- Однако ваше поведение в тюрьме заставило меня усомниться в вашей невиновности. Кстати, чем дольше вы продержите меня в этом шкафу, тем больше я поверю в правильность приговора.
Его обычное, бархатным голосом произнесенное "ха-ха" лишь усилило его сексуальную привлекательность.
- Ну раз вы так обо мне думаете, я буду делать что хочу. Все равно репутация подмочена.
- Отодвиньтесь, мистер Гастингс. - Ее испугало собственное желание, то, что рядом с ним она теряет самообладание. Еще чуть-чуть, и она - в его власти.
- Не отодвинусь, что угодно, только не это.
- Мистер Гастингс, я - духовное лицо!
- Вы женщина, случайно ставшая духовным лицом. Кстати, сейчас на вас нет пасторского облачения. Почему вы его не надели, зная, что я приду? Думаю, вы ждали от этой встречи того же, что и я.
А может, он прав? - забилась мысль. Действительно, почему я не надела пасторский воротник? Андреа прогнала эту мысль и поменяла тактику:
- Если вы получите, что хотите, обещаете ли вы уйти и оставить меня в покое, навсегда?
- Да как же это возможно? Начиная с завтрашнего дня мы будем ежедневно видеться на тренировках, до самого матча!
- Я могу избавить вас от тренерства, для этого нужен один телефонный звонок, и только.
- Звоните. Вы восстановите против себя подростков, так как их команда проиграет соревнования. И все же не избавитесь от меня: я намерен стать активным членом вашей религиозной общины. Мы будем встречаться на репетициях хора, в кружке по интересам, на воскресных службах. Список можно продолжить!
Андреа поняла, что загнана в угол.
- Зачем вам это все? Вы даже не верите в Бога.
- Я верю в вас. Мое спасение давно уже в ваших руках, нравится вам это или нет.
- Ваше спасение!
- Я уже объяснял, что вы приехали в Ред Блаф в самые мрачные для меня дни, и я их не так-то скоро забуду.
Он произнес это тихо, и Андреа испугалась еще больше, чем раньше, - не его, а своих ощущений, вызванных этим голосом.
- Если вы прикоснетесь ко мне, я закричу. Мейбл услышит и вызовет полицию, и вы будете в тюрьме еще до рассвета.
- А я рискну.
Он придвинулся поближе; Андреа отступила на шаг и прижалась к одежде, висящей на вешалках.
- Прекратите, Люк. - Она возбужденно дышала, голос стал хриплым. - Ради Бога, мы же взрослые люди.
- Ммм, - он мычал от удовольствия, заключив ее в свои объятия и прижимая к себе. - Взрослые, и пользуемся взаимностью. Это прекрасно. Я буду целовать вас, Андреа Мейерс, и, если на небесах есть Бог, вы тоже меня поцелуете. Вы будете целовать меня, потому что вы этого хотите. И не можете с этим бороться.
- Вы еще пожал... - Она не смогла закончить: он зажал ей рот поцелуем, и вместо слов раздался стон. Все было как в первый раз, с той лишь разницей, что сейчас никто за ними не наблюдал, никто не крикнул бы: "Назад, в камеру!" Никто и ничто не мешало девушке, она уже чувствовала, как волна наслаждения подхватила ее и понесла, и вот она уже страстно целует его, забыв все на свете.
- Бог услышал мои молитвы, - прохрипел Лукас, блуждая губами по ее лицу.
Их тела слились так гармонично, что ей пришлось собрать всю силу воли, чтобы от него оторваться. Было неимоверно трудно утихомирить страсть, которую он в ней разжег.
- Не отпущу, - бормотал Лукас, но она уже вырвалась из его объятий и убежала в гостиную, где попыталась собраться с мыслями. Стоя к нему спиной, Андреа сказала твердо и решительно:
- Теперь, когда вам стало легче, пожалуйста, уходите. Я хочу остаться одна.
- Как мало вы знаете мужчин! Вы меня только раззадорили.
- А вы ничего не знаете о женщинах. - Она обернулась к нему, сжимая кулачки. - Набрасываетесь на первую встречную после шести месяцев воздержания и... - голос ее прервался от гнева.
- Я согласен, что обстановка в этой кладовке возбуждает, там можно потерять голову. Но - давайте разберемся. Что мы в ней делали? Только целовались. Я же вас не насиловал - согласны? Все было взаимно.
Он подошел вплотную и снова зажал ей рот поцелуем; это был поцелуй полновластного хозяина.
- Когда я захочу наброситься, вы это почувствуете. Потому что захотите того же самого.
- Ваши фантазии принесут вам одни неприятности, - сказала она ледяным тоном.
- А я и так весь в неприятностях. И все из-за вас. - Он говорил низким, мягким голосом, в котором снова таилась опасность. - Вспомните, что это вы вступили во владения дьявола, приехав в Ред Блаф. Вся наша история - на вашей совести. Я не желаю вам "спокойной ночи", потому что она будет беспокойной: мы оба не скоро заснем. До свидания.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Вечером в следующую пятницу Андреа выскочила из своего кабинетика при церкви, неся большой сверток, обернутый в яркую, нарядную бумагу.
Ее догнала Дорис, тоже уходившая с работы:
- Ты что, опять бежишь в больницу? Уже пятый раз за эту неделю!
- Сегодня утром Мэри Дрискол родила девочку. Если я не поздравлю ее сейчас - завтра никак не смогу из-за этой поездки за город с подростками.
- Да пусть отец Пол играет с ними в кегли! Тебе же нужен выходной, - воскликнула Дорис.
- Не могу я отдыхать сейчас, - ответила Андреа.
По совести говоря, она не позволяла себе отдыхать, боясь, что Лукас Гастингс нагрянет к ней домой. После того, что произошло неделю назад, она дала себе клятву не оставаться с ним наедине ни под каким видом. Для этого ей пришлось дела, рассчитанные на две недели, провернуть в одну, что практически не оставляло ей свободного времени.
Ей не удавалось не видеть Гастингса совсем: она хотела играть в волейбол. Но взяла себе за правило уходить на десять-пятнадцать минут раньше остальных, чтобы он не мог задержать ее, завести какой-то личный разговор или затеять что-нибудь похуже.
Однако время шло, и ее опасения, что он опорочит ее в глазах других, не оправдались. Его поведение на волейбольной площадке было безупречным - полная противоположность тому, что происходило наедине. Он, несомненно, был спортсменом, дети от него в восторге, и Андреа тоже. Она изо всех сил старалась не подавать виду, но было трудно, почти невозможно оставаться к нему равнодушной.
Бог наделил Лукаса многими способностями; кроме того, в нем жил дух соревнования, и этим он заразил всю команду. Он смог убедить ребят в том, что они обязательно получат награду, присуждаемую на межприходских соревнованиях, если будут аккуратно ходить на тренировки, подчиняться его инструкциям и сохранят хорошую форму.
К следующему воскресенью Андреа поверила, что Лукас безопасен. Он ни разу не намекнул на то, что между ними произошло, и не вышел за рамки дозволенного. Он даже не просил встречи через Дорис - к чему легко мог бы прибегнуть. Андреа представления не имела о том, как он проводит дни или часы, свободные от тренировок, и пыталась себя убедить, что не хочет этого знать.
Разумеется, она лгала себе. Ее сжигало любопытство, ее интересовали все мелочи, заполняющие его жизнь. Особенно ее интриговали женщины. Мужчина с такой внешностью, как у Гастингса, исполненный чисто мужских достоинств, мог выбрать себе любую красотку. Откуда я знаю, думала Андреа, может, он каждую ночь спит с другой?
Когда он заявил о своем намерении быть активным членом церковной общины, он явно не лгал. Он хотел быть рядом с ней. Ведь она сама бросилась к нему в объятия, а он поступил как нормальный мужчина, то есть воспользовался случаем. Да и отец Пол расценил это так же.
Теперь казалось, что он к ней поостыл, а работа тренера явно ему нравилась: у него были для нее способности; не оправдались подозрения Анди в том, что она была лишь предлогом. Впрочем, может быть, он доведет команду до матча и начнет искать другое занятие? А ее жизнь потечет по старому руслу. Но в том-то и была проблема, что теперь Андреа не представляла себе дальнейшей жизни без Гастингса. Каким-то образом он ухитрился завладеть ее вниманием еще на суде, а теперь он рядом и с каждым днем проникает к ней в душу все больше и больше, овладевая ее мыслями и чувствами. Если я не смогу держать себя в руках, думала она, я стану его рабой.
В субботу - в день поездки за город - Андреа подъехала к парковочной площадке у церкви и увидела четырех мальчишек, явно дожидавшихся ее; это были Ричи, Дуэйн, Кейси и Мэт. Они отделились от остальных подростков, сидящих на церковных ступеньках, и побежали к машине.
Андреа любила этот "квартет", но питала особую слабость к Мэту, который жил с пьющей матерью и с раннего детства пытался с ней справиться. Когда он хотел поговорить по душам, Андреа никогда ему не отказывала. А иногда он и спал у нее на кушетке, если дома была невыносимая обстановка. Они стали близкими друзьями.
Мэт сел на переднее сиденье рядом с ней (остальные уселись сзади) и сказал:
- Мы уж думали, что вы не появитесь.
Андреа притворно нахмурилась:
- Я когда-нибудь вас подводила?
- Не знаю, - ответил Мэт. - Надо подумать.
- А кто везет остальных ребят? - спросила она.
- Миллеры уже взяли одну группу, а отец Ейтс берет всех остальных. Он как раз запирает церковь. Поехали, мы же опаздываем!
Андреа удивилась:
- Я не думала, что вы так горите желанием играть в кегли. Вчера на волейболе кое-кто говорил, что не хочет.
- Ну да, - вмешался Кейси, - когда Люк об этом узнал, он предложил отцу Ейтсу покатать нас на самолете.
- На самолете?
- Вы разве не знали? Он же летчик. - Мэт поглядел на нее с укором.
- Лукас Гастингс - летчик!
- Да-а-а! - заорали они хором. - У него есть самолет, и он прокатит каждого из нас - полетаем над городом!
- Если будем ковыряться, как сейчас, мы приедем на аэродром последними, - проворчал Мэт.
Помолчав несколько секунд - от изумления, - Андреа выскочила из машины:
- Минуточку! Я сейчас вернусь.
Подростки взвыли, а она бросилась навстречу отцу Полу, загружавшему остальных ребят в свою машину. Он улыбнулся ей:
- Какая ясная погода, а? В самый раз для полетов!
- Да, - ответила Андреа машинально, хотя мысли ее были заняты совсем другим, а небо было действительно голубым и безоблачным, только похолодало. - Отец Пол, я не знала, что вы поменяли наши планы.
- Я звонил тебе много раз: вчера вечером и сегодня утром, но тебя не было дома. Ты сама знаешь, дети были не в восторге от предстоящей прогулки, и, как только Лукас заикнулся про самолет, каждый выпросил разрешение у родителей, и все было решено. Анди, - вполголоса сказал он, когда она ничего не ответила, - Лукас водит самолет с шестнадцати лет, неужели ты думаешь, что он стал бы рисковать жизнью ребят? Тебе все мешает его тюремная отсидка, и ты его неверно воспринимаешь.
- Нет, нет, - она покачала головой. - Дело не в этом. Мне кажется странным, что ребята так сильно к нему привязались. И за такое короткое время.
Он как раз этим и грозил. Если она не повезет ребят, то прямо сейчас вернется назад, потому что почувствовала страх за себя: она тоже привязывается к нему все больше и больше.
- Мне кажется, с его стороны это замечательный поступок, - продолжал отец Пол. - У него есть подход к детям; у них растет обоюдная симпатия. Нам давно нужен был такой человек, и, если обстоятельства не изменятся, я думаю, церковный совет сделает его лидером юниоров.
Но он даже не член нашего прихода, думала Андреа, и вряд ли наши местные дела надолго его привяжут. При этой мысли в душу заползала странная тоска.
Пока ехали к маленькому частному аэропорту за Альбукерке, у нее не выходили из головы слова отца Пола. Впервые в жизни она почти не разговаривала с детьми. Лукас рассказал Ричи, как найти его ангар, и Андреа увидела его почти сразу.
Догнав остальных, они узнали, что самолет у Люка двухместный и он катает Лизу. Один из подростков уже вернулся из полета и, захлебываясь от восторга, рассказывал, что летчик даже позволил ему управлять самолетом. Пока дети ждали своей очереди, Андреа пересчитала их по головам и увидела, что Бетси Слоан отсутствует. Значит, ее не пустила Марго, ее мать. Но долго раздумывать об этом не пришлось, потому что белый с голубым двухмоторный "Бичкрафт" пошел на посадку. Когда он подкатил по летной полосе к ангару, Андреа увидела Люка в прозрачной кабине, хотя его было не так легко узнать в наушниках и затемненных очках. Он ничем не выдал того, что видит ее.
Пару часов дети катались в самолете, и, пока наступила очередь отца Пола, у всех созрело решение учиться летному делу. Судя по всему, Люк поставил себе цель завоевать их души, значит, он и за это возьмется с энтузиазмом, подумала Андреа, и наш бедный приход больше не будет прежним. Видимо, я тоже не буду.
Улыбаясь от уха до уха, отец Пол шел к ней:
- Твоя очередь, Анди!
У нее забилось сердце, а желудок сделал сальто-мортале.
- Мне как-то не хочется, я до сих пор не летала в легких самолетах.
- Боитесь, боитесь! - закричали дети.
- Уж если такой старик, как я, не испугался, - подмигнул отец Пол, - я уверен, что ты получишь удовольствие.
Чем дольше я буду стоять вот так, подумала она, тем больше будет у Люка поводов надо мной подшучивать. А мне совсем не хочется, чтобы он имел власть надо мной, понимал, что я привязываюсь к нему все больше и больше, душой и телом. Я каждый раз открываю в нем что-то новое, притом совершенно замечательное. А главное - я все больше убеждаюсь в его порядочности; такой человек не мог обманывать своих клиентов.
- Вперед! - подстегнул ее Мэт. - Это же фантастика!
- Молитесь за меня! - крикнула она на бегу и вдруг почувствовала себя легкомысленной и смелой.
В кабине было тепло, что радовало после ожидания на открытом поле. Люк сверкнул белозубой улыбкой:
- Добро пожаловать на борт, - и помог застегнуть ремень.
По тону было ясно, что он терпеливо ждал: он знал, что она придет.
- Наверно, мне лучше заранее сознаться, что я ни разу не летала на спортивных самолетах, - пробормотала Андреа, стараясь скрыть радость от встречи.
- Это удовольствие, которое засасывает, - сказал он, - как наши с вами поцелуи.
Андреа вспыхнула и отвернулась:
- У вас примитивное мышление: все время об одном и том же.
- А у вас такое же. - Опять он хмыкнул в той манере, которая всегда ее возбуждала. Андреа хотела поменять тему, но он уже связался с главным диспетчером, прося разрешения на взлет.
В следующие несколько секунд они выруливали на взлетную полосу. В это время поднималось много самолетов, и им пришлось несколько минут ждать своей очереди. Пока самолет набирал высоту, ей казалось, что ее желудок остался там, на земле, но, когда они достигли нужной высоты, ей стало легче, она стала смотреть вниз и даже любоваться панорамой. Однако всем своим существом, каждой клеткой она чувствовала его присутствие.
Как он мог выдержать шесть месяцев заключения после той свободы, что дарит этот небесный простор?
- Воспоминания о полетах помогли мне не сойти с ума, - ответил он на ее мысли.
- Наверно, вам было страшно тяжело там, - сказала Андреа, пораженная этой телепатией. В то же время она не могла оторвать глаз от раскинувшегося под ними города.
- Скажи мне правду, - начал он мягко, - как ты поняла, что суд надо мной - сплошная ложь? Остальные-то не додумались.
Вопрос прозвучал просто, почти небрежно, но он был явно давно заготовлен. Ей так захотелось снять с него дымчатые очки и заглянуть в самую глубину глаз, потому что иногда, в редкие моменты, они его выдавали.
- Я была уверена, что среди присутствующих есть люди, понимающие, что этот процесс очень хорошо подтасован.
- Ты имеешь в виду моего адвоката, а я говорю о присяжных.
- Нам сказали, что вас нужно признать виновным. Вы сами знаете, что против вас было слишком много улик.
- Но у пастора Анди доброе сердце, и она верила в меня, не так ли? - спросил он все так же мягко.
- Я все надеялась, что ваш адвокат приведет какие-то доказательства, способные заткнуть рот прокурору. Все присяжные этого ждали. Но он не нашел ничего в вашу защиту. Все это напомнило мне жуткий эпизод из моей собственной жизни, когда меня тоже оболгали.
- Жуткий эпизод? Какой же? Вы уже знаете всю мою подноготную, а я в полном неведении о вас, Андреа Мейерс.
Она молча смотрела на приборную панель.
- Это было так давно, что уже не имеет значения.
- Хотите сказать, что не готовы это обсуждать? Ну что ж, тогда ответьте, вы всегда жили в Альбукерке?
- Нет.
Снова наступило молчание, в тишине был слышен только гул моторов. Чтобы не смотреть на Люка, Андреа уставилась в окно. Он прервал затянувшуюся паузу:
- Не хотите откровенничать с бывшим арестантом?
- Совсем не в этом дело.
- Я же знаю, вы ко мне неравнодушны. Значит, в вашем прошлом было какое-то несчастье, воспоминания эти все еще ранят. - И добавил: - Мне знакома такая ситуация.
Андреа не могла возразить: его откровенность обезоруживала; видимо, ему приходилось так страдать, что даже не хотелось говорить об этом. Неожиданно для себя она сказала:
- Я всю жизнь жила в Калифорнии, а в Альбукерке приехала всего два года назад.
- А ваша семья все еще там?
- Не имею представления. - Люк, видимо, не понял, и она пояснила: - Я почти ничего не знаю о своих родителях. Когда я родилась, они жили в Окленде, штат Калифорния. Потом я узнала от инспектрисы, занимавшейся моим делом, что мою мать выгнали родители за то, что она забеременела мной, будучи подростком. Ее "приятель", то есть мой отец, скрылся, и она до самых родов жила в приюте для беременных, на содержании у государства. А родив, она меня бросила, поскольку ей было не на что меня содержать.
- А кто были родители, усыновившие вас? - он повернул к ней голову.
- Меня никто не усыновил и не удочерил. Разные люди брали меня на время, по очереди.
- Видно, вам приходилось нелегко.
- Да нет, многие хорошо со мной обращались. Но когда мне было шестнадцать лет, мой очередной "отец" потерял работу и меня отправили в другую семью.
- Продолжайте, - попросил он, когда она замолчала.
- Это были неплохие люди, но я заметила, что их сын, живший отдельно, - он как раз развелся - стал наведываться к родителям, как раз когда их не было дома. - Люк произнес ругательство, которое она не поняла. - В первый раз, когда он стал приставать, я испугалась, но мне удалось от него вырваться. Он продолжал приходить; как-то он ухитрялся заставать меня одну. А потом я от них сбежала.
- Что же дальше? - Он явно нервничал.
- Меня подобрала полиция, и моя инспектриса устроила целое расследование. Началась страшная история: парень врал, родители поддерживали это вранье, а мне никто не верил. У них была репутация честнейших людей.
- Могу себе представить, чем это кончилось, - сказал Люк сердито.