- Ну послушайте, - настаивал он. - Вы только вспомните - она стара, ей одиноко, она очень интересуется всеми делами семьи, а вы теперь член этой семьи. Соглашайтесь, прошу вас. Пожалуйста, миссис Кэтрин.
Неожиданно для себя я заметила, что он очень красив: он сощурился от солнца, и в глазах его не было заметно обычной дерзости; его крепкие зубы казались очень белыми на фоне загорелого лица. В нем было что-то от Габриела, только не было такой утонченности черт. Я смотрела на него и чувствовала, что смягчаюсь.
Он сразу заметил перемену в моем настроении.
- Благодарю вас, - воскликнул он. По его лицу разбежались лучики улыбки. Я никогда еще не видела его таким радостным. Как же он любит свою старенькую бабушку, подумала я. Он мне уже почти нравился - ведь, оказывается, он был способен любить еще кого-то, кроме себя самого.
Он взволнованно продолжал:
- Она вам понравится. Несомненно. И вы ей понравитесь - хотя сначала, возможно, и не захочет этого показать. Она, как и вы, сильная личность.
Уже второй раз я слышала от людей о своей силе и вдруг от этого почувствовала себя совсем слабой. У меня даже слезы навернулись на глаза.
Я ужаснулась от этой мысли: расплакаться, да еще перед этим мужчиной?!
Чтобы скрыть свое смущение, я поспешно сказала:
- Очень хорошо, я приеду.
- Это прекрасно. Завтра в два часа я заеду за вами. А сейчас я поеду домой, чтобы рассказать ей, что вы согласились приехать навестить ее.
Он не медлил больше ни минуты. Окликнув конюха, он, кажется, совсем забыл про меня.
И все же он мне понравился. А раз так, то я была готова отбросить прежние предубеждения и отнестись к его бабушке с симпатией.
На следующий день Саймон Редверз заехал в Ревелз точно в два часа дня. Он приехал в фаэтоне, запряженном двумя лошадьми, красивее которых я не видела в своей жизни. Всю дорогу, а это было чуть меньше двух миль, я сидела рядом с ним.
- Я могла бы дойти пешком, - сказала я.
- И лишить меня удовольствия довезти вас? - В его голосе опять послышались насмешливые нотки, но между нами уже не было прежней вражды. Он был рад, что я согласилась посетить его бабушку, а так как его очевидная любовь к бабушке смягчала меня, мы уже не могли относиться друг к другу с прежней отчужденностью.
Келли Гранж было поместьем, построенным, по-моему, менее ста лет назад. Оно выглядело очень современным по сравнению с Ревелз. Дом был сделан из серого камня, вокруг были плодородные земли. Мы подъехали к узорным чугунным воротам, сквозь которые я увидела каштановую аллею. Из сторожки вышла женщина открыть нам ворота; было заметно, что она ждет ребенка.
Саймон Редверз в знак благодарности притронулся к шляпе, а она сделала ему реверанс.
Я ей улыбнулась, а она изучающе посмотрела на меня.
- Интересно, - размышляла я, когда мы поехали дальше, - возможно, это сестра Мери-Джейн?
- Это Этти Хардкасл. Ее муж работает на нашей земле.
- Тогда это она. Мери-Джейн - моя личная служанка, она рассказывала мне о своей сестре.
- В таких местах всегда кто-то кому-то приходится родственником. Кстати, а что вы думаете о Гранж? Никакого сравнения с Ревелз, так ведь?
- Поместье очень красиво.
- Да, у нас есть свои плюсы. Я вас уверяю, что в Келли Гранж больше удобств, чем в Ревелз. Вот подождите, придет зима, тогда вы сможете сравнить со знанием дела. Наши большие камины хорошо прогревают дом. А в Ревелз полно сквозняков. Чтобы согреть его зимой, понадобился бы весь уголь Ньюкасла.
- С домом поменьше обходиться гораздо проще.
- Но и у нас не тесно. В общем, вы сами увидите.
