Расслабленная, приятная атмосфера на террасе была нарушена появлением Люсии в тот момент, когда Дженни нанесла последний штрих на портрете Данте.
- Всем привет! - Люсия шла к террасе от бассейна. На ней было ярко-красное бикини, юбку заменял такого же цвета саронг, а на голове красовалась широкополая соломенная шляпа. - Как продвигается портрет, дедушка? - спросила она и поцеловала Марко в лоб.
- Посмотри сама, - ответил тот, улыбнувшись Дженни. - Думаю, ты убедишься, что Белла намного талантливее, чем ты считала.
- Неужели?
Недоверие в ее тоне неожиданно возмутило Дженни. Почему она должна беспокоиться об этой особе, если та ведет себя столь недружелюбно? Люсия остановилась у нее за спиной и стала оценивать сходство с Данте. Когда же "сестрица" засмеялась, Дженни напряглась:
- Тебе это понравится, Данте. Это будет самое романтическое твое изображение.
- Романтическое? - озадаченно переспросил Данте.
- Думаю, это прием всех уличных рисовальщиков - изображать человека таким образом, чтобы доставить ему удовольствие. Но могу сделать тебе комплимент, Белла, - кое-какие черты Данте ты уловила, хотя далеко не все.
Румянец смущения залил щеки и шею Дженни. Она смотрела на портрет и понимала, что привнесла в него свои чувства, изобразив взгляд Данте нежным и любящим, а губы - чувственными и многообещающими.
- А где его высокомерие и самоуверенность? - не унималась Люсия. - Где отточенный цинизм?
- Я не знаю Данте настолько хорошо, - процедила сквозь зубы Дженни, бросая обеспокоенный взгляд на Марко. - Мне жаль, если вы будете разочарованы.
- Ни в коей мере, дорогая! Я рад, что Данте показал тебе более мягкую и нежную часть своей натуры. - Марко протянул руку. - Если ты закончила, я бы хотел взглянуть на портрет более внимательно.
Когда Дженни встала, чтобы подать портрет, Данте тоже поднялся со своего места и подошел к деду, чтобы вместе с ним оценить то, что у нее получилось. Позабавит ли его романтизированный портрет? Или его острый ум сразу уловит то, что невольно передалось ее руке из подсознания? У Дженни даже свело живот от страха перед неизбежным унижением. Как она могла доверить бумаге то, что должно быть скрыто за семью замками!
Данте смотрел на портрет и… молчал. Его лицо не выражало ничего.
- Мне нравится, - задумчиво произнес Марко. - Мне очень нравится.
- Тогда Белла должна нарисовать еще один портрет. Мой! - раздраженно сказала Люсия, явно раздосадованная теплотой в голосе деда.
- Думаю, тебе не понравится, какой она видит тебя, - сухим тоном, но с явной издевкой заметил Данте.
- Уж если Белла смогла столь романтично изобразить тебя, со мной у нее проблем не будет. Тогда у дедушки будут портреты нас обоих, и он сможет смотреть на них, когда захочет. - Люсия быстро плюхнулась на стул, с которого только что поднялся Данте, и приняла нарочито манерную позу. - Рисуй меня, Белла! Посмотрим, что у тебя получится.
- Что за манеры, Люсия? - сердито спросил Марко.
Та немедленно одарила Дженни сахариновой улыбкой:
- Пожалуйста! Пусть это будет подарок для дедушки.
- Я постараюсь, - поспешно согласилась Дженни, хватаясь за возможность отвлечься от мыслей о непонятной, молчаливой реакции Данте на ее работу. Кроме того, если ей удастся "романтизировать" изображение Люсии, он решит, что это у нее такая манера, такой стиль и ничего личного в этом нет.
Дженни снова села за мольберт, взяла в руку уголек и начала рисовать, стараясь абстрагироваться от злобного и ревнивого характера своей натурщицы, увидеть в ней заброшенного, одинокого ребенка, жаждущего любви и внимания.
Данте растянулся в шезлонге, продолжая молчать. Люсия же болтала без умолку, обращаясь исключительно к деду. Она сообщила об утреннем звонке матери. София ждет, когда ее брат Роберто присоединится к ней в Париже, и тогда они вдвоем прилетят на Капри, чтобы повидать отца и познакомиться с Беллой. Дженни оставалось надеяться, что ее псевдодядя и псевдотетя не будут проявлять по отношению к ней такой открытой враждебности, как Люсия.
Интересно будет посмотреть, как они относятся к Данте, который очевидно станет основным наследником и к которому перейдет руководство семейным бизнесом. Будут ли они негодовать и злиться, как Люсия, или же с радостью свалят на его плечи все заботы и ответственность?
Впрочем, Дженни это не должно волновать, потому что дела семьи Россини не касаются ее никоим образом. Это не ее жизнь.
- Готово, - сказала Дженни, мысленно взмолившись, чтобы Люсия не оказалась разочарованной. Поскольку портрет был заказан для Марко, Дженни встала из-за мольберта и подала рисунок ему. - Подарок для вас, - с улыбкой сказала она.
- Спасибо, - тихим голосом поблагодарил Марко, а двое его настоящих внуков одновременно встали со своих мест, чтобы подойти поближе и удовлетворить свое любопытство.
И снова Данте ничего не сказал.
Люсия же разразилась потоком слов недовольства:
- Данте ты нарисовала совсем не так! У меня получились слишком темные глаза и взгляд такой напряженный. Мои глаза должны быть яркими и счастливыми. Я у тебя выгляжу какой-то раздраженной. Нет, мне не нравится портрет!
- Мне жаль, что рисунок не оправдал твоих ожиданий, Люсия. Если хочешь, я попробую еще раз в какой-нибудь из дней.
- Я хочу, чтобы у дедушки новый портрет был сегодня же!
- Не нужно, Люсия! - решительно произнес Марко, бросив на внучку предостерегающий взгляд. - Мне нравится этот портрет, да и Белла уже достаточно нас побаловала. Невежливо с твоей стороны настаивать еще на одном рисунке.
- Но, дедушка…
- Довольно! Сейчас я хочу, чтобы вы вместе с Данте оставили нас с Беллой вдвоем. Я устал, а мне хочется провести несколько минут с ней наедине, прежде чем Тереза отведет меня в мою комнату.
- Тогда я вернусь в бассейн. Ты можешь присоединиться потом ко мне, Белла. - Люсия демонстрировала родственное дружелюбие.
Данте взялся за мольберт.
- Я отнесу его в твою комнату, - сказал он Дженни, выразительно глядя ей в глаза. В его взгляде читался приказ немедленно присоединиться к нему, как только Марко ее отпустит.
- Тереза, полюбуйтесь пока морем, - обратился Марко к своей сиделке.
Старик явно добивался того, чтобы их разговор с Беллой никто не слышал. В ожидании беседы тет-а-тет Дженни нервничала. Предстоял, по-видимому, еще один тест, который она должна пройти в одиночку. Ведь Данте рядом не будет. По лицу Марко было видно, что он утомлен, но глаза его светились умом и проницательностью, когда он начал разговор.
- Ты, бесспорно, очень талантлива, Белла, - с непоколебимой уверенностью произнес он.
- Спасибо. - Дженни пришлась по сердцу похвала, но за улыбкой, сопровождавшей ее ответ, пряталось смятение.
- Ты глубоко чувствуешь объект, который изображаешь, - продолжал Марко.
Под его пристальным взглядом Дженни внутренне поежилась. Она молчала, опасаясь, что если произнесет хоть слово, то окончательно выдаст себя. Она и так невольно сделала это, рисуя Данте.
Марко по-прежнему держал в руке оба ее рисунка и переводил задумчивый взгляд с одного на другой.
- Они о многом говорят мне. Не знаю, имела ли ты в виду именно это… - И снова этот проникновенный взгляд, который заставил ее сердце затрепетать от страха. - Но эти портреты говорят мне больше о тебе, чем о Данте и Люсии.
- Нет, нет… - Дженни покачала головой, лихорадочно подыскивая слова, чтобы усыпить его подозрения. - Вы попросили меня нарисовать портрет Данте, а то немногое, что я знаю о нем наверняка, - это его любовь к вам. И я постаралась передать его чувства на бумаге.
Марко кивнул, но Дженни не была уверена в том, что ее объяснения увели его подозрения в сторону.
- Любит… - пробормотал он. - Спасибо, дорогая, что ты еще раз напомнила мне об этом.
Дженни почувствовала облегчение. Похоже, Марко поверил, что в ее рисунках нет ничего личного. Он перевел взгляд на портрет внучки:
- Люсию ты запечатлела несколько по-другому…
- Но это не значит, что она не любит вас, - торопливо заговорила Дженни, испугавшись, что причинила боль пожилому человеку.
Марко с усмешкой покачал головой:
- Сомневаюсь, что Люсия вообще способна любить кого-либо, кроме себя.
- Разве это лишь ее вина? - Слова сорвались с губ Дженни прежде, чем она успела подумать. Она тут же поспешила смягчить обвинительный подтекст: - Из того, что Люсия рассказала мне вчера вечером, я поняла, что у нее была непростая жизнь. Ей приходилось то и дело менять школы, переезжая с матерью с места на место. У нее никогда не было таких отношений, как у вас с Данте. Мне показалось, что она очень несчастлива.
- Да. - Марко вздохнул. - Если бы моя жена Изабелла была жива, она помогла бы Софии стать лучшей матерью для Люсии… - Он скривился. - Все мужья Софии были никчемными и несостоятельными отцами. Она умудрялась с каждым разом делать все более худший выбор. - Марко смотрел на Дженни как бы в надежде найти понимание в ответ. - Я делал для Люсии, что мог. Пытался убедить, что строить жизнь нужно, опираясь на что-то иное, а не на богатство, прилагающееся к ее имени. Она же предпочитает оставаться дилетантом во всем, а пока это так, Люсия никогда не обретет счастья и уверенности в своих внутренних силах. Я не могу заставить ее измениться. Будь осторожна, дорогая. Она мастерски умеет использовать чужие слабости и доброту.
- Но мне показалось, Люсия чувствует себя потерянной…
- Нет. Люсия очень умело притворяется, изображая из себя то, что, как ей кажется, от нее ждут. И главное, что поможет ей достичь поставленной цели. Она купалась в любви и заботе, будучи маленьким ребенком, но уже тогда ей было свойственно разрушать все хорошее, что было вокруг. Она вовсе не заброшенная и не несчастная. Скорее, enfant terrible, наслаждающаяся тем, что причиняет кому-нибудь боль.
- Может быть, она просто пытается таким образом привлечь внимание к себе? - не сдавалась Дженни.
- Конечно. Она хочет всегда быть в центре внимания. Она стремилась к этому с детства. Но ее не заботит, как ее поступки сказываются на других людях. Однако Люсия - моя внучка, член нашей семьи, и я никогда не отвернусь от нее. Когда меня не станет, обязанность присматривать за ней ляжет на Данте.
Дженни нахмурилась, вспомнив более чем натянутые отношения между двоюродными братом и сестрой.
- Я смотрю, вы очень доверяете Данте, - задумчиво заметила она.
- Он тысячу раз доказал мне, что на него можно положиться. Ни разу, ни разу он не разочаровал и не подвел меня.
Кроме последнего, подумала Дженни. Но теперь та настойчивость, с которой Данте вовлекал ее в обман, стала ей понятна. Ведь дед возложил на него, по сути, невыполнимую миссию.
- Должно быть, вы с Данте очень близки. Вас роднит что-то очень глубокое и редкое…
- Да. Столь же глубокое и редкое, как настоящая любовь хорошей женщины. Я был счастлив в браке со своей женой и счастлив иметь такого внука, как Данте. И я рад, что он сумел найти тебя, моя дорогая, и привезти сюда.
Смущенная тем, что Марко присоединил ее к людям, которые ему так дороги, она прошептала:
- Я не могла не приехать. Но не думайте, пожалуйста, что вы должны что-то для меня делать. Мне достаточно того, что я здесь, с вами.
- Надеюсь.
Улыбка Марко была такой искренней и доброй, что Дженни остро пожалела, что не является его настоящей внучкой.
- Спасибо за портреты, дорогая. И не позволяй Люсии отравлять твое пребывание здесь. И когда я уже не смогу, с тобой рядом будет Данте. Обращайся к нему при малейшей надобности. Обещаешь? А мне пора отдохнуть. Ты не позовешь Терезу?
Передав Марко на попечение сиделки, Дженни направилась по дорожке к отведенным ей комнатам, любуясь глубокой голубизной моря и обдумывая все, что сказал ей мудрый старый человек.
"Не позволяй Люсии отравлять свое пребывание здесь".
"Не позволю", - мысленно пообещала Дженни.
И теперь в ее мыслях остался только Данте. Данте, который ждал ее у входа в апартаменты, прислонившись спиной к стене и неотрывно следя за ее приближением, отчего по телу Дженни разбегались сотни мельчайших электрических импульсов.
Под этим пристальным взглядом Дженни споткнулась и тут же покраснела от смущения. А вспомнив свою промашку с портретом, смутилась еще сильнее. Нет, любовь не имеет ничего общего с тем, чем они занимались с Данте прошлой ночью. Ему был нужен инструмент, с помощью которого он мог бы удерживать Дженни здесь ради Марко. Он просто ловкий манипулятор.
Именно это пытался внушить ей ее разум, а вот сердце… Ее сердце тонуло в глубинах испытываемых чувств, захлебывалось в волнах противоречивых эмоций и не имело сил удерживать Данте на расстоянии.
Глава 13
Следя за неторопливым приближением Дженни, Данте усмехнулся, увидев, как она споткнулась, заметив его. Задумчивое выражение на ее лице сменилось смущением, щеки покрылись румянцем, но подбородок тут же гордо вскинулся, а в глазах появилась настороженность.
Ему не давало покоя то, что он разглядел на собственном портрете, - обнаженное сердце Дженни.
Стоило Данте взглянуть на портрет, как он почувствовал укол совести. Он не тот мужчина, который ей нужен. Дженни нарисовала его таким, каким хотела бы видеть, а он совсем другой, эгоистично использующий ее в своих целях, даже не задумываясь о последствиях своих поступков, о том, как они отразятся на ней, лишь бы эти поступки помогли ему добиться желаемого.
Уверенность в том, что он поступает правильно, вдруг пошатнулась. Данте знал уязвимые места Дженни и бессовестно этим пользовался, убеждая себя, что цель оправдывает средства. Но он упустил из виду тот факт, что Дженни была брошенным ребенком с неутоленной жаждой любить и быть любимой. То, что для него прошлой ночью было просто сексом, ей могло показаться любовью, а значит, их связь наверняка причинит ей глубокую боль…
Она была не той женщиной, которой без проблем можно было дать отставку, смягчив ее дорогим подарком. Данте был уверен, что она смертельно оскорбилась бы, поступи он с ней подобным образом. Дженни Кент была хорошим человеком, не желавшим никому причинять боль. Это чувствовалось в каждом ее слове, в каждом поступке. Она была из тех, кто дает, а не берет. Она была красивым человеком как внешне, так и внутренне.
- Я не подвела тебя, - заверила она Данте, подходя к нему. Ее прекрасные глаза янтарного цвета смотрели на него в упор. - Твой дедушка по-прежнему верит, что я Белла.
"Именно ради этого я здесь".
Данте без труда понял то, что она хотела до него донести.
Секс с ним - второй вопрос, не главный, и, что бы прошлая ночь ни значила для нее, обсуждению это не подлежит. А если это снова произойдет за закрытой дверью ее спальни, все здесь, на Капри, и останется, когда для Дженни настанет время уезжать.
Данте пытался убедить себя в том, что должен чувствовать облегчение от такого ее отношения к происходящему. Оно освобождало его от ощущения вины за использование Дженни в корыстных интересах, но по какой-то непостижимой причине ему не понравилось обретение ею внутренней независимости. Данте хотел не только ее тело, но и душу…
Это был вызов. Она снова бросала ему вызов.
Впрочем, сейчас не время размышлять об этом.
- О чем дед хотел поговорить с тобой? - спросил он настойчиво.
- О Люсии, в основном. Он пытался открыть мне глаза на ее подлинную сущность и посоветовал не слишком реагировать на ее слова и поступки.
По мнению Данте, за этим разговором стояло желание Марко удержать Дженни… Беллу здесь.
- Дед слишком хорошо знает о склонности Люсии устраивать сцены, особенно если что-то идет не по ее плану, - заметил он. - Всю жизнь она была маленьким злонамеренным манипулятором.
- Ты и сам преуспел в манипулировании людьми, Данте, - пристально глядя на него, сказала Дженни.
- Мною никогда не двигала злоба, - парировал Данте.
- И тем не менее ты безжалостен, когда затронуты твои интересы. Пусть даже цель кажется тебе благородной. Кроме того, ты к тому же циничен в оценке людей, как и твоя сестра. В этом она была права, когда характеризовала тебя.
- Принцип Люсии - "разделяй и властвуй". Она просто не хочет нашего сближения. Чем больший клин она вобьет между нами, тем лучше будет себя чувствовать.
- Я не дурочка, Данте, и понимаю, что чем ближе я к тебе, тем больше у меня шансов выйти живой из этой игры. Мне не обойтись без твоей поддержки и защиты, и я уверена, что в этом могу на тебя положиться. Но я также прекрасно осознаю, что в определенный момент нашей близости придет конец, и не тешу себя никакими иллюзиями на твой счет. Твой дедушка захотел, чтобы я нарисовала твой портрет, и я постаралась доставить ему удовольствие.
- Спасибо за то, что ты использовала все свое мастерство, чтобы изобразить меня таким, - тихо произнес Данте, испытывая странный прилив нежности к этой женщине. - Это было весьма великодушно с твоей стороны. Дед, кажется, был очень тронут.
Дженни судорожно вздохнула и робко улыбнулась:
- Ему действительно понравился рисунок. Я должна была так же поступить и с портретом Люсии, а не пытаться изобразить то, чего в ней нет.
- Честно говоря, это лучший портрет Люсии, - заметил Данте.
Улыбка на лице Дженни сменилась гримасой.
- Не волнуйся. Ее нападки как с гуся вода - отныне они меня не задевают. Люсия - это твоя головная боль, не моя.
- Она не головная боль, а крест, который я вынужден буду нести, - сухо поправил Данте. - Кстати, о Люсии. Ты отважишься поплавать в бассейне, пока она там?
Данте хотел, чтобы Дженни отдохнула и расслабилась - поплавала, понежилась под лучами солнышка, бездумно полистала глянцевые журналы, которых у Люсии всегда было в избытке. Он не будет подталкивать ее к тому, чтобы снова заняться сексом. Пока. Он буквально читал мысли, промелькнувшие в голове Дженни перед тем, как на губах заиграла улыбка.
- Да. Поплавать было бы здорово!
Данте согласно кивнул:
- Встретимся у бассейна.
"Слава богу! Значит, он не собирается врываться в мою комнату, когда я буду переодеваться".
- Отлично. Там и увидимся.
Дженни уходила, нет - убегала от него вприпрыжку. И в этом была такая радость неожиданного освобождения от того, с чем она пока не была готова столкнуться. Все-таки ему приходилось держать ее на коротком поводке, чтобы контролировать и решать любую проблему, то и дело возникавшую в их непростой ситуации. Впрочем, самое трудное, пожалуй, позади. Дженни вжилась в роль Беллы даже лучше, чем Данте ожидал. Теперь можно чуть отпустить вожжи, позволить ей немного расслабиться.
"Стоит или не стоит приходить к ней сегодня ночью? Интересно, хочет ли Дженни, чтобы я пришел?"
Это был очень важный вопрос для Данте.