии не разрешают видеться с детьми, пока она не станет законной миссис Грин.
Флоренс Грин моргнула. Ей больно было слышать горькие нотки в голосе сына, хотя она сама отчасти разделяла взгляды мисс Уинтер. Вся ситуация была такой запутанной и скандальной… Несмотря на все страдания Люсии, многие сочли бы предосудительным и нежелательным, чтобы девочки школьного возраста встречались с матерью, которая разводится с их отцом.
- Послушай, - заговорил вдруг Чарльз. - Если вечером Люсии станет хуже, надо будет что-то предпринимать. Что угодно, даже если мне самому придется идти к этому Нортону!
- Нет, Чарльз, это невозможно. Учитывая твою роль в деле о разводе, об этом не может быть и речи. Хорошо, я сама пойду с ним поговорю, попрошу его проявить милосердие, в порядке исключения.
Чарльз вспыхнул.
- О, мама, какая же ты у меня! Ради меня готова на все, что угодно! Но я не позволю тебе вмешиваться в эту историю.
Флоренс Грин криво усмехнулась:
- О, не волнуйся, я смогу поговорить с мистером Нортоном, как бы мне это ни было неприятно.
5
Гай Нортон стоял перед электрическим камином в гостиной своей квартиры в Найтсбридже и думал, чем заняться вечером - остаться дома и пораньше лечь спать, заглянуть в клуб и сыграть пару партий в бридж или поехать в гости к своему деловому партнеру Фреду Роуперу и сразиться в бридж с ним.
На самом деле ему совсем не хотелось развлекаться. На работе был тяжелый день - финансовый рынок бурлил, и, несмотря на Мюнхенский мирный договор, предвоенные тучи уже сгущались на горизонте Европы, так что в скором времени будут создаваться или теряться целые состояния. Помимо накопившейся усталости давала о себе знать простуда, а когда Гай подхватывал насморк, он становился вялым и обиженным на весь мир. Он был не в духе и не хотел ехать в клуб, еще меньше - к настойчиво приглашавшим его Роуперам. С Фредом он еще ладил, но вот Элисон… Гай уже не был к ней так благосклонен, как раньше, когда ему нравилось сравнивать ее с Люсией в пользу последней. Элисон, вернувшись из Франции, бестактно выложила ему, как она случайно столкнулась с Люсией в Антибах, и Гаю это очень не понравилось.
Ему было неприятно, что какая-то тощая сплетница напоминает ему, что Люсия ездит по Европе со своим "кавалером", к тому же Элисон подробнейшим образом описала, как та была одета - в изящном платье, с белыми орхидеями в волосах, с бриллиантами, которые подарил ей Грин.
Элисон, конечно, возмущалась Люсией изо всех сил, но в памяти Гая вдруг всплыла до боли знакомая картина: как его жена, обворожительно прекрасная, идет по многолюдному залу ресторана, грациозная, гордая, великолепная. Он вдруг ясно вспомнил ее точеную гибкую фигуру, царственный наклон головы, сияющие, лучистые глаза и темные волосы, крупными завитками обрамляющие идеальный овал лица.
Когда-то это красота принадлежала ему, а теперь она была ему недоступна. В каком-то смысле Гай всегда чувствовал, что никогда по-настоящему не обладал этой женщиной. С самой первой минуты, лаская ее юное податливое тело, он чувствовал, что она отдается ему физически, но духом остается чужой.
И эта мысль часто мучила его, буквально сводила с ума. В Гае, под маской респектабельности, всегда таилась искорка безумия. Когда они играли свадьбу, он понимал, что Люсия - неопытная девочка, которую глупая мать уговорила на этот брак в момент разочарования в артистической карьере и которой льстили настойчивые ухаживания взрослого мужчины. Поначалу он пытался вызвать в Люсии ту же безудержную страсть, какую испытывал к ней, но вскоре оставил свои попытки и довольствовался только физическим обладанием.
Но он никогда, ни на минуту не мог заподозрить, что Люсия способна бросить его. Мало того, что его тщеславие было уязвлено, а к имени привлечено нежелательное внимание, - Гай приходил в бешенство оттого, что его жена любит этого проходимца Чарльза Грина. Даже теперь, спустя полгода после внезапного бегства Люсии, он вздрагивал при мысли об интимной стороне ее любви к его счастливому сопернику, молодому, красивому мужчине. Поэтому рассказ Элисон Роупер о том, как она столкнулась с Люсией на юге Франции, вызвал в нем неожиданно сильную волну ностальгии. Тогда, вернувшись от Роуперов, Гай заперся дома один и стал глотать виски, стакан за стаканом, позволяя своему и без того разнузданному воображению разыграться вовсю. Он мысленно проследил, как эти двое возвращаются в отель, как падают друг другу в объятия, оказавшись наедине в номере, причем Люсия делает это со страстным желанием.