Колеса захрустели по дорожке, посыпанной гравием, и вскоре мы остановились у главного крыльца, по обе стороны которого стояли мраморные женские фигуры, пристойно задрапированные, держащие корзины с изображенными геранями и - лобелиями. По ту и другую сторону от крыльца были длинные мраморные сиденья.
Мы еще не подошли к двери, а горничная уже распахнула ее. Я думаю, она услышала хруст колес на дорожке. Мы вышли из фаэтона, и кучер тут же отогнал его; казалось, этот дом был полон слуг, которые были наготове, чтобы предупреждать все желания Саймона.
Мы вошли в отделанный изразцами холл, откуда наверх вела широкая лестница. Холл находился в центре, откуда просматривался весь дом до самой крыши.
Дом был очень большой, хотя казался маленьким и уютным по сравнению с Ревелз.
Саймон обернулся ко мне.
- Будьте добры, подождите минуту здесь, я пойду скажу бабушке, что вы приехали.
Я наблюдала, как он поднялся по лестнице на галерею второго этажа, постучал в дверь и вошел. Через несколько, минут он снова появился и позвал меня. Я поднялась наверх.
Саймон посторонился, чтобы пропустить меня вперед, и довольно чопорно, возможно, даже с долей издевки, или мне так показалось, произнес:
- Миссис Габриел Рокуэлл!
Я вошла. Комната была заставлена тяжелой мебелью. Толстые плюшевые шторы и кружевные занавески придерживали по бокам витиеватые медные украшения. В центре комнаты стоял стол. Впрочем, в комнате были еще какие-то столы, диван, набитый конским волосом, высокие напольные часы, много стульев, шкафы с фарфором, этажерка, большая многоярусная напольная ваза с белыми и красными розами.
На все это я взглянула мельком, потому что моим вниманием сразу завладела женщина, сидящая в кресле с высокой спинкой.
Это была Хагар Редверз, или скорее Рокуэлл-Редверз, как она себя называла - та, которая властвовала когда-то над другими в комнате для занятий, да так и осталась властительницей на всю свою жизнь.
Хотя она сидела, было заметно, что она высокого роста. Спину она держала прямо, кресло у нее было не какое-нибудь мягкое и удобное, а с твердой резной спинкой; седые волосы взбиты в высокую прическу, а сверху был надет кружевной чепец. В ушах поблескивали гранаты. На ней было закрытое платье из атласа бледно-лилового цвета с кружевным воротником, скрепленным брошью с гранатами, в тон к серьгам. Около кресла стояла трость из черного дерева с золотым набалдашником. Я поняла, что она ей пользуется во время ходьбы. Глаза у нее были ярко-голубые - еще одни глаза, живо напомнившие мне Габриела, но в них не было той мягкости, которая была свойственна Габриелу; в этой женщине вообще не было утонченности. Ее руки покоились на подлокотниках резного дерева. Вероятно, они в молодости были красивы, они и сейчас все еще сохраняли красивую форму, и я увидела на пальцах сверкание гранатов и бриллиантов.
В течение нескольких секунд мы присматривались друг к другу. Помня о высокомерном тоне письма, я держала голову чуть выше, чем обычно, и, возможно, мой голос прозвучал чуть высокомерно, когда я произнесла:
- Добрый день, миссис Рокуэлл-Редверз.
Она протянула мне руку так, будто она была королева, а я - ее подданная. Казалось, она ожидала увидеть меня на коленях у ее ног. Вместо этого я невозмутимо пожала ей руку, слегка наклонилась и отпустила ее.
- Хорошо, что вы посетили нас сегодня, - сказала она. - Но я надеялась, что вы приедете раньше.
- Ваш внук попросил меня приехать к вам сегодня днем, - ответила я.
- Ах, вот как! - От удивления губы у нее слегка передернулись. - Вам надо присесть, - продолжила она.
Саймон принес мне стул и поставил его прямо перед старой леди. Я была теперь рядом с ней, и свет, пробивавшийся через кружевные занавески, падал мне прямо в лицо. Ее же лицо оставалось в тени, и я подумала, что даже в такой мелочи она не упустила случая поставить меня в невыгодное положение.
