Я покажу их Марте и Жюлю, они славные ребята, они так хорошо меня понимают… Если бы не они, я никогда не решился бы прийти к Ирен. А Жюль спустил меня на веревке к ней на балкон… С ним так просто, как будто я знаю его с самого детства. И почему Марта все время называет его занудой?
Арнульф был уже у входной двери. Отлично! Она захлопывается, иначе он сошел бы с ума, оставив Ирен в открытой квартире.
Арнульф аккуратно повернул замок, вышел, пальцами осторожно отодвинул язычок замка и почти беззвучно захлопнул дверь. И вдруг испугался: теперь ведь ему придется звонить и будить Ирен, чтобы она открыла. Нет, Жюль снова спустит его на веревке! Арнульф бросился по лестнице вверх, легко перескакивая через две ступеньки.
На площадке седьмого этажа, поджидая лифт, стоял Жюль Рейно. Незнакомая девушка в джинсах, обрезанных по колено, с огромной, вероятно, очень тяжелой сумкой на плече что-то рассказывала ему, выразительно жестикулируя.
- Салют, Жюль! - Арнульф почему-то обрадовался, увидев Рейно.
- Привет, Арни.
Жюль зевнул и с опозданием прикрыл рот ладонью. Девушка перестала жестикулировать и уставилась на Арнульфа.
- Извини, не выспался, - сказал Жюль и потер глаза. - Шести нет.
- Вы же сами велели, мсье Рейно, чтобы вся съемочная группа с автобусом в половине шестого… - начала оправдываться девушка, но резко осеклась под взглядом Жюля.
- Телевидение не знает уик-эндов, - со вздохом констатировал он. - А тебе-то что не спится, Арни? - спросил Жюль и подмигнул.
Лифт остановился на этаже.
- Вот, - вместо ответа Арнульф поспешно развернул перед Рейно рисунки, - мне нужна пастель, я видел у Марты коробку…
- А-а-а… - лениво протянул Рейно, искоса посмотрев на его творения, и со значением покачал головой.
- Вы художник? - Девушка вытянула шейку и с любопытством заглядывала в рисунки из-за плеча Рейно. - Вы где-нибудь выставляетесь?
- Поехали, Сесиль, - Рейно вошел в лифт, - что у вас за дурацкая манера приставать к людям с расспросами?
Неужели патрон Ирен тоже так разговаривает с ней? - вдруг подумал Арнульф. Неужели все начальники настолько беспардонно обращаются с подчиненными-женщинами? Почему же я раньше никогда этого не замечал?
- Пока, Арни, до вечера, не обижайся, работы очень интересные. - Жюль Рейно похлопал Арнульфа по плечу и, нажимая на кнопку, обернулся и заговорщицки добавил: - Удачи на шестом этаже. И звони нам в дверь понастойчивее, иначе, если Марта опять уснула, ты ее скоро не добудишься.
Глава 14, в которой я проснулась с чувством светлой радости
Я проснулась с чувством необыкновенной, светлой радости. Я лежала с закрытыми глазами и думала: это была совершенно безумная, дикая ночь, я вела себя неприлично до безобразия, а потом и вовсе потеряла остатки контроля над собой. Но почему же сейчас мне так хорошо, словно я заново родилась на свет? Потому что он рядом, улыбнувшись, ответила я себе. Протяну руку - а он рядом.
Но его рядом не оказалось.
Я бросилась в гостиную - никого. Ни кружевной скатерти, ни саксонской тарелки… За окном яркое солнце. На часах начало первого.
Неужели мне все приснилось? Нет, несколько персиков валяются на полу, на диване распростерта моя шуба. Фужеры стоят почему-то рядом с компьютером. Арнульф - вор? Но тут зазвонил телефон, и я с негодованием прогнала гнусную мысль.
- Больше не сердишься? - спросил Мишель.
- Не знаю…
Мне неожиданно почудилось какое-то движение у балкона и я, попросив Мишеля подождать, направилась туда. Возле шторы на полу колыхался его вчерашний рисунок - моя нога с полуснятой туфелькой…
- Ирен, - жалобно протянул Мишель в трубку, - я все жене рассказал, она говорит, что я дурак. Ну прости меня.