Постоянные размышления о жизни Люсии наполняли Гая бессильной яростью, которую он пытался заглушить спиртным. Кончилось тем, что всеми уважаемый Гай Нортон превратился в заядлого алкоголика, которого не узнавали даже самые близкие друзья. Этот человек исходил жаждой мести, но гнев его был обращен не столько на мужчину, который увел у него жену, сколько на женщину, которая так оскорбила его. И отомстить ей он мог только одним способом - с помощью детей. Люсия хотела забрать девочек, но будь он проклят, если позволит ей хоть раз увидеться с ними!
Гай твердо стоял на этом, отклоняя все ее просьбы, призывы к здравому смыслу и мольбы смилостивиться. Он отказался говорить с ее матерью, даже не стал слушать ее жалкие заискивания. Он пропустил мимо ушей мимоходом брошенное замечание Элизабет Уинтер, что "нечестно" так строго ограничивать общение Люсии с дочерьми. Что по этому поводу думали сами девочки, он не знал и знать не хотел.
И вдруг, когда он стоял перед камином, шумно сморкаясь и проклиная жену последними словами, зазвонил телефон. Гай снял трубку аппарата на письменном столе.
- Нортон слушает. - Он всегда так отвечал, кто бы ему ни звонил, причем произносил эти слова с такой важностью и четкостью, как диктор по радио объявляет: "Говорит Лондон".
На другом конце зазвучал знакомый голос - писклявый, очень женственный и в то же время почти детский.
- Гайчик, это ты, мой сладкий? А что ты не пришел? Обещал меня ужинать повести сегодня, негодник.
- Ах да, - буркнул он и нахмурился. Назначенное свидание совершенно вылетело у него из головы. - Прости, Банни, я только что вернулся с работы, - солгал он. - Столько дел навалилось - не мог тебе даже позвонить. И потом, я приболел. У меня простуда. Признаться, я говорю с тобой, лежа в постели.
Голос на другом конце провода немедленно проникся сочувствием и начал давать бесконечные советы, как излечить простуду народными средствами, затем последовал список лекарств, которые нужно пить.
Гай слушал с легким нетерпением. Его собеседница, совсем юная, двадцати с небольшим лет, работала манекенщицей в маленьком элитном доме моды на Бертон-стрит. Вскоре после ухода Люсии он познакомился с Банни в ночном клубе, и они стали встречаться. Девица была неправдоподобно хороша - высокая, идеально сложенная, она очень напоминала Люсию. Но, кроме внешности, больше ей похвастаться было нечем. Уровень интеллекта полностью соответствовал ее прозвищу. "Мозги кроличьи", мысленно называл ее Гай, которому быстро надоедала ее глупая трескотня. Так что его интерес к Банни ограничивался физическим влечением. Втайне он несколько стыдился того, что часто приходил в ее крошечную квартирку в Хаммерсмите, и ничто на свете не заставило бы его появиться с ней вместе на людях.
Сегодня у него не было настроения болтать с Банни, и он быстро прекратил разговор.
- Я позвоню тебе, когда мне станет лучше, - сказал Гай и положил трубку.
Он еще постоял перед камином, погруженный в мрачные размышления, и тут его снова прервали - на этот раз раздался звонок в дверь.
Гай поморщился и неторопливо пошел в прихожую. Ему сейчас было не до гостей. Он уже пожалел, что дал горничной выходной, - любил, когда ему прислуживают, и считал, что челядь всегда должна быть под рукой. Они с Люсией часто спорили из-за этого - та баловала слуг. Правда, они у нее работали с удовольствием и дорожили своей должностью, а он, с тех пор как остался один, сменил уже третью кухарку.
Гай снял цепочку и повернул ключ в замке.
6
На пороге стояла пожилая дама. Гай ее никогда раньше не видел и сразу обратил внимание, что она одета дорого: в добротное котиковое манто, на волнистых седых волосах - такая же шапочка. Женщина была высокая, стройная и в свое время наверняка считалась признанной красавицей.
Она заговорила первой:
- Вы… мистер Нортон?
Гай галантно поклонился. Он всегда был галантен с дамами своего круга - любил производить впечатление светского человека, с хорошими манерами, достойного во всех отношениях.
- Да, это я. Если могу быть чем-то полезен… Мы знакомы?..
