- Со мной будет все в порядке, - проговорил он так тихо, что даже Пит, находившийся рядом, не смог бы разобрать слов.
Но Виктория слышала. Слышала и пришла в смятение. С ним что-то не так. Она была уверена в этом. Но когда он все вспомнит, то уйдет, оставив ее в своем прошлом. Да, с ним все будет хорошо. Но тогда вряд ли будет хорошо ей.
- Я знаю, - молвила она не в силах скрыть печаль, когда Норман повернулся, чтобы выйти из комнаты. По-видимому, он не слышал или предпочел не слышать сказанное ею.
- Я собираюсь еще поработать. Это улучшает настроение.
Норман весело помахал Виктории, но при этом явно избегал смотреть ей в глаза.
- Хорошо, - сказал Пит.
- Я так не думаю, - ответила Виктория.
Пит не сомневался в том, какие мысли вызовет у сестры эта сцена, и решил поделиться собственными соображениями.
- Здесь, конечно, много неясного, - садясь, сухо заметил он. - И потом мы знаем его всего двадцать четыре часа. Я имею в виду, что все могло бы быть гораздо хуже.
- Мы говорим о своем покое или о Нормане?
- Мы говорим о тебе, дорогая Вики.
Виктория помолчала, а затем пересказала отрывок из того, что Норман написал утром.
- Ты думаешь, это случилось с ним?
Виктория кивнула.
- Его начальник, гм?.. Неудивительно, почему он так не хотел, чтобы я звонил в Казначейство. - Пит некоторое время расхаживал по кухне, а затем спросил: - Так что же нам делать?
Виктория покачала головой.
- Ты звонила Джеку?
Она передала слова доктора, и Пит кивнул, словно у него возникла масса идей по поводу того, что им следует предпринять.
- Его память в ужасном состоянии, - сказал он.
- Я знаю, - холодно ответила Виктория.
- Вики?
- Да?
- Он, должно быть, питает к тебе сильное чувство, если так цепляется за свои иллюзии.
- Джек сказал то же самое.
- Но ты в это не веришь.
- Это не так, - ответила Виктория, отворачиваясь от расхаживающего по кухне Пита.
Несколько минут брат молчал, занявшись мытьем посуды, и за это время Виктория поняла: он не заметил, что произошло сегодня утром между ней и Норманом на пороге кухни.
- Почему ты впустила его в комнату?
- Я этого не делала, - сказала Виктория. - Он сообщил, что не существует замков, которые смогли бы его удержать.
- Чему ты, по-видимому, была очень рада.
- На твоем месте, Вики, я бы старался сдерживать его.
Она слабо улыбнулась.
- Он даже не знает, кто он.
- Да? А кто знает?
- Я, - сказала Виктория. - Я знаю.
- Правда? И кто же он?
- Я… - начала она, но невнятное объяснение замерло на губах.
- Я скажу тебе, кто ты, Вики. Ты - его связь с прошлым. Ты - хранитель мечты. Ты увлекаешь нас в мир своих историй, но, Вики, кто рассказывает их тебе?
- Любой другой писатель, - быстро ответила Виктория, но Пит покачал головой.
- Нет. Ты читаешь чужие сочинения так же, как адвокат смотрит на своих оппонентов - с любопытством и часто с уважением. Но они редко дают тебе что-нибудь полезное. И вот появляется некто, изложивший тебе захватывающую историю, целую повесть. И ты попалась.
- Я думала, ты хочешь, чтобы он ушел, - раздраженно сказала Виктория.
- Я хотел, пока не увидел, как ты на него смотришь.
Он остановился и протянул ей ладонь. Виктория не шевельнулась, и тогда он крепко схватил ее за руку.
- Разве ты не понимаешь, Вики? Ты, как Спящая красавица, которую, наконец-то, разбудил Прекрасный принц.
- Это…
- Это что, Вики? Смешно? Возмутительно? Может быть, предпочитаешь слово замечательно или даже чудесно? Дело не в том, как это звучит, а в том, что произошло. Ты ожила. Когда в последний раз ты целовалась? Когда твоя кровь играла, словно шампанское?
Никогда, заметила про себя Виктория. Так, как сейчас, не было никогда.
- С каких пор ты стал поэтом? - поинтересовалась она.
- С того дня, как переехал сюда, - искренне ответил, Пит, но он не собирался менять тему разговора. - Вики, когда в последний раз ты трепетала от мужских прикосновений?
Никогда, подумала она, никогда.
Пит вздохнул.
- Вот что я скажу тебе, дорогая кузина, - его голос сорвался, - вы очень подходите друг другу. И прервать то, что наметилось между вами, будет преступлением. Я говорю, исходя из собственного опыта. Любовь, которая поражает, как гром среди ясного неба, случается не часто. И за нее стоит держаться. Другого такого шанса может не быть. Я знаю это. Знаю.
Слова Пита, вызвали у Виктории мрачные мысли. Он был прав. Норман разбудил ее чувства - впервые за долгие годы. Казалось, в ней звучал тихий, почти неуловимый мотив, подобный первому дыханию весны, когда едва заметные признаки пробуждения природы еще не превратились в мощную симфонию возрождения.
Но в одном ее кузен ошибался. Нельзя удержать смену времен года. Стоит поверить этой фантазии, и наступит зима. С каждым ударом сердца она будет чувствовать, как ее покидает тепло и все ближе и ближе подкрадываются холод и уныние. То, что предлагал Пит - жить одним днем, счастливым днем, стараясь забыть о грядущей безысходности.
- Я муравей, Пит, а не стрекоза.
Он прищурился, а затем похлопал ее по руке.
- Вики, девочка моя, не только ты. Все мы муравьи, которые мечтают стать стрекозами. Но у тебя есть шанс прямо здесь и сейчас довольно много узнать про их жизнь.
Пит, медленно поднялся. Стоя, он уже не казался философом, а был, как прежде, ее кузеном, другом и опорой. На его лице играла самоуверенная усмешка, а в глазах застыла печаль.
Он знает, о чем говорит, подумала Виктория.
- Вряд ли Эзоп на самом деле встречал человека, который рвал сковывавшую его цепь, как ты считаешь? - спросил он, поворачиваясь к двери, ведущей во двор. - Разве что перед тем, как написать басню о льве мыши.
- У Нормана когти больше, чем у меня, - сказ Виктория.
- Так же, как когти льва больше когтей мыши.
- Ты сравниваешь меня с мышью? - Пит повернулся.
Его улыбка сейчас напоминала улыбку Нормана.
- Я не хочу отвечать на этот вопрос.
Он открыл дверь, впустив в уютную кухню холодный осенний воздух.
Виктория вздрогнула.
- Да, чуть не забыл. Сейчас твои когти лучше спрятать. А о размерах его когтей я вполне мог догадаться сам.
Он вышел и закрыл за собой дверь.
Виктория осталась одна. Единственный близкий человек ушел, а незнакомец сидел сейчас в кабинете. Безусловно, Пит дал ей пищу для размышлений, и если, верить ему, то Норман оказался панацеей от всех ее бед. Весна или зима? Что выбрать? И есть ли у нее этот выбор?
Словно отвечая на эти вопросы, Норман окликнул из кабинета.
- Вики, не могла бы ты на минутку подойти?
Когда она поднималась из-за стола и шла по коридору, ее ноги дрожали, но на губах появилась слабая улыбка как отражение принятого решения. Завтра могло кончиться, так пусть же она будет счастлива хотя бы один день - день, которым, возможно, наполнится ее жизнь.
- Ты звал меня? - спросила Виктория, закрывая за собой дверь.
Норман, улыбаясь, оторвал взгляд от машинки и посмотрел на Викторию - улыбка исчезла. Он медленно поднялся из-за стола и замер. Затем доверительно протянул руку.
- Виктория, - прошептал он.
- Я здесь, - проговорила она в ответ.
Если у нее и оставались какие-то сомнения, то она предпочла их отогнать.
Норман стоял перед ней в расстегнутой до талии рубашке - должно быть, села от воды, подумала Виктория. Его обнаженная грудь бурно вздымалась, а мускулы вздулись от напряжения. Виктория не могла отвести от него глаз.
Заметив затаившееся в них желание, увидев, словно приоткрывшиеся ему навстречу губы, Норман прирос к полу. Как он ждал этого момента, как страстно мечтал о нем.
Все утро, за исключением тех мгновений, когда сжимал Викторию в объятиях, он чувствовал замешательство. Ему становилось спокойнее, пожалуй, только за машинкой. Он не мог найти авторучку, он был не в состоянии вспомнить, в каком из ящиков лежат письменные принадлежности. Даже кабинет казался ему незнакомым, впрочем, как и сам дом.
Еще недавно он обвинял Викторию в том, что она смотрит на него, как на чужого человека. А сейчас и сам казался себе чужим. Он вдохнул ее запах, и ему почудилось, что они никогда не были близки. Эта невероятная догадка сделала его удивительно беззащитным. Вспомни, настаивал рассудок. Ты не должен вспоминать, отвечало сердце. Просто люби ее.
Норман снова, подобно заклинанию, прошептал ее имя.
- Да, - произнесла она нежно.
И этот ответ придал ему силы, помог пересечь комнату. Он остановился перед Викторией, все еще не решаясь прикоснуться к ней. Ему так часто снилось это мгновение. Он просыпался, но его руки обнимали подушку, а губы были горячи от желания. Где он был, когда мечтал о ней? Почему просыпался один? Почему эти воспоминания более реальны, чем сны о том, как он обнимает ее, как любит?
У Виктории перехватило дыхание. Она чувствовала: стоит ей только притронуться к Норману, и огонь, который он в ней зажег, превратится в бушующее пламя. Она ощутила исходивший от него жар, но теперь это была не лихорадка. Озаренный солнцем, он стоял перед Викторией и жадно вглядывался в ее черты, словно не веря, что она действительно рядом и так же сгорает от желания, как и он.
Виктории показалось, что память вот-вот вернется к нему, именно сейчас ей и следовало бы сказать всю правду. Но сердце восставало против этой мысли. Она заслужила хотя бы час, хотя бы миг счастья с этим человеком. Он единственный, кто разбудил в ней страсть, кто заставил поверить в мираж.
Виктория попыталась внушить себе это, хотя знала, что поступает неправильно.
- Нам надо поговорить, - сказала она, и собственный голос прозвучал, как чужой. - Мы… не те… за кого ты нас принимаешь.
Внезапный страх, появившийся в его глазах, заставил Викторию умолкнуть.
- Мы не те? - переспросил он.
И хотя Виктория не касалась незнакомца, ей почудилось, что она слышит биение его сердца. Пытаясь побороть страстное желание, она положила руку на его обнаженную грудь.
- Нет, - прошептала она. - Постарайся вспомнить.
Он отвернулся, и ей захотелось крикнуть, чтобы он не уходил. Но она не издала ни звука, а Норман подошел к окну и стал смотреть на мерцающую воду залива. Словно напуганная его взглядом, вспорхнула белая цапля, и ее нескладное тело обрело в полете изысканную грациозность.
Когда Норман заговорил, голос его был приглушен, а тон резок. Он явно противился правде.
- Ты - Виктория. Я - твой муж. Это все, что следует помнить. Это единственное, что имеет значение.
Виктория не ответила, прикрыв глаза под его строгим взглядом.
- Я знаю, в браке все меняется, Виктория. Люди могут расходиться, умирать. Ты тоже думаешь о том, что умрешь.
Виктория открыла глаза. Ее пронзил мучительный страх: он вспоминает. Пускай он сам не сознает этого, но в его словах, в его искаженном от боли голосе она слышала отзвуки того времени, когда умерла жена Нормана.
- Но ты собрала все осколки вместе. Ты учила меня, что надежда не умирает. И я знаю это, Виктория. Я люблю тебя больше всего на свете. Без тебя я ничто.
Не в силах совладать с собой она бросилась к Норману. Его признание разрушило последние преграды и с безошибочной точностью достигло самого сердца.
- Норман? - позвала она, чуть заметно касаясь его руки.
Он медленно повернулся. В каждой черточке его лица сквозила печаль. Печаль и какое-то странное болезненное смирение. У него был взгляд человека, которому сообщили, что надежды больше нет, что с этого дня солнечный свет стал непроницаемым мраком.
Виктория не хотела лгать, но видеть, как подавило его холодное отчаяние, она тоже не могла.
- Я здесь, - робко сказала она. - Я помогу тебе.
- О, Виктория, - проговорил Норман.
Он закрыл глаза и поднял лицо, словно утопающий, только сейчас глотнувший свежего воздуха. Он внезапно прижал женщину к груди, ласково покачивая, словно успокаивая, и ее и себя. Его руки дрожали. Она пробормотала что-то о его теплоте, силе. Он тяжело вздохнул и мягко выпустил ее из своих объятий.
Виктория в изумлении отступила назад. Ее глаза встретились с глазами Нормана, и она невольно подняла руку к его щеке, словно спрашивая о чем-то или на что-то отвечая. Норман прижал ее другую руку к своей груди.
- Ты нужна мне, - ровно произнес он, и если бы Виктория не ощущала бешеного биения его сердца, то подумала бы, что эти слова для него ничего не значат.
- Да, - сказала она, и на этот раз в ее ответе не было ни вопросов, ни сомнений.
Его губы изогнулись, а глаза снова закрылись. Он медленно склонил голову и коснулся ее губ. Легкий поцелуй, нежнейшая из ласк, подобная прикосновению крыльев бабочки, воспламенил ее тело. Губы Виктории задрожали. Почувствовав это, Норман сильнее прижал любимую к себе. Он скользнул языком по ее губам и раздвинул, стараясь проникнуть глубже.
- Да, - выдохнул он, крепко сомкнув свои объятия.
Ему казалось, что только сейчас от ее теплого дыхания и мягких губ он снова возвращается к жизни. Его смущение, его противоречивые воспоминания о прошлом - все растворилось в безумном желании.
Обвив руками шею Нормана, Виктория прильнула к его губам. Вкус клюквы, который она ощутила еще до завтрака, был сладким, терпким и, казалось, олицетворял собой весну. Ее страсть разгоралась.
Руки Нормана свободно блуждали по ее телу, лаская спину, изгибы талии. Потом его пальцы скользнули в вырез блузки и дотронулись до груди Виктории. Он припал губами к пульсирующей жилке на шее Виктории, и его язык задвигался в такт биению ее сердца.
Этот язык сводил ее с ума, а рука, касавшаяся груди, доводила до головокружения. На какой-то миг земля утратила твердость - земля, на которой существовал сейчас для Виктории только один человек - Норман Генри.
Когда она закричала, мужчина приник к ее губам, словно хотел поймать этот крик, а его рука в это время проворно расстегивала пуговицы на блузке. Не разжимая объятий, не прерывая поцелуя, он стащил ее с плеч Виктории, а затем, прерывисто дыша, отстранился. Его взгляд метался по гибкому телу, пытаясь запомнить каждую его линию. Соски Виктории стали твердыми, грудь набухла от желания. Норман мучил ее, заставляя ждать. Со стоном он склонил голову к одной ее груди, взяв другую в свою ладонь.
Один сосок он нежно и страстно ласкал языком, которому подражали пальцы, лежавшие на другом соске. Виктория выгнулась навстречу Норману в жадном ожидании все новых и новых прикосновений.
Руки Виктории взметнулись к широким плечам мужчины, стараясь освободить их от рубашки, и нежно поглаживая. Никогда она не чувствовала в себе столько жизненной силы, никогда не испытывала такой полноты бытия.
Порывисто вздохнув, Норман оторвался от Виктории и, прежде чем, она успела смутиться, словно пушинку, подхватил ее и понес в спальню.
Виктория не произнесла ни слова, когда он стал легко подниматься по лестнице. Да и что она могла сказать! Все доводы исчезли при первом же прикосновении его губ к ее обнаженной коже.
Он внес Викторию в спальню, бережно опустил на неразобранную постель. Стон вырвался у Нормана, когда он увидел, как золотым нимбом разметались по подушке ее волосы. А когда взгляд опустился на темные круги ее сосков, стон усилился, словно от невыносимой боли. Норман молча расстегнул ее брюки, мысленно поблагодарив судьбу за мешковатый покрой, и быстрым движением снял их.
Но вдруг в глубоких глазах Виктории опять мелькнула неуверенность, и Нормана вновь охватили сомнения. Любимая оказалась намного прекраснее, чем была в его грезах, в его памяти. И гораздо более уязвимой. Она стала реальностью. Она лежала перед ним и ждала его. Как она сказала когда-то: "Я любила Нормана Генри каждый день из прошедших десяти лет".
- Я люблю тебя, Виктория, - медленно проговорил он.
С трудом, сдерживая собственное желание, он склонился над Викторией, нетерпеливо расстегнул пуговицы на манжетах блузки и кинул ее с кровати прямо на розу, которую обронил утром и о которой уже успел забыть.
Он забыл о многом. Но как он мог не помнить нежное тело Виктории? Как мог не помнить атлас ее губ, пьянящий вкус поцелуя? Рука Нормана задрожала, но ее ласково накрыла ладонь Виктории.
- Я никогда этого не забуду, - произнес Норман и тут же пожалел о сказанном, так как глаза Виктории закрылись, словно от невыносимой муки. Он вытянулся рядом с ней, стараясь излечить поцелуями невольно причиненную боль.
- Пожалуйста, - молил он, - прости меня.
И ее губы, ее руки, коснувшиеся его плеч, подсказали ему, что он прощен. По ее невольной ответной ласке он понял: прошлого нет. Есть только настоящее.
Норман отстранился от Виктории и, опершись на локоть, внимательно разглядывал каждую линию ее тела. Она лежала обнаженной перед Норманом, и ее сердце готово было выпрыгнуть из груди. Виктория подняла руку и коснулась уголков его губ. Норман легко поймал ртом ее дрожащие пальцы и, нежно удерживая зубами, стал ласкать языком их чувствительные кончики.
- Я люблю тебя, - повторил он, заключая ее в объятия. Его неподдельная искренность пронзила Викторию до слез.
- О, Норман, - прошептала она не в силах сдержать свои чувства.
Он стиснул ее пальцы.
- Мне кажется, что все это происходит с нами впервые, - невнятно молвил Норман.
- Да, так оно и есть. - Викторию ошеломила неожиданная правда, едва не вызвавшая новый приступ отчаяния.
- Это будут лучшие минуты нашей жизни, - прошептал Норман и ласковыми губами обхватил сосок.
- Да, - подтвердила Виктория, погружая пальцы в его густые волосы.
- Ты о них никогда не забудешь. - Он склонился к другой груди. - Я хочу, чтобы так было.
Приподняв голову, Норман медленно, затаив дыхание, изучал все изгибы ее тела. Его рука скользнула от изящной шеи к стройному колену и вернулась обратно. Он притрагивался к ней, как художник к своему творению, любовно, проникновенно, трепетно. В каждое движение Норманн вкладывал все свое чувство к Виктории. Когда она начала извиваться под ним, губы мужчины повторили путь, уже знакомый его рукам, - он рассыпал легкие поцелуи от груди до бедер.
На мгновение Виктории показалось, что она потеряла сознание. Едва не в беспамятстве она прижалась к Норману и попыталась нащупать молнию на его брюках. Но он отстранился и, спустившись с кровати, стал перед ней на колени. Привлек к себе обнаженное тело и, пожирая его вожделенным взглядом, попытался шире раздвинуть трепещущие ноги.
- Норман?.. - вопросительно прошептала Виктория, стараясь рукой остановить его.
Но он ловко увернулся и, прикусив зубами ее нижнюю губу, прошептал:
- Ш-ш-ш. - А потом скользнул рукой в ее влажное лоно.
Он на мгновение замер, затем, склонив голову, поцеловал ее в бедро, а его пальцы продолжали нежную ласку.