- Ладно, Мишо, мы друзья, разберемся.
- Ты больше не сердишься?
- Нет-нет, Мишо. - Я не могла с ним разговаривать, просто не могла. - Извини, я перезвоню позже.
С телефонной трубкой в руках я стояла посреди своей гостиной. Из трубки неслись протяжные гудки, занавески колыхались от ветра, и вокруг меня была пустота - полная, пронзительная, леденящая, звенящая пустота…
Ты всего лишь не повесила трубку, сказала я себе, это она гудит.
Я повесила трубку, но ощущение безнадежной пустоты не проходило.
Спрячь шубу на место, подбери персики, вымой фужеры! Считай все сном!
Я стиснула зубы и попыталась собрать персики, но они были такими виноватыми и кроткими, что я не смогла до них дотронуться. Ничего, займусь фужерами. Но самое большее, на что я была способна, это только донести их до кухонного стола. Еще чуть-чуть, и они упали бы на пол.
Лучше шуба, она, по крайней мере, не бьется. Я благополучно засунула ее в шкаф, но вдруг поняла, что я совершенно голая, потому что мой сиреневый халат лежит на дне шкафа.
Надеть или сначала убрать фужеры?
Дура! Конечно, оденься!
Я взяла халат в руки. "Сиреневый - коварный цвет, - вдруг услышала я его слова. - Женщина в сиреневом так же обнажена, как и вовсе без одежды".
Что же, мне теперь ходить голой?
"Вам нужно носить крупные серебряные с бирюзой серьги…"
Я долго стояла под душем и плакала. "Вам нужно носить крупные серебряные с бирюзой серьги, но не цельные, а из подвижных фрагментов и цепочек, они выразят вашу внутреннюю импульсивность… она не будет противоречить вашей мягкой пластике и гармоничному спокойствию внешнего облика…" Закрывая глаза, я снова видела его губы, так смешно спрятанные в светлых прядях бороды, и его меняющие цвет серо-голубые глаза, и ниточки седины, появляющиеся в волосах, когда он волновался…
Я взглянула в зеркало. Душу не удалось вернуть мне "спокойствие внешнего облика", но не стоять же под ним всю оставшуюся жизнь, если моя "внутренняя импульсивность" требует другого! Если мне плохо, да, именно плохо, без моего долговязого, худого, костлявого, бородатого! Моего единственного желанного, удивительного мужчины, который сначала заставил меня сидеть неподвижно, а потом вдруг сотворил со мной такое, отчего я…
Вот пойду и куплю себе серьги "из фрагментов и цепочек"!
Глава 15, в которой Ирен танцевала на берегу моря
Ирен танцевала на берегу моря. Набегающая пенистая волна старательно смывала ее следы и обдавала брызгами. Бирюзовое одеяние Ирен развевалось, в волосах блестел золотой гребень. И от этого она была похожа на Кармен и Чио-Чио-Сан одновременно.
- Ирен, Ирен! - позвал Арнульф, но волна вдруг наполнила пеной его рот, он закашлялся и проснулся.
Он лежал в пижонской ванне Марты, а старательное устройство джакузи без устали обновляло воду, наполняя ее приятными упругими пузырьками.
Надо же, задремал! - досадовал на себя Арнульф, торопливо вытираясь полотенцем. Принял бы душ, и дело с концом, а так и захлебнуться недолго. Он влез в брюки и натянул цветастую летнюю рубаху Жюля, из которой тот, по словам Марты, "вырос", бросив курить.
- Он стал совершенно невыносим со своей ишемией. Врачи требуют от него соблюдения здорового образа жизни, - объяснила Марта, когда Арнульф прямо с порога заметил, что Жюль на удивление груб со своей сотрудницей. - Ни сигарет, ни кофе, питаться только домашним, значит, я должна готовить каждый день, да еще желательно на пару… А эти травяные чаи, отвары! Вот, полюбуйся. - Она сунула Арнульфу под нос пузатый чайник, сняв с него крышку. Оттуда на него горячо пахнуло забытым ароматом детства. - Секс по расписанию, - жаловалась Марта, у нее было серое лицо и круги под глазами.
- Можно мне это выпить? - робко спросил Арнульф. - Мятой пахнет…
- Пей. - Марта вылила содержимое чайника в кружку. - Слушай, а чего ты заявился в такую рань? С пакетом… Выгнала она тебя?
- Нет… - Мятный чай колдовской теплотой разливался по организму. - Ирен - чудо. Смотри.
На кухонном столе Арнульф разложил свои наброски и внимательно следил за выражением лица Марты. Она молча брала в руки то один листок, то другой.
- В пакете твоя скатерть и тарелка, - сказал Арнульф, чтобы скрыть волнение. - Спасибо.
Это же Клондайк, с замиранием сердца думала Марта, даже если потратиться на рамы. Это потрясающе само по себе, да плюс еще роскошная выдумка Маршана… Что же мне сказать Арни? То, что чувствую на самом деле, или просто выразить дружеское одобрение?
- У меня не было ничего, кроме карандаша, - Арнульф беспокойно вертел в руках кружку, - ты же понимаешь, Марта, здесь нужен цвет. А так все серенькое…
- Что ты, Арни! Это здорово! Я так никогда не смогла бы!
- Марта, я хотел попросить у тебя пастель, я видел у тебя коробку.
- Конечно, Арни, бери! - Отлично, обрадовалась Марта, я нашла нужное настроение. - Рисуй свою прекрасную незнакомку! - Теперь проявить побольше участливого интереса и сочувствия, руководила собой Марта, а заодно и выведать, чем мне может грозить "прекрасная соседка". - Она очень хороша. Кстати, чем она занимается?
- Не знаю, - растерялся Арнульф, - Ирен работает кем-то в конторе, я ведь уже говорил тебе об этом.
- Ирен. Прекрасная Ирен! - с восхищением произнесла Марта. - Какое замечательное, женственное имя!
- Марта, она действительно просто потрясающая женщина! Ну, я не знаю… как Джоконда, наверное!
- Да, в ней есть что-то классическое, - серьезно произнесла Марта и подумала: хорошо бы еще и цена ее портретов соответствовала.
- Ты настолько тонко понимаешь все… Если бы не ты… Я тебе так благодарен!
- Арни, брось, мы же друзья! Давай садись, позавтракаем вместе. - Марта равнодушно собрала со стола бесценные рисунки и принялась кормить свой "Клондайк". - Ты мне лучше скажи, у вас уже было или ты только рисовал ее всю ночь?
- Было, и еще как было…
Марта подкладывала Арнульфу еду, подливала, несмотря на раннее утро, вина и с горящими глазами заставляла Арни снова и снова повторять каждую малейшую подробность, каждую случайно пришедшую на ум мысль и ассоциацию. И, когда он вновь напомнил ей о столь необходимой сейчас коробке пастели, Марта выразительно посмотрела на него и многозначительно изрекла:
- Пастель - пастелью, а постель - постелью. Поверь мне, женщине не столь нужны ее изображения, сколько неутомимый любовник. Прими-ка, дружочек, ванну, надушись… ой, - она со смешком махнула своей ручкой, похожей на птичью лапку, - чуть не сказала - побрейся! И отправляйся на новые любовные подвиги! - А главное, не выходи из дому и не общайся с Маршаном, мысленно добавила она, пока мы с Рейно не стали его компаньонами. - Пошли, Арни, я покажу тебе, как пользоваться джакузи.
Глава 16, в которой Арнульф расчесал мокрые волосы и бороду
Арнульф кое-как расчесал мокрые волосы и бороду и по мохнатому ковру вышел в гостиную, из которой доносились тихие позвякивающие звуки. Супруги Рейно занимали полноценную квартиру и поэтому не имели нужды выгораживать часть будуара под кухню. Напротив, убрав одну стену, они расширили собственную гостиную до размеров всего жилища Ирен.
Марта лежала на диване, закинув ноги на спинку, и курила, глядя в потолок. Возле дивана на барочном кривоногом инкрустированном столике переливался экраном раскрытый ноутбук. Рядом с ним стояла полная окурков пепельница и какое-то замысловатое настольное украшение из хромированных трубочек и палочек. Марта меланхолично дотрагивалась до него рукой, трубочки и палочки издавали слабый металлический звон.
- Который час? - спросил Арнульф.
Марта вздрогнула и опустила ноги. Какие же они у нее тощие, подумал Арнульф.
- Три или четыре. Не знаю.
Я проспал в ванне не меньше семи часов, ужаснулся он, а Ирен там одна!
- Часы вон, на буфетной стойке. - Марта неопределенно махнула рукой, села на диване и загасила сигарету в пепельнице. - Хочешь вина? - Она прикурила новую сигарету.
- Не откажусь, - Арнульф подошел к буфету и налил из первой попавшейся бутылки.
"15.27." - сообщал маленький электронный будильник.
- Мне тоже налей, - попросила Марта и позвякала трубочками. - Дивная игрушка.
- Марта, почему ты меня не разбудила? - Арнульф протянул ей бокал. - Ты же знаешь, что меня ждет Ирен.
- Ждет… - Она сделала несколько глотков. - Между прочим, Арни, - Марта неожиданно оживилась, - ты потрясающий человек. Ты так действуешь на меня! Я две недели не могла придумать, и вдруг ты утром сказал про Джоконду, и у меня все сразу получилось! Правда!
- Что получилось?
- Арни, я же пишу роман. Там одна парочка никак не может пожениться, потому что они заняты поиском смысла жизни. Понимаешь?
Арнульф пожал плечами, но Марту это нисколько не смутило.
- Вот, и по ходу дела они попадают к одному старому художнику, который должен рассказать какую-то историю, чтобы хоть немного вправить им мозги. И я никак не могла придумать эту историю. А после нашего разговора я ее сразу написала, как будто кто-то диктовал мне. Послушай, я тебе сейчас прочитаю, - она склонилась к компьютеру.
- Марта, здорово, но, может быть, потом? Я схожу к Ирен, а потом ты мне все прочитаешь. Ты обещала дать мне пастель…
Марта вспыхнула.
- Все вы мужики такие! Только вы можете заниматься творчеством! А женское творчество вас не интересует! Оно вам оскорбительно! Как это баба посмела?! Что она может?!
- Марта, я не хотел тебя обидеть…
- Конечно, вы все даже не предполагаете, что, не задумываясь, унижаете женщин! Вас интересуют только наши ляжки! Да еще чтобы мы готовили вам пожрать! А то, что у нас есть ум, душа, талант…
- Марта, Марта! Конечно, читай! Он ведь не очень длинный, твой рассказ?
- Не буду. - Марта обиженно поджала губы. - Тебе ведь абсолютно все равно, что я написала, тебе лишь бы поскорее бежать к своей коро… королеве! И не смотри на меня виноватыми глазами. - Она как будто немного успокоилась. - Интересно, ты пережил бы, если бы твоя пышнотелая красотка тоже что-нибудь создавала не хуже тебя? - Марта сузила глаза. - Или ты надеешься, что она бездарна, как и полагается толстухе?
Арнульф побледнел. Стоп, испугалась Марта, чего это меня заносит, не хочет он слушать - не надо, подумаешь, не он первый… Только бы нам не поссориться! Тогда прощай, мой Клондайк!
- Ладно, Арни, не сердись, - заставила себя сказать Марта. - Я просто ей завидую. У нас с Жюлем никогда такого не было. Он, конечно, залезал ко мне в общежитие через балкон, но вовсе не ради любви, а чтобы поработать на моем компьютере. У него просто не было денег, чтобы обзавестись собственным.
Боже, а ведь у Ирен тоже компьютер! - вспомнил Арнульф. Неужели она тоже что-то там пишет?..
Глава 17, в которой я действительно отправилась за серьгами
И я действительно отправилась за серьгами. Я все равно не могла оставаться в этой сводящей с ума гулкой пустоте среди грустных персиков на полу и чудом не разбитых хрустальных фужеров.
По мосту я перешла на остров Сите. Громада Нотр-Дам красовалась всеми своими ажурами, ветерок шевелил полотнища плюща на крепостных стенах… Ну и что? Он как появился неизвестно откуда в моем доме, так неизвестно куда и пропал. Завтра я приду в свою контору, все будет как всегда…
А если очень захочется, перебегу через улицу и увижу его в зале. Это его выставка, он не может никуда оттуда деться, ему же надо торговать своими "медведками". Чем он отличается от меня? Я произвожу одежду и торгую ею, а он - своими картинами, правда, он "производит" их сам, а мою одежду - фабрика, я делаю только лекала, да и то больше по привычке, чем из необходимости. Давно можно было нанять студентку-лекальщицу… Но все равно, в принципе, мы занимаемся одним и тем же: продаем то, что сделали.
Как он попал в мою квартиру? Прилетел? Я вздохнула. Ладно, пусть прилетел, раз он умеет "расправлять крылья". Этого-то я все равно не могу… Я всего лишь хочу увидеть его снова.
Но я же могу сходить на его выставку сегодня! Я куплю серьги и пойду на нашу улицу Темпль! А может быть, пойти туда прямо сейчас? Нет-нет, надо обязательно, чтобы на мне были "его" серьги! А вдруг я их не куплю, только потрачу время, и он сегодня пораньше закроет свой зал? У меня даже озноб побежал по спине, но я уже дошла до метро. Что ж, ты заказывал серьги - будут! Должна же я показать, что мне не безразлично твое мнение.
На метро я доехала до конечной остановки "Порт-де-Клиньянкур". Утверждают, что блошиный рынок Сент-Уэн - крупнейший в мире и обойти за один день все его крошечные лавочки и переполненные барахлом магазинчики невозможно. Когда я была маленькой, мы частенько наведывались сюда с бабушкой, и она казалась мне королевой, обходящей свои сказочные владения. Ее квартирка, в которой я живу теперь, была тогда вся забита такими же, как и представленные здесь, старинными вещицами, она постоянно что-то продавала и покупала у знакомых антикваров на этих маленьких улочках за чертой города.
Но сейчас я вдруг поймала себя на мысли, что все здесь какое-то слишком мелкое, пыльное, обшарпанное. Сколько же я не была в Сент-Уэн? Бабушки нет уже лет двенадцать, в последние годы она вообще не покидала своего жилища…
В первой же лавочке я расчихалась от пыли и уже ругала себя за глупую прихоть. Впрочем, я была настолько уверена, что непременно куплю "заказанные" серьги, что даже расстроилась, не обнаружив их в этом заведении.
Наверное, зря я это затеяла, засомневалась я, выйдя из полумрака антикварной лавки. Я стояла на улочке знаменитого Сент-Уэна, состоящего сплошь из таких же улочек с бесчисленными магазинчиками и лавчонками. Странно, но сейчас я совершенно отчетливо не любила ничего старого, оно не рождало во мне, как лет пятнадцать-двадцать назад, никаких романтических фантазий. Признаюсь, от одного вида "сокровищ", выставленных в витринах, я чувствовала невероятную брезгливость и ненависть к этим предметам, посмевшим пережить своих хозяев!
Я побрела по улочке, тоскливо поглядывая по сторонам и не решаясь зайти ни в одну лавку. Мебель, безделушки, подсвечники, ковры, одежда, чучела, маски, часы, вазы, лампы… Фу, как это можно брать в руки, тащить в свой дом надменных бездушных свидетелей чужих жизней, которые с тем же безразличием будут наблюдать за вами, а потом перейдут еще кому-нибудь и точно так же снисходительно переживут и его…
Странно, но картины не вызывали у меня неприязни. Они жили собственной жизнью и добродушно разрешали присоединиться. Так и полотна Арнульфа с непроизносимой фамилией никогда не утратят живую душу, а моя одежда, "модная одежда для настоящих женщин", непременно превратится в омерзительные обноски!
В очередной витрине на побитой молью бархатной подушечке покоились "крупные серебряные с бирюзой серьги, но не цельные, а из подвижных фрагментов и цепочек".
Я растерялась. Это они! Точно, сомневаться не приходится! Но как я надену на себя чьи-то чужие серьги? Вдруг их бывшая хозяйка была несчастлива? Или, наоборот, они принадлежали отвратительной жестокой бабе?