- Нет, мы незнакомы. Моя фамилия Грин. Я полагаю… - губы Флоренс Грин изогнулись в невеселой усмешке, - полагаю, она вам известна.
Гай замер. Он тотчас изменился - стал настороженным, подозрительным.
- Вы сказали - миссис Грин?
- Да. Я мать Чарльза.
- А мы… а нам есть, что сказать друг другу? - осведомился Гай в самой напыщенной манере.
- Неужели вы будете держать меня здесь, в коридоре, пожилую женщину? - парировала она с некоторой надменностью.
Он вспыхнул, отступил в сторону и открыл дверь пошире. Ему не хотелось, чтобы о нем сложилось дурное мнение.
- Прошу меня извинить. Пожалуйста, проходите в дом.
Он провел ее в гостиную. Флоренс Грин шла за ним, с опаской поглядывая на широкую спину; она сразу почувствовала к этому человеку антипатию.
Гай не понравился ей, и неприятно было находиться в его квартире. Но ее привели сюда слишком драматичные обстоятельства, чтобы теперь отступать.
Она села у камина. Гай Нортон остался стоять.
Миссис Грин перешла прямо к делу.
- Мистер Нортон, - заговорила она, - я пришла к вам, потому что речь идет о жизни и смерти.
- Чьей жизни и смерти, миссис Грин?
- Люсии, - произнесла Флоренс запретное имя.
Гай приподнял бровь:
- И что же с ней стряслось, позвольте спросить?
- Люсия серьезно больна. У нее двусторонняя пневмония.
Гай наморщил нос и сказал:
- Ах, как… как неудачно.
Бледно-голубые глаза Флоренс Грин пронизывающе смотрели на него из-под седых бровей.
- Я не шучу - она буквально на пороге смерти, мистер Нортон.
Он чуть наклонил голову, повернулся к каминной полке и взял с нее ониксовую шкатулку. Открыв, протянул ее миссис Грин:
- Вы курите?
- Нет, спасибо.
- Тогда позволите мне?..
Флоренс, в свою очередь, чуть наклонила голову. На его лице она прочла полное отсутствие человеческих чувств - сострадания, жалости. Теперь она понимала, с чем сталкивалась Люсия, когда жила с этим человеком.
Пожилая женщина смотрела, как он спокойно прикуривает. Он лизнул языком кончик сигареты, прежде чем сунуть в рот, что показалось миссис Грин отвратительным. Подумав: "Я бы с ним точно жить не смогла. Бедная Люсия!" - вслух она сказала:
- Я так понимаю, мистер Нортон, по вашему поведению, что вам глубоко безразлично, будет Люсия жить или умрет.
- Люсия для меня умерла, когда полгода назад ушла из моего дома.
- Совершенно верно. И так как мой сын причастен к этой трагедии, я не могу одобрить сложившейся ситуации. Однако, зная Люсию, я уверена, что она ни за что не бросила бы детей без веской на то причины.
На щеках Гая стал проступать румянец злости. Он стряхнул пепел с кончика сигареты в камин, старательно избегая смотреть в глаза гостье. "Какой у нее пронзительный взгляд! - думал он. - Проклятье! Зачем она сюда заявилась?"
- Думаю, не стоит углубляться в причины ухода Люсии. Вероятно, они лучше нас известны ей самой и вашему сыну. Моя совесть чиста. Я был ей преданным и заботливым мужем и не подал никакого повода к тому, чтобы она бросила меня и детей.
- Согласна, что подобные дискуссии сейчас неуместны. Я пришла сюда не для того. К тому же против своего желания, и, поверьте, чувствую себя крайне неловко. Так вот, я пришла, чтобы сказать вам, что жизнь Люсии висит на волоске и только вы можете спасти ее.
Гай широко раскрыл глаза.
- Я?! - Он издал злобный смешок. - Простите, если я смеюсь над этим. Только не думаю, что мое присутствие у ее смертного одра вдохнет в нее новые силы к жизни. Очень сомневаюсь! Наверняка ваш сын в этом смысле действует на нее гораздо благотворнее.
Флоренс Грин сгорала от стыда. Она была гордой женщиной, и никогда в жизни ей еще не приходилось переживать такого унижения. Она окончательно прониклась антипатией к этому человеку. С каждой минутой ее сочувствие к Люсии возрастало. Разве может какая-нибудь женщина полюбить Гая Нортона? Да еще такая нежная, чувствительная натура с ранимым сердцем? Наверное, все романтические порывы умерли в душе юной Люсии с первых же дней медового месяца с таким типом.
