– Не волнуйся, он того не стоит, – солгал он, хотя это был его любимый костюм. И к тому же было слишком поздно, все равно придется ехать домой переодеваться перед работой. Он почесал за ушами пса, немедленно облизавшего его руку.
– Эрнест! На место!
Пес не посмел ослушаться строгого оклика хозяйки и отправился на свою любимую подушку в гостиной.
Она не приглашала его внутрь. Стояла перед ним в рабочем комбинезоне на три размера больше, чем следовало, босиком, массу темных волос едва сдерживала повязка. И выглядела одновременно хрупкой и сильной, маленькой и решительной. И была для него сейчас самой привлекательной и самой желанной из всех женщин на свете.
Он протянул руку и убрал с ее волос какое-то перышко. Она смутилась.
– Это Эрнест откуда-то приволок и подарил мне. Нейт, я правда не могу поехать по магазинам, не сейчас. Я в самом разгаре работы, не могу бросить. Видишь, в каком я виде?
– Я не за тем приехал, чтобы уговаривать тебя ехать за подарком. – И протиснулся мимо нее в прихожую, прежде чем она успела запротестовать. – Я хочу помочь.
Она обернулась, замерла, растерянно моргая глазами и не понимая, что он имел в виду. А он уже снял пиджак, бросил его на новый светло-зеленый комод в прихожей, обратив внимание, что круглое зеркало над комодом тоже новое, решительно засучил рукава.
– Могу класть линолеум. Или плитку. Перестилать крышу. Все что хочешь. – И поскольку она смотрела на него широко открытыми глазами так, как будто он заговорил на суахили, спросил: – Разве тебе никогда не помогали мужчины?
Она покачала головой. И он сразу поверил. И в этот момент ему захотелось записать в черную книгу мести всех, кто обидел ее когда-нибудь, и расправиться с ними. Они использовали ее и брали беззастенчиво все, что она могла дать. При этом сами ничего не давали взамен, обирали ее, как тот, последний сожитель, редкий негодяй, не ценили, не видели, какая она особенная. Он в первый раз испытал такое мстительное и злобное чувство к неведомому врагу.
– Но мне не нужна ничья помощь.
– А я не спрашиваю тебя, и мне все равно, что вы думаете по этому поводу, мисс Блум, так что смиритесь и командуйте.
– Ты разве не должен быть на работе?
– Ты забыла, что я сам – босс. Это я приказываю там, кому и что делать.
– Слушаю, сэр, – пробормотала она.
– Молодец, совсем другое дело.
– Ха! Не стоит привыкать, это лишь временная покорность.
– Ну, тот день, когда я к тебе привыкну, будет нашим последним.
Она вздрогнула, как будто он хлестнул ее по лицу. Но быстро взяла себя в руки и сделала вид, что ничего не произошло. А ему захотелось ударить самого себя за глупость.
Кто его тянул за язык? Почему он думает одно, а говорит совсем другое? Он и сам не понимал своего поведения. Что он делает? Тогда в офисе, куда она ворвалась и устроила сцену, у него был шанс закончить отношения, была еще возможность расстаться друзьями, но он не сделал этого. Мало того, понял, что не хочет ее терять, и стал настойчиво добиваться встречи. Тогда зачем постоянно напоминает ей и себе заодно о временном характере их отношений? Вот и сейчас сморозил очередную глупость.
Нейт потеснил ее от двери, где она замерла в нерешительности, как будто еще не решила, оставить его или выставить вон, и сам закрыл ее.
Взяв Саскию за руку, он повел ее по свежевыкрашенному коридору. На кухне работа была в самом разгаре. Лежали отодранные куски линолеума, кое-где еще виднелись островки, требующие усилий. На полу лежали инструменты.
Его поражала ее самостоятельность и способность все успевать. Ведь она вела собственный бизнес, но вместо отдыха использовала каждую свободную минуту, работая дома: красила, клеила, меняла полы, не прибегая к посторонней помощи. А он-то до сих пор считал себя великим тружеником! Но эта женщина его превзошла. Она, кажется, не знала усталости. И, глядя на ее озабоченное лицо, размышляя о причине такого трудолюбия, вдруг его осенило. Кажется, он знает – почему. Все мужчины в ее жизни – неудачники, ее отец, далекий от реальности, чаще всего сидел за книгами, избегая людей. Она привыкла взваливать на свои плечи всю работу и почему-то считала, что это нормально. Ему стало стыдно, ведь его работа в сверхурочное время была продиктована отнюдь не благотворительностью, причины были другими, прямо противоположными.
– Ты много сделала, Саския. Но может быть, все-таки стоит пригласить плиточника?
– Сама справлюсь.
– Я знаю, что ты можешь, и у меня такое впечатление, что ты занималась ремонтом всю свою жизнь.
