- О чем вы там шепчетесь? - заинтересовался Клод.
Боб смущенно потупился.
- Вы произвели на Боба большое впечатление, - сказала я, чувствуя, как тяжелеют мои глаза. Так всегда бывает, прежде чем мне расплакаться. - Он стесняется произносить спич. - А почему я должна стесняться? - Боб хотел бы иметь такого папу.
- Правда? - искренне обрадовался Клод. - Спасибо, сынок! - И обнял Боба.
Все опять дружно пригубили, а я снова глотнула залпом, встретившись глазами с Бобом. "Мою маму тоже зовут Клер", - вдруг вспомнились его слова. Боб протянул мне тарелку с куском жареного мяса.
- Спасибо, Боб. - Я отломила кусок хлеба и откусила мясо, взяв его прямо руками. Никаких столовых приборов здесь не предусматривалось.
Наверное, Боб очень любит свою мать, а отца у него нет. А мой Жан-Поль любит меня? Ответ вдруг стал мне настолько важен, что я извинилась, показав всем свой мобильник, вышла в коридор и набрала домашний номер. Но домашний автоответчик моим же голосом сообщил, что никого нет, а автоответчик мобильного Жан-Поля вновь предложил перезвонить позже.
Я сунула мобильник в сумочку и принялась рыться в ней в поисках платка, потому что из отяжелевших глаз все-таки потекли слезы. Одна из дверей открылась, коридорчик наполнился смехом и молодыми голосами, и мимо меня в сторону сцены заспешили парни и девушки в смешных тирольских костюмах, на ходу подстраивая скрипки и поправляя гольфы с помпончиками.
- Все хорошо? - спросил Клод, закрывая за собой дверь в шотландско-испанскую гримуборную.
- Да, - сказала я и глупо шмыгнула носом от радости, что наконец-то нашла всю пачку бумажных платков.
- Что-то случилось?
Он обнял меня за плечи и наклонился, заглядывая мне в лицо. Ну почему он сделал это именно сейчас, когда у меня течет не только из глаз, но уже и из носа?
- Ерунда. - Я нырнула в платок, как мышь в спасительную норку.
- Вы плачете?
- Нет. Это… Это аллергия на виски. Я не ожидала. Я давно не пила крепкие заморские напитки.
- Пойдемте. - Он взялся за ручку шотландско-испанской двери. - Может быть, у кого-нибудь есть аспирин.
- Аспирин здесь ни при чем. - От нелепости его предложения я невольно хмыкнула и вдруг чихнула.
- Вы уверены, что не простыли? - участливо спросил он. - Вас ведь могло продуть на ветру!
Из зала начали доноситься залихватские тирольские йодли, а из гримуборной выглянул Боб и, заметив платок в моей руке, встревожился.
- Нет-нет, все в порядке, Боб. Просто насморк, - сказала я.
Боб посоветовал нам идти в зал, чтобы успеть занять столик поближе к сцене, потому что программа уже началась, они выступают следующими, но нужно пораньше освободить гримерку для испанок, потому что те еще не успели переодеться, а их очередь сразу за шотландцами.
- Пошли? - весело спросил Клод и взял меня за руку.
Глава 11, в которой мы не посидели за столиком
Но мы так и не посидели ни за одним из столиков, потому что тирольцы, оставив на сцене только музыкантов с аккордеонами, скрипками и какими-то неведомыми мне инструментами, уже завели на танцплощадке безудержно скачущий, притоптывающий и покачивающийся хоровод, в котором мы с Клодом оказались, едва вступив в зал, и тут же, поддавшись всеобщему жизнерадостному настроению, дружно заскакали и застучали каблуками вместе с разноплеменной, но очень молодой и развеселой публикой, подхватившей нас за руки. Впрочем, нас окружала не только молодежь, как мне показалось в первую минуту: среди музыкантов и посетителей было много людей моего возраста и даже старше, просто от простодушного задора помолодели их лица.
- Ничего не понимаю, - сказала я Клоду, когда музыка стихла и весь зал стоя аплодировал кланявшимся со сцены тирольцам. - Ведь мы только что проходили через этот практически безлюдный зал, откуда здесь мгновенно взялось столько народу? Неужели мы так долго пробыли за кулисами?
- Значит, виски вызывает у вас не только аллергию. - В темно-серых глазах вспыхнули звездочки.
Не только виски, хотела сказать я, но тут на сцену вышли шотландцы. Публика зааплодировала и засвистела от восхищения. Действительно, они были великолепны в своих килтах и в клетчатых шарфах через плечо, а наши Боб и Шон держали волынки!
Конечно, шотландская музыка специфична более чем, да и танцы тоже, но, честное слово, весь зал сразу же подхватил ритм и снова заплясал вместе со спустившимися на танцплощадку теперь уже шотландскими танцорами. И мы тоже скакали и вместе со всеми дружно выкрикивали какие-то кельтские диковатые словечки. А потом в зал спустились и музыканты, Боб и Шон прыгали рядом с нами и дудели на своих волынках прямо нам в уши. Это было какое-то первобытное безумие! Мне сделалось удивительно легко, мне опять было столько же лет, сколько и им, и я не могла даже представить, что возможно иначе!
А потом как-то сразу началось фламенко! Я даже не поняла, в какой момент на сцене очутились испанки в широченных юбках и в мантильях поверх высоких гребней и кабальеро с фацией тореадоров. Нет, на какую-то секунду в зале повисла тишина, а потом застучали каблуки и кастаньеты, и вдруг опять все смолкло, и под аккомпанемент одних только ритмично хлопающих ладоней низко, пугающе откровенно и страстно запела полная немолодая женщина. Она была как-то по-птичьи некрасива, но она знала все.
Она пела именно про меня, хотя и на незнакомом мне языке, это я осознавала точно. У меня перехватило дыхание, потому что она пела о том, о чем невозможно рассказать словами, в чем невозможно признаться даже себе самой, о чем можно только плакать в подушку или… Или петь!
Но, оказывается не только петь. Потому что на середину сцены вышел худощавый юноша, видимо, больше не в силах выносить этого откровения, он чуть-чуть притопнул каблуком, словно говоря: "Остановись, прошу, не надо больше!", - а другие мужчины обступили его и застучали палками в пол… Мгновение тишины, и уже только стук и графичная пластика молодого мужчины. Но они опять говорили о том же, что и песнь этой женщины! Мне казалось, что от счастья понимания у меня вот-вот вырвется сердце, потому что палки и каблуки стучали точно ему в такт, и мое сердце было готово рухнуть, как какой-нибудь мост, раскачавшись в такт шагам проходящего по нему парада…
Наверное, это чувствовала не я одна, потому что вся потрясенная публика как-то, особенно, темпераментно вздохнула, когда совсем по - земному рассыпался гитарный аккорд и над сценой взметнулись кружева и оборки! И мы опять все дружно затанцевали, как умея, повторяя жесты и ритм фламенко.
А потом была обжигающая британская джига, негритянский спиричуэл, снова заставивший всех задуматься и затаить дыхание… Арагонскую хоту сменил греческий сиртаки, все опять повели хоровод и почувствовали себя беззаботными эллинскими божествами! А музыканты из Австрии закружили нас в вальсе.
- Разве вальс - народный танец? - спросила я Клода, старясь не наступить ему на ноги. К моему удивлению, он отлично вальсировал!
- Наверное. Вы так хорошо танцуете все, вы учились специально?
- Нет. А вы?
- Только вальсу. Я поспорил с братом, что научусь танцевать вальс. Он всегда считал меня неуклюжим. Я еще не отдавил вам ноги?
- Признаться, я переживаю о том же самом.
- Вы? Забавно. Может быть, мы что-нибудь выпьем, когда закончится вальс?
Через толпу мы пробрались к стойке бара. Тем временем на сцене настраивала инструменты венгерская группа.
- Что вам заказать? - спросил Клод.
Венгры весело заиграли Брамса.
