- Ты хочешь чего-нибудь выпить? - Бернар кивнул на барную стойку, уставленную бутылками.
- Пожалуй, - согласилась Натали, чувствуя, что в горле пересохло, несмотря на выпитый кофе.
- Вино?
- Да. Даже, пожалуй, я бы выпила… мартини.
- Понял. - Бернар подозвал официанта.
Натали отодвинула от себя чашку, по ее стенкам стекали остатки кофе и оседали на дне, она наблюдала, какие причудливые узоры остаются на фарфоре. Но она не умела их разгадывать. Однако причину своего желания выпить итальянского вермута в Париже, а не французского вина Натали разгадать могла.
Они с Бьорном пили мартини в Париже перед их ночью в Булонском лесу, и Натали помнила ту счастливую легкость в голове. Ей захотелось вернуться в то состояние.
- Хочешь взглянуть на мою дочь? - поддавшись внезапному порыву спросила Натали и, не дожидаясь ответа, открыла сумочку.
- Конечно. Я собирался спросить, нет ли у тебя с собой ее фотографий.
Натали вынула альбомчик и раскрыла.
- Вот, смотри, это она три дня назад… А это мы с ней на море…
Бернар потянулся к альбому, потом отдернул руку, словно обжегся.
- О Господи, Натали… - пробормотал он. - Я… я заставлял себя сомневаться, но это… - он развел руками.
Рука Натали метнулась к губам. Что она наделала? Она забыла… ну почему она забыла?
Она забыла, что ее дочь - точная копия Бьорна Торнберга.
Натали привыкла показывать фотографии Миры, нимало не заботясь о сходстве девочки с отцом. И, видимо, парижский воздух, вино, расслабленность, приятная компания Бернара, которого она воспринимала своим человеком, виной тому, что она совершенно забыла о…
- Т-ты… думаешь? - задала она глупый вопрос, потом горько улыбнулась и сказала: - Прости, я не собираюсь морочить тебе голову.
- Даже если бы захотела, - Бернар усмехнулся, подвигая к себе поближе альбом, - у тебя ничего не получилось бы.
- Да, - коротко сказала Натали. - Мира его дочь.
- Какой счастливый мужик, - хмыкнул Бернар.
Натали показалось, что в его голосе прозвучала легкая тоска. Натали чувствовала, как кровь пульсирует в висках, она подняла бокал и отпила большой глоток. Ее бросило в жар.
- А… он… знает?
- Нет, - ответила Натали.
- Но почему? Почему? - В глазах Бернара светилось искреннее недоумение. - Это неправильно, Натали. Это неправильно лишать двоих радости естественных чувств - дочь и отца…
- Так вышло, - сухо проронила Натали.
- Но ты… когда-нибудь их познакомишь?
- Боюсь, я уже сама не знакома с Бьорном.
- Погоди. - Бернар положил свою ладонь на ее руку, и Натали почувствовала, как она дрожит. - Я сейчас подумал… Если бы Мира была моей дочерью… Какое я испытал бы счастье!
Его глаза горели так ярко, что Натали почувствовала неловкость.
- Но она не твоя дочь.
- Ах, как бы я этого хотел… Ты не посмела бы меня держать на расстоянии. Слышишь?
В голосе Бернара на самом деле слышалась угроза, так мог говорить только мужчина, которого женщина хотела лишить чего-то. Его голос был отдаленно похож на рычание Долли, их аляскинской хаски, когда ездовые собаки пытались отнять у нее сахарную косточку.
Натали смотрела на Бернара, и в ее глазах больше не было паники. Это была снова взрослая сильная женщина, такая, каких Бернар не принимал. Они не его партнерши. Но он осмелился сказать:
- Натали, как я тогда завидовал ему…
- А ты знал? - Она густо покраснела.
- Разве можно было не знать? - Бернар окинул ее откровенным мужским взглядом, каким-то чужим, словно они никогда не были знакомы, словно он смотрел на женщину, которая не способна понять то, что он намерен сказать. Потому что она - женщина и ей не дано понять. - Ты так кричала тогда в палатке, это была страстная музыка, которую я пытался передать в своих сочинениях, но… не смог.
Натали внезапно ощутила прилив ярости. В словах Бернара - или нет, в его интонации, - она услышала что-то снисходительно-мужское. Такое, что она уже слышала в своей жизни, особенно явственно - от Траппера. Видимо, потому, что на его глазах она менялась и становилась взрослой и самостоятельной. Была еще одна причина - она заключала с ним контракты, а не он с ней.
- Но неужели у тебя в постели так никогда не кричали женщины? - Глаза Натали блестели холодным блеском, она сверлила Бернара взглядом, ожидая, что сейчас он заорет, взорвется от оскорбительного намека.
Но он расхохотался и покачал головой.
- Может быть, потому я часто меняю женщин, что не могу найти такую.
- Мне жаль, - насмешливо бросила она. - Тебе предстоит упорный труд.
- Ничего, ничего, я справлюсь. Потому что у меня есть… камертон, с помощью которого я найду нужную мне тональность.
- Ладно, перестань, - попросила Натали.
- Перестать - что? Искать? - Бернар сделал вид, что не понял, о чем она говорит.
- Перестань паясничать, вот что, - пояснила Натали.
- Хорошо, перестану. Обещаю. А вот чего не обещаю, так это того, что новость сохраню в тайне.
- То есть? - Натали почувствовала, что задыхается. - Это моя тайна.
- А что ты сделаешь? Как запретишь мне сообщить Бьорну? Ты думаешь, мужская солидарность - это блеф? - Он опрокинул бокал и уставился на нее. - Мужчина - мужчине не враг. А женщина мужчине - заклятый друг. Поняла?
- Что-то ты заговариваешься, Бернар. Но… я прошу тебя, как заклятого друга, оставь все, как есть, хорошо?
В ее тихом голосе не было мольбы или угрозы. В нем была уверенность в собственной правоте, которую нельзя оспорить.
- Хорошо, - уступил Бернар, - я не стану вмешиваться.
Он криво усмехнулся. Было бы справедливо добавить прямо сейчас, что однажды он уже вмешался. Всего два английских слова - "девушка" и "сестра", развели Бьорна Торнберга и Натали Даре, возможно, навсегда.
- Слушай, Натали, а тебе не кажется, что надвигается юбилей нашего Марша?
- О, это еще не так скоро!
- Как считаешь, может, нам всем съехаться, скажем, в Париж? У меня уже будет воздушный шар, я вас покатаю…
Она засмеялась.
- Бесплатно? Или по двойной цене?
- Обсудим. - Бернар ухмыльнулся. - А ты могла бы раскинуть завтрак на траве, организовать "Столик Траппера". Но самой главной фигурой, я думаю, станет твоя Мира.
- Она справится. - Натали улыбнулась.
- Еще бы. Она привыкла к славе еще до рождения.
- Верно. Так и было.
Они еще поболтали, потом Натали, сославшись на скорый вылет из Орли, попросила отвезти ее в гостиницу.
- Если хочешь, чтобы я навестил твою дочь, вот мой телефон. Позвони и дай указания. Я все-таки не близко к Европе, а прямо в ее сердце.
- О'кей, спасибо, - поблагодарила Натали и протянула Бернару свою карточку с электронным адресом и телефонами.
Но на самом деле Натали не нужно было в аэропорт, она хотела остаться наедине с собой и обдумать то, что услышала.
Так значит, Бьорн улетел тогда из Парижа не из-за девушки, а из-за сестры?
Она не ожидала сама от себя, что испытает такое облегчение, как будто на душе все эти годы лежал камень, а теперь его больше нет.
Натали сидела в гостинице и бездумно листала буклет о Франции. Ее взгляд скользил по глянцевым страницам, потом она уставилась на фотографию, которая была такой умиротворяющей, что Натали захотелось вкусить той радости, которую обещали.
Талассотерапия. На морских фермах Бретани собирают водоросли для талассотерапии, есть искусственные станции - эклозарии, где выращивают фитопланктон и синтезируют уникальные компоненты.
Почему бы не заехать? У нее полно времени.
Натали вскочила и быстро покидала вещи в чемодан. А вдруг ей суждено снова встретиться с Бьорном? Она должна хорошо выглядеть, иначе он ее просто не узнает. И потом, местечко на самом берегу моря, там она может навести справки о рыбе… Это уже полезно для бизнеса.
Морские термы были расположены поблизости от пляжа, который тянулся на три километра вдоль моря, песок на нем был идеальным - мелкий, словно коричневый сахарный, который Натали иногда кладет в кофе. Центр талассотерапии разместился в великолепном старинном дворце, где все дышит роскошью. Из окон открывался неповторимый вид на море.
Натали решила устроить себе день красоты. Ей сделали массаж лица и тела. Она лежала, обернутая морскими водорослями и чувствовала, как расслабляется каждая клеточка, как уходят тревоги и усталость, а приятные мысли качают ее словно на волнах.
Бьорн Торнберг… Бьорн Торнберг. Он уехал не к девушке. Он уехал к сестре.
Казалось, волны вот-вот поднимут Натали и вынесут на берег счастья.
А потом у Натали спросили, не хочет ли она убедиться, что изнутри так же хороша, как и снаружи. Она согласилась…
Доктор снял перчатки.
- Можно встать, - разрешил он.
- И что, доктор?
Натали спросила просто так, совершенно уверенная, что она в полном порядке. И замерла, услышав:
- Я кое-что нашел.
Врач поспешил успокоить ее:
- Нет-нет, не волнуйтесь, рано волноваться, но вы должны знать. Узелок с булавочную головку.
- Но что это?
- Вероятно, фиброма. Я вам советую по приезде домой навестить своего врача.
Он профессионально улыбнулся. Натали тоже раздвинула губы, все еще находясь в приятном расслабленном состоянии. Счастливое настроение по капле утекало.
- Понятно.
Они помолчали.
- Но, если она станет расти, вам предстоит операция.
- Это неизбежно? - Сердце Натали билось в отчаянии - ну зачем, зачем она не ушла отсюда сразу после процедур? - Это, насколько я понимаю, меняет жизнь?
- Только в очень серьезных случаях. Вы не допустите этого.
Вероятно, у Натали был такой растерянный вид, что доктор сжалился над ней и сказал:
- Но я должен вас предупредить, что всякий организм - это отдельно взятое государство. И так же, как ни одно государство в мире не способно построить американский капитализм, так и, скажем, ваш организм нельзя сравнить с организмом другой женщины, которая перенесет такую же операцию. У вас есть внутренний драйв, вам некогда болеть.
- Вы смеетесь?
- Нет. Просто мы, доктора, обременены теоретическими знаниями, но каким-то необъяснимым образом все может произойти не так. Поэтому женщины вашего склада откуда-то черпают силы. Есть случаи, я тому свидетель, что беременность прекрасно избавляет женщину от операции. Опухоль рассасывается, вероятно потому, что вся энергия организма бросается на поддержание новой жизни. Имейте в виду.
Так вот что за шов на животе у Агнес! Вот почему, как выразился Траппер, от нее не пахнет женщиной! Значит, он не так уж и ошибался, когда произносил те жестокие слова об Агнес?
Натали с трудом ворочала языком, прощаясь с доктором, и на негнущихся ногах вышла из кабинета. Ей хотелось скорее на солнце, на воздух, на свободу. Оставить все то, что она узнала, здесь, пусть ее страхи и новоявленный узелок запутаются в морских водорослях и их смоет морской водой!
Она побежала от клиники так, будто собиралась добежать до Сан-Франциско.
Глава двенадцатая
Приятная беседа с Джонни Уокером
Возле дома остановился мотоцикл. Это приехал почтальон, догадался Бьорн и вышел на крыльцо.
- Приветствую вас! - Мужчина в поношенной темной форме помахал рукой.
- Привет, Пер. Чем порадуешь?
- Не мне судить, но вам письмо из столицы.
- Давай его сюда.
Почтальон протянул конверт.
Организация "Женщины Швеции". Наверное, Карола воспользовалась фирменным конвертом, предположил Бьорн. Кажется, в создании ее фирмы участвовала и эта организация.
Он сунул письмо в карман, взял газеты и предложил почтальону:
- Хочешь пива?
- О нет, на службе не рискую. Благодарю. - И Пер укатил, поднимая на дороге столб пыли.
Бьорн лениво вошел в дом, потом без всякого желания открыл конверт.
Это не от Каролы, понял он, пробежав глазами письмо. Это письмо из прошлого.
Билось ли его сердце в предощущении перемен?
Оно, может быть, и билось, но не во всяком состоянии способен человек уловить это биение.
Двадцатилетие Марша мира. Париж. Она наверняка приедет.
Потом Бьорн внимательно изучил письмо, от буквы до буквы. Организация "Женщины Швеции" по просьбе американских коллег приглашает его, как участника Марша мира, принять участие во встрече по случаю двадцатилетия события. Все расходы берет на себя приглашающая сторона. Встреча состоится в Париже в начале июня и продлится шесть дней.
Бьорн позволил письму упасть на пол и откинулся на спинку кресла. Неужели ему дается еще один шанс?
Шанс? Но для чего?
Неужели ты всерьез полагаешь, говорил он себе, что Натали Даре все эти два десятка лет только и делала, что думала о тебе? Она наверняка замужем, да и ее дочь Мира вполне созрела для такого шага.
Но что-то внутри трепетало и говорило, что есть, есть у Бьорна шанс - увидеть Натали Даре еще раз. Увидеть и освободиться от наваждения, от той муки, в которую она ввергала его все эти годы.
Смешно сказать, да он никогда никому и не скажет, что всякую женщину с тех пор сравнивал с ней. Он уверял себя, что то была игра молодых тел, сама атмосфера нереальная, фантастическая - любовь в палатке, в Булонском лесу, в Париже. Пахло цветущими каштанами, во рту был вкус мартини…
Невозможно вернуть то чувство, то состояние, не вернув все, абсолютно все элементы. Потому-то нельзя вернуть прошлое.
В Париже с тех пор Бьорн не был. В Англии бывал по делам и не раз испытывал желание оттуда поехать в Париж. У него было для этого все - и время, и деньги. Но, спрашивал Бьорн себя, что я увижу там кроме того, что видит каждый турист? Соборы, дворцы, сады и парки… Там не будет Натали Даре.
Как нет ее в его жизни, потому что если бы она осталась в ней, то дала бы о себе знать… Как-то… Когда-то…
Да, он не простился с ней из-за беды, произошедшей с Лоттой. Но ведь он сказал Бернару, что уезжает из-за сестры.
А когда началась шумиха вокруг Миры, мог ли он присоединиться к общему хору? Конечно нет. Если Натали родила ребенка, значит, ей было от кого. И он, Бьорн Торнберг, ей совершенно не нужен.
- Поехать в Париж. Увидеть и освободиться, - сказал он себе.
Бьорн поднялся и пошел в кухню. Вынул бутылку любимого виски "Джонни Докер" и налил рюмку. Он называл это "поговорить с умным человеком".
- Ну, давай, Джонни, - Бьорн поднял рюмку, - раскрой мне тайну американской женской души. Ты много прошел дорог и многих повидал женщин…
Бьорн опрокинул рюмку и бросил в рот соленый арахис.
Джонни Докер молчал, но душу согревал.
- Значит, не хочешь раскрыть секрет, да?
Та ночь в Булонском лесу была звездной, небесные светила горели так же ясно, как их глаза, когда они уже отдохнули от страстных объятий и смотрели в открытый вход в палатку. Синий тент на входе колебался под ветром, они слышали смех и возню в других палатках - жаркое лето и жаркая любовь.
- Бьорн… это было… здорово, - сказала Натали и уткнулась ему в шею.
Он чувствовала под своей щекой пульсирующую жилку.
- Да, ты была потрясающая, - сказал Бьорн.
- А… шведки… не такие? - Натали приподнялась на локте и внимательно посмотрела ему в лицо.
- А… янки не такие? - Бьорн тоже приподнялся на локте, посмотрел ей в лицо.
- Поняла, отсутствующих не обсуждаем, - сказала Натали, и ее рука скользнула на живот Бьорна.
Палец замер в пупке, а ладонь почувствовала, как задрожал его живот и напрягся, Натали решила проверить, не напряглось ли что-то еще. Ей стоило прикоснуться к тому, что уже было готово, как ее ноги сами собой раздвинулись, а сильные руки Бьорна подхватили ее, и Натали оказалась наверху.
- Ну-ка, давай представим, что ты борешься с атомной бомбой… - бормотал Бьорн, отыскивая губами ее соски.
Она застонала и почувствовала, как в нее проникает его сильная плоть… "Бомба" собиралась взорваться в ней…
- "Атомным бомбам - нет!" - процитировала Натали песню борцов за мир.
- А не… атомным? - пробормотал Бьорн, вжимая ее в себя.
- Гм… - Натали, устраиваясь поудобнее, сделала вид, что задумалась.
Но Бьорн не дал ей долго размышлять. Его бомба была уже на взводе…
Он смотрел в открытый вход палатки, звезды плясали перед глазами, а Бьорн поднимался и опускался под Натали.
Она запрокинула голову, выгнула спину, колени касались твердой земли, потому что в палатке Бьорна не было надувного матраса. Был постелен синий спальный мешок, а они - на нем.
Небо померкло, потом звезд стало больше, словно те, что были на небе, взорвались и разделились, теперь их целые мириады.
- Атомным бомбам - да! - упав на Бьорна, прошептала Натали ему в ухо.
- Ты нарушаешь принципы борцов за мир… - со смехом ответил он.
- Но, сам видишь, если бомба есть, то она все равно взорвется, - прошептала Натали.
А утром Бернар, стало быть, сказал ей, что Бьорн срочно улетел домой, потому что его позвала девушка…
Бьорн застонал.
А потом началась слава, которую раздували день ото дня женщины из организации Агнес Морган. Женский бюллетень регулярно публиковал сводки о здоровье Натали.
Мог ли он, Бьорн, мечтать о ней? Парень из северного шведского поселка? Рассчитывать на ее внимание? К тому же он внушил себе, что отец ребенка Бернар Констан.
Бьорн встал и прошел в кабинет, сел за письменный стол и открыл ноутбук. Постучал по клавишам, и на экране появилось короткое письмо. Потом Бьорн набрал номер электронной почты, указанной в письме из женской организации. Он подтвердил американским организаторам свое согласие.
Он больше не спрашивал себя, надо ли ему ехать в Париж. Если что-то не дает покою, значит, нужно все расставить по местам.
Глава тринадцатая
Еще один шанс?
Агнес Морган вернулась домой поздно вечером, но заставила себя проверить почту.
Прочитав письмо от Бьорна Торнберга, она улыбнулась. Ну вот, часы пушены. Игра началась.
Она всегда испытывала одинаковое чувство - Агнес называла его предощущением победы, когда затевала что-то серьезное. Агнес никогда не допускала мысли о поражении.
Победа, только победа. Кстати, а Натали играет все лучше и лучше, такая хрупкая с виду, она оказалась сильным игроком в боулинг. Теперь у нее есть собственные шары, и весят они не четыре с половиной килограмма, а почти шесть.
- Какие сильные руки, - удивилась Агнес после очередной партии в боулинг. - Такими руками ты можешь сломать шею любому мужчине.
- Ты так думаешь? Пожалуй… - задумчиво протянула Натали. - Но труднее всего сломать сердце мужчины. Боюсь, Агнес, скоро это станет невозможным для меня. Кажется, я следую по твоему пути…
Агнес подняла голову, и Натали указала на ее живот.
- Ты… о чем?
- Агнес, доктор говорит, что у меня… узелок. Растет опухоль.
Ну вот, подумала Агнес, еще одна красивая женщина попалась…
- Натали, только не горячись, - сказала она. - Под нож ты всегда успеешь.