Маленькая мадам Грийо ласково посмотрела на меня снизу вверх. Мы улыбнулись друг другу, понимая, что это не произойдет никогда, и мне было действительно неловко, что я так и не отблагодарила ее по-настоящему…
Глава 8, в которой осталась только грязь
От вчерашнего дождя со снегом остались только грязь, хмурое небо и пронизывающие порывы ветра. В машине Клод сразу же включил печку, по ногам приятно потянуло теплом.
- Какая очаровательная у вас мама, - сказала я, чтобы нарушить молчание, потому что, едва мы простились с мадам Грийо, Клод демонстративно замкнулся.
- Да, - буркнул он, даже не посмотрев в мою сторону. - Если вам холодно, может взять на заднем сиденье плед.
- Спасибо, и так хорошо. Можно, я закурю?
- Да. Тогда я тоже. - Он вытащил из кармана сигарету и вставил в рот.
Я полезла в сумочку. К сожалению, пачка была пуста, и я вдруг отчетливо вспомнила, как вчера все сигареты веером рассыпались по грязному полу электрички.
- Простите, мсье Грийо, но у меня, оказывается, закончились сигареты. Вы не угостите?
- Только "Житан", если вас устроит.
- Хорошо.
По-прежнему не оборачиваясь, он протянул пачку, щелкнул зажигалкой, мы закурили и выехали на шоссе.
- Где вы живете?
- На улице Буасонад, это между бульваром Распай и Монпарнасом.
- Далековато. - И опять замолчал.
Его настроение начинало действовать мне на нервы.
- Слушайте, мсье Грийо, если вам не хочется так далеко ехать, не нужно. Я не просила вас везти меня. Вы сами предложили.
Он не реагировал.
- Я вполне в состоянии добраться сама. Проголосую, и подвезет кто-нибудь. - Я понимала, что провоцирую его на ссору, но удержать себя не могла, да и не хотела. Кто он такой? Почему я должна безропотно сидеть в его машине и терпеть его плохое настроение? - У меня есть деньги.
- Ну и что? У меня тоже есть.
- Так много, что вы устроили целый спектакль, когда я попыталась четно расплатиться за услуги?
- Вам никто не оказывал никаких услуг.
- И сейчас?
- И сейчас.
- Но вы же везете меня в своей машине, расходуете свой бензин.
- Это мое дело. Я хочу вам помочь.
- Но я вас не просила! Я никого не просила помогать мне!
- Просить бессмысленно. Никто не поможет, если сам не захочет помочь.
- А вы хотите?
- Да.
- Вы уверены, что хотите именно помочь, а не чего-то еще?
- Вы опять про деньги?
- Нет.
- Слушайте. - Впервые за всю поездку он посмотрел на меня. Темно-серые глаза были очень грустными. - Вы все время пытаетесь уличить меня в том, что я мужчина. Я это и без вас знаю. Что в этом плохого?
- Дайте мне еще одну сигарету.
- А вы не будете кашлять? Это же не ваш сорт.
- Не буду.
Он достал пачку и щелкнул зажигалкой.
- Все-таки укутайтесь пледом. Я же вижу, что вы дрожите.
Я не стала спорить и повернулась за пледом.
- Смотрите, там шотландцы! - вдруг сказал Клод.
- Где?
- Да вон два парня голосуют у обочины.
Впереди действительно виднелись две фигурки в развевающихся на ветру широких юбочках.
- Но юбки носят не только шотландцы. И с чего вы взяли, что они парни?
- Разве не видно?
- Девушки тоже бывают высокими, да и юбки не всегда говорят обо всем.
- Бросьте. Это мальчишки.
Мы поравнялись с голосовавшими. Это действительно были двое очень молодых парней в шотландских килтах. Клод распахнул заднюю дверцу.
- Садитесь, ребята. Продрогли, небось?
Парни бурно заговорили, размахивая руками, но в машину не полезли. Клод растерянно посмотрел на меня, потом на них.
- Вы чего, правда, из Шотландии?
Парни опять залопотали.
- Из Эдинбурга, - сказала я. - Но я плохо знаю английский.
- Из Эдинбурга? - радостно уточнил у парней Клод, те не менее радостно закивали и снова заговорили о чем-то.
- Им нужно на Монмартр, - поняла я. - Но их никто не хочет везти. У них нет денег.
- Так пускай садятся. Отвезем на Монмартр. - Клод поманил парней, приглашая в машину. - Все равно по дороге.
Я не стала возражать, что это приличный круг по Парижу. Если Клоду нравится заниматься благотворительностью, пусть. Иначе мы опять начнем ссориться.
Тем временем шотландские мальчишки забрались на заднее сиденье и прижались друг к другу, как котята. Они были вряд ли старше моего сына. Я отдала им плед и попросила говорить помедленнее.
- О'кей, мэм, и спасибо, - поблагодарил тот, у которого пробивались робкие усишки. - Я - Шон, а он - Боб.
- Я Клод, - представился Клод, - а мадам зовут Клер.
- Клер?! - обрадовался Боб. - Мою маму тоже зовут Клер!
- А моего сына зовут Жан-Поль, - зачем-то сообщила я.
- А у меня сестра Мари и брат Чарльз, - сказал Боб.
- А мою маму зовут Энн, - поддержал беседу Шон.
- А мою - Флоринда, - произнес Клод.
Это произвело впечатление.
- Клер, спросите их, как шотландцы попали в наши края?
Потребовались определенные усилия для понимания как моего жуткого, так и довольно специфического английского наших пассажиров. Сюжет же оказался довольно банальным.
Шон и Боб - музыканты и вчера впервые в жизни оказались в Париже. Благодаря туннелю под Ла-Маншем они приехали в Париж на автобусе со всем музыкальным коллективом чуть ли не прямо из своего Эдинбурга для участия в фестивале фольклорной музыки и сразу же отправились на сцену. Затем выступали другие группы, а зрители и участники танцевали и знакомились. Таким образом Боб и Шон познакомились с юными парижскими "бьютифул леди", которые посоветовали им не ехать со своими земляками в гостиницу, а провести свободное время с юными "бьютифул леди" так, "как это принято в Париже". Шон не хотел ударить лицом в грязь перед Бобом, а Боб - перед Шоном.
Короче говоря, шотландские "плейбои" уселись в машину юных "бьютифул леди", которые завезли их невесть куда, где они провели какое-то время так, "как принято в Париже". Как именно, вспомнить не мог ни один. Но самое ужасное заключалось в том, что проснулись они "в чистом поле" и с вывернутыми карманами. И, если бы не "добрые мистер и миссис Клод", неизвестно чем могла закончиться вся эта история, но теперь Шон и Боб надеются, что "добрые мистер и миссис Клод" отвезут их на Монмартр, а уж там-то они обязательно разыщут своих, потому что сегодня ансамбль Шона и Боба выступает снова.
- А где? - спросил "мистер Клод", и я перевела его вопрос.
- На Монмартре, сэр, миссис, - серьезно ответил Шон.
- Где именно? - уточнил "сэр", и я вместе с ним.
Эдинбургские гости переглянулись.
- В кафе на Монмартре, - ответили они в один голос.
- Как называется кафе? - спросила я. - Там их много.
Это известие взволновало парней, потому что они были уверены, что заведение, в котором они выступали, так и называется "Кафе на Монмартре".
- А вывеска? Там же наверняка была вывеска? Что было написано на ней? - Клод заволновался тоже.
Вывеску парни не могли вспомнить, но, по утверждению Боба, там была большая терраса, откуда виден весь Париж. Шон не помнил даже этого.
- Я понял, - Клод усмехнулся, - это кабаре "Проворный кролик", самое туристическое место.
Глава 9, в которой о фестивале даже не подозревали
В "самом туристическом месте" ни о каком фольклорном фестивале даже не подозревали, на хваленой террасе резвился ветер, тем не менее, несмотря на мало располагающую к сидению на свежем воздухе погоду, публики за столиками было предостаточно, причем в основном ее составляли обвешанные видеокамерами и фотоаппаратами пожилые японцы.
- Это не та терраса, - вдруг заявил Боб и виновато вздохнул, - та терраса была на башне, а здесь нет башни.
- Правильно, - подхватил Шон, - на башне мы были с юными леди, а в том кафе не было террасы. На террасе мы были потом. А там была река.
Мальчишки сникли окончательно.
- Может быть, обратиться в их посольство? - шепнула я Клоду, на секундочку представив, что теоретически в точно таком же положении мог оказаться и мой Жан-Поль, заблудись он, скажем, в Эдинбурге.
- Успеется. - Клод беззаботно махнул рукой. - Выпьем кофе, полюбуемся крышами Парижа. Красиво? - спросил он парней, широким жестом предлагая им взглянуть на панораму. - Вон свободный столик.
Я еще не успела сообщить о его предложении нашим подопечным, как вдруг из-за столика, возле которого мы все еще стояли, поднялся седой японец и, старательно улыбаясь, обратился к нам. Японский вариант моего родного языка звучал потрясающе!
После витиеватых извинений представитель Страны восходящего солнца выразил не менее витиеватые восторги по поводу того, что, дескать, какая замечательная европейская традиция - любование в весенний, пусть даже ненастный день крышами родного города! Крыши Парижа с высоты подобны чешуе дремлющего доброго сказочного дракона, который что-то там олицетворяет собой, и так далее, и так далее…
От замешательства я не переводила его слова на английский, но, по-моему, шотландцы и так понимали все по удивительно красноречивым движениям рук старого японца, хотя выражение его лица - вежливость, и не более того - оставалось неизменным.
И как замечательно, продолжал японец, что эту церемонию, и наверняка церемонию старинную, европейцы проводят семьями, и что в Японии тоже существуют подобные семейные ритуалы, и многие, и особенно дети, и это важно, приходят на церемонию в национальных костюмах…
Мы переглянулись. Улыбающиеся темно-серые глаза Клода показали на юбочки Шона и Боба. Надо же, со всеми этими переживаниями по поводу местонахождения фольклорного фестиваля я совершенно забыла, что "наши дети" в национальных костюмах. У них были такие же озябшие голые ноги, как и у мадам Грийо, когда она вернулась с репетиции.
А японец умоляюще сложил руки лодочкой и кротко высказал просьбу: нельзя ли им с женой сфотографироваться на фоне крыш Парижа рядом с настоящей европейской семьей в настоящих европейских костюмах, чтобы они смогли рассказывать своим детям и внукам о том, как оказались в Париже именно в незабываемый день любования его весенними крышами?..
"Настоящая европейская семья" посовещалась с "детьми в национальных европейских костюмах" на другом европейском языке, развеселилась окончательно и высказала согласие. Японец спросил, сколько мы хотим за услугу. Клод открыл рот, но я, достаточно хорошо предполагая вариант ответа, быстро сказала:
- А нельзя ли нам тоже получить фотографию на память?
"Настоящую европейскую семью" японская техника почти мгновенно обеспечила "фотографией на память", и мы расстались с японскими дедушкой и бабушкой с наилучшими дружескими чувствами.
- А теперь по чашечке кофе, - сказал Клод и завертел головой в поисках свободного столика.
- Может быть, в другом кафе? - робко предложила я, не сомневаясь, что в "самом туристическом месте" цены тоже соответственные.
- Нельзя нарушать традиции, - подчеркнуто серьезно возразил он. - Крышами Парижа положено любоваться здесь. Даже японцы знают. Садимся и любуемся. Особенно "дети". Они же никогда не видели Париж с Холма.
Мы расположились у самой балюстрады, и я подумала, что Клод опять оказался прав. Париж был потрясающе прекрасен даже в этот серый ненастный день. Подошел официант.
- Четыре самые большие порции кофе, - заказал Клод, - и принесите сегодняшние газеты.
- Какие именно, мсье?
- Где побольше рекламы и анонсов. И еще пачку сигарет. Клер, что вы обычно курите?
- "Голуаз".
Официант кивнул и отошел.
- Клер, спросите "детей", когда они ели в последний раз.
Выяснилось, что вчера.
- Я так и предполагал, - сказал Клод.
Мне стало не по себе. Неужели он собирается еще и устраивать обед в этой туристической обдираловке? Но возражать было бессмысленно. Официант отправился за сандвичами, хорошо хоть, что не за фирменным блюдом в шести экземплярах; мы с "детьми" занялись кофе, а Клод - газетами.
- Кардинал Лемуан, - неожиданно и загадочно изрек он.
- Вы имеете в виду "Паради Латин"? - уточнила я и с уважением посмотрела на шотландцев. Неужели эти мальчишки выступают в таком шикарном месте?
- Нет, танцевальный клуб "Кардинал Лемуан" на набережной Монтебелло.
- Да, да, кафе на Монтебелло! - обрадовались парни. - Монтебелло! Монмартр!
- Понятно? - фыркнул Клод. - Монтебелло, Монмартр - какая разница? Англичане!
- Мы шотландцы. - Шон насупился.
- Между прочим, для них это такая же разница, как для нас между Монмартром и Монпарнасом, - объяснила я Клоду. - Они могут обидеться.
- Ладно, ладно! Шотландцы! - Он похлопал парней по плечам. - Все хорошо! Во всяком случае, набережная Монтебелло ближе к Монпарнасу, чем к Монмартру, если уж на то пошло. Перепутай они в нужную сторону, мы не потеряли бы столько времени и давно были бы на месте.
- А точнее - в Латинском квартале, - сказала я и вдруг расстроилась.
Значит, Клод сейчас отвезет парней в их "Кардинал Лемуан", затем меня на Монпарнас, ведь, действительно, от Латинского квартала рукой подать до моего дома, и все? Но мне искренне не хочется, чтобы это было "все"… Ведь еще пару минут назад мы так здорово играли в "настоящую европейскую семью" и любовались Парижем. И нам с Клодом было так хорошо!
Но, если бы мальчишки ничего не перепутали, не состоялось бы никакого "любования крышами Парижа"… А если бы мы не подхватили их по дороге, тогда… Даже подумать страшно! Мы в неприязненном молчании доехали бы до моего дома, и вообще ничего не было бы… Но я же знаю, что нам на этой террасе хорошо обоим! А он жалеет о том, что "мы потеряли время"! Неужели он действительно считает, что мы именно потеряли какие-то пару часов?..
- В общем-то, логично, - донесся до меня голос Клода, - что фольклорный фестиваль устроили в студенческом клубе. Честно говоря, я сразу подумал, что это где-то в Латинском квартале, но наши "дети" так упорно твердили про Монмартр… Клер? Вы меня слышите? Ну, переведите же, что они пытаются мне втолковать? Они приглашают нас на свой концерт? Да? Я правильно понял?
- Да-да, конечно. - Я старательно улыбнулась. - В клуб.
- Здорово! Клер, вы когда танцевали в последний раз?
- Кажется, на работе у нас была вечеринка в Рождество. Ну, складчина, все, кто дежурил в тот день…
- Я не о том! Я спрашиваю, когда вы в последний раз ходили куда-нибудь специально на танцы?
Глава 10, в которой мы стояли в пробке
Мы стояли в пробке. Куда все едут? - подумала я, ведь сегодня выходной. С неба опять посыпалась какая-то гадость, и Клод включил дворники. Они старательно расчищали полукруглые просветы на лобовом стекле, работающий мотор стрекотал в недрах машины огромным сверчком, печка заботливо согревала нашу притихшую компанию.
Я обернулась, чтобы сказать шотландцам, что одним из видов времяпрепровождения на парижский манер можно смело назвать торчание в транспортных пробках на узких старинных улицах, не предназначенных для современного потока машин, но мальчишки спали, совсем по-детски приткнувшись друг к другу. Конечно, они перекусили, согрелись и успокоились. Мой сын тоже всегда не прочь вздремнуть на заднем сиденье… Позвоню ему, когда доберемся до места, пусть поспят гости столицы…
Я случайно встретилась глазами с Клодом. Он покосился на парней, улыбнулся и приложил палец к губам. Я улыбнулась в ответ.
- Все хорошо, - беззвучно произнес он.
Я кивнула и отвела взгляд.
Транспорт не двигался с места. Мы сидели молча и смотрели, как старательными перевернутыми маятниками качаются дворники в своих прозрачных полукружьях. Но это было совсем другое молчание, чем то, которого я недавно боялась. Это было хорошее, доверительное молчание, когда не надо говорить ничего, когда и так ясно, что все хорошо…
Неожиданно Клод дотронулся пальцем до моего плеча и показал куда-то вперед. И только сейчас за задним стеклом, стоявшей впереди нас машины я увидела розовую подушку в виде сердца с красными оборочками, на которой были вышиты слова "Я люблю Париж" и улыбающаяся Эйфелева башня.
- Стиль мадам Грийо, - не удержавшись, шепнула я ему на ухо, прикрывая сбоку свой рот рукой, и невольно прикоснулась к его волосам.
И вдруг поняла, что мне очень хочется зарыться в них пальцами, притянуть его голову к себе и чтобы он тоже обнял меня, заглянул в лицо и потом - не сразу, а именно потом, - поцеловал.
Но Клод только с улыбкой кивнул, очень тихо произнес:
- Точно! Так, кажется, мы начинаем потихоньку продвигаться, - и нажал на газ.
Уже основательно стемнело, когда Клод припарковал машину возле "Кардинала Лемуана". Странно, что шотландцы не разглядели вывески, буквы переливались всеми цветами радуги, а посередине вспыхивала фигурка в красном облачении, впрочем, скорее похожая на Пер Ноэля с кардинальским посохом.
Публики еще практически не было, официанты меланхолично перестилали скатерти на столиках по краям танцплощадки, зато на сцене и вокруг нее участники представления вовсю возились с аппаратурой, светом и инструментами.
Естественно, радости коллег Шона и Боба, увидевших своих земляков целыми и невредимыми, не было предела. Нас тут же потащили куда-то за сцену, где одну из гримуборных шотландская группа по-братски делила с коллективом из Испании. На столе вперемешку с инструментами, нотами, оборчатыми юбками, веерами и бутафорскими клинками громоздились припасы еды на пластиковых тарелках, стопки пластиковых же стаканчиков и, конечно, иначе не могло и быть, бутылки, бутыли, бутылочки, а также банки с пивом и с менее безобидными напитками.
Вместе с Бобом и Шоном Клод без стеснения приналег на еду, но от виски, лучшего в мире шотландского виски, отборного, коллекционного и так далее, и так далее, категорически отказался, отдав предпочтение "перье" и заставив меня очень точно перевести причину своего столь невежливого поступка: "Я обещал маме больше никогда в жизни не пить за рулем".
Естественно, тут же был провозглашен тост за его матушку. Но за исключением меня, очень неосмотрительно залпом проглотившей свою порцию из пластикового стаканчика, в этой ситуации вовсе не показавшегося мне неуместным, остальные лишь деликатно пригубили. Мне даже сделалось неловко.
- Вы не думайте, мэм, после концерта все по-нормальному наберутся, - шепотом успокоил меня Боб, заметив мою растерянность. - Но нельзя же на сцену с пьяных глаз. А вы пейте сколько хотите. Муж вас довезет. - И щедро плеснул виски в мой стаканчик. - Знаете, мэм, вашему сыну очень повезло. Мне всегда хотелось иметь такого папу.