- То же, что и себе.
- Но я за рулем.
- И обещали маме.
Он усмехнулся.
- Выпейте легкого вина. Я же не предлагаю вам дальнейшие эксперименты с шотландским напитком.
- Я действительно хочу воды. И, наверное, давно.
Парнишка бармен поставил перед нами стаканы и бутылочки "перье". Мне показалось, что я никогда в жизни не пила ничего вкуснее. А венгры играли Брамса.
- Клод, я бы повторила.
- Что? - Он смотрел на меня, но, похоже, из другого измерения.
Всё, подумала я, я бы повторила всё с самого утра, и даже ночные странствия, если бы они опять привели меня к Клоду. А на сцене заговорила скрипка. Не обернуться на ее голос я не могла, потому что она, как и та испанка, заговорила обо мне. Вернее вместо меня.
Это был грузный длинноволосый седой старик. Скрипка, прижатая красной одутловатой щекой, наверное, просто составляла часть этого человека, как и смычок в узловатых пальцах, которые вовсе не держали его, а лишь ласково следовали за ним, как нитка за иголкой. И на свете не было никого и ничего, кроме меня и голоса этого совершенно живого существа… Или так говорил со мной этот старик?..
Но вдруг старик покачнулся, выронил смычок и начал медленно оседать на пол, двумя руками прижимая скрипку к расшитой позументами груди. Публика онемела.
Глава 12, в которой в напряженной тишине кричит Клер
- Клод! Срочно вызывай "скорую"! - раздалось в напряженной тишине.
Это кричит Клер, она велит мне вызвать "скорую", через мгновение сообразил Клод и бросился к телефону. А Клер с возгласом:
- Дорогу! Я врач! - уже расчищала себе через послушно расступавшуюся публику дорогу к сцене.
Кто-то протянул Клоду телефонную трубку и с уважением посмотрел на него, как будто оттого, что позвонит именно он, Клод, а не кто-то другой, зависело очень многое. Клод прижал трубку к уху и попытался набрать номер "скорой", на долю секунды ему даже показалось, что он забыл эти две цифры, он хотел спросить у Клер, она же наверняка знает, и опять услышал ее голос:
- Расступитесь! Ему нужен воздух! Откройте окна! - Она уже стояла на коленях возле скрипача, протягивая кому-то его скрипку. - Да что вы стоите! Принесите хотя бы вентилятор! И освободите мне место. Господа! - крикнула она в зал. - Отгоните машины на улице, чтобы "скорая" могла проехать!
Кто-то послушно пошел отгонять машины, кто-то открывал окна, а Клер расправлялась с изобилием пуговиц и шнуров "венгерки" на груди скрипача.
Это спектакль, подумал Клод, потому что основное действие происходит на сцене, а люди в зале молчаливо ждут, сможет ли или не сможет героиня пьесы оживить другое действующее лицо. Вот она справилась с застежкой и уже массирует ему грудь… Это сейчас так страшно, но у пьесы обязательно должен быть счастливый конец! Я сошел с ума! Это же все на самом деле! Это не героиня пьесы, это Клер! А я должен вызывать "скорую"!
Он набирал цифры, не узнавая свои дрожащие руки. Наконец женский голос на другом конце провода буднично спросил:
- Что случилось?
- Клер, что я должен говорить?! - растерянно крикнул он, опять подумав, что участвует в школьном спектакле и забыл роль.
- Остановка сердца, - деловито ответила героиня пьесы, не отрываясь от своего занятия. - Мужчина за пятьдесят…
- Шестьсот два, - уточнила по-французски тоненькая девушка в венгерском костюме, прижимая к себе две скрипки: свою и ту, что отдала ей Клер.
Шестьдесят два, догадался Клод и сказал в трубку:
- Остановка сердца. Мужчина шестидесяти двух лет.
- Он называется Ласло Бараш. Мой дедушка.
- Ласло Бараш… - передал имя Клод.
- У него есть страховка?
Клод посмотрел на сгибающуюся и разгибающуюся над Ласло Барашем спину Клер, на застывшую фигурку девушки с двумя скрипками и ответил:
- Есть. - Только бы скорее приехали, подумал он, а там разберемся.
- Адрес? - спросила диспетчер "скорой".
- "Кардинал Лемуан"…
- Улица Кардинала Лемуана, дом? - уточняла невидимая здравоохранительница.
- Нет-нет, мадам! - Клод испугался, что "скорая" приедет не туда. - Это клуб "Кардинал Лемуан" на углу набережной Монтебелло и улицы Сен-Жак.
- В Латинском квартале?
- Да, да, мадам! - крикнул Клод и вздрогнул от нарушившего тишину звука - возле головы старика зашуршал вентилятор.
- Ждите, - сказала трубка и отрывисто загудела.
- Ну? Что? Когда приедут? - озабоченным шепотом спрашивали люди вокруг.
- Скоро. - Клод попытался улыбнуться. - Скоро. - Он протянул кому-то не нужную уже трубку и, сам не зная почему, пошел к сцене.
- Клод, помоги мне! - попросила Клер. - Встань с той стороны.
Клод послушно опустился на колени. От старика активно несло пивом.
- Массируй, а я попробую подышать за него.
- Как? Массировать? Я? Я не умею!
- У тебя получится. И ты сильнее меня. - Она взяла его руки и положила на грудь старика. - Давай! - Ее руки с силой надавили сверху. - Вот так! Нажимай ритмично! Раз-два, раз-два! - Они вместе давили на грудную клетку. - Понял?
Клод растерянно кивнул. Пивное амбре и аромат волос Клер…
- Сильнее, Клод! Сильнее!
- Я сломаю ему ребра…
- Нестрашно! Срастутся! Главное, чтобы мы завели ему сердце! Давай, сам, без меня! Ну! Раз-два, раз-два! Ты когда-нибудь месил тесто?
- Да. - Смешной вопрос, подумал Клод, тесто…
- Отлично, Клод! Молодчина! У тебя все отлично получается! Не жалей сил!
Она вздохнула, вдруг зажала свой нос и, приложив губы ко рту старика, с шумом выдохнула туда воздух. Клод почувствовал, как подкатывает дурнота. Он бы ни за что не сумел заставить себя дотронуться губами до этой пасти… Клер перевела дыхание, задорно подмигнула - с ума сойти, Клер умеет задорно подмигивать! - и опять выдохнула в старика.
- Давай, давай, Клод! Раз-два-три! - И опять старик получил дыхание Клер. Клод вдруг поймал себя на мысли, что даже завидует скрипачу, лучше бы это случилось с ним самим, и тогда губы Клер касались бы его губ…
- Энергичнее, энергичнее, Клод! У нас получится! Давай, давай, еще, еще! Отлично! Раз-два, раз-два-три!
Прошла целая вечность, Клод чувствовал на своем лице капельки пота и поток холодного воздуха из распахнутого настежь окна напротив. Вентилятор заботливо шуршал и шевелил седые волос старика и темные - Клер. Вдруг веки старика дрогнули, он шумно икнул и обрызгал слюной ее лицо. Она радостно выдохнула:
- Ха! - И вытерла лицо рукавом.
А старик дышал сам, и его грудь тоже самостоятельно медленно двигалась под ладонями Клода. Клод поднял руки и посмотрел на них и на лицо скрипача. Старик открывал глаза!
- Да, Клод! Да! Мы сделали это! Мсье Бараш, вы слышите меня?
Скрипач что-то тихо произнес, недоуменно глядя на Клер, и Клод сообразил, что старик не понимает французского языка. Клер улыбалась, а над стариком склонилась его внучка, по-прежнему в обнимку с двумя скрипками, что-то нежно прошептала и погладила дедушку рукой по волосам.
- Спасибо, спасибо, мадам, - сказала внучка. Из ее глаз катились прозрачные капли. - Дедушка хочет пить.
- Принесите воды! - вставая с колен, крикнула Клер, и Клод увидел, как она поморщилась, разгибая спину. - И еще! Господа, у кого есть таблетка валидола? Лежите, лежите, мсье Бараш. Мадемуазель, скажите ему, что все в порядке, но вашему дедушке пока не нужно двигаться.
Тишина сразу исчезла, все задвигались и заговорили, но не в полный голос, а так, как говорят возле "Моны Лизы" или перед венчанием в церкви. Откуда-то вынырнул Боб с бутылкой минеральной воды, протянул ее Клер, Клер отдала воду внучке скрипача, Боб повис на шее у Клер и что-то бурно говорил ей. Клер смущенно отвечала, потом Боб обернулся в зал, что-то попросил у Шона, оставил Клер, бросился к Клоду и, зажмурившись, обхватил его за плечи и прижался к груди. Как все-таки жаль, что у меня никогда не было сына, подумал Клод, гладя жесткие волосы парня.
Клер уже пила воду из бутылки, доставленной ей Шоном, разговаривала с ним и с обступившими их венграми. А внучка сидела на полу возле деда и как зверька держала в своих ладошках его руку. Обе скрипки лежали рядом. Дед поманил ее другой рукой и что-то сказал. Девушка пожала плечами, кивнула и встала на ноги, подняв дедову скрипку.
- Это от нас для мадам доктор. - И заиграла. Тихо, ласково и неожиданно весело.
Шон отцепился от Клода, обернулся и восторженно прошептал ему на ухо:
- Бьютифул… Вэри бьютифул джуниор леди…
Клод улыбнулся и кивнул. Это не требовало перевода.
Девушка играла. Она хорошо играла. Конечно, не так хорошо, как ее дед, но играть так, как ее дед, не у всякого выдержит сердце. Вот оно у него и не выдержало. Нет, выдержало! Потому что рядом оказалась Клер. Она и сейчас сидела на полу рядом со стариком и держала его руку, но не так, как внучка. Она считает пульс, догадался Клод. Но как же она считает, не глядя на часы? Она же врач, конечно, она умеет считать пульс без всяких часов!
- Мы приехали по тому адресу? - вдруг громко и недовольно спросил баритон где-то в конце зала. - Здесь нужна "скорая"?
- Да! - ответила, вставая, Клер и опять рукой выпрямила спину. - Нужны носилки. Больной на сцене!
Публика расступилась, пропуская бригаду с носилками.
- Он жив? - удивился импозантный медик.
Скрипач приподнял руку и забавно пошевелил пальцами.
- Да, - сказала Клер.
- Боже! - Баритон эффектно схватился за голову. Красивый парень, подумал Клод, и наверняка знает об этом. - Мы двадцать четыре минуты проторчали в пробке и были абсолютно уверены, что приедем к трупу! Как вы себя чувствуете, мсье?
- Он не говорит по-французски, - предупредила Клер. - Объясняйтесь через его внучку. - И позвала девушку.
- Все хорошо, мсье. - Глаза скрипачки мокро блеснули. - Теперь у нас есть четыре инфаркт. Мадам и вон тот большой мсье, - она показала на Клода, - включили сердце.
- Позвольте выразить вам свою признательность, я доктор Лепье. - Красавец-медик шагнул к Клоду и протянул руку, тем временем его команда укладывала скрипача на носилки. - Какое счастье, что здесь оказался профессионал и все сделал до нашего приезда.
Растерявшийся Клод машинально пожал его суховатую кисть.
- Спасибо, доктор Лепье, но я не врач. Все сделала доктор Клер… - Как неудобно представлять ее так, а я не знаю ее фамилии, расстроился он.
- Доктор Клер? - Лепье протянул руку ей и повел бровью.
- Да. Я доктор Клер Лапар.
Лепье почему-то затаил дыхание и выкатил на Клер глаза. Не может быть, что она действительно Лапар, развеселился Клод, это же как в песенке: "Мадам Лапар заходит в ангар"!
- Вы действительно та самая доктор Лапар? - В голосе медика слышалось неподдельное восхищение.
Клер смущенно кивнула.