- Она наверху, - мягко сказала Мэй, - в постели, поскольку неважно себя чувствует сегодня. В хорошие дни она на несколько часов спускается вниз. Я настаиваю на этом, потому что одиночество угнетает ее. Мне кажется, она нуждается в общении, оно действует на нее благотворно. Но сегодня она к нему не расположена. Ваша мать знала, что я попытаюсь встретиться с вами, и очень нервничала, поэтому я попросила ее остаться в постели. Я отведу вас к ней после ужина.
Лоренс не хотел встречаться со своей матерью. Он уставился в пустоту, чувствуя, как в груди закипает негодование. И вдруг испугался, что может потерять контроль над собой. С детских лет Лоренс научился скрывать свои чувства от других. Мысль о том, что он сорвется в присутствии посторонних, казалась ему невыносимой. Он не мог пойти на такой риск, особенно под чистым, прямым взглядом девушки. Что, если она разочаруется в нем. При одной мысли об этом по спине у него пробежал холодок.
На стол поставили огромное блюдо красных слив в сиропе. Там полно сахару, помрачнел Лоренс, и калорий тоже. Не говоря уж о калориях, содержавшихся в креме. Ему даже подумать было страшно о том, сколько же их наберется в общей сложности! Он ел исключительно свежие низкокалорийные фрукты.
Дети ходили вокруг стола, расставляя мисочки. Он хотел было отказаться, но опоздал: Ник успел поставить мисочку и ему. И в тот же момент перед ним возникло блюдо со сливами.
- Берите, - предложила Мэй.
- Спасибо, но я не уверен, что…
- Попробуйте, они очень вкусные.
По его коже побежали мурашки, и все слова куда-то исчезли, поэтому он просто взял несколько слив, добавив каплю крема, - для яда такого количества вполне достаточно!
Бетти, наклонившись к нему, прошептала:
- Иногда мы едим мороженое, но сегодня не тот день.
- Жаль, я люблю мороженое.
- Я тоже, - вздохнула она.
У Лоренса внутри возникло какое-то щемящее чувство, теплота, которой он никогда прежде не испытывал, некое ощущение родства - словно эта девочка была его собственным ребенком. Абсурд какой-то! Он, возможно, видит ее первый и последний раз в жизни. Эта мысль заставила Лоренса нахмуриться. Он знаком с ней каких-то два часа и тем не менее чувствует, что ему будет не хватать ее, если они больше не встретятся.
- Любишь сливы? - прошептал Лоренс, наблюдая с каким видом девочка возит ложкой по мисочке.
Та скорчила гримасу, предварительно метнув взгляд на Мэй, которая разговаривала с Мэттом, сидящим напротив, и не обращала на них никакого внимания.
- Это лучше, чем пирог из тыквы.
- Не намного, - сказал Лоренс, наморщив нос.
Бетти хихикнула.
- Правда? Вы тоже так думаете? Но все равно Мэй не успокоится, пока вы все не попробуете. - Девочка проследила за тем, как Лоренс доел последнюю сливу. - Можете взять одну мою, если хотите, - великодушно предложила она и тут же поспешила перебросить сливу в его мисочку.
Лоренс без звука съел и ее. Он съел бы и нечто абсолютно тошнотворное, лишь бы заслужить благодарную улыбку Бетти. Ник и Мэтт по очереди подмигнули ему через стол. Лоренс подмигнул в ответ и увидел, что Мэй заподозрила какой-то подвох.
- Эй, что вы там задумали?
Лоренс посмотрел на нее, надменно приподняв бровь.
- Простите?
- Хмм, - проговорила она, - меня не проведешь. - Но требовать ответа на вопрос не стала. - Пойдемте, мы выпьем кофе наверху. Мальчики, домашнее задание. Бетти, ты уже выучила стихотворение про кролика?
Девочка кивнула.
- Мэтт, проверь. После этого полчаса смотрите телевизор, а затем отправляетесь умываться и спать. Я загляну к вам позже.
Лоренс последовал за Мэй в кухню, где одна из женщин готовила кофе. Она повернула к нему голову и улыбнулась.
- Как вам понравился ужин?
Он узнал эти седые волосы и голубые глаза.
- Замечательно. Спасибо, Нэнси.
Мэй, удивленно взглянув на него, принялась расставлять на подносе чашки, блюдца, сахарницу с кусковым коричневым сахаром и маленький кувшинчик со сливками. Последним был водружен кофейник.
- Я понесу, - предложил Лоренс, подхватывая поднос.
- Спасибо, он довольно тяжелый.
Мэй вышла из кухни и направилась к широкой лестнице из полированного дуба. Они поднялись на площадку, от которой ответвлялось несколько коридоров с рядами закрытых дверей. В конце одного из них узкий пролет лестницы вел на следующий этаж. Сколько же здесь комнат? - подумал Лоренс. Должно быть, этот старый дом с беспорядочной планировкой намного больше, чем кажется снаружи.
- И сколько у вас постояльцев?
- Сейчас трое мужчин и четверо женщин. Больше мы себе позволить не можем, иначе придется селить в комнату по два человека, а мне это не по душе… Людям любого возраста иногда требуется уединение - а особенно тем, кто лишен собственного дома. У них почти никого не осталось - ни родных, ни друзей.
Лоренс поежился так, словно увидел привидение. Он знал, каково это - не иметь никого. После того как сбежала мать, он чувствовал себя покинутым, отверженным, одиноким и несчастным в роскошном пустом доме. У него не было ни братьев, ни сестер, отца он почти не видел, и компанию ему составляли лишь слуги. Это и для ребенка довольно тяжело, а что должен чувствовать в подобной ситуации пожилой человек? Какова ирония судьбы! Отец любил повторять, что за все, что делаешь, тебе воздастся; доброе или злое - ничто не останется не отплаченным.
Мэй продолжала говорить, не отрывая от него внимательного взгляда. И он, испугавшись, что она вновь прочтет его мысли, отбросил прочь воспоминания и сосредоточился на ее словах.
- Все комнаты полностью обставлены, и им не нужно что-либо привозить с собой - за исключением дорогих их сердцу вещиц: фотографий, книг, любимых безделушек. У некоторых есть собственные радиоприемники и телевизоры. Я отношусь к этому спокойно, если они не включают их на полную громкость и не беспокоят остальных. Пожилые люди чувствуют себя уютнее в окружении привычных вещей.
Лоренс стоял, держа, словно дворецкий, перед собой поднос.
- Зачем вам все это нужно? - наконец не выдержал он. - Зачем наводнять дом незнакомцами и тащить на себе весь этот воз?.. Было бы намного проще продать дом и купить поменьше, устроиться на работу. У вас было бы больше свободного времени, скажем, для развлечений.
- Дом принадлежит детям, они не хотят жить в другом месте. Когда родители умерли, я пообещала, что сохраню дом и не расстанусь с ними, - иначе и быть не могло. А на работу тогда я все равно не смогла бы ходить - Бетти была еще слишком мала, - поэтому устроить здесь пансион казалось идеальным решением всех проблем.
Он пожалел, что вышел из себя, но было уже слишком поздно… Да и с чего бы ему вдруг терять голову и злиться на то, что абсолютно незнакомый человек поступает так, как считает нужным? Какое ему дело до девицы, которая превращает себя в рабыню этих стариков?
- А что случилось с вашими родителями? - спросил он.
- Погибли в автомобильной катастрофе три года назад. У водителя грузовика за рулем случился инфаркт, и он лоб в лоб столкнулся с их машиной. Они, по крайней мере, не мучились. Смерть была мгновенной.
- Три года назад? - вслух подумал Лоренс. - А сколько лет было тогда Бетти? - Ну вот, опять - зачем ему это знать?! Похоже, он уже совсем не контролирует рассудок, думая и говоря о том, что никогда до сегодняшнего дня не пришло бы ему в голову.
- Три года. Бедная малышка!
Лоренс поморщился.
- Должно быть, это стало для нее сильным потрясением.
Мэй, вздохнув, кивнула.
- Она перестала есть, гулять, рыдала без видимых причин, по ночам ее мучили кошмары, она звала мать… Мы долго не могли справиться с шоком. Это было сродни сильному ушибу, только не внешнему, а внутреннему. Я не могла оставить ее на незнакомого человека, она нуждалась в тех, кто ее любит… С мальчиками тоже пришлось нелегко - правда, у них все проявлялось иначе. Мэтт начал поворовывать в местных магазинах, ругаться, задирать других мальчишек в школе. А Ник не слушался, не мог сосредоточиться на школьных занятиях.
Лоренс мрачно заметил:
- Мальчикам трудно проявлять свои чувства, поэтому им приходится искать другие способы справиться с болью.
Сам Лоренс вообще никогда их не проявлял. Он загонял их глубоко внутрь, прятал от посторонних глаз на задворках сознания, где, как он внезапно понял, они хранились все это время, тихонько тлея и часто заставляя его испытывать приступы необъяснимой злости или депрессии.
Взглянув на него, Мэй ласково улыбнулась.
- Это ужасно, когда родители вдруг исчезают неведомо куда.
Оба они говорили не только о ее братьях и сестрах, но и о нем. Побледнев, Лоренс отвел взгляд.
- После такого дети чувствуют себя на редкость беззащитными, полагая, что любой может исчезнуть вот так же внезапно. Они долго боялись, что я окажусь следующей. Сейчас вы понимаете, почему я не могу продать дом.
Да, он понимал, но не мог поверить, что единственным выходом из создавшегося положения было устроить в доме приют для бездомных.
- А как дети относятся к постоянному присутствию здесь всех этих стариков? Не думаю, чтобы им нравилось делить с кем-нибудь ваше внимание, не говоря уж о том, сколько энергии и сил это отнимает у вас. - Он знал, что ему точно не понравилось бы!
- О, да они только рады… У них нет дедушек и бабушек, а я считаю, что детям необходим контакт со старшим поколением. Между детьми и стариками существует какая-то естественная симпатия. Они гораздо ближе по духу, чем родители и дети. У родителей слишком много обязанностей, слишком много других занятий помимо дома: зарабатывание денег, устройство всяческих дел, развлечения. Кроме того, они чувствуют себя обязанными приучать детей к дисциплине и бесконечно придираются к ним, желая, чтобы те стали лучше. У пожилых людей все это уже в прошлом, и они спокойно сидят на месте, наслаждаясь жизнью, - как и дети. Например, Билл учит мальчиков садовничать, хотя и без конца ворчит на них. А Бетти помогает Нэнси на кухне. Ей нравится крутиться там - отмерять муку, разбивать яйца, снимать пенки с варенья. Нэнси учит ее готовить, и это забавляет обеих.
- Так это Нэнси готовила ужин? А я думал - вы.
- Мы делали его вместе. Нэнси когда-то была профессиональной поварихой, и я многому у нее научилась. - Мэй взглянула на поднос, который по-прежнему держал Лоренс. - Кофе остывает, нам нужно идти к вашей матери. Она, наверное, гадает, что же здесь происходит. Ей должны быть слышны наши голоса.
Лоренс не мог двинуться с места, ему казалось, что ноги приросли к полу. Мэй проницательно посмотрела на него.
- Пойдемте!
- Не торопите меня, мисс Селлерс! - Он придал голосу самые резкие и повелительные интонации. - Я войду, когда буду готов.
- Не бойтесь, - ласково сказала она.
Лоренс сердито насупился.
- А я и не думал! Скажете тоже - боюсь!
Она, улыбнувшись, пошла по коридору, и Лоренс неохотно последовал за ней. Перед одной из дверей Мэй остановилась, повернула ручку и открыла ее навстречу уютному свету настольной лампы.
Лоренс нервно обежал комнату глазами, отметив, что это квадратная спальня, одновременно служившая гостиной. Первым бросалось в глаза обитое красным бархатом глубокое кресло. Оно было завалено разноцветными подушками, на которых восседал изрядно потрепанный плюшевый медведь. Его медведь! Рядом на маленьком круглом столике красовалась ваза с нарциссами, которые испускали сильный аромат. В дальнем углу комнаты стояла кровать, покрытая одеялом ручной работы. Женщина лежала в постели, откинувшись на подушки, лицо было обращено к двери.
Лоренс не мог стоять без движения - это было бы смешно, а он всегда очень боялся показаться смешным, - поэтому, шагая, как робот, он пересек комнату и поставил поднос на столик, бросив на женщину лишь беглый взгляд и тут же отвернувшись.
- Здравствуй, Лоренс, - сказала мать, и он почему-то сразу узнал этот голос; он стал глуше, в нем появилась легкая хрипотца, но Лоренс понял, что никогда не забывал его.
Теперь он посмотрел на женщину. Волосы, как и у Нэнси, были совершенно седыми, однако им был придан легкий голубоватый оттенок. Своей воздушностью и невесомостью они напоминали одуванчик. А когда-то были такими же черными, как и у него, гладкими, длинными и шелковистыми.
Она протянула руку, будто приветствуя незнакомца. Да так оно и было - они совсем не знали друг друга.
Ноги Лоренса словно налились свинцом, но, с трудом передвигая их, он подошел и взял ее руку. Когда-то его ручонка тонула в ней, теперь все было иначе. Пальцы матери были холодными и хрупкими, он без труда мог раздавить их в своей ладони.
Лоренс не знал, о чем говорить. Что можно сказать человеку, которого так долго не видел, против которого в течение многих лет таил злобу?
Но неужели его ненависть была направлена на это беспомощное создание, прикованное сейчас к постели? Последний раз, когда он видел ее, мать была прекрасной, благоухающей французскими духами и исполненной жизнерадостности. Два этих образа никак не вязались друг с другом. Лишь ее голос по-прежнему преследовал его, словно голос призрака, нашептывающего что-то в холодных коридорах памяти.
- Здравствуйте, - ответил он, ненавидя сложившуюся ситуацию и Мэй, которая ее создала. Во всем была виновата только она. Что о себе возомнила эта особа?! Кто дал ей право подталкивать людей к тому, чего те делать не хотят?
- Садитесь, - сказала Мэй так, словно он был одним из тех детей внизу, чьими жизнями она управляла столь уверенно и бестрепетно. Она придвинула ему стул, сиденье которого угодило ему прямо под колени, вынудив Лоренса чуть ли не упасть на него. - Не выпить ли нам кофе, пока он окончательно не остыл?
Оказавшись на стуле, Лоренс наконец нашел себе занятие - скрестив ноги и расправив брюки, он вдруг заметил на них пятна, появившиеся, должно быть, во время посещения шалаша Ника. Он с раздражением принялся их оттирать, но они не поддавались. Тем временем Мэй протянула ему наполненную чашку, и у него появилось еще одно дело - внимательно и сосредоточенно помешивать кофе ложечкой, не отрывая от него взгляда.
- Сахару?
- Нет, спасибо. - Он многозначительно посмотрел на Мэй, надеясь, что и на этот раз она прочтет его мысли и догадается обо всех язвительных словах, которые он сказал бы ей, останься они наедине.
Она усмехнулась, в светло-карих глазах заплясали чертики. О да, она прочла его мысли и они лишь позабавили ее! Мэй была самой странной женщиной из всех, кого ему доводилось встречать, - одновременно и слишком молодой, и слишком взрослой для него. Слишком молодой по годам и жизненному опыту и слишком начальственной для совместной жизни.
О чем я думаю? - ужаснулся он. Совместная жизнь? С трудом подавив возмущение, он отвел взгляд, не переставая помешивать кофе.
- Может, мне оставить вас вдвоем? - спросила Мэй.
И Лоренс, и его мать одновременно воскликнули:
- Нет!
Так, значит, и матери тоже нелегко дается встреча с ним, понял он и только сейчас заметил, до чего она худа и бледна. Под тонкой кожей проступали все кости лица, видны были все голубые жилки. Она казалась невесомой, как паутинка, и все же была красива какой-то странной красотой. Время словно сорвало с нее маску и обнаружило поразительные пропорции лица.
- Мэй рассказывала, что вы посетили чуть ли не все штаты, - вежливо проговорил он, начиная светскую беседу с этой незнакомкой.
- Да, - кивнула она. - Мне пришлось немного попутешествовать.
- Кажется, вы пели?
Она улыбнулась.
- Действительно… Ты помнишь, как я пела тебе, когда ты был маленьким? Конечно, только тогда, когда не было дома твоего отца. Он не выносил моего пения, хотя встретились мы с ним именно благодаря ему. Думаю, это было первое и последнее импульсивное движение в его жизни. Никто никогда не рискнул бы назвать его горячим, но тогда он был молод и его истинная натура еще не проявилась в полной мере.
- Я не собираюсь выслушивать, как вы критикуете моего отца.
Лоренс начал подниматься, но она умоляющим жестом протянула к нему руку.
- Я не хотела обидеть тебя! Прости, не уходи, Лоренс.
Он заметил, как пристально и напряженно следит за ним Мэй, и медленно сел.
Мать вздохнула с облегчением, ее хрупкая рука вновь легла поверх одеяла, и он обратил внимание, что на почти бесплотных пальцах нет ни одного кольца. А она всегда носила кольца, вспомнил Лоренс: золотое обручальное кольцо, перстень с изумрудом и бриллиантами, подаренный отцом в день помолвки, большой бриллиант, преподнесенный им по случаю рождения Лоренса. Ее пальцы сверкали и переливались, стоило ей пошевелить рукой.
- Я не знал, что вы были певицей. Никто никогда не говорил мне об этом.
О чем еще ему никогда не говорили? Но, как ни странно, он вспомнил, как мать пела, держа его на коленях и наигрывая на рояле в гостиной. Удивительно… он никогда не вспоминал об этом до сегодняшнего дня.
Мать кривовато улыбнулась.
- Меня это не удивляет - твой отец не хотел, чтобы кто-либо знал об этом. Думаю, он пожалел о том, что женился на мне, еще во время медового месяца. Его семья этот брак не одобряла, друзья воротили нос, и действительно - у нас не было ничего общего. Это была ошибка и с его, и с моей стороны. На какое-то время он меня просто ослепил. Он вполне способен был поразить воображение: красивый, прекрасно одетый, богатый. Я чувствовала себя Золушкой, повстречавшей принца… А кроме того, это удачно решало сразу все мои проблемы.
Лоренс холодно заметил:
- Так вы никогда не любили его?
- Поначалу мне казалось, что люблю. Говорю же тебе: я была ослеплена, однако, коли уж решила быть честной, скажу всю правду до конца. У меня и оркестра дела шли неважно. Кумирами были Гленн Миллер и Бенни Гудман. Бесси Смит называли королевой блюза… Нам было не тягаться с ними. Мы буквально дрались за работу - и в основном для того, чтобы заработать деньги на жилье и еду. У меня не было богатой семьи, которая могла бы поддержать меня: отец умер, а мать жила с человеком, который мне не нравился. Когда твой отец предложил выйти за него замуж, я с радостью ухватилась за это предложение. Я и в самом деле думала, что влюблена в него, Лоренс. В каком-то смысле я и была влюблена - в мечту. И лишь когда мы поженились, реальная жизнь разрушила иллюзии и обнаружилась огромная пропасть, разделявшая нас.
- Хотите сказать, что встретили другого мужчину. - Лоренс старался сдерживаться, но голос его дрожал от возмущения.
- Я буду честна с тобой, Лоренс! Да, я встретила другого, но это случилось позже. Сначала я поняла, что наш брак не удался. Твой отец предпочел бы, чтобы его вообще не было - он никогда не любил меня.
- Но он так и не женился снова! - Лоренс выкрикнул эти слова, не в силах сдержать горечи.
Мэй вздрогнула. А его мать села в постели и слабым голосом, но глядя ему прямо в глаза, ответила: