- Миссис Галлэхер готова к осмотру и ожидает в кабинете номер три. Звонила ваша жена и просила перезвонить, когда у вас будет свободное время. Я назначила Санди Уотерс день осмотра в следующем месяце. Она заплатила по чеку.
- Спасибо, Марша. Передайте миссис Галлэхер, что я сейчас буду. Результаты ее анализов поступили из лаборатории?
- Да, я вложила их в ее медицинскую карту, она у вас на столе.
- Марша, если хочешь, можешь уйти пораньше. Миссис Галлэхер наша последняя пациентка на сегодня, тебе нет необходимости сидеть здесь. Уборщица придет в пять. Знаешь, я действительно благодарен тебе за то, что ты согласилась подменить Марион.
- Я сделала это с удовольствием, Марк. Но я воспользуюсь твоим предложением. Сегодня у Джуди последний день занятий, и я обещала пойти с ней куда-нибудь поужинать.
Санди вышла из клиники в хорошем настроении: осмотр закончился благополучно. Она понимала, что это бред, умопомешательство - так бояться рака матки, но ничего не могла с собой поделать.
Она включила зажигание и дала задний ход, стараясь не задеть "мерседес" миссис Галлэхер. Наконец-то она вспомнила фамилию этой женщины. Галлэхер. Боже, она такая старая! Трудно представить, как можно осматривать таких женщин. Бедный Марк Болдуин. Интересно, миссис Галлэхер будет так же неловко себя чувствовать в присутствии Марши, как и она? Санди чуть поежилась, сидя в уютном салоне автомобиля, включила кондиционер и направила машину в сторону похоронного бюро Артура Томаса.
Она остановится на площадке перед аптекой и, если никого поблизости не будет, войдет в похоронное бюро через заднюю дверь. Санди взглянула на часы. Четыре сорок пять. Времени осталось совсем мало. Ей еще нужно заехать домой, принять душ и в пять тридцать уже быть в "Лемон Дроп". Придется задержаться у Артура совсем ненадолго, но не хотелось нарушать данного слова.
Но едва она вышла из машины, как заметила появившихся из-за угла и направлявшихся ко входу в похоронное бюро Кевина и Бетт. Черт возьми! Сколько они там пробудут? По крайней мере, минут пятнадцать. Она оглянулась вокруг и снова села за руль. Лучше позвонить Артуру из дома и назначить новую встречу. В конце недели, может, в пятницу или в субботу после обеда. А в понедельник она отправится в банк и сделает очередной взнос, а заодно внесет на свой счет деньги Артура.
Санди снова дала задний ход и направила машину к дому. Нужно попробовать увидеться с Артуром в пятницу.
Она будет чувствовать себя спокойнее, если сотня долларов Артура будет лежать в ее кошельке.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Хорошо смазанные двери похоронного бюро тихо отворились и закрылись. Артур Томас поднял голову от журнала, который читал, и с удивлением увидел стоявших на пороге детей. Бросив украдкой взгляд на часы, он молил Бога, чтобы Санди опоздала.
Почему именно сегодня дети решили зайти к нему на работу?
- Что привело вас сюда? - сердечно обратился он к ним.
- Сегодня последний день в школе. Неужели ты забыл, папа? - спросила Бетт, потянувшись через стол, чтобы поцеловать отца в полную щеку.
- Да, помню. И все же, зачем вы пришли? Вам известно, что ваша мама… Понимаю, вы хотите теперь получать больше на карманные расходы. Я прав?
- Нет, папа! - рассмеялась Бетт, встряхнув заплетенными в косы светлыми волосами. - У нас есть деньги. Кевин хочет с тобой кое о чем поговорить. Скажи ему, Кев, - она подтолкнула брата локтем в бок.
- Папа, - уважительно обратился к нему молодой человек. Его темные глаза серьезно смотрели на отца из-под пряди выгоревших на солнце волос. - Ты не против, если я подам заявление об устройстве на работу в новый магазин спортивных товаров? Он скоро откроется на Лиланд-авеню. Сегодня утром по пути в школу я увидел там в окне объявление. Я поинтересовался у агента по недвижимости из фирмы, которая сдает в аренду этот магазин, и женщина объяснила, что повесила это объявление по просьбе Кейдера Хэрриса. Это будет его магазин, папа.
Артур почувствовал приступ беспричинной ревности. Глаза у Кевина сверкали, в голосе звучало воодушевление. Весь город только и говорил о возвращении знаменитого героя. Звезда футбола. Как раз такой человек, на которого мальчики вроде Кевина смотрят с восхищением. А он, Артур, все время пытается доказывать близким, кто истинный глава семьи, и все время проигрывает, да к тому же не знает, с какого конца браться за клюшку для гольфа.
Не услышав ответа, Кевин сразу вздернул упрямый подбородок - точно так же, как это делала Ирэн. "Аристократическое чувство превосходства южан", - отвечала обычно Ирэн, когда он обращал на это ее внимание.
- Послушай, папа! Я смогу справиться с этой работой. Я знаю, что справлюсь. Я уже подрабатывал в книжном магазине, был посыльным. И знаю, что смогу разобраться в спортивном инвентаре.
- Папа, скажи "да". Ну пожалуйста! - умоляла Бетт.
Кевин успокаивающе обнял сестру за плечи.
- Что скажешь, папа?
Едва Кевин упомянул о будущей работе, Артур понял, что ему следует соглашаться. Ирэн, конечно, это не понравится. Ее дети не должны работать, как какие-то бедняки. Она сочтет это ужасным. Но когда Кевин обнял за плечи Бетт, Артур подумал, что ради блага самих детей должен дать разрешение Кевину. Им нужно почувствовать себя самостоятельными, чтобы освободиться от постоянной опеки Ирэн. С самого рождения она баловала их, оберегала от других мальчиков и девонек, оправдываясь, что они могут заболеть различными детскими болезнями. Но в конце концов, когда угроза кори и скарлатины миновала, Ирэн призналась и открыла истинную причину одержимого желания оградить детей от влияния внешнего мира. По ее мнению, Кевин и Бетт не были обычными детьми. Они являлись потомками рода Хейденов, членами известной семьи, принадлежавшей к южной аристократии, и, соответственно, должны общаться с детьми своего круга. Слабые попытки Артура протестовать в расчет не принимались. Он был настолько занят делами в похоронном бюро, что предоставил воспитание сына и дочери жене. Так и росли они под неусыпным контролем Ирэн. Общение со сверстниками разрешалось в редких случаях, к тому же под пристальным вниманием дедушки, самого Фостера Дойля Хейдена. Естественно, Кевин и Бетт стали очень близки, ближе, чем большинство братьев и сестер. Они по-настоящему нуждались в друг в друге. Но скоро Кевину предстоит отправиться в колледж, и пора уже избавляться от этой взаимной зависимости. То же самое касается и Бетт. Иногда они настолько дополняли друг друга, что, казалось, даже думали одинаково. В такие моменты в душу Артура вкрадывались сомнения, порой перераставшие в чувство неподдельного страха.
- Папа, пожалуйста, разреши, - продолжала умолять Бетт, и ее зеленые глаза сверкали.
Окинув взглядом комнату для посетителей и не зная, что ответить дочери, Артур с тоской подумал, как он ненавидел эту угрюмую тишину похоронного бюро, этот постоянно витающий в воздухе запах жидкости для бальзамирования. Венки из проволоки с искусственными цветами, толстый набивной ковер, казалось, с упреком смотрели на него. Слова соболезнования и сочувствия родственникам умерших смертельно надоели ему. Не он выбирал себе этот похоронный бизнес. Он мечтал стать первоклассным исследователем в области медицины и жить в большом многолюдном городе. Шум, суета, смятение, переживания - всего этого не было в его спокойной, упорядоченной жизни. Он уже собирался начать свою блестящую карьеру, когда Ирэн позвонила ему в колледж и сообщила, что беременна. Под давлением обстоятельств, мучаясь угрызениями совести, Артур заставил себя поступить благородно. Пришлось отказаться от мечты посвятить себя медицине и вместо этого стать владельцем похоронного бюро, гробовщиком.
Глядя на Кевина и видя волнение и ожидание в его темных глазах, Артур решил, что должен дать мальчику положительный ответ. Он сделает для сына все, что в его силах, и даже поссорится с Ирэн, но не позволит лишать сына надежд и открывающихся возможностей. Артур не допустит, чтобы Кевин повторил его путь.
- Думаю, это прекрасная мысль, сынок! Тебе полезно будет поработать перед учебой в колледже, произнес он, стараясь не смотреть на Бетт и думая о том, что Кевину предоставляется шанс стать самостоятельным и освободиться от опеки матери и влияния сестры.
- Значит, я тоже могу подать заявление, да, папа? - защебетала Бетт, уверенно глядя на отца. - Там открывают и отдел женской спортивной одежды…
- Минуточку, малышка! Это совсем не значит, что ты тоже будешь работать у мистера Хэрриса.
Глаза Бетт мгновенно превратились в кусочки льда.
- Если Кевину можно, значит, и мне тоже, - решительно заключила она. - Почему бы нам не спросить Дестри, что он думает по этому поводу?
Артур Томас обернулся и увидел, что в дверях стоит его чернокожий помощник, Дестри Дэвидсон.
На лице Дестри появилась широкая ухмылка:
- Маленькая мисс, я никогда не вмешиваюсь в чужие дела, а тем более в дела белых. Думаю, твой папа сможет дать тебе хороший совет. Я же могу давать советы только в двух случаях - если речь идет о покойниках и…
"…О борделе тетушки Кледи", - про себя добавил Артур.
- Тебе нужна моя помощь, Дестри?
- Умерла миссис Марлоу, только что позвонили ее родственники.
- Она одна из ваших или…
Лицо у Дестри напряглось и приняло бесстрастное выражение, улыбка исчезла.
- Миссис Марлоу работала поварихой и экономкой у тетушки Кледи, - тихо ответил он.
Артур уже ничего не мог поделать - слова вырвались у него прежде, чем он успел подумать:
- Им придется сделать перерыв на полчаса…
- Это займет всего несколько минут, - лицо Дестри оставалось спокойным, но глаза смотрели насмешливо.
Артур поежился. Жизнь должна идти своим чередом. Тетушка Кледи не позволит таким вещам, как смерть, помешать веселой жизни ее заведения. Работа там продолжается все двадцать четыре часа в сутки, улыбки не должны исчезать с лиц его обитательниц. О Боже, неужели она не закроет свой бордель даже из-за похорон? Артур понимал, что ему нужно что-то сказать. Дестри ждал.
- Позаботься обо всем, Дестри. Если тебе понадобится моя помощь…
- Если понадобится помощь, я вам позвоню, - холодно ответил Дестри и вышел из комнаты. Почему, черт возьми, белые люди не любят иметь дело с черными, как будто темная кожа испачкает их? Дестри вспомнил, как Артур Томас в первый раз увидел, как Дестри вытирал кровь "одному из своих". Томас тогда поразился, что кровь негра такая же красная, как его собственная. Это было давно, с тех пор Артур Томас научился общаться с чернокожим населением Хейдена. Сейчас он просто считал их всех второсортными гражданами, которых должен обслуживать Дестри Дэвидсон.
Артур несколько раз виновато моргнул, понимая, что оскорбил Дестри, хотя и не хотел этого. Это все потому, что он разволновался из-за детей. Надо потом извиниться перед ним.
- Папа-а-а-а, - проговорила Бетт сквозь стиснутые зубы. - Ты слушаешь меня?
- Конечно, слушаю. Что ты сказала?
- Если Кевину можно работать, значит, и мне можно.
- А что скажет по этому поводу мама, Бетт? Ты знаешь, как она настроена. Она никогда не согласится, чтобы ты провела лето в магазине.
"Что-то не так, - подумал Артур. - Девчонка вертит мной, как хочет, а я не могу придумать, что ей возразить, чтобы она оставила Кевина в покое".
- Мама ничего не сможет сделать. Я уже решила, что буду работать у мистера Хэрриса вместе с Кевином. Пусть только попробует не разрешить мне! - девочка надула нижнюю губу и упрямо вздернула подбородок.
- Папа прав, Бетт, - попытался уговорить ее Кевин. - А кроме того, ты уже записалась в теннисный клуб и на водные лыжи. Тогда ты не сможешь туда ходить.
- Кевин! - заскулила Бетт. - Я не хочу проводить лето с детишками. Мне будет интереснее с тобой! Пожалуйста, папа, - она снова повернулась к Артуру, - позволь мне!
- Бетт, милая, нет никакой гарантии, что вас вообще возьмут. Возможно, мистер Хэррис пожелает нанять людей постарше. Ты же не захочешь помешать брату устроиться на работу? - пытался уговорить дочь отец.
- Кевин не согласится на это место, если не примут меня, правда, Кев? - заявила она с упрямой уверенностью.
Кевин беспомощно смотрел на нее. Артур читал мысли мальчика. Бедный парень разрывается между капризами сестры и желанием устроиться на работу.
- Послушай, Бетт, - строго сказал Артур. - Это несправедливо по отношению к Кевину. Ты ведешь себя, как ребенок.
Все получилось не так, как он хотел. Артур готов был противостоять Ирэн только ради того, чтобы избавить Кевина от Бетт, а она теперь заявляет, что будет работать вместе с ним!
- Мне безразлично, папа. Ты можешь считать меня ребенком, но я подам заявление одновременно с Кевином. И если меня возьмут, то ни ты, ни мама не сможете остановить меня! - с жаром заявила Бетт.
Дочь унаследовала решительность Ирэн в стремлении добиваться желаемого. Артур знал, что любые аргументы бесполезны. Вздохнув, он кивнул.
- Нет никакой гарантии, что примут вас обоих. Ты это понимаешь, Бетт? - снова повторил он. - Все зависит от Кейдера Хэрриса.
Артур нахмурился, увидев, как изменилось выражение лица дочери. Ее сверкающие зеленые глаза стали мрачными, скулы напряглись.
- Ну что ж, тогда идите, и я желаю вам удачи. Вам обоим, - неохотно добавил он. - Увидимся за ужином, хорошо? Не опаздывайте. Мама будет против вашей затеи, и не стоит подливать масла в огонь.
Артур дружески похлопал сына по плечу и подставил щеку для поцелуя дочери, заглянув в ее блестящие глаза. Он поразился, увидев, каким холодным расчетом и властностью они светились. Ему стало не по себе: она смотрела на него немигающим взглядом, заставляя уступить ей.
Бетт всегда отличалась твердым характером. Едва научившись говорить, она командовала матерью и считала, что держит в руках и отца. Сначала ему даже нравилось потакать ее детским прихотям, а потом… Почему именно он рассмотрел сквозь все эти мелочи ее истинный нрав? Ни мать, ни дедушка ничего не замечали. Он посмотрел на дочь, и его снова обдало холодом. Да, Артур понял хитрость и неискренность дочери, но и Бетт осознала, что для ее отца это теперь очевидно. Ему стало страшно. Страшно за Кевина и за себя. Боже, неужели у него мало других проблем? Да, стоит всерьез задуматься над тем, какой может стать Бетт в будущем.
Когда дверь за детьми закрылась, плечи у Артура Томаса опустились. Сейчас пять минут шестого, и, вероятно, Санди уже не придет. Ей нужно быть на работе в "Лемон Дроп" в пять тридцать. По дороге домой он заедет в гостиницу и договорится о встрече в другой день. Ему хотелось поделиться с кем-нибудь своими тревожными мыслями о Кевине и Бетани, а Санди всегда умела хорошо слушать.
* * *
Пастор Дэмион Конвей изрядно устал, сидя в неловкой позе за столом в пасторском доме Первой Баптистской церкви. Взгляд его серо-голубых глаз остановился на пустом листе бумаги. Ему нужно сосредоточиться и написать проникновенную проповедь для предстоящей воскресной службы.
"Не покидай меня теперь", - молча молил он, поднимая глаза к небу. В последнее время ему становилось все труднее и труднее собрать свои мысли воедино и изложить их на бумаге.
Он несколько раз откашлялся, пытаясь прочистить горло. Потом скрестил перед собой длинные артистичные пальцы. "Ну давай, начинай думать", - ругал он себя. "Возьми карандаш и начинай делать заметки. Пиши что угодно. Заставь себя". Он зло отшвырнул желтый карандаш и поднялся. Может, прогулка приведет его мысли в порядок.
Засунув руки в карманы старых джинсов, он расправил плечи, выглянул в окно, выходящее на бульвар Джэты Хейдена и увидел идущую к пасторскому дому Кели Макдермотт. Она подняла голову и взглянула на окно. Дэмион нахмурился, заметив, что она поднесла руку к горлу. Женщина чуть помедлила в нерешительности, ее иссиня-черные волосы сверкали на солнце. Она поправила сумочку, висящую на плече, и двинулась к дверям. Но Дэмиону казалось, что она не шла, а плыла.
Когда она скрылась из глаз, он снова вернулся к столу и нацарапал несколько слов. "Испытание чувств", - написал он. Это и будет темой его следующего обращения к пастве. Ему нужно придумать еще девятьсот девяносто шесть слов, чтобы получилась проповедь.
Как всегда, Кели Макдермотт зайдет к нему в кабинет и принесет тексты проповедей, которые вызвалась для него печатать. Дэмион ожидал ее тихого стука в дверь, Что бы ни делала Кели, у нее это получалось как-то особенно мягко и нежно. Она и выглядела очень мягкой и нежной. Она мягко двигалась. Нежная и мягкая, как свет луны на воде. Мягкие волосы, шелковистая кожа цвета спелого персика.
Дэмион Конвей уже давно пришел к выводу, что Кели вызывает в нем необыкновенные чувства. Священник - тоже мужчина, а ни один мужчина не мог равнодушно смотреть на Кели. Она была воплощением женственности. Даже западная одежда, которую она носила вместо своей традиционной восточной, выглядела на ней легкой и изысканной.
Она вошла в кабинет с выражением детского смущения на лице. Это выражение было неизменной и неотъемлемой частью ее существа, она "носила" его, как другие женщины - "маску" повседневного макияжа. Дэмион остался на месте. Он улыбнулся и указал ей на кресло. Черты Кели казались воплощением восточной загадочности. Она опустилась в кожаное кресло напротив его стола.
Дэмион ждал. Временами она просто сидела, не произнося ни слова. Время шло, она поднималась и так же молча уходила. Иногда она говорила - обо всем и ни о чем. Кели приходила в пасторский дом на протяжении последних шести месяцев, но Дэмион до сих пор не знал, что ее тревожит и гнетет. И есть ли у нее тревоги и проблемы. И все же боль жгла ее изнутри, и взглядом своих темных глаз Кели словно умоляла его избавить ее от этих страданий. Последние три месяца, с тех пор как она добровольно вызвалась печатать для него, она регулярно приходила два раза в неделю. Каждый раз все повторялось, и все же каждый последующий визит отличался от предыдущего.
Он разговаривал с ней спокойно и доброжелательно, чтобы не напугать. Она постепенно расслаблялась и откидывалась на спинку кресла, ее руки чинно лежали на коленях, а ноги твердо стояли на полу.
- Вы, наверное, удивляетесь, почему я прихожу к вам, - тихо произнесла Кели. - Было бы проще оставлять напечатанное внизу у экономки… - голос ее звучал хрипло и был женственно-гортанным. В ее речи чувствовался чуть заметный акцент, некоторые слова и отдельные фразы казались странными. - Я не знаю почему, Дэмион. Здесь так тихо и спокойно. Иногда я просыпаюсь утром и знаю, что должна придти сюда и посидеть. А может быть, и поговорить.