Красная туфелька - Ширли Джамп 10 стр.


Еще раз перечитывая фразу за фразой, Сара чувствовала, как в ней крепнет уверенность, что именно их таблоид запустил эту историю, а остальные, словно стая голодных псов, кинулись следом кусать его пятки. Но все же кто написал эту статью? И зачем? И как ему удалось получить информацию?

Она остановилась посреди тротуара, когда ее взгляд упал на последнюю строчку: "Автор Сара Гриффин".

О боже! Как это могло случиться? Она не писала эту статью! Ни одной строчки! Почему Карл решил поставить ее имя? Сунув таблоид в сумку, Сара заспешила к высотке, где размещался издательский дом "Смарт фэшн".

Сара влетела в офис к Карлу.

- Что это такое, черт возьми?! - Журнал со статьей хлопнулся на его стол. - Почему здесь мое имя? Я этого не писала!

- Это твоя колонка. Кому какое дело - кто писал? - Карл глотнул кофе из маленькой белой чашки, закусив его черничным маффином. В уголках его губ выступил темный сок.

- Я не хочу иметь к этому никакого отношения! Это все ложь!

Карл театрально взмахнул руками:

- Клянусь, вашему брату не угодишь! Тебя здесь не было, ты делала, черт возьми, "настоящую статью"! Так что, когда поступила эта информация, мне пришлось отдать ее стажеру. Тебе, конечно, придется с ним поделиться, но подпись-то все равно значит больше.

Она представила себе реакцию Калеба. Увидев под статьей ее фамилию, он сочтет ее просто предательницей.

- Вы хоть представляете, что это может сделать с моей жизнью?

На лице Карла появилась улыбка, похожая на улыбку Чеширского кота.

- Это сделает тебя самым известным в городе репортером скандальной хроники. Разве не об этом мечтает каждый, детка?

Калеб был в двадцати шагах от своего офиса, когда на него навалилась куча журналистов со своими фотоаппаратами и микрофонами, выкрикивая вопросы о Леоноре, пытаясь просунуться ближе, в надежде получить ответ.

Как всегда, он произнес только два слова: "Без комментариев" - и вошел в свой офис.

Лицо Марты выражало сочувствие.

- Я положилаэто тебе на стол.

Можно было не говорить, что именно. Он и так знал. Он знал, что этот день придет, что кто-то наконец сведет в одну картинку разрозненные кусочки. Заголовок бросился ему в глаза прежде, чем он успел дойти до своего стола:

"Леонора Льюис у порога смерти, пока ее сын развлекается!"

Черные глянцевые буквы свидетельствовали против него. С обложки журнала, которого теперь, казалось, он мог не опасаться, - "За кулисами сцены".

Он открыл таблоид, все еще думая, что ошибся. Она не могла этого сделать! Она бы этого не сделала. После всего, что между ними было… Или все это только для отвода глаз? Чтобы шпионить за ним? Шпионить за его матерью?

Но внизу, под текстом, было три слова: "Автор Сара Гриффин".

Калеб без сил упал в кресло.

Неужели он был так ослеплен? Своими чувствами. Ее поцелуями. Или же она, черт возьми, такая хорошая актриса?

Что-то кольнуло его в сердце. Но он отказался назвать это болью. Он впустил Сару в свой мир, в свое дело, в свою жизнь, и как она ему за все отплатила? И сделала это только затем, чтобы продвинуться по карьерной лестнице.

Он взял со стола таблоид, вышел из офиса и направился в издательство. В этот раз без всяких коробок конфет и милой улыбки. Сейчас у него было только одно желание - рассчитаться с Сарой Гриффин.

Сара печатала до тех пор, пока у нее не заболели пальцы. Она просмотрела все свои записи за последние дни, нашла старые публикации о "ЛЛ Дизайн", все, что когда-либо было написано их конкурентами. Уже к одиннадцати части были состыкованы, и Сара наконец почувствовала, что у нее, возможно, есть что-то, что может исправить разрушения, причиненные таблоидом.

