– А я-то считал тебя избалованной принцессой. Как же можно так ошибаться! Похоже, тебя окружает сборище каких-то чудовищ.
Милли повела плечами.
– Нет, они не чудовища, а просто очень талантливы, поэтому нужно даже потакать их слабостям. Такие люди очень много отдают окружающим, и от этого порой опустошаются сами.
– Ты, должно быть, шутишь… – Их глаза встретились, и Рональд с облегчением вздохнул. – Тебе почти удалось обмануть меня – я подумал, что ты действительно так считаешь.
– Таковы принципы, руководствуясь которыми меня воспитали, – просто сказала Милли.
Он пристально смотрел на нее, и его глаза сузились.
– Ты ведь не веришь в это, – тихим голосом поставил он свой диагноз.
– Во всяком случае, не хочу верить. Я не желаю быть рабыней какого-нибудь эгоиста только потому, что он божественно поет, и никогда не стала бы сама терроризировать других.
Хотя ее голос звучал вполне спокойно, Рональд явно понял всю глубину ее переживаний.
– Понятно, – прищурив глаза, произнес он. -Еще одна разгаданная загадка.
– Какая загадка? – резко спросила она. Он ответил лениво, но с едва слышными стальными нотками в голосе:
– Ты боишься даже подумать о том, что, возможно, у тебя тоже есть талант.
Милли была потрясена до глубины души.
– Никто никогда не говорил мне ничего подобного, – наконец проговорила она.
Рональд, казалось, не заметил ее потрясения.
– И даже твой гуру?
Глава 7
Милли вспомнила последние замечания Шона в ее адрес, на ее лице появилась мрачная усмешка.
– Конечно же, нет. – И она добавила, старательно подбирая слова:
– Он абсолютно уверен в том, что если у меня и были какие-то способности, то все это уже в прошлом. По его мнению, я деградирую.
– Да? – Рональд взял ломтик хлеба и аккуратно положил на него кружок приправленной чесноком колбасы. Его карие глаза проницательно смотрели на нее. – А ты сама как считаешь?
Милли закусила губу.
– Довольно трудно объективно оценить собственные способности. Всегда надеешься, что…
Она замолчала, поняв, что ее слова звучат так, словно она оправдывается.
– Значит, ты считаешь себя талантливее, чем он думает, – как бы размышляя вслух, сказал Рональд.
– Я этого не говорила!
– Тебе и не надо было. – Он улыбнулся. – Думаю, ты еще не призналась в этом даже самой себе. Но если бы ты была согласна с мнением маэстро О'Флаэрти, то не стала бы говорить, что человеку трудно объективно оценить свою работу. Не так ли?
Милли задумчиво провела рукой по волосам. Она видела, каким взглядом Рональд проследил этот ее жест. В выражении его лица было что-то напряженное. Ей стало неловко, и ее руки тяжело упали на колени. Она ждала, что и как он скажет, но, когда он заговорил, голос его звучал достаточно обыденно.
– А что говорят другие?
– А что они могут сказать? – Она вздохнула. – Все они друзья семьи. Мой отчим состоит в правлении директоров колледжа, преподаватель жил вместе с ним в Кембридже, ведущий музыкальный критик – один из приятелей моей покойной матери… Так что сторонних наблюдателей просто нет. Кроме… – Она сглотнула. – Кроме Шона О'Флаэрти.
Они надолго замолчали, а затем Рональд сказал:
– Ты слишком боишься пристрастных оценок.
– Что ты имеешь в виду?
– Любой, кто находит у тебя способности, сразу сбрасывается со счетов, а мнение того, кто считает тебя бездарной, ты считаешь правильным.
– Это не так!.. – начала было протестовать Милли, но Рональд перебил ее.
– Именно так. Ты только что сама сказала об этом.
– Ты исказил мои слова! Ты ничего не понимаешь! – взволнованно сказала Милли. – У меня были самые лучшие учителя и огромные возможности.., как у тебя в твоем первом фильме. Только ты воспользовался ими, а я просто сидела и наблюдала за тем, как они проплывают мимо меня.
– Это твоя собственная версия событий? – поинтересовался Рональд, – или доктора О'Флаэрти?
– Моя. – Милли снова вздохнула и рассмеялась. От ее злости не осталось и следа, но смех прозвучал слегка печально. – Моя мать обычно говорила, что я слишком равнодушна, чтобы всерьез заниматься чем-либо.
– Ты не производишь впечатления девушки, которой все безразлично, – сухо заметил Рональд.
– Ты ведь не слышал, как я играю. Карие глаза цепко поймали ее взгляд.
– Можешь сыграть для меня сегодня вечером, – заметил Рональд.
Это был облеченный в мягкую форму вызов. Милли чуть было не выронила банку оливок, которую собиралась предложить ему. По необъяснимой причине сердце бешено запрыгало в ее груди. Устыдившись охвативших ее чувств, она попыталась воспротивиться:
– Тебе не понравится такая музыка.
– Я не говорил ничего подобного.
– Да, но ты сказал, что ничего не знаешь о музыке…
– Поэтому и буду объективен, – спокойно заметил он. – Ведь так? Передай-ка мне сыр…
Милли обреченно вздохнула. Мысль о том, что она сама во всем виновата, вовсе не утешала ее. Ей приходилось играть перед сотнями людей, которые могли более профессионально, чем Рональд Бредли, судить о ее исполнительском искусстве, но тем не менее она боялась играть именно при нем. Ее пугала мысль, что он согласится с точкой зрения Шона о ее заурядности, если ее музыка не затронет его душу.
– О Боже, – едва слышно пробормотала она. Рональд не подал виду, что слышал это восклицание и, как ни в чем не бывало, спросил:
– А в этой реке можно купаться? Милли приложила все усилия, чтобы подавить напряжение и спокойно ответить:
– Да, здесь достаточно глубоко. Он жалобно простонал:
– А ты сама купаешься здесь? – с подозрением спросил Рональд.
– Всякий раз, когда прихожу сюда. Милли не уточнила, что обычно это бывает в конце лета.
– Хорошо. Вижу, моя репутация отчаянного человека здесь явно к месту.
– Не следует лезть в воду сразу после еды, – сжалилась Милли. – Подожди хоть часок.
– А ты сама разве не будешь купаться? Она отрицательно покачала головой и пояснила:
– Мне нельзя переохлаждать руку.
– Я согрею ее, – тут же предложил Рональд.
– Да, но… – попыталась вставить она, но он не слушал ее возражений.
– Рука об руку в водопад, – прикрыв глаза, пробормотал он. – Как во сне!
Он слегка дотронулся до ее запястья, и Милли снова почувствовала в этом прикосновении скрытую ласку. Она отдавала себе отчет в том, что он действует профессионально, и тем не менее не могла совладать с охватившей ее дрожью.
– Мне такие сны не снятся, – как можно тверже произнесла она. До сих пор это было правдой.
– Ты не только не романтик, но еще и мастерица врать, – с подчеркнутой задушевностью парировал Рональд, не открывая глаз. – Хочешь, чтобы я ради твоего удовольствия один барахтался в ледяной воде?
Милли фыркнула.
– Я же не сообщу об этом в газеты. – Последовав его примеру, она откинула назад голову, подставляя лицо солнцу, и закрыла глаза. – Тебе понравится, – уже сонным голосом добавила она. – Честно.
Последнее, что Милли услышала, погружаясь в сон, был его добродушный смешок.
***
Ей снилось, что она на сцене. Огромной сцене. Свет рампы слепил ей глаза, и публику в зале разглядеть было невозможно. Позади нее за роялем сидел Шон. Ей ужасно хотелось уйти со сцены, но она никак не могла найти выход. Она повернулась к Шону, моля его о помощи, но он смотрел сквозь нее, словно она была невидимкой. В ее руки вложили флейту…
Неожиданно из темноты зала вышел кто-то, поднял ее на руки и унес прочь – от цветов, от рояля, на котором Шон продолжал играть с каменным лицом.
Потом она почему-то оказалась перед аудиторией, которая не была скрыта за слепящим светом юпитеров и состояла из множества добрых лиц. Милли поднесла флейту к губам. Ее спаситель стоял сзади, положив руку ей на плечи, и она начала играть, уверенная, что может абсолютно все. Аккомпанемент Шона становился все громче, все злее. Затем он стих. Аплодисменты были бурными, как морской прибой.., или землетрясение.
Милли пыталась оглянуться, чтобы разглядеть своего спасителя, но он не давал ей возможности сделать это. Затем он исчез. Она бегала по огромной сцене, пытаясь найти его, а публика уже свистела и топала. Спасителя нигде не было видно, а ей было просто необходимо найти его. Она снова стала неуклюжей, натыкалась на корзины цветов, чувствуя, как холодная влага с их лепестков и листьев брызжет на нее…
– Проснись, – вдруг сказал жизнерадостный голос.
***
Милли очнулась не сразу. Открыв глаза, она удивленно рассматривала стоящую над ней высокую фигуру мужчины с широкими, сильными плечами, мускулистой, коричневой от загара грудью, которая вздымалась в глубоком, атлетическом дыхании, и волнистыми влажными волосами. Внутри у нее что-то дрогнуло, и память вернулась к ней.
– Рональд… – Милли была потрясена, хотя не понимала, что ее так волнует.
Она села, а он опустился возле нее на одно колено. Его голая нога прикоснулась к ней, но она даже не вздрогнула. Он, должно быть, плавал, потому что был в одних плавках, а на его ногах и груди поблескивали бриллиантовые капельки.
Милли почувствовала, как у нее пересохло во рту. Она незаметно отодвинулась, чтобы их ноги больше не соприкасались, но от этого мало что изменилось – электрический ток короткими волнами все еще пробегал по всему ее телу. Его ухмылка дала ей понять, что отодвинулась она недостаточно небрежно.
– Ты права, – сказал Рональд, – после такой ванны чувствуешь себя замечательно. Но если тебе действительно нельзя переохлаждать запястье, то лучше не заходи в воду.
– Очень холодная?
– Как будто ныряешь в коктейль Рональда Бредли, – серьезно заявил он и, отбросив полотенце, потянулся за рубашкой. Милли зачарованно смотрела, как, натянув ее и даже не потрудившись застегнуть пуговицы, он со вздохом откинулся на спину.
– А что это за коктейль? – спросила она.
– Я смешиваю для него виски, ликер, свежий апельсиновый сок и добавляю очень много льда. – Он засмеялся, протянул было к ней руку, но снова остановился на полпути, будто припомнив что-то. – Так и быть. Я тебя прощаю. Не стану бросать в воду.
Милли почувствовала одновременно и облегчение и разочарование. Действительно ли он намеревался прикоснуться к ней? А если так, то почему остановился? Потому что она не была неотразимой Мэлани Кинсайд и могла возомнить о себе Бог весть что? Вероятно, это действительно было так.
Что ж, оно и к лучшему. Я не хочу, чтобы он дотрагивался до меня, заверила она себя.
Неожиданно Рональд перевернулся на живот и ухмыльнулся.
– Не хмурься.
Его карие глаза смотрели на нее так, что теплая волна тут же прокатилась по всему ее телу.
Рональд тут же заметил это. Он вообще замечал слишком много. Она вскочила.
– Пожалуй, купание все же пойдет мне на пользу, – заявила она.
Протянув руку, Рональд остановил ее.
– С больной рукой? Брось! – И потянув ее вниз, он решительно приказал:
– Сядь, Милли.
Встретив его взгляд, она покорно опустилась на траву. Ее охватило оцепенение, которому она старательно, но не слишком успешно сопротивлялась.
– Да кто ты такой, чтобы командовать мною?
– Я не командую, а, наоборот, умоляю, – лукаво возразил он. – Подумай о моих поклонницах.., репутации…
Милли наконец удалось справиться со своим дыханием, хотя близость его тела все еще слишком волновала ее. Склонив голову набок, она притворилась, будто не замечает, что он находится слишком близко от нее.
– Ну, если это грозит твоей репутации… – Она мастерски изобразила разочарование. – Хорошо. Я, пожалуй, воздержусь от купания.
Облокотившись на руку, он взглянул на нее. Странно, подумала Милли, почему мне все время кажется, будто он знает все твои самые сокровенные тайны. Она сомкнула веки.
Никто еще не улыбался ей так. Даже Шон. Тут она почувствовала, как пальцы Рональда прикоснулись к ее бровям, скользнули по лбу, щеке.
– Не хмурься, – раздался его хрипловатый, дразнящий голос. – А то будут ранние морщины.
Он провел пальцем по ее губам, и Милли почувствовала, как сладостная дрожь охватывает все ее тело. Ей, конечно, следовало воспротивиться, но ощущение было слишком приятным. Чуть вздохнув, она откинулась на поросшую мхом теплую землю. Ее глаза медленно приоткрылись; в их глубине светился немой вопрос.
Рональд с улыбкой склонился над ней и стал перебирать ее волосы. Он казался полностью поглощенным этим занятием и выглядел счастливым. Сердитые складки в уголках его рта разгладились, в глазах светилась мягкая улыбка и что-то еще, чему Милли не могла найти определение.
Он склонил голову и сомкнутыми губами потерся о ее рот. Должно быть, это один из дежурных трюков этого покорителя сердец, напомнила себе Милли, ее дыхание участилось, а когда Рональд легким поцелуем коснулся ее щеки, осторожно отводя прядь волос, она, уже не осознавая, что делает, обвила руками его плечи.
Словно получив наконец долгожданный сигнал, Рональд притянул ее к себе. Его рот жадно и властно накрыл ее губы.., и Милли окончательно потеряла контроль над собой.
Как вчера вечером, подумала она, почти испугавшись собственной дерзости. Нет, не совсем так. Вчера она не понимала, что делает, сейчас же каждой дрожащей, вибрирующей клеточкой своего тела ясно осознавала, что происходит.
Его объятия были крепкими, но целовал он ее очень нежно. Потом его рука двинулась по ее спине, и у Милли все поплыло перед глазами. Она никогда не думала, что одно-единственное прикосновение может так воспламенить ее.
Его руки возобновили движение, отыскивая полоску нежной кожи между футболкой и джинсами. Она чуть не ахнула вслух от охватившего ее страстного волнения, когда он нагнулся и губами прижался к ее тонкой талии, и еще теснее прижала к себе его голову.
Рональд продолжал целовать ее медленными, дразнящими поцелуями, словно пробуя на вкус, и она впервые робко ответила ему, даже не заметив, как он ловко освобождает ее от одежды. Выгибаясь от охватившего ее возбуждения, она стремилась все теснее прижаться к нему и, когда он на мгновение отстранился, протестующе застонала.
– Не торопись, – произнес Рональд шепотом, хотя их никто не мог услышать. – У нас достаточно времени…
Своими поцелуями он заставил ее закрыть глаза. Затем его рот очень медленно отправился вниз по щеке и выгнутой от желания шее к ключицам. Она почувствовала, как его пальцы ловко расстегнули застежку лифчика от бикини, но протест замер у нее на губах.
Когда он накрыл ртом затвердевший от наслаждения сосок, Милли глухо вскрикнула. Ее тело содрогнулось, пальцы впились в его плечи, дыхание участилось. Неожиданно он требовательно прижался к ней бедрами, и у нее не осталось никаких сомнений относительно переполняющего его желания. Мягкие, изобретательные ласки исчезли. Теперь с ней был мужчина, который испытывал не менее острое, чем она сама, желание.
Милли прильнула к нему еще теснее. Он больше не играл с ней. Его пальцы, которые только что легкими прикосновениями вызывали острые всплески чувств в ее не привыкшей к чужим прикосновениям груди, неожиданно стали требовательно властными. Милли вздрогнула, но затем еще крепче прижалась к нему. Теперь уже ее руки, скользнув под его расстегнутую рубашку, чувственным движением двинулись вниз вдоль позвоночника. Он застонал от наслаждения и прервал поцелуй.
Склонив голову, Рональд прижался лбом к ее лбу, и она чувствовала, что он пытается обрести контроль над собой. Его дыхание несколько успокоилось.
– Этого не должно было случиться, – сказал он глухо.
Она отдернула руки так, словно по ним ударили кнутом.
– Нет. Не надо. – Он поднял голову и, мрачно глядя на нее, взял ее руку и поднес к губам. – Не отстраняйся от меня. Я не хотел… – Он не договорил.
Милли отвернулась. Она смотрела на струю падающей воды и думала, что если она постарается держать свои глаза широко открытыми, то он, возможно, не заметит в них подступающих слез.
– Не хотел заняться со мной любовью? – тихо и холодно спросила она.
– Черт! – вырвалось у него, и она вздрогнула. – Не смотри так на меня, – сказал он уже более мягким тоном. – Я никогда не сделаю ничего, что могло бы причинить тебе боль. Разве ты сама не знаешь этого?
Но уже сделал больно! Она ничего не сказала, но эта не высказанная вслух мысль стеной встала между ними. Рональд вспыхнул, кожа на его загорелых щеках яркими пятнами зарделась под загаром. Он рывком отодвинулся от нее, сел, скрестив ноги, и уставился на противоположный берег реки.
– Милли, послушай. Ты такая… – Он поколебался, но все же закончил:
– Такая неопытная.
Неопытная, незатейливая, неинтересная… Значит, я была права, подумала Милли. Он отвернулся потому, что я далеко не Мэлани Кинсайд.
Она собрала свою разбросанную одежду и скомкала ее, радуясь тому, что он не наблюдает за ней. Этого она сейчас просто не вынесла бы.
Рональд сказал:
– Милли, ты совсем не знаешь меня.
– Не понимаю, что ты имеешь в виду, – холодно спросила она, натягивая футболку.
Рональд беспомощно взмахнул рукой. – Дорогая, ты была готова любить.., но меня ли? Это совсем не я, разве ты не понимаешь? Это все та же старая рекламная машина. Звездный Любовник, мечта любой женщины на одну ночь.., или на один час у горного водопада, как в данном случае. – Его голос звучал жестко и горько.
Милли вздрогнула. Ей хотелось с жаром опровергнуть его слова, сказать, что она почти ничего не слышала прежде о Рональде Бредли и, конечно же, не мечтала провести ночь ни с ним, ни с кем-либо еще. Но неожиданно до нее дошло, что именно это и будет инкриминировано ей. Потому что, если она не была потрясена его имиджем кинозвезды, то что, черт возьми, всего несколько минут тому назад привело ее – как он правильно догадался! – на грань… И даже за эту грань! Она поежилась.
С Шоном она никогда не заходила так далеко, хотя считала, что любит его. А ведь он был так же настойчив в своих желаниях, как Рональд, и в каком-то смысле даже более убедителен, но тем не менее она не теряла разума и, сдерживая свои эмоции, всегда напоминала ему о жене и детях. Милли закрыла лицо руками.