- Мистер Нортон, - сказала она. - Думаю, вы догадываетесь, зачем я пришла. Разумеется, Люсия не ждет, что вы прибежите ее навестить. Ей нужны дети. Она мучительно переживает разлуку с ними, что, в конце концов и стало причиной ее болезни. Не знаю, правы вы или нет, не позволяя ей видеться с дочерьми. Закон дает вам такую возможность, и не мне его оспаривать. Но одно я знаю точно: Люсия была хорошей матерью, она любила своих детей и не вынесла разлуки. Тоска по ним подтачивала ее силы, и вот теперь ее жизнь в опасности. Да, она любит моего сына, но ее материнские чувства были так сильны, что она совсем пала духом. Впрочем, у нее еще есть шанс выжить, но только если вы, хотя бы на время, отмените свой запрет на свидание с детьми.
Гай выслушал эту речь в молчании. Потом откашлялся, тщательно высморкался и пробормотал:
- Прошу прощения. Я сильно простужен.
Миссис Грин стиснула зубы. У нее впервые в жизни появилось желание нагрубить человеку. Ей не терпелось выложить Гаю Нортону все, что она думает о нем, о его поведении, о его натуре. Он был отвратительным хамом. Возможно, многие сочли бы, что он стал таким после измены Люсии, но это его не извиняло. И потом, Флоренс не верила, что в результате развода человек может так резко измениться. Этот Гай Нортон наверняка всегда был таким: самовлюбленным, ограниченным, эгоистичным до жестокости.
- Мистер Нортон, - проговорила она, - прошу вас во имя милосердия позволить своим дочерям приехать из школы и навестить больную мать. Вполне возможно, что это вернет ее к жизни и поможет справиться с болезнью.
- Не вижу никаких причин, почему я должен менять свое решение. И не уговаривайте меня. Барбара и Джейн не увидят своей матери, пока она не выйдет замуж.
- Но вы понимаете, что Люсия может не дожить до этого?
- Не я буду тому виной.
- Косвенно в этом будет и ваша вина, потому что именно разлука с детьми послужила такому роковому ухудшению ее здоровья.
Он пожал плечами:
- Простите, но я сомневаюсь в любви Люсии к детям после того, как она их бросила и уехала с любовником!
Миссис Грин мысленно обратилась к Всевышнему с просьбой даровать ей терпение.
- Неужели вы совершенно не понимаете женщин, мистер Нортон? Неужели не допускаете, что женщина может разрываться между страстной любовью к мужчине и материнской привязанностью к детям? И неужели вам никогда не приходило в голову, что с вами ей было плохо?
Гай развел руками:
- У нее был выбор. Она могла остаться со мной, и тогда дети были бы с ней. Но она избрала другой путь. И я не могу и не стану принимать на себя вину в ее запоздалом раскаянии - даже если она от этого страдает.
- Но вы даже не пытаетесь понять ее точку зрения, просто настаиваете на своем!
- Точка зрения Люсии потеряла для меня всякий интерес полгода назад.
- Настолько, что вы готовы спокойно стоять и смотреть, как она умирает?
Гай скривил губы:
- Ну-ну, дорогая миссис Грин, вы немного драматизируете ситуацию. Если Люсия умрет от воспаления легких, то вряд ли меня обвинят в ее убийстве.
- И тем не менее, - яростно возразила Флоренс, - вы будете ее убийцей в каком-то смысле, если не поможете нам ее спасти!
Во второй раз за время разговора лицо Гая налилось кровью.
- Не хочу проявлять неуважение к даме, тем более к моей гостье, но, боюсь, должен вас просить немедленно уйти, миссис Грин. Я вообще не понимаю, почему должен стоять тут и оправдываться перед матерью…
- Не продолжайте, - перебила его Флоренс и сама покраснела до корней волос. Она чувствовала, что ее всю трясет от гнева, на который она даже не считала себя способной. Никогда еще не испытывала она такой жгучей ненависти ни к одному человеку. Она даже не подозревала, что на свете существуют такие люди, как Гай Нортон. - Я считаю вас, - заявила она, - самым отъявленным эгоистом из всех, кого я встречала. Вы можете считать себя порядочным членом общества, мистер Нортон, и добрым христианином, хотя на самом деле у дикарей больше сочувствия и гуманности, чем у вас. Даже последний работяга гораздо терпимее отнесся бы к матери своих детей, чем вы.
- Я больше не считаю ее матерью моих детей.
- И тем не менее она - их мать, и это факт! Кроме единственного спорного шага в ее жизни, развода, в остальном она хорошая женщина, верная мать, и вы это знаете!