Но работа продвигалась медленнее, чем обычно. Сара была встревожена. Калеб наверняка уже видел статью и обвинил во всем ее. Но прежде чем начать оправдываться, она хотела показать ему, что написала об "ЛЛ Дизайн". Доказать, что у нее не могло быть столь противоречивых намерений.

- Как ты могла?!

Она вздрогнула и подняла глаза. Возле ее стола с каменным лицом стоял Калеб. Проклятье! Значит, он видел статью.

- Я не имею к этому никакого отношения, Калеб.

Он угрожающе наклонился к ней:

- Никто об этом не знал. Никто. Только тебя я подпустил к себе достаточно близко. Хотя и не знаю, с чего тебя вдруг заинтересовали дела моей матери?

- Клянусь, Калеб, я действительно не имею к этому никакого отношения, - повторила она снова. - Я прочла это только сегодня утром.

Он усмехнулся. Он ей не верил.

- Тогда откуда взялась эта информация?

- Понятия не имею. Редактор говорил, что был звонок, и дал материал стажеру. Он поставил мое имя, потому что это была моя колонка. Это, конечно, неправильно, и если б я знала, то обязательно остановила бы его…

Калеб тряхнул головой, его лицо выражало неприязнь.

- Ага. По-твоему выходит, что все это - просто одно большое недоразумение?

Его сарказм убивал. Как она вообще собиралась его убедить? И как ей теперь исправить тот ущерб, что нанесли его репутации эти статьи, когда все это будет продолжаться и дальше?

- Калеб, я…

- Не знаю, почему я когда-то доверял тебе. Почему думал, что ты другая. - Он бросил таблоид ей на стол. Разлетевшись веером, журнал сполз на пол кучей жирных черных заголовков и дешевых спекуляций. - Ты такая же, как и все! Ты используешь каждый кусок грязи, чтобы разрушить чью-нибудь жизнь, и называешь это своей работой.

Она подняла на него глаза. Да, то, что случилось сегодня, было ужасно, но это можно было предвидеть. Неужели Калеб действительно думал, что этот его секрет так и останется секретом?

- Ты считаешь, что сказать правду было бы хуже, чем заставлять людей строить догадки? Где теперь Леонора и чем занимается?

- Моей матери нужно, чтобы ее оставили в покое.

- Но теперь в покое ее не оставят. Людям не безразлична судьба известного дизайнера, к тому же если информация о ее болезни станет открытой, то и тебе, возможно, будет легче со всем справиться. Скрывать правду никогда и не было хорошей идеей. Всегда найдется какой-нибудь крот, который ее раскопает.

- Да что ты можешь знать об этом? Ты всю жизнь прячешься по углам и только пишешь о жизни других!

Это были жестокие слова. Сара выпрямилась, прижавшись спиной к холодной перегородке:

- Я…

- Хотела бы ты, чтобы о твоей матери кричали на первых полосах всех газет?

- Нет, конечно.

- Тогда почему ты думаешь, что мне бы этого хотелось? - Резко выдохнув, он отвернулся, стараясь не встречаться с ней взглядом. И это было самое плохое. Одна статья уничтожила все, что было между ними, он даже не хотел смотреть на ее лицо. - Я думал, что кто-кто, а уж ты сможешь понять, почему я не хотел выносить это на публику.

Ей хотелось протянуть руку и дотронуться до него. Но он был слишком далеко, и она знала, что если сделает к нему шаг, то он может уйти.

- Я сочувствую тебе, Калеб.

- Неужели? Что-то не верится. Если бы ты сочувствовала, поняла бы, как тяжело принять это решение. Это совсем не то, что хотелось бы выставлять перед всем миром.

Она подумала о статье, которую прочла, о его словах и о решении, которое ей самой не так давно пришлось принять. Все теперь стало на свои места. Стало ясно, почему для Калеба было такой пыткой говорить о своей матери. Почему он не хотел, чтобы кто-то знал о ее состоянии. Почему он сам взялся за руководство компанией и не хотел бросать это.

- Значит, ей уже не станет лучше?

Он выругался и повернулся к ней спиной.

Сара встала и положила руку ему на плечо. Калеб вздрогнул, но не отстранился. Это было хорошим знаком, пускай не большим, но тем не менее. Может, все еще поправимо?

- Калеб, поговори со мной. Я могу помочь.

Он повернулся, и в его глазах она увидела совсем другую правду - ту, в которую она не хотела верить: между ними все кончено. Ей, безо всякого суда, вменили в вину то, чего она не делала.

- Не знаю, верю ли я, что это ты написала всю эту грязь. Если честно, мне без разницы. Но я знаю одно: ты не та, какой мне представлялась. Мне нужно было сразу сказать тебе то, что я всегда говорил этим стервятникам: "Без комментариев".

Эти стервятники были повсюду. Калеб въехал на стоянку и приготовился к встрече с репортерами, сгрудившимися возле дверей больницы. Он сделал несколько глубоких вдохов, положил ключи в карман и уже собирался выйти из машины, когда со стороны пассажирского кресла открылась дверца.

- Что за черт?

Если Сару и смутил этот грубый прием, то она ничем этого не показала.

- Я хотела поговорить.

- Зачем? Чтобы первой получить информацию? - Он ткнул пальцем в сторону репортеров, выставивших свои микрофоны и камеры, словно гладиаторы перед боем. - Ты хочешь интервью? Или у тебя с собой включенный диктофон и ты можешь записать все, что тебе нужно, а я об этом даже не узнаю?

Она вздрогнула, как от удара. И ему захотелось забрать свои слова обратно.

- Я приехала, чтобы поддержать тебя.

Уж не ослышался ли он? Поддержать его?

- Зачем?

Остывая, потрескивал двигатель. На улице пошел дождь, покрывая стекло мелкими каплями. Кучка репортеров у дверей начала расплываться и бледнеть, пока совсем не исчезла, как будто их никогда и не было.

- Я знаю, ты не веришь, что я не имею отношения к этой статье, но это не важно. Я здесь не затем, чтобы заставить тебя изменить свое мнение. - Вздохнув, она провела рукой по передней панели, как если бы слова, которые она искала, были спрятаны под краем кожаной обшивки. - В самом конце, когда умирала моя мать, мы тоже должны были принять… это решение.

- Что?..

- Сестра была тогда в колледже, и мне не хотелось ее расстраивать. А отец… - Сара покачала головой. - Все, что было связано с матерью, причиняло ему невыносимую боль. Он просто отключился. Так что в конце, когда пришлось сделать этот звонок, я осталась совсем одна. И так было… - она прерывисто втянула в себя воздух, - до самого конца…

По ее глазам Калеб мог видеть, с каким трудом далось ей это решение, как это мучительно было для нее. Он почувствовал к ней сострадание и… уважение. Пройти одной через все? Он знал эту боль, когда сидел у кровати своей матери, в одну минуту решаясь и тут же отвергая решение. А Сара была моложе, чем он, когда ей пришлось с этим столкнуться, и все же нашла в себе силы принять решение. Зная, что поступает правильно.

- Мне очень жаль, - прошептал Калеб.

Сара кивнула:

- Спасибо.

Он посмотрел на стекло в капельках дождя. Репортеры, судя по всему, так и не заметили его машину. Хоть в этом повезло…

Калеб наконец отпустил руль и повернулся к Саре. Была ли эта женщина поддержкой и опорой или же той, кто написала эту статью? Он решил не думать об этом сейчас. Ему нужна была ее поддержка. Отчаянно нужна!

- Так как ты смогла принять это решение?

Она посмотрела в окно, потом снова повернулась к нему:

- К сожалению, здесь нельзя воспользоваться лакмусовой бумажкой. Конечно, врачи покажут тебе результаты анализов, и это может быть исчерпывающим ответом, но проблема заключается в том, что сердцу не нужны эти результаты. Ему нужна надежда.

Надежда. Слово из семи букв. Такое могущественное и такое хрупкое.

Он вспомнил все бессонные ночи, что проводил, взвешивая неутешительный диагноз врачей против своего неумирающего оптимизма. Возможно, они ошибаются?

- Я надеялся, что если буду ждать достаточно долго…

- То ее диагноз может измениться?

Он кивнул, не в силах сказать ни слова. Его горло сжалось, пытаясь удержать подступаюшие к глазам слезы.

- О, черт! - Калеб беспомощно тряхнул головой.

Она дотронулась до его руки - мягкое успокаивающее прикосновение. Только для него. Он не отстранился, а просто принял ее тепло.

- Твоя мать была живой и яркой женщиной…

- Да, была. Но после инсульта… все, чем она была, просто исчезло. Ее здесь больше не было. Ни разу с того дня.

Ее пальцы сжали его руку.

- Тогда дай ей уйти, Калеб. Не надо заставлять ее страдать.

У него опять защипало глаза, но Калеб подавил слезы. Слезы означали бы, что он сдался.

- Я не могу.

Боль последних двух месяцев вышла на поверхность, угрожая раздавить его.

Заставляя взглянуть в лицо тому, что он хотел похоронить, оглушая себя ночь за ночью громкой музыкой и пустой болтовней. Теперь он знал, что ничего не похоронил. Он просто позволил загноиться ране, которая теперь могла погубить его.

- Ты не понимаешь, Сара. Я виноват в том, что она там. Она просила меня прийти пораньше, чтобы обсудить план маркетинга. Я подумал, что мама может немного подождать. Она всегда была так увлечена своей работой, что никогда не замечала, насколько я опоздал - на десять минут или на два часа.

Он замолчал. Рука Сары продолжала лежать на его руке - терпеливая, понимающая. Но разве кто-нибудь мог понять, что он сделал?

- К тому времени, как я добрался туда, прошел уже час или больше после того, как с ней случился удар. Я вызвал скорую, и ее отвезли в больницу, но… было уже поздно… Они ничего не могли сделать.

- О, Калеб. Это не твоя вина. - Тихий понимающий голос, смягчающий боль. - Ты не можешь расплачиваться за повороты судьбы.

- Нет, я был обязан быть там! Я должен был сделать что-то… - Он до боли кусал губы, но это все равно не могло облегчить боль в его сердце.

Мелкий дождь перешел в ливень, по асфальту заструились водяные потоки.

- Маленькой я думала, что если буду себя хорошо вести, то Бог сделает так, чтобы маме стало лучше. Что все это вроде кармического наказания за мои ошибки. Или что Богу нужны доказательства, что я действительно люблю ее и хочу, чтобы она выздоровела. Прошло много времени, прежде чем я поняла, что ее здоровье никак не связано со мной или с моим поведением. Сердца сдают, сосуды разрываются, рак дает метастазы, потому что…

- Почему?

Она повернулась к нему. В ее глазах стояли слезы.

- Простопотому. И все. Это нечестно. Это неправильно. Но именно так все и происходит. Просто - потому.

- И что мне теперь делать?

- То, что ты считаешь правильным. - Ее ладонь накрыла его руку.

- Все это время, - сказал он, - я делал то, что было легче для меня. Вместо того чтобы сделать это для нее. - Свет вспыхнул в голове его так ярко, что он удивился, как раньше этого не понимал. - Теперь я вижу, что здесь есть только один выбор.

Ее пальцы сжали его руку.

- Хочешь, я пойду с тобой?

Он долго смотрел на нее:

- Почему ты все это делаешь для меня?

Ее губы дрогнули в улыбке.

- Потому что ты не просто герой статьи. Ты… гораздо больше.

Ему хотелось верить ей, хотелось верить, что она - та Сара, которую он уже начинал узнавать, а не та, чью подпись он видел сегодня утром. Но это могло и подождать…

Сейчас нужно было сделать другое. То, что он должен был сделать давным-давно.

- Спасибо тебе. Но думаю, что это я должен сделать сам.

- Хорошо. - Она поцеловала его в щеку и, чуть помедлив, открыла дверцу.

* * *

Как Калеб и ожидал, репортеры атаковали его, как только он подошел к дверям больницы. Как всегда, он не сказал ничего, лишь прошел мимо них и вошел внутрь. Женщина из регистратуры недовольно покосилась на него. Он принес ей свои извинения за то, что притащил за собой такой хвост, и ее взгляд смягчился.

Дверь в палату матери оказалась открыта. Свет был приглушен, только ночная лампа горела на углу столика. Но этого было достаточно, чтобы осветить яркое покрывало, свежие цветы в вазе и семейные портреты на подоконнике. Почти все эти вещи были перенесены сюда из квартиры Леоноры в Центральном парке - Калеб до мельчайших деталей пытался воссоздать обстановку ее спальни в этом чужом месте.

Как если бы эти знакомые предметы могли заставить ее захотеть проснуться и снова стать такой, какой она была прежде. Так же как и Сара для своей матери, он готов был сделать все, чтобы это случилось. Но что бы он ни делал, что бы ни говорил, сколько бы ни платил врачам, все оставалось без изменений. Может быть, Сара права, и ему нужно взглянуть правде в глаза. Такие вещи случаются…

Он сел на стул возле кровати и долго смотрел на любимое лицо. Ее глаза были закрыты, мышцы расслаблены, как если бы мама просто спала. Тихо и мирно. Но Калеб знал правду. Рядом работали аппараты, грудь матери то опускалась, то поднималась с помощью респираторов. Ее сон был такой же иллюзией, как и яркое покрывало и цветы в вазе. Это больше не была его мама - теперь уже нет, - так же как и эта комната не была ее уютной спальней в Манхэттене.

Леонора Льюис давно покинула этот мир. Врачи целый год говорили ему об этом, но он их не слушал. Калеб отказывался принять, что женщина, которая имела такой вкус к жизни, могла так рано уйти из нее.

Он положил руку на кровать и дотянулся до ее прохладных безвольных пальцев. Каждый раз, когда он приходил сюда, она казалась все более хрупкой. Словно с каждым днем в этом мире ее оставалось все меньше и меньше.

- Прости меня, мам, - прошептал он. - Прости меня…

Он сжал ее руку, и наконец из его глаз потекли слезы. Слезы, которых он себе никогда не позволял, начали падать на белую накрахмаленную простыню, оставляя на ней маленькие круглые следы.

- Я люблю тебя, мама… - прошептал Калеб, ничего не видя перед собой, кроме ее бледных тонких пальцев. - Прощай…

Это слово разорвало ему сердце. И все же он остался. До тех пор пока уже не было смысла оставаться.

Глава 10

Педро наклонился через перегородку, чтобы стянуть из корзинки шоколадную плитку.

- Эй, а куда подевались все конфеты?

- Я их съела. - Сара трудилась над этим, начиная со вчерашнего вечера.

Конечно, шоколад не решил ее проблем, но сделал их более терпимыми. К примеру, беспокойство за Калеба. Так же он ненавидит ее или вчерашний день что-то изменил?

- Ты съела почти все? - изумленно спросил Педро. - Здесь же было с полкило!

- И что ты этим хочешь сказать? - Нахмурив брови, Сара стрельнула в него глазами.

Педро хмыкнул и, положив руки на перегородку, задумчиво посмотрел на нее:

- Тебя что-то беспокоит, старушка?

- Нет. - Сара покосилась на пачку файлов на углу стола. - Да. - Покрутила за каблук стилетто Фредерика в надежде, что это вдохновит ее на написание статьи о том, как туфли могут преобразить женщину. До сих пор ей удалось написать только несколько строчек. - Не знаю. Кажется, я не могу… - она пыталась найти верное слово, - придумать конец истории.

- Может, потому, что тебя ожидает следующий поворот? - Улыбнувшись, Педро кивнул на серебристый конверт на углу стола. - Не приглашение ли это на бал, Золушка?

- Не знаю, стоит ли мне идти…

- Почему нет?

- Ну… там будет Калеб…

Назад Дальше