Как ни странно, Дженни с удовольствием провела время у бассейна. Поскольку Люсия тоже была там, Данте пришлось выступать в роли двоюродного брата, принося девушкам напитки и развлекая беседами о моде, так как Люсия непрерывно листала журналы и что-то из них зачитывала.
У Дженни был совсем небольшой опыт ношения дизайнерской одежды - только тот, что она приобрела рядом с Данте. Впрочем, ее мнение никого и не интересовало. Люсия считала себя экспертом в вопросах моды и жаждала продемонстрировать свою осведомленность о закулисной стороне модельного бизнеса. Она с упоением пересказывала сплетни о топ-моделях, со многими из которых была лично знакома. Почему-то ей казалось, что это дает ей превосходство над австралийской кузиной. За все время пребывания у бассейна она не сделала ни одного злобного выпада в адрес Дженни. Видимо, присутствие Данте служило сдерживающим фактором.
Зато в демонстрации своих прелестей Люсию присутствие Данте никак не ограничивало. Нижняя часть ее бикини представляла собой более чем откровенные трусики-стринги. Впрочем, плавки Данте тоже не оставляли простора для воображения - просто черный мешочек, содержимое которого, словно магнит, притягивало взгляд Дженни. Она то и дело одергивала себя, чтобы не смотреть на это. И без того вид его великолепной фигуры заставлял ее сердце учащенно биться. Она постоянно мысленно возвращалась к событиям прошлой ночи.
Дженни особенно остро ощущала свое собственное тело. Она надела вполне скромный купальник яблочно-зеленого цвета с маленькими женственными оборками по краю лифа и трусиков. Его купил Данте, но выбирала она сама. Ей было достаточно комфортно в нем, за исключением тех моментов, когда Данте задерживал на ней свой взгляд. Несколько раз Дженни была вынуждена нырять в бассейн, чтобы охладить жар, который вспыхивал в ее теле под этими взглядами.
Дженни отдавала себе отчет, насколько неразумно ведет себя, но Данте пробудил в ней дремавшую доселе сексуальность, которая вдруг стала жить собственной жизнью, восстав против здравого смысла.
Встретит ли она еще когда-нибудь такого мужчину, как Данте Россини? Мужчину, который заставит ее чувствовать что-либо подобное?
Скорее всего, нет.
Прекрасно понимая, что у их отношений нет будущего, Дженни решила "запастись впрок" всем тем, что Данте мог дать ей. Она хотела этого, как ничего и никогда раньше. Если он придет к ней этой ночью… Но до ночи еще столько времени, и она должна держать себя в руках в присутствии Люсии. Да и он не должен догадываться, как пьянит ее перспектива снова оказаться в его объятиях.
Они втроем перекусили прямо у бассейна. Дженни пыталась сосредоточиться и воздать должное нежнейшему атлантическому лососю, поданному с салатом из кусочков апельсина и поджаренных орехов пекан. На десерт были свежие фрукты, холодные шарики дыни и ананасы, посыпанные мятой. За едой пили прохладное белое вино, и в какой-то момент Дженни поняла, что выпила слишком много. Ее стало клонить ко сну, и она обрадовалась, когда Данте объявил, что настало время сиесты. Он проводил Дженни в ее комнаты, продолжая легкую, непринужденную беседу. Дженни старалась поддерживать взятый им тон и задавала вопросы об Италии, старательно демонстрируя интерес к его ответам. Данте простился с ней у двери и направился в сторону своих апартаментов.
Похоже, он решил не осложнять их отношения еще больше. Должно быть, портрет все-таки выдал ее, и он решил оградить себя от ее эмоциональной привязанности.
Впрочем, ей незачем об этом беспокоиться. Тем более она честно сказала ему, что отдает себе отчет в том, где начинаются и где заканчиваются их отношения. Но в любом случае инициатива в них исходит от Данте, он контролирует ситуацию. Он всегда контролирует ситуацию, подумала Дженни.
Приняв прохладный душ, чтобы остудить жар тела, и завернувшись в полотенце, она уже собиралась выйти из ванной комнаты, когда услышала стук в дверь, ведущую в апартаменты Данте. Несколько мгновений Дженни колебалась, надо ли отвечать. Может быть, сделать вид, что она уснула? А вдруг он слышал звук льющейся в душе воды?
Внезапно ее сердце поднялось к горлу, а его стук стал слышен в ушах. Под махровым полотенцем она была полностью обнаженной, и если у Данте на уме секс… Она чувствовала каждое нервное окончание в своем теле, которое взывало к ней подойти к двери и открыть ее, чтобы выяснить, зачем же он пришел.
И Дженни послушалась.
Данте тоже был обмотан полотенцем, которое низко сидело на его бедрах. Она завороженно смотрела на его обнаженную широкую грудь, и ее руки жаждали коснуться этой груди, почувствовать гладкость смуглой кожи, как это было прошлой ночью…
Дженни потребовалась вся ее воля, чтобы поднять глаза и изобразить на лице недоумение.
В его темных глазах полыхало неприкрытое желание.
- Ты хочешь, чтобы я ушел? - хрипло спросил он.
Простой вопрос, но они оба понимали, как сложно на него ответить. В нем таилась опасность, которая грозила лишить их обоих твердой почвы под ногами. Дженни знала, что, если она ответит "да", Данте уйдет, справившись с обуревавшей его страстью. И все же она догадалась, чего стоило ему прийти к ней - он наверняка нашел немало убедительных доводов, чтобы не делать этого. И все-таки не справился с собой.
Он оставил решение за ней, и она уже приняла его.
- Нет, не хочу.
И не важно, что ждет ее потом, какую боль предстоит ей испытать в конце пути. Сейчас имело значение только наслаждение, которое мог подарить ей только этот мужчина.
Глава 14
Прошло шесть недель. Для Дженни они слились в один бесконечно долгий день. Привычный уклад жизни нарушался только по выходным, когда на виллу прилетали ее "дядя" Роберто и "тетя" София. К счастью, оба сразу восприняли ее как Беллу и не задавали сложных вопросов. Их любопытство было удовлетворено без труда, и они не давали понять, что новоявленная родственница отнимает у них внимание отца.
София и Роберто выразили сожаление по поводу гибели брата Антонио и посетовали, что им не удалось встретиться спустя годы.
- Он был тем еще прохвостом в юности, - заметила однажды София.
Но Роберто поспешно выразил несогласие, пытаясь сгладить неловкость:
- Нет-нет, он был славный парень, всеобщий любимчик.
Если они и были обеспокоены ее появлением, то не подавали виду - раз отцу так хочется и он доволен, слава богу!
Видимо, ее приезд снимал с них часть эмоционального груза. Всем было тяжело наблюдать неуклонное угасание Марко. Нервная София то и дело начинала плакать. Роберто пытался развлекать отца, порой довольно неуклюже, а потом и сам впадал в мрачное молчание. Дженни видела, что Марко раздражают эти их визиты, и всячески старалась сгладить острые углы.
Все ждали от Данте, что он позаботится обо всем. Никто, похоже, не возражал, что главенство в семье переходит к нему. Никто из детей Марко не горел желанием взваливать на себя груз ответственности, и Дженни не раз отмечала, что Данте относится к тете и дяде с той ласковой снисходительностью, с какой обращаются с беспокойными и беспомощными детьми.
Данте был Мужчиной.
Во всех отношениях. Дженни уже давно перестала негодовать по поводу его привычки доминировать и всегда добиваться поставленной цели. Не многим людям присуща такая сила воли, позволяющая делать что должно. Кроме того, Данте никогда не злоупотреблял своей властью, всегда проявлял чувство меры и учитывал интересы других. Она чувствовала его заботу и о себе, прекрасно понимая теперь, почему Марко так безоговорочно доверяет внуку. Только с Данте он полностью расслаблялся. Люсию Марко снисходительно терпел, поскольку при нем она держала себя в руках и не устраивала истерик по поводу его скорой кончины. С Дженни же он вел долгие беседы о прошлом, рассказывал о многом, и не только об Антонио.
Эти разговоры, как ни странно, не вызывали у Дженни напряжения. Может быть, еще и потому, что Марко вел их с ней наедине, отослав Данте и Люсию. Он больше не расспрашивал о жизни сына в Австралии - на эти вопросы Дженни было бы затруднительно ответить, зато много рассказывал о себе: о детстве и семье, о встрече с незабвенной Изабеллой, об их совместной жизни. О том, как он создавал свою империю, строил отели и итальянские кварталы по всему миру. Марко не скрывал своей гордости за сделанное, не скрывал гордости за Данте, который, он не сомневался, достойно продолжит его дело, а не промотает бездумно созданное трудом богатство.
- Он хороший мальчик…
Дженни сбилась со счета, сколько раз она слышала эти слова, преисполненные любви и одобрения. Ей все больше и больше нравился этот старый, больной человек, и было бесконечно жаль, что жизненный путь его подходит к концу. Но Марко прожил большую, насыщенную и осмысленную жизнь. Иногда за беседой он ласково похлопывал Дженни по руке и говорил: "Хорошая девочка", и она в такие моменты чувствовала себя его настоящей внучкой.
Но, оставаясь наедине с Данте, Дженни радовалась, что их не связывают кровные узы. Они проводили вместе все ночи, а иногда и упоительные часы сиесты, доставляя друг другу неимоверное наслаждение. И это не был просто жаркий, страстный секс. Им нравилось чувствовать рядом друг друга, засыпать обнявшись, находиться в тайном мирке, принадлежавшем только им двоим.
Часто они беседовали до поздней ночи. Дженни пересказывала Данте то, о чем говорил с ней Марко, а Данте дополнял воспоминания деда своими собственными. Дженни поведала ему и о себе, рассказав то, что никогда никому не говорила, - о конфликте с подлым, грязным человеком - работником социальной службы. Она почему-то больше не боялась довериться Данте. Дженни жила сейчас словно вне времени, но твердо знала, что, когда все закончится, он никогда не использует ее доверие против нее же. Только одну тайну она не могла ему доверить - любовь к нему, которая переполняла ее сердце.
Время от времени Дженни высказывала тревогу по поводу того, что Люсию может насторожить такая их близость. Иногда они забывали об осторожности, и их взгляды или слова могли выдать их с головой. Ее все больше беспокоили ехидные замечания "сестрицы" о том, что Данте слишком нравится компания Беллы, с которой он проводит все свободное время, что он слишком внимателен ко всем ее нуждам и желаниям, возит ее по острову, чтобы она могла рисовать пейзажи, и как привязанный сидит рядом, пока она малюет. И вообще они слишком хорошо ладят.
- Кто-нибудь может подумать, что вы любовники, - бросила однажды утром Люсия, когда они вместе лежали в шезлонгах у бассейна, и внимательно проследила за их с Данте реакцией.
Дженни не справилась с волной румянца и густо покраснела.
- Ты специально смущаешь Беллу, Люсия? - Данте не поверил ее якобы шутливому тону. - Я обещал дедушке, что сделаю пребывание Беллы на Капри максимально комфортным, и стараюсь сдержать слово. И я благодарен Белле за то, что она не создает мне трудностей. В отличие от тебя, Люсия.
- Не смешно, Большой Брат! - тут же огрызнулась Люсия.
Данте бросил на нее предостерегающий взгляд:
- Тогда не демонстрируй Белле свое изощренное чувство юмора.
- Большой Брат все видит, - дурашливо произнесла Люсия, имитируя голос робота.
- Об этом меня просил дедушка, - спокойно ответил Данте, как будто и вправду всего лишь выполнял поручение Марко.
Люсия изобразила сладчайшую улыбку:
- Будь осторожен, Данте, потому что Маленькая Сестричка тоже все видит. И однажды, когда ты допустишь ошибку, я возьму реванш.
- Мелковатая у тебя цель жизни.
- Зато сколько удовольствия я получу, когда достигну ее, - пропела Люсия и, откинувшись на спинку шезлонга, с блаженным видом закрыла глаза.
Данте отмахнулся от этой стычки, как от очередной злобной выходки Люсии. Но Дженни она заставила задуматься о том, как выглядит их поведение со стороны. Расслабиться она смогла только тогда, когда они с Данте остались наедине.
Марко ослаб настолько, что уже не покидал своей спальни. Он страдал от сильных болей, и доктор велел колоть ему морфий. Несколько сиделок поочередно находились возле него круглосуточно. Понимая, что конец близок, Данте срочно вызвал Софию и Роберто.
Марко доживал свои последние дни. "Это и мои последние дни здесь", - думала Дженни, но не хотела бы продлевать свое пребывание на Капри ценой продолжения мучений Марко. Она не говорила с Данте о своем скором отъезде, понимая, что ему тяжело и что она нужна ему сейчас. Неминуемая скорая потеря любимого деда камнем давила на его сердце. Близость Дженни помогала Данте пережить эти тяжелые дни, и она не хотела отягощать их еще больше, решив наслаждаться каждым бесценным мгновением, что они были рядом.
Роль Беллы больше не тяготила Дженни. Данте оказался прав - их обман никому не причинял вреда, а Марко был очень доволен. В ней он нашел слушателя, которому рассказывал о своей жизни, подробно останавливаясь на моментах, особенно дорогих его сердцу. Дженни тоже привязалась к Марко всем сердцем и больше не сожалела об обмане.
Настало утро того дня, когда на виллу должны были прилететь София и Роберто. Данте покинул постель Дженни и направился к себе, чтобы принять душ и одеться. Дженни понимала, что день будет очень трудным для него. Испытывая собственное горе, он вынужден будет утешать истеричных тетю и дядю. Дженни смотрела, как он идет к двери, соединяющей их апартаменты, и думала о том, как помочь Данте разделить непомерный груз, легший на его плечи.
Отбросив простыню, она встала с кровати и направилась в ванную, чтобы тоже подготовиться к тяжелому дню. В этот момент Данте открыл дверь, и тут же раздался ликующий возглас Люсии:
- Вот вы и попались!
Дженни в шоке застыла на месте.
В спальне Данте его поджидала Люсия. А он, полностью обнаженный, входил к себе из спальни Дженни!
- Что, черт возьми, ты здесь делаешь?! - Его голос прерывался от едва сдерживаемой ярости.
Данте захлопнул дверь, чтобы хоть как-то уберечь Дженни от взглядов ликующей Люсии. Но она знала, что взбалмошную "кузину" ничто не остановит и она немедленно все расскажет Марко. При мысли об этом у нее свело живот и к горлу подкатила тошнота. Негодяйке все равно, что ее слова могут убить и без того ослабевшего донельзя человека. Она ни за что не откажет себе в удовольствии запятнать Данте в глазах деда, пусть даже на пороге его смерти!
Данте смотрел на Люсию, лихорадочно соображая, как ему поступить. Он понимал, что подлая сестрица выжмет из этой ситуации по максимуму. Но он готов был заплатить любую цену за ее молчание, за то, чтобы покой деда перед кончиной не был нарушен.
Люсия сидела на его нетронутой постели, в которой явно никто не спал этой ночью. Ее лицо просто сияло от удовольствия.
- С утра я заходила к дедушке, и он попросил позвать тебя. Я постучалась, но никто не ответил. Тогда я решила войти и разбудить тебя.
Черт! Он забыл запереть свою дверь изнутри. Досадная оплошность! Он должен был предвидеть, что может потребоваться деду. Ему нет прощения за то, что в такой момент ему захотелось быть с Дженни…
- Тебе лучше одеться, - насмешливо посоветовала Люсия, направляясь к двери, которую она оставила приоткрытой. - Не думаю, что дедушку обрадует голое свидетельство того, что ты соблазнил его австралийскую внучку.
- Подожди!
Он должен остановить Люсию, не допустить любой ценой, чтобы она рассказала обо всем деду.
Люсия же бегом бросилась к двери, успев произнести на ходу:
- Ой! Мне не терпится рассказать дедушке, каков на самом деле его любимый внук!
- Не делай этого, Люсия! - крикнул Данте, бросаясь вдогонку в надежде образумить ее.
Громко засмеявшись, Люсия выскочила в коридор и захлопнула дверь перед его носом. Когда он вновь распахнул ее, та была уже слишком далеко. У него не было шанса остановить ее. Даже если он бросится вдогонку, она устроит сцену, а если учесть, что он полностью обнажен…
Нет, он должен одеться и поспешить к деду, сохраняя достоинство, и на месте попытаться справиться с ситуацией. Мысли Данте метнулись к Дженни. Она наверняка слышала слова Люсии и пребывает в шоке, но успокаивать ее у него не было времени. На первом месте был дед.
Быстро одеваясь и приглаживая волосы, Данте пытался придумать ответы на обвинения Люсии. Идя с тревожно бьющимся сердцем в апартаменты деда, он уже понимал, что признания не избежать. Дверь в спальню Марко была открыта, и Данте еще издали услышал голос Люсии, преисполненный негодования по поводу неслыханного морального преступления, совершенного братом.
- Заниматься сексом с двоюродной сестрой… Это так отвратительно, дедушка! Это же кровосмешение! - Люсия просто-таки смаковала это слово. - Данте абсолютно аморален. Он настолько высокомерен, что считает, будто ему позволено все! Ты должен…
- Нет! - крикнул Данте, врываясь в спальню.
Люсия, как ужаленная, обернулась к нему.
- Ты больше не будешь помыкать мною, грязная свинья! - завопила она.
- Ты уже все сказала. Убирайся!
- Я не уйду! - Люсия с вызовом посмотрела на Данте, сложив руки на груди. - Я не позволю тебе лгать и выкручиваться.
- Я не собираюсь лгать. - Данте бросил встревоженный взгляд на деда, который, как ни странно, не выглядел ни расстроенным, ни взволнованным. Его исхудавшее тело не было напряжено, в запавших темных глазах, смотревших на внука, по-прежнему светились любовь и доверие, а не порицание.
Может быть, он не поверил Люсии?
- Оставь нас с Данте, Люсия, - распорядился Марко хриплым шепотом.
Та немедленно начала возражать:
- Но, дедушка…
- Ты слышала, что он сказал? Уходи! - рявкнул Данте, готовый вытолкать Люсию за дверь, если она снова заартачится.
- Уходи, - слабым голосом повторил Марко, чуть махнув рукой.
Люсия не могла скрыть своего разочарования. Ведь это был миг ее триумфа, но возражать она все же не решилась.
- Я сказала тебе правду, дедушка. Просто я хотела, чтобы ты узнал, каков на самом деле твой любимый Данте, - бросила она с порога.
Данте закрыл за ней дверь, уверенный, что Люсия постарается подслушать, о чем они будут говорить. Но он не доставит ей такого удовольствия. Но и убеждать деда в том, что Люсия солгала, открещиваться от всего, глядя старику в глаза, он не мог. Он и так обманывал Марко два месяца, выдавая Дженни за Беллу. И вот теперь, перед самым концом, Данте понял, что готов рассказать деду всю правду.
Глубоко вздохнув, Данте опустился на стул рядом с постелью больного. Взяв его за руку, он легонько пожал ее и, глядя ему в глаза, тихо произнес:
- Прости меня, дед.
Истончившаяся от болезни рука неожиданно ответила внуку пожатием. В глазах Марко не было ни разочарования, ни осуждения, только доверие.
- Тебе незачем извиняться.
- Мне очень многое нужно рассказать тебе.
- Нет. Скажи мне только одну вещь… - Марко не хватало воздуха, он часто и судорожно задышал.