Он смотрел в ее огромные глаза, на розовые губы, которые сейчас были упрямо сжаты. И сказал:
– Сегодня моя очередь. И не мешай мне.
Он уже не спрашивал. Давал обещание. И, немного поколебавшись, она кивнула, при этом глаза ее потеплели.
С порванным карманом, пятном на колене, скорее всего от собачьей еды, его брюки можно было выбросить. Но линолеум был снят, каждый маленький кусочек этого проклятого пола теперь был очищен. Нейт покрылся потом, так энергично он взялся за дело, но теперь, глядя на плоды своих трудов, испытал приятное чувство удовлетворения.
Рубашку он давно снял. Она тоже спустила верх комбинезона, оставаясь в коротком топе. Влажные волосы прилипали к шее и лицу, посеревшему от пыли.
Она тоже оглядела результаты, потом подняла к нему лицо, и на нем появилась довольная улыбка.
– Ну, ты счастлива?
– Еще бы. Спасибо. – И покачала головой, как будто удивляясь, что это происходило на самом деле и он действительно работал с ней.
Он провел пальцем по ее щеке.
– Мы с тобой теперь партнеры по чумазости.
Она рассмеялась низким волнующим смехом.
И так посмотрела на него, что, сразу утонув в ее глазах, он увидел гораздо больше, чем простая благодарность. Он приподнял ее лицо и поцеловал.
Она положила руки на его обнаженную грудь легким нежным движением, и он был потрясен этим прикосновением. Они поцеловались нежным, длительным и таким сладостным поцелуем, что он потерял счет времени.
Она привстала на цыпочки, обхватила руками его голову, перебирая пальцами волосы, и он ощутил такое мощное желание, что уже не мог и не хотел сдерживать себя. Спустил комбинезон с ее ног, поднял топ к шее, встал перед ней на колени и стал покрывать поцелуями живот.
Почувствовал, как она дрожит, слабея от его поцелуев, подхватил ее на руки и понес в спальню. Положил на кровать, стащил влажную от пота одежду, отвел от лица волосы. Она лежала теперь сияющая наготой, такая красивая, что он ощутил боль от мысли, что им придется расстаться.
– Что ты будешь делать, когда рядом не будет меня, чтобы вот так ласкать тебя?
Это было жестоко, но ему вдруг безумно захотелось от нее услышать, что она не сможет без него жить. Она прищурилась и вдруг начала водить руками по своему телу, гладила и ласкала его, не сводя с Нейта огромных глаз. Он почувствовал, как его охватывает тяжелая закипающая страсть.
– Я могу сама о себе позаботиться, – сказала она низким и ясным голосом. – Ведь я привыкла к этому.
– Но сегодня я позабочусь о тебе.
Она закинула руки за голову, глаза затуманились, в их коричневой глубине он увидел призыв и уже не медлил, откликнувшись на него с такой страстью, что сам был потрясен силой своего чувства и того, что снова испытал от их близости.
Он лежал голый на ее большой кровати и смотрел на радугу, проходившую через бледно-розовый потолок от люстры с цветными дисками из пластика. Тонкая нога Саскии обхватила его ногу, он чувствовал, как прижимается ее теплое нежное тело. Потом услышал продолжительный вздох и приподнял голову.
– Что?
– Я хочу сказать, что буду очень скучать без тебя и без твоих ласк, – прошептала она.
– Я и надеюсь на это.
– Хотя не могу понять, что я нашла в тебе. – Саския была верна себе. – Ты с самого начала совсем не показался мне таким уж неотразимым. – Она засмеялась и прижалась сильнее.
Он подумал, что тоже будет скучать. Некоторое время. Но привыкнет. Хотя сейчас с трудом представлял ночи без нее.
И снова задумался: что будет тогда в его жизни? Еще несколько новых встреч, еще много вечеринок, выпивок с друзьями.
Он знал, что может быть эгоистом, но надеялся, что не способен стать очередным негодяем перед ней из эгоистических соображений.
Нейт понимал, что ей становится все труднее продолжать с ним отношения, он давно заметил, что она испытывает к нему не только сексуальное влечение. Он видел это в ее глазах. И если сам он не возражал против некоторого количества романтики в своей жизни, то она хотела, как все женщины, счастливого конца: "И они жили долго и счастливо". А это как раз его и не устраивало.
"Будь готовым в любой момент закончить, будь с ней честен, нежен, относись дружески, но не размягчайся". Впрочем, он чувствовал, что теперь все труднее становится порвать с ней отношения, хотя такой момент неумолимо приближается.
– Я становлюсь неотразимым потом, когда отношения развиваются.
Она приподнялась на локте, и он посмотрел на нее.
– Ты сам веришь в то, что говоришь? Ты бываешь серьезным? Что-то в тебе сопротивляется, я чувствую, мