- Нет проблем, - тепло отозвалась Грейс. - Компания друг друга доставляет нам истинное наслаждение.
- О, спасибо, - успокоилась Мэри. - Джек, тебе придется занять свою старую кровать в детской, и… О, как это глупо, я не должна держать вас здесь в холле. Давайте переберемся в гостиную, где вы сможете согреться у огня, пока ваши комнаты не готовы.
Она проводила всех в гостиную, но когда Джек тоже был готов войти, тетя Мэри тронула его за руку, мягко придержав его.
- Мы скучали по тебе, - сказала она.
Джек сглотнул, но комок в горле не сдвинулся с места.
- Я тоже скучал по вам, - отозвался он и попытался улыбнуться. - Кто дома? Должно быть Эдвард...
- Женат, - закончила она за него. - Да. Как только закончился траур по Артуру. И Маргарет тоже вышла замуж вскоре после него. Оба они живут поблизости, Эдвард в конце этой же улицы, а Маргарет в Белтарбете.
- А дядя Уильям? - Последний раз Джек видел его на похоронах Артура. Он выглядел постаревшим. Постаревшим и усталым. И окаменевшим от горя. - Как он?
Мэри молчала, а затем невыносимая печаль наполнила ее глаза. Ее рот приоткрылся, но она не произнесла ни слова. В этом не было необходимости.
Потрясенный Джек уставился на нее.
- Нет, - прошептал он, этого не должно было случиться. Он полагал, что у него есть шанс сказать дяде, что он сожалеет. Он приехал в Ирландию. Он хотел сказать, что он сожалеет.
- Он умер, Джек. - Мэри несколько раз моргнула, ее глаза блестели. - Это произошло два года назад. Я не знала, как тебя найти. Ты никогда не сообщал нам своего адреса.
Джек отвернулся и сделал несколько шагов вглубь дома. Если бы он остался там, где стоял, то кто-нибудь мог его увидеть. Все были в гостиной. Если бы они посмотрели в холл через открытую дверь, то увидели бы его, пораженного, готового расплакаться, возможно, готового пронзительно закричать.
- Джек? - Это была Мэри. Джек услышал ее шаги, осторожно приближавшиеся к нему. Он уставился в потолок, прерывисто дыша с открытым ртом. Это не помогало, но это было все, что он мог сделать.
Мэри дотронулась до его руки.
- Он просил передать, что он любил тебя.
- Нет, не говори этого. - Это было то, что он не мог слышать. Не сейчас.
- Но это так. Он сказал, что знает, что ты вернешься домой. И что он любит тебя, и что ты был его сыном. В его сердце ты всегда был для него сыном.
Он обхватил лицо руками и сильно сжал, еще сильнее, как будто это могло прогнать все мысли прочь. Почему это стало для него такой неожиданностью? В этом не было ничего удивительного. Уильям не был молодым человеком; ему уже было около сорока, когда он женился на Мэри. Джек думал, что жизнь остановится в его отсутствие? Что никто не изменится или не вырастет... или не умрет?
- Я должен был вернуться, - застонал Джек. - Я должен был... О, Боже, я - такой идиот.
Мэри коснулась его руки, мягко потянула ее вниз и крепко сжала. А затем она затащила его из холла в ближайшую комнату. Кабинет его дяди.
Джек подошел к столу. Это было массивное, чудовищное сооружение из темного дерева, весьма потертое и пахнущее бумагой и чернилами, которые всегда лежали на нем.
Но никогда это место не казалось ему подавляющим. Забавно, но Джеку всегда нравилось находиться здесь. Действительно, это казалось странным. Он был из тех мальчишек, которых называют уличными, из тех, что всегда куда-то мчатся, покрытые грязью. Даже теперь ему были ненавистны комнаты, в которых было меньше двух окон.
Но ему всегда нравилось находиться здесь.
Он повернулся, чтобы взглянуть на свою тетю, стоявшую посередине комнаты. Она закрыла дверь и поставила свечу на полку. Повернувшись к Джеку, очень мягко Мэри произнесла:
- Он знал, что ты любишь его.
Джек покачал головой.
- Я не заслуживал его любви. Или твоей.
- Прекрати. Я не желаю этого слышать.
- Тетя Мэри, ты знаешь... - Он поднес кулак ко рту и прикусил костяшки пальцев. Слова были внутри него, они жгли его грудь, но было так чертовски трудно произнести их. - Ты знаешь, что Артур не отправился бы во Францию, если бы не я.
Мэри в замешательстве уставилась на него, а затем, вздохнув, сказала:
- О боже, Джек, ты ведь не обвиняешь себя в его смерти?
- Конечно, обвиняю. Он отправился за мной. Он никогда не...
- Артур хотел пойти в армию. Он знал, что его ждет если не армия, то духовенство, и небеса знают, что он не желал второго. Он всегда планировал...
- Нет, - вмешался Джек, со всей силой и гневом, скопившихся в его сердце. - Он не хотел. Возможно, он сказал вам, что хочет, но...
- Ты не можешь отвечать за его смерть. Я не позволю тебе.
- Тетя Мэри...
- Хватит! Прекрати!
Мэри прижала ладони к своим вискам, а ее пальцы сдавили голову. Она смотрела на Джека так, словно пыталась отгородиться от него, положить всему этому конец, независимо от того, что Джек пытался ей сказать.
Но он должен был кое-что сказать. Это было единственное, что могло заставить ее понять.
И впервые он произнес эти слова вслух.
- Я не умею читать.
Три слова. И в них заключалось все. Три слова. И целая жизнь секретов.
Ее брови нахмурились, и Джек не мог сказать - поверила ли ему Мэри? Или просто подумала, что ослышалась?
Люди видели то, что ожидали увидеть. Он действовал как образованный мужчина, и таким она его и видела.
- Я не умею читать, тетя Мэри. Я так и не смог научиться. Артур был единственным, кто знал это.
Она покачала головой.
- Я не понимаю. Ты же был в школе. Ты получил диплом...
- Еле-еле, - прервал ее Джек, - и только с помощью Артура. Почему, как ты думаешь, мне пришлось покинуть университет?
- Джек... - Она выглядела растерянной. - Нам сказали, что ты плохо себя вел. Ты слишком много пил, и была какая-то женщина... и... и... эта ужасная шутка со свиньей, и... Почему ты качаешь головой?
- Я не хотел смущать вас.
- Ты думаешь, что это меня не смущало?
- Я не мог выполнять задания без помощи Артура, - объяснил он. - А он был двумя годами младше меня.
- Но нам сказали...
- Я предпочел, чтобы меня выгнали за плохое поведение, чем за глупость, - мягко сказал он.
- Ты делал все это нарочно?
Он склонил голову.
- О, Боже. - Мэри опустилась на стул. - Почему же ты ничего не сказал? Мы могли бы нанять домашнего учителя.
- Это не помогло бы. - И когда Мэри взглянула на него в замешательстве, Джек сказал, почти беспомощно: - Буквы танцуют. Они прыгают перед глазами. Я никак не могу найти отличие между d и b, если они не являются заглавными (B и D), и даже тогда я...
- Ты не глуп, - резко прервала его тетя.
Джек уставился на нее.
- Ты не глуп. Если проблема и существует, то с твоими глазами, а не с твоим умом. Я знаю тебя. - Она встала, ее движения были нетвердыми, но решительными, а затем она коснулась его щеки своей рукой. - Я присутствовала при твоем рождении. Я была первой, кто взял тебя на руки. Я была свидетелем всех твоих царапин и падений. Я видела свет в твоих глазах, Джек. Я видела, как ты думаешь.
- Насколько же умным ты должен был быть, - мягко сказала Мэри, - чтобы одурачить нас всех.
- Артур помогал мне на всем протяжении школы, - сказал Джек так спокойно, как только мог. - Я никогда не просил его. Он говорил, что ему нравится... - Он сглотнул, потому что память взорвалась в его горле подобно пушечному ядру. - Он говорил, что ему нравится читать вслух.
- Я думаю, что ему действительно это нравилось. - По щеке Мэри катилась слеза. - Он боготворил тебя, Джек.
Джек боролся с рыданиями, которые душили его.
- Я был обязан защитить его.
- Солдаты погибают, Джек. Артур был не единственным, кто погиб. Просто он был... - Она закрыла глаза и отвернулась, но не настолько быстро, чтобы Джек не заметил вспышку боли на ее лице.
- Просто он был единственным, кто имел для меня значение, - прошептала женщина. Она посмотрела прямо ему в глаза. - Пожалуйста, Джек, я не хочу потерять и второго сына.
Мэри протянула к нему руки, и прежде, чем Джек осознал это, он оказался в ее объятиях. И разрыдался.
Он не плакал по Артуру. Ни разу. Он был настолько полон злости: на французов, на себя, что в нем не осталось места для горя.
Но теперь, здесь, оно вырвалось наружу. Вся печаль, все те случаи, когда он видел что-то забавное, а Артура не было рядом, чтобы разделить это с ним. Все события, которые он отпраздновал один. Все события, которые Артур никогда не отпразднует.
Джек плакал обо всем этом. И плакал о себе, о своих потерянных годах. Он бежал. Бежал от себя. И он очень устал от этого. Ему хотелось остановиться. Остаться на одном месте.
С Грейс.
Он не должен потерять ее. Не важно, что ему придется сделать, чтобы обеспечить их будущее, но он сделает это. Если Грейс сказала, что не может выйти замуж за герцога Уиндхема, то он не будет герцогом Уиндхемом. Несомненно, он все еще контролировал какую-то часть своей судьбы.
- Я должна пойти к гостям, - прошептала Мэри, осторожно двигаясь к выходу.
Джек кивнул, вытирая последние слезы с глаз.
- Вдовствующая герцогиня... - О господи, что можно было сказать о ней, кроме: - Мне так жаль.
- Она получит мою спальню, - сказала Мэри.
При нормальных обстоятельствах Джек запретил бы ей отдавать свою комнату, но он устал, и подозревал, что и Мэри утомлена, поэтому сегодня вечером следовало предпочесть гордости покой. А потому он лишь кивнул.
- Это очень любезно с твоей стороны.
- Подозреваю, что это больше похоже на инстинкт самосохранения.
Джек улыбнулся.
- Тетя Мэри?
Она была уже у двери, но остановилась, держа руку на ручке, и посмотрела на него.
- Да?
- Мисс Эверсли, - сказал Джек.
Что-то промелькнуло в глазах его тети. Что-то романтичное.
- Да?
- Я люблю ее.
Казалось, глаза Мэри потеплели, она вся засияла.
- Я так счастлива слышать это.
- Она тоже любит меня.
- Еще лучше.
- Да, - пробормотал он, - конечно.
Мэри двинулась к холлу.
- Ты пойдешь со мной?
Джек знал, что должен пойти, но события вечера слишком его опустошили. И он не хотел, чтобы кто-то видел его в таком состоянии, особенно, когда его глаза, все еще красные и мокрые.
- Ты не будешь возражать, если я останусь здесь? - спросил он.
- Конечно, нет. - Мэри задумчиво улыбнулась и покинула комнату.
Вернувшись к столу своего дяди, Джек медленно пробежался пальцами вдоль гладкой поверхности. Здесь царили мир и покой, и Бог свидетель, как он нуждался хотя бы в капле покоя.
Ночь собиралась быть долгой. Он не сможет уснуть. Не было смысла даже пытаться. Но и делать ничего не хотелось. Не хотелось никуда идти, а больше всего, - не хотелось думать.
В этот миг... этой ночью... ему просто хотелось быть.
***
Грейс решила, что ей нравится гостиная Одли. Это была весьма элегантная комната, декорированная мягкими тонами бордового и кремового цветов, с двумя диванами, письменным столом и несколькими удобными креслами для чтения по углам. Символы семейной жизни были повсюду: начиная с кипы писем на столе и заканчивая вышивкой, которую миссис Одли, должно быть, оставила на диване, когда услышала голос Джека у входной двери. На каминной доске стояли в ряд шесть миниатюр. Грейс подошла к камину, делая вид, что хочет погреть руки у огня.
Она сразу же поняла, что на миниатюрах, созданных вероятно лет пятнадцать назад, изображены члены семейства Одли. На первой миниатюре был изображен, конечно же, дядя Джека, на следующей Грейс признала миссис Одли. За нею шел... О, Боже, неужели это был Джек? Должно быть он. Как ему удалось так мало измениться? Он выглядел моложе, разумеется, но все остальное было тем же самым - выражение лица, лукавая улыбка.
Она затаила дыхание.
На трех других миниатюрах были изображены дети Одли, решила Грейс. Двое мальчиков и одна девочка. Она опустила голову и произнесла небольшую молитву, рассматривая портрет младшего из мальчиков. Артур. Джек любил его.
Это было то, о чем он говорил со своей тетей? Грейс зашла в гостиную последней, и она видела, как миссис Одли мягко увлекла Джека в другую комнату.
Через нескольких минут появился дворецкий, объявив, что их комнаты готовы, но Грейс замешкалась у камина. Она еще не была готова покинуть эту комнату.
Она не знала почему.
- Мисс Эверсли.
Грейс оглянулась. Это была тетя Джека.
- Вы так тихо ходите, миссис Одли, - произнесла девушка. - Я не слышала, как Вы вошли.
- Это - Джек, - произнесла миссис Одли, взяв его миниатюру с каминной полки.
- Я узнала его, - тихо ответила Грейс.
- Да, он почти не изменился. Это - мой сын Эдвард. Он живет в конце этой же улицы. А это - Маргарет. У нее уже две собственные дочери.
Грейс посмотрел на Артура. Они обе посмотрели.
- Я сожалею о вашей утрате, - наконец произнесла Грейс.
Миссис Одли сглотнула, но, казалось, она не собиралась плакать.
- Спасибо. - И тут она повернулась и взяла Грейс за руку. - Джек сейчас в кабинете своего дяди. В дальнем конце холла справа. Идите к нему.
Губы Грейс приоткрылись.
- Идите, - сказала миссис Одли еще более мягко, чем прежде.
Грейс слегка поклонилась, и прежде, чем у нее было время подумать о том, что она делает, она уже находилась в холле, быстро продвигаясь к его концу.
К двери справа.
- Джек? - мягко произнесла она, приоткрыв дверь на несколько дюймов.
Он сидел в кресле лицом к окну, но быстро повернулся и встал, услышав ее голос.
Грейс зашла внутрь и тихо прикрыла за собой дверь.
- Твоя тетя сказала...
Он мгновенно оказался рядом. Рядом с нею. Ее спина уперлась в дверь, и Джек поцеловал Грейс, жестко, быстро, и, о Боже, весьма основательно.
А затем отступил прочь. Она едва могла дышать, с трудом держалась на ногах, и понимала, что не способна произнести ничего связного, даже если бы сейчас от этого зависела ее жизнь.
Грейс хотела этого мужчину так сильно, как никогда ничего не желала ранее.
- Иди спать, Грейс.
- Что?
- Я не могу сопротивляться тебе, - тихим измученным голосом произнес Джек.
Грейс вновь потянулась к нему. Она не могла противиться этому.
- Не в этом доме, - прошептал Джек.
Но его взгляд обжигал.
- Иди, - хрипло произнес он. - Пожалуйста.
И она послушалась. Взбежала вверх по лестнице, нашла свою комнату и заползла в кровать.
Но всю ночь она трепетала.
Трепетала и сгорала от желания.
Глава двадцать первая
- Не спится?
Джек, все еще находившийся в кабинете своего дяди, поднял взгляд на стоявшего в дверном проеме Томаса.
- Нет, - ответил он.
Томас зашел в кабинет.
- Мне тоже.
В руках Джек держал бутылку бренди, которую взял с полки. На ней не было ни пылинки, несмотря на то, что она стояла нетронутой (он был в этом уверен) со времени смерти его дяди. Тетя Мэри всегда была образцовой хозяйкой.
- Хороший бренди, - сказал Джек. - Полагаю, что мой дядя берег его. - Он моргнул, разглядывая этикетку, а затем пробормотал:
- Думается, не для этого случая.
Джек жестом указал на комплект хрустальных бокалов для бренди возле окна, ожидая с бутылкой в руке, пока Томас пройдет через комнату и возьмет один бокал. Вернувшись, Томас уселся в другое кресло и поставил свой бокал на маленький низкий столик между ними. Джек потянулся и щедро плеснул бренди в бокал Томаса.
Томас взял свой бренди и выпил его, а затем, прищурившись, уставился в окно.
- Скоро рассвет.
Джек кивнул. Хотя на небе пока еще не появилось оттенков розового, но бледно-серебристый утренний свет уже начал распространяться в воздухе.
- Кто-нибудь уже проснулся? - спросил Джек.
- Нет, я никого не слышал.
Они просидели в молчании в течение нескольких минут. Опустошив свой бокал, Джек, подумал, а не налить ли себе еще. Он взял в руки бутылку, но едва брызнули первые капли, он понял, что в действительности больше пить не хочет. Он посмотрел на Томаса.
- Ты когда-нибудь испытывал чувство, словно участвуешь в цирковом представлении?
Лицо Томаса оставалось бесстрастным.
- Постоянно.
- Как ты это выносишь?
- Я не знаю ничего другого.
Джек прижал пальцы к голове и потер лоб. Его мучила головная боль, и не было причин полагать, что она пройдет.
- Сегодняшний день будет ужасным.
Томас кивнул.
Джек закрыл глаза. Он с легкостью мог вообразить, какая сцена их ожидает. Вдовствующая герцогиня будет настаивать на том, чтобы прочитать метрическую книгу первой, а лорд Кроуленд будет топтаться рядом, извергая потоки слов, готовый продать свою дочь как можно дороже. Его тетя, вероятно, тоже захочет поехать, впрочем, как и Амелия, - кто мог упрекнуть ее за это? Ее будущее было поставлено на карту.
Единственным человеком, которого там не будет, была Грейс.
Единственный человек, который там ему был необходим.
- Нас ожидает проклятый цирк, - пробормотал Джек.
- Несомненно.
Так они и сидели, ничего не делая, и вдруг одновременно посмотрели друг на друга. Их глаза встретились, и Джек уставился на Томаса, в то время как тот перевел взгляд на окно.
На улицу.
- Может мы сами? - спросил Джек и ощутил первый проблеск улыбки.
- До того, как остальные…
- Прямо сейчас. - Поскольку на самом деле это касалось только их двоих.
Томас встал.
- Показывай дорогу.
Джек поднялся на ноги и направился к двери. Томас следом за ним. Когда они вскочили на лошадей и тронулись в путь, было все еще темно, и вдруг Джека осенило...
Они были кузенами.
И впервые эта мысль доставила ему удовольствие.
***
Когда они добрались до церкви в Мекьюресбридже, утро было уже в самом разгаре. Джек бывал в ней несколько раз и прежде, когда навещал семью своей матери, так что старое серое каменное строение показалось ему знакомым и уютным. Сооружение было небольшим и скромным, и, по его мнению, именно таким, какой и должна быть церковь.
- Похоже, что там никого нет, - произнес Томас. Если простота архитектуры и не произвела на него впечатления, то он никак этого не выказал.
- Приходская книга, скорее всего, находится в доме священника, - сказал Джек.
Томас согласно кивнул. Спешившись, они привязали лошадей к столбу у ворот, а затем направились к дому священника. Им пришлось несколько раз постучать, прежде чем они услышали шум приближающихся шагов.
Дверь открылась, явив их взору женщину средних лет, очевидно экономку священника.
- Добрый день, мэм, - одарив ее вежливым поклоном, произнес Джек. - Я - Джек Одли, а это…
- Томас Кэвендиш, - приветственно кивнув, прервал его Томас.