- Допустим, Элен, я вам верю. Но тогда зачем Брунсберри разыскивать и тащить меня сюда, а потом устраивать похищение? Мог бы сразу предъявить эту особу, забрать картину, залезть под фанерку!
- А что там?
- Неважно. А вас случайно не подослал Брунсберри, чтобы убить меня? Вместе с этим типом в ковбойской шляпе?
- Линна! Брунсберри и Брунар ехали встречать вас вместе, но застряли в пробке, и Брунсберри доверил Брунару, поскольку тот лучше ориентируется в Париже, привезти вас из аэропорта!
- А почему бы именно по этой причине вам и не убить меня? Этот детина уже приставал ко мне в аэропорту. Брунар буквально спас меня из его лап!
- Линна, а вы уверены, что спас вас именно Брунар, а козни строит Брунсберри?
- Брунар знает и моих родителей, и мою бабушку, он не может ничего замышлять против меня. И конечно же это он встретил меня в аэропорту! Кстати, дядя Эдуар, в смысле Брунар, дал мне свою визитку, чтобы я могла позвонить ему в случае чего. Я с самого начала была абсолютно уверена! Я и называла его дядя Эдуар, пока вы не начали морочить мне голову с вашим Брунсберри! Подождите, визитка в моей сумочке.
Девушка встала, встряхнула мокрыми волосами и пошла в соседнюю комнату.
- А вот я уверена, что именно Брунар и самозванка заодно! - крикнула я вслед и вдруг поняла, что финка могла пойти и не за сумкой, а для того, чтобы из другой комнаты вызвать полицию по телефону. Я бросилась за ней, вспомнив одну очень важную подробность из приключений Никса. - Вас же в этом доме встретила девушка примерно вашего возраста и пропорций!
- Да, племянница дяди Эдуара, Патрисия. Она года на три меня моложе. У нее такие красивые каштановые волосы! Вьются, как у меня, но гораздо гуще и длиннее. - Финка яростно перерывала сумочку и, к моей радости, вовсе не стремилась к телефону. - Это ее дом. И она повезла дядю Эдуара на своей машине в город, потому что у него здесь, естественно, машины нет, не тратиться же без конца на такси? Кстати, вам бы тоже пошли распущенные волосы, Элен, вы же еще молодая, зачем вы носите пучок, как старушка?
Я несколько опешила, но сделала вид, что не заметила ее замечания по поводу моей внешности.
- Существует метро и всякий другой транспорт. Ну, так где же визитка вашего дядюшки?
- Ох, похоже, я сунула ее в паспорт, когда мы встретились в аэропорту.
- Он потребовал от вас паспорт?
- Нет, конечно, я сама показала, мы же не виделись никогда! Там еще такая дурацкая фотография! Я с распущенными волосами и в очках. Мне тогда срочно нужен был новый паспорт, и, как нарочно, вскочил ячмень. Пришлось фотографироваться в очках, а так я обычно ношу контактные линзы. Это я сейчас в очках после ванны. Тут такая ванная, такие шампуни, всякие штучки-дрючки, я провела там часа два!
- Линна, визитку вы сунули в паспорт, паспорт-то где? - Я уже просто ошалела от рассказов всех встречных и поперечных, к тому же эта недотепа только что подозревала меня в покушении на убийство и тут же делится впечатлениями о ванной! - Где ваш паспорт?
- Паспорт я отдала дяде Эдуару. Он постарается прямо сегодня оформить бумаги на вывоз моей картины из Франции. Лучше ведь предусмотреть все заранее!
- Ну-ну. Пока вы наслаждались ванной Патрисии, она тоже совершала омовения, правда, в ванной мистера Уоллера, а заодно, видимо, и перекрасила волосы.
- В ванной мистера Уоллера?
- А что такого? Почему бы, поджидая кузена, девушке не воспользоваться ванной богатенького родственника?
- Как хотите, но в ванне Уоллера мог мыться кто угодно, только не Пат. У Патрисии есть своя замечательная ванна! Джакузи!
От ее дурости меня начало поташнивать, но вместо того, чтобы срочно бежать обличать Брунара вместе с владелицей джакузи, я решила сначала удовлетворить свое любопытство и спросила, каким боком она в Финляндии приходится кузиной Уоллеру?
- А вы не знаете, Элен? Ладно, расскажу, не такой уж это большой секрет.
Глава 15,
где секрет не большой, но весьма пространный
- Дед Майкла Уоллера, соответственно, Дональд Уоллер родился в очень-очень богатой американской семье, но ему вдруг вздумалось стать журналистом и пойти освещать в прессе Вторую мировую войну. Ну и вот, по ходу дела, в Европе, он знакомится с этой самой Джессикой Флер, фоторепортером, тоже американкой, только в отличие от Дональда - без роду без племени. Дикая любовь!
Все Уоллеры в шоке, они еще до войны приглядели ему невесту с таким приданым, что весь остаток жизни можно провести в Монте-Карло не только самим, но и будущим поколениям. А у Дональда любовь! Он плюет на родительские запреты, женится на Джессике, они вдвоем добывают самые невероятные репортажи из самых горячих точек. Война постепенно идет к концу. Героическая парочка оказывается в Сен-Мало, знакомится с хозяином Жолимона, маркизом, между прочим. Замок - сплошные развалины. Хозяин - не лучше. Во время войны фашисты квартировали в его замке; оккупация - он ничего не мог поделать. А все его четыре - четыре! - сына погибли. Старик и сам участвовал в Сопротивлении, прятал в замке очень многих, например, английских моряков, которых периодически выбрасывало там на скалы. Причем в том же самом замке, где засели боши! Но после войны вся округа вдруг забыла о его геройстве, старику только что не плевали в глаза. Жители Сен-Мало вообще очень специфические.
И тут вдруг является американская парочка, просит пустить их пожить в замке. Маркиз де Жолимон не против. Вот тогда-то они и сговорились насчет купли-продажи, а на вырученные деньги старик собрался уйти в монастырь. Он уже вел переговоры с настоятелем Сен-Мишеля насчет вклада и пожизненного проживания, правда, не очень хотел постригаться в монахи, потому-то вроде и нужен был вклад. А старик был еще и с гонором, маркиз все-таки, стало быть, вклад нужен достойный. Называет американцам сумму, в его представлении для такой руины просто баснословную, и тут вдруг какой-то сопливый американский репортеришка, даже не торгуясь, достает чековую книжку и приписывает к сумме лишний нолик!
Старик чуть не заплакал от радости. Тут встает другая проблема - оформлять купчую. А это сорок пятый, хоть уже и ближе к осени, но хаос - полный! Короче говоря, только зимой сорок шестого они смогли все как следует оформить, причем на Джессику, это было почему-то удобнее, то ли из-за налогов, то ли еще почему. Ну и вот, все утряслось, старик собирается в монастырь, говорит, что хотел бы взять с собой кое-какие личные вещи. "Да, пожалуйста, - говорит Уоллер, - берите что хотите". А в замке, считай, одни голые стены.
Старый маркиз что-то все-таки там увязал, в том числе, этих самых "коровок", потому что это работа одного из его сыновей, который мечтал стать художником, может, и стал бы, если бы не война. Неважно, что сюжет специфический, главное, это все, что осталось от сына. Ну и еще взял какие-то канделябры, древнее блюдо с отбитыми краями, пару полуобгорелых гобеленов, фамильную Библию. Уоллер берется на следующий день отвести старика на машине по косе. Там же ведь только при отливе можно добраться до аббатства посуху. А к утру старик возьми да и умри. А чек для вклада - за пазухой.
Другой бы на месте Уоллера в жизни не отдал деньги монахам. А Дональд отдал. Бабушка говорила, что он был замечательный парень, этот Дональд Уоллер, она всю жизнь только его одного и любила. Причем Дональд еще устроил, чтобы старика похоронили в аббатстве, и все его личные вещи тоже отдал монахам. Но "коровок" те, понятно, не взяли, хоть Дональд и предлагал.
Ну и зажили Уоллеры в замке на широкую ногу. Они уже и при старике там всем заправляли - кое-что чинили, сажали, а самое главное, у них постоянно толклись всякие американские люди. После войны американцы вообще жили во Франции припеваючи, можно сказать, как петухи в мармеладе. При старике все это происходило вполне чинно-благородно, потому что никто не знал, вдруг маркиз передумает насчет купчей. А уж когда его не стало, что тут началось! И гулянка, и стройка одновременно. Стройка, это, конечно, неплохо, очень многим в округе нашлась работа, да и для гулянок рыбку уоллерская компания тоже хорошо покупала, потом пошли фрукты-овощи, в том числе свои. Джессика ведь наняла садовника, и он ей там вокруг замка, сколько было места, все засаживал! Первые годы, понятно, для пропитания, а потом и цветники, и всякие парковые фокусы.
Садовник был очень красивым мужчиной, короче говоря, Дональд Уоллер и застал с садовником свою женушку чуть ли не в первый день, как она наняла этого парня. То есть весной сорок шестого года.
В первый момент Дональд глазам не поверил, ведь он, как и любой муж, не сомневается в верности своей половинки, что бы там за спиной ни говорили. А тут вот пожалуйста - оба голенькие, и жена, и садовник - сюжет из "Леди Чаттерлей". Дональд постоял, посмотрел, может, молча, может, и сказал им что, а потом бегом побежал к моей бабушке.
Понятно, тогда она была вовсе не бабушка, а вполне еще хорошенькая и вполне молодая женщина, единственным другом и защитником которой был покойный де Жолимон. Бабушка попала во Францию перед войной, они отправились на заработки с мужем. Хотя бабушка всегда категорически настаивала, что вовсе не на заработки, а в поисках чудесной горы с монастырем, которая стоит посреди моря за краем света. Вот какие романтические представления о географии были в головах моих дедушки и бабушки.
После многих приключений они наконец-то оказались в Сен-Мало и нашли работу в Жолимоне, Хейке, бабушкин муж, - конюхом, а она - прислугой на кухне. Но потом началась война и практически все население замка, включая жену, дочь и невесту одного из сыновей маркиза, погибло в самом начале оккупации. Точно на замковую церковь, в подвалах которой все тогда прятались от налетов, рухнул подбитый бошами английский бомбардировщик. Но замок уцелел, потому что церковь стояла несколько на отшибе, - и самолет вместе с куском утеса увлек ее за собой в море. Бабушка уцелела тоже. Чудом - она не успела спуститься в подвал, погнавшись за любимой маркизовой собакой. А самого же маркиза в тот день просто не было в замке. Тогда в замке уже размещался командный пункт бошей, потеснивших его законных обитателей, это была еще одна из причин, почему англичане так настойчиво бомбили Жолимон с воздуха.
Возвращаясь, маркиз еще издалека увидел пожар в замке, а когда узнал о трагедии, просто слег. Бабушка ухаживала за ним, и они очень сблизились. Маркиз от горя был на краю смерти, но она выходила его, как родного отца. Они не расставались - именно маркиз выучил мою бабушку роскошному французскому языку. Кругом бомбежка - а они читают Ронсара.
Когда маркиза не стало, бабушка не знала куда ей податься, но Дональд не возражал, чтобы она по-прежнему выполняла в замке свои кухонные обязанности. Он по доброте душевной всегда хорошо относился к Ирен, "верной маркизовой собачонке". Они все звали ее Ирен, Ииркии якобы выговорить невозможно. Кстати, Элен, ты, наверное, единственная француженка, которая абсолютно правильно произносит мое имя, а оно куда как сложнее бабушкиного. Как тебе удается? - спросила финка.
Я тряхнула головой, прогоняя дремотное состояние от ее монолога. Это что, мы уже на "ты"?
- Нет, правда, Элен? Знаешь, это потрясло меня больше всего, когда ты заговорила.
Точно, на "ты". Я открыла рот, чтобы сказать, мол, сложные имена - дело практики, но тут в дверь позвонили.
- Ох! - выдохнула финка. - Это же Никс! Мы про него совсем забыли! - И метнулась к выходу из комнаты.
- Ты больше не боишься его впускать? - спросила я.
- А что?
- Ну… так. Подожди, ты не дорассказала про бабушку.
- Собственно, уже почти все. Она сразу поняла, чего хочет от нее Дональд, и отдалась ему с радостью. Она была очень романтичной особой и его хорошее отношение всегда считала любовью, которую он тщательно скрывает из-за неравенства их положения. Она совсем не возражала! Она была счастлива! Тут врывается Джессика с фотокамерой и - щелк-щелк! - уже этих голеньких. А затем: "Итак, дорогой, ты сам подашь на развод. Но замок - мой! И не вздумай пытаться отсудить его! Ты рано или поздно будешь баллотироваться в Сенат, и, если тронешь мой замок, твою голую задницу увидит весь мир".
Дональд уехал из замка в тот же день, и бабушка больше никогда его не видела. Она хотела уволиться, но Джессика не отпускала, неожиданно из хозяйки превратившись в самую задушевную подругу. Потом родилась моя мама - дочь бабушкиного милого Дональда. Джессика стала ее крестной! Через несколько лет бабушка все-таки решила вернуться в Финляндию, Джессика даже плакала, но отпустила. Хотя никогда не теряла бабушку из виду. Ясно же, она боялась, что Дональд начнет судиться из-за замка, а бабушка - лучшая свидетельница. Но так ничего и не произошло.
Глава 16,
в которой Никс снова напомнил о себе настойчивым звонком
Линна пошла открывать, досказывая на ходу:
- А потом, когда Дональд уже умер, Джессика пригласила в замок мою бабушку и моих маму с папой, даже за билеты на всех заплатила в оба конца! Потом родилась я.
Линна открыла дверь. У Никса был очень грустный вид и куча окурков на ступеньке.
- Так нечестно, Лени, - сказал он.
Финка снизу вверх посмотрела на него и спросила:
- Он точно не киллер? - Ее волосы давно высохли и самостоятельно закрутились живописными локонами.
- Киллер, киллер, - обиженно передразнил Никс.
- Заходи, киллер, - сказала я. - Ты выговоришь "Хелеэнлинна Крийспулайнен"? Так зовут девушку твоей мечты.
- А она выговорит - Эразмус Никс?
- Эразмус Никс, - легко произнесла финка.
- Обалдеть, - сказал он. - Слышь, Лени. Повтори еще.
- Хе-ле-энлинна.
- Хе-э-иннн… глин…
- Линна, - нежно помогла девушка его мечты.
- Линна! - расцвел Никс.
- Эразмус… - Финка сняла очки и потупилась.
Я все еще никак не могла поверить своим ушам и глазам: эти двое определенно нравились друг другу!
И тут зазвонил телефон.
Глава 17,
в которой Линна подняла трубку
- О, дядя Эдуар! Все замечательно, я совсем не скучаю! А ванная комната! О, это чудо! А завтра мы точно пойдем гулять по Парижу? А сегодня? Жалко. Ну, дядя Эдуар, я все понимаю. Завтра так завтра. А что картина? - Тут она замолчала и только кивала. - Да, конечно. Дожидайтесь, конечно, зачем еще завтра тратить на это день! Уоллер не приехал? И завтра? А когда? Хорошо, спасибо. - Она разулыбалась. - Да! Да! Спасибо. Я жду, я не лягу спать. Пока.
Трубка опустилась на рычаг. Финка продолжала улыбаться, не глядя ни на Никса, ни на меня.
- Это был Брунар? - спросила я.
- Да. Говорит, что сидит с картиной у эксперта. Ждет, того куда-то вызвали. Он сидит и ждет. А Уоллер еще не приехал.
- Линна! Это вранье!
- Вранье? - Она перевела глаза с меня на Никса и обратно. - Почему вранье? И вообще, кому я теперь должна верить?
- Что она говорит? - спросил Никс.
- Звонил Брунар, тот, который седой, крепкий, - по-английски сказала я. - И врет, что Уоллер еще не приехал, а он - у эксперта, ждет разрешения на вывоз. Кстати, твоя девушка собственноручно отдала Брунару свои документы, якобы для выправления этого самого разрешения на вывоз шедевра из страны.
- Какого еще шедевра? Какой вывоз? - У Никса было совершенно растерянное щенячье лицо, а меня вдруг осенило!
- Никс, Линна унаследовала картину, а в картине - тайник. Но, кроме нее и Брунсберри, никто не знает, что там тайник!
- Тайник, тайник… - Никс сдвинул шляпу на затылок. - Подожди, но ведь ты говорила про замок!
- Замок наследует Уоллер, а она - картину!
- А в картине тайник?
- Тайник.
- И никто не знает?
- Никто. Только она и Брунсберри.
- Тайник. Замок. - Никс опустился в ближайшее кресло и принял позу Роденовского мыслителя. - Замок. Тайник.
- Господа, - заговорила Линна, - я могу сделать для всех кофе. И, может быть, мы дождемся дядю, то есть мсье Брунара?
- Кофе, кофе, - закивал и заулыбался ей Никс, а потом спросил меня: - Что она сказала про Брунара?
- Предлагает дождаться. Но я против.
- А скажи-ка, Лени, - Никс пристально смотрел на меня, похоже не слыша моего ответа. - Кто наследует замок в случае смерти Уоллера? У него же ведь нет детей.
Я вздохнула.
- Никс, вообще-то это моя профессиональная тайна.
- Она? - Он искоса взглянул на Линну, которая прошла в кухню и возилась с кофеваркой, и тут же отвел глаза.
- Она, - сказала я. - Но только если он умрет до оглашения завещания.
- Так что ты морочишь мне голову: тайник! картина! - Никс взвился с кресла. - Да что может быть там такого, что дороже замка? Ты что, до сих пор не поняла? А у нас сказали бы сразу: они хотят убрать его!
- Надо звонить в полицию, - едва слышно прошептала я, ведь "полиция" - слово, одинаково звучащее на всех языках. - Пора.
- Ну и что ты им скажешь, Лени? "Господа, я думаю, они хотят убить Уоллера"? Может, у вас какая другая полиция, но наша в жизни не займется ничем, пока ей не покажешь труп!
- О Господи… Карниз!
- Какой еще карниз? Давай пошевеливайся, сестренка, поехали! Линна! Бай-бай! Как сказать по-вашему "пока", "до скорого"?
- О'ревуар. Но, Никс, как же ты оставишь ее одну? Если они его, значит, и ее тоже?
- Ничего не тоже! - Никс потащил меня к выходу. - О'ревуар, Линна! Бай-бай! Я люблю тебя!
Багровая финка выскочила из кухни.
- Вы куда, Элен? А кофе?
- О'ревуар! Бай-бай! Я люблю тебя! Давай, давай, Лени, перебирай ножками!
Глава 18,
в которой с темного неба капало все активнее
- Только этого не хватало, - тоскливо пробурчал Никс, снимая и опять надевая шляпу. - Белая ты моя бедолага.
- Как ты можешь сейчас думать о шляпе? - взорвалась я, чувствуя, что дождь на моих щеках начинает перемешиваться со слезами. - Ах, куколка! Ах, девушка моей мечты! А как понял, что ей угрожают, тут же "о'ревуар"? В кусты? Думаешь, достаточно бросить "ай лав ю" - и спокойненько пережидать, чем все кончится? Они же ее убьют! Понимаешь, убьют твою куколку!
- Высморкайся! - строго сказал Никс и протянул мне пачку бумажных платков. - Линна-то как раз нужна им живая, а вот твой Майки - не очень. Только твоя истерика не изменит положения, если они его уже - того, тут реви не реви - с покойниками под венец не ходят.
- Что?! Уоллер - мой клиент! Я занимаюсь его наследством!
- О'кей, клиент - значит, клиент, кто бы спорил.
Из пелены дождя материализовалось такси. Никс бросился наперерез, таща меня за собой, как плюшевого мишку. В следующий момент мы уже сидели внутри и Никс командовал по-английски:
- Давай, давай, мистер! Быстрее, шеф! Быстрее, пожалуйста!
- Господа - англичане? - У водителя были испуганно-виноватые глаза. - Извините, господа, но я не…
- Скажи ему, ехать куда! Видишь, не сечет мистер!