- После дороги вам, наверное, хочется пить, - сказала она, при этом казалось, что она цепким взглядом стремилась проникнуть в ход моих мыслей.
- Дорога была очень короткой.
- Еще рановато пить чай, но я думаю, по такому случаю мы ждать не будем.
- Я с удовольствием подожду.
Она улыбнулась мне, потом обернулась к Саймону:
- Позвони в колокольчик, дорогой.
Саймон тут же выполнил ее просьбу.
- Нам предстоит многое сказать друг другу, - продолжала она, - а где же это сделать удобнее, как не за чашкой чая?
Появилась горничная, которую я уже видела, а старая леди попросила:
- Досон, чаю… пожалуйста.
- Да, мадам.
Дверь тихо закрылась.
- Ты к нам не захочешь присоединиться, Саймон. Но мы тебя извиним.
Я не была уверена, то ли она употребила "мы", как сделала бы это королева, - или же она имела в виду, что нам с ней хочется побыть наедине. Я не знала, что первый маленький экзамен для меня был позади, и она решила отбросить чопорность. Моя внешность и манеры, очевидно, не вызывали у нее отвращения.
Саймон сказал:
- Хорошо. Оставлю вас вдвоем, чтобы вы познакомились поближе.
- И к пяти часам будь готов отвезти миссис Рокуэлл обратно в Ревелз.
Молчаливая покорность Саймона меня просто поражала. Он взял ее руку, поцеловал ее и, хотя в его манерах даже в тот момент проскальзывала определенная доля насмешки, было видно, как ей нравились такие знаки внимания, а она со своей стороны хотя и пыталась, но не могла сдержать даже с ним свой властный характер.
Пока дверь за ним не закрылась, мы молчали. Потом она заговорила:
- Я надеялась встретиться с вами, когда вы были в Ревелз еще раньше. Но в то время я не могла приехать, а вас не приглашала потому, что знала, что Габриел сам привез бы вас сюда, когда бы пришло время. Я убеждена, что если бы он был жив, он бы так и сделал. У него всегда было чувство ответственности перед семьей.
- Не сомневаюсь, что он бы так и поступил.
- Я рада, что вы не принадлежите к числу глупых современных девиц, которые падают в обмороки, как только сталкиваются с трудностями.
- Как вы можете судить об этом после такого короткого знакомства? - спросила я, потому что была полна решимости сделать так, чтобы она относилась ко мне, как к равной, и не собиралась рассыпаться перед ней в любезностях, как она, казалось, ожидала.
- Мои глаза также хорошо видят, как и в двадцать лет. А опыта у меня теперь гораздо больше, чем тогда. К тому же Саймон рассказывал мне, что вы, слава Богу, были удивительно спокойны в столь тяжелое для вас время. Я уверена, что вас нельзя причислить к тем глупцам, которые считают: просто не надо говорить о том или об этом. Вещи существуют независимо от того, говорим мы о них или нет. Так зачем же притворяться, что они исчезнут, если перестать о них упоминать? Мне кажется, скрывая правду и делая тайну из очевидных событий, мы тем самым только продлеваем им жизнь. Вы согласны?
- Я думаю, бывают случаи, когда так оно и есть.
- Я была рада, когда узнала, что вы вышли замуж за Габриела. Ему всегда не хватало твердости, как, впрочем, и многим членам нашей семьи. Стержня в характере нет - вот в чем дело!
Я посмотрела на ее прямую фигуру и позволила себе небольшую шутку:
- Вы явно не страдаете этим недостатком.
Ей понравилось мое замечание.
- А как вы находите Ревелз? - спросила она.
- Я просто очарована этим домом.
- А! Это удивительное место. Таких осталось в Англии не так уж и много. Вот почему так важно, чтобы он был в хороших руках. Мой отец прекрасно с этим справлялся. Вы знаете, ведь были Рокуэллы, которые чуть не разорили его. Дом… усадьба - такая, как эта - нуждается в постоянной заботе и внимании, чтобы поддерживать ее в хорошем состоянии. Мэтью мог бы и получше со всем этим справляться. У землевладельца с его положением должно быть чувство собственного достоинства. Но у него всегда была на уме какая-нибудь очередная женщина. Это никуда не годится. А что касается Габриела… Он был человеком приятным, но слабым. Вот почему я с радостью услышала, что он женился на молодой женщине с сильным характером.
Принесли чай, и горничная, ожидая, спросила:
- Наливать чай, мадам?
- Нет-нет, Досон. Оставь нас.
Досон ушла, и она обратилась ко мне:
- Вы не могли бы взять на себя обязанность разлить чай? Я страдаю ревматизмом, и сегодня у меня не гнутся суставы.
Я поднялась и подошла к столу, на котором стоял поднос. Там был серебряный чайник над спиртовкой. Чайник для заварки, кувшинчик для сливок и сахарница - все сверкало начищенным серебром. К чаю были поданы сандвичи с огурцом, тонко нарезанный хлеб с маслом, булка с тмином и разнообразные маленькие булочки.
У меня было ощущение, что меня собираются подвергнуть еще одному испытанию, чтобы убедиться, смогу ли я прилично выполнить эти важные светские обязанности. Нет, подумала я, она действительно несносная женщина; и все-таки, вопреки ее и своим чувствам, она мне чем-то нравилась.
Я лишь немного покраснела, но не выказала больше никаких признаков смущения. Я спросила, что она хочет к чаю, налила ей сливок и положила сахару ровно столько, сколько нужно, принесла ей чай и поставила на мраморный с золотом столик возле ее кресла.
- Благодарю, - снисходительно произнесла она.
Затем я предложила ей сандвичи, хлеб с маслом, и она великодушно воспользовалась предложенным. Я вернулась к своему месту у подноса с чаем.
- Надеюсь, вы скоро приедете ко мне еще раз, - заметила она, и я поняла, что мы испытывали друг к другу сходные чувства. Она приготовилась к тому, чтобы отнестись ко мне критически, но в чем-то мы были достойны друг друга.
Я подумала: "Может быть, лет через семьдесят я стану такой же старой леди".
Она ела с изяществом и с аппетитом, при этом разговаривая со мной так, будто ей хотелось рассказать мне очень многое, и она боялась, что она не успеет управиться с этим и наполовину. Ей хотелось услышать что-нибудь и от меня, и я рассказала, как мы познакомились с Габриелом, спасая собаку.
- Значит, когда вы узнали, кто он и откуда, это приятно поразило вас?
- Узнала, кто он и откуда?..
- Ну, что он в будущем баронет, очень выгодный жених и что в свое время Ревелз будет принадлежать ему?
Ну вот, опять начинается - она предполагает, что я вышла замуж за Габриела из-за денег и его положения. Тут уж я не могла сдержать негодования.
- Ничего подобного, - запальчиво воскликнула я. - Мы с Габриелом решили пожениться, когда многого не знали о положении друг друга в обществе.
- Тогда вы меня удивляете, - сказала она. - Я считала вас разумной молодой женщиной.
- Надеюсь, что глупой трудно назвать, но я никогда не придерживалась мнения, что выходить замуж из-за денег - это очень разумно. Выйти замуж за человека, с которым ты несовместима, - это уже ужасно, даже если бы этот человек и был богат.
Она засмеялась. И было видно, что она наслаждалась нашим разговором. В глубине души она уже понимала, что я ей нравлюсь. Но что меня немного шокировало, так это то, что я бы точно так же ей нравилась, даже если бы была охотницей за приданым. Ей нравилось во мне то, что она называла силой характера. Как же им всем в этой семье нравилось это качество! Габриел так искал его и нашел - во мне. Саймон предполагал, что я вышла замуж за Габриела из-за его денег! Интересно, он тоже не стал бы думать обо мне хуже, если бы это было правдой? Этим людям нравились хитрые и ловкие - "разумные", как они это называли. Неважно, если ты груб, лишь бы не был глупцом - и вот тогда-то уже тобой можно было восхищаться.
- Значит, это была любовь… - сказала она.
- Конечно, любовь! - ответила я вызывающе.
- Да, все это останется неразгаданной тайной…
- Возможно, вы ее разгадаете… - И неожиданно для себя я добавила: - Я надеюсь.
- Вы сами справитесь, если поставите себе такую цель.
- Вы думаете? Но ведь существуют неразгаданные тайны, хотя многие люди отдавали все свое время и энергию, чтобы отыскать правду.
- Возможно, они недостаточно старались. А вы сейчас носите наследника. Если у вас родится мальчик, то конец надеждам Рут относительно Люка, - заключила она торжествующе. - Из Люка выйдет еще один Мэтью, - продолжала она. - Он так похож на своего деда!
Мы немного помолчали, и вдруг я поймала себя на том, что рассказываю ей, как я видела комнату для занятий в Ревелз, где на буфете и на столе нацарапаны ее инициалы, и как тетя Сара водила меня туда и вспоминала со мной былые дни.
Она заинтересовалась, и ей тоже захотелось поговорить о прошлом.
- Сколько лет я уже не бывала в детских комнатах! Хотя раз в год - на Рождество - я езжу в Ревелз, но по дому я хожу редко. Теперь мне трудно дается каждая поездка. Вы знаете, я ведь старшая из нас троих, я на два года старше Мэтью. А в те дни все они ох как танцевали под мою дудку!..
Я так и поняла из рассказа тети Сары.
- Сара! Она всегда была легкомысленной. Бывало, сидит за столом и прядку волос крутит да крутит в руках, пока на чучело не станет похожа. И всегда витает где-то в облаках. Мне кажется, сейчас она стала совсем наивной и многого не понимает.
- Но кое-что она понимает очень хорошо.
- Знаю. Она всегда была такой. В первые годы после замужества я каждый день бывала у нас дома. А муж не ладил с нашей семьей. Мне кажется, он чуточку ревновал меня к ним…
Она улыбнулась своим воспоминаниям, и я поняла, что она унеслась мыслями в те годы, когда она была своенравной, упрямой девчонкой, которая всегда и во всем умела настоять на своем и всюду верховодила.
- С людьми мы встречались мало, жили в то время очень уединенно. Тогда еще не было железных дорог. С визитами мы ездили только в нашем графстве, и единственной семьей, где я могла найти себе будущего мужа, была семья Редверзов. Сара вообще не вышла замуж. Хотя, кажется, если бы даже у нее была возможность, она бы ею не воспользовалась. Она была рождена, чтобы провести всю жизнь в мечтах и грезах.
- Вам очень не хватало Ревелз, когда вы вышли замуж? - спросила я, наполнив ее чашку и протягивая ей блюдо с булочками.
Она с грустью согласилась:
- Может быть, мне вообще не следовало уезжать оттуда.
- Этот дом приобретает особое значение для тех, кто живет там.
- Возможно, наступит день, когда и для вас он будет значить очень много. Если у вас родится сын, его будут воспитывать в Ревелз, в духе любви и почтения к этому дому, Таковы традиции.
- Понимаю.
- Я уверена, что у вас будет мальчик. Я буду молиться за это. - Она произнесла это так, будто даже божество было обязано выполнять ее указания, и я улыбнулась. Она увидела это и улыбнулась мне в ответ.
- Если это будет девчонка, - продолжала она, - и если Люк умрет…
Я испуганно перебила ее:
- Почему он должен умереть?
- Некоторые члены нашей семьи живут очень долго, а некоторые умирают молодыми. Оба сына моего брата обладали очень хрупким здоровьем. Если бы Габриел не покончил с собой так, как он это сделал, ему все равно оставалось жить совсем не много лет. Брат его умер в раннем возрасте. Кажется, я вижу признаки этой же хрупкости здоровья и у Люка.
Ее слова ошеломили меня. Глядя на нее, я, по-моему, уловила проблески надежды в ее глазах. Или я все это вообразила себе? Она сидела спиной к свету. А мои мысли вертелись все вокруг одного и того же…
Люк и мой еще неродившийся ребенок, если это будет мальчик, будут стоять на пути Саймона к Ревелз. По тому, как она говорила о Ревелз и о Саймоне, я понимала, что это было для нее… возможно, самое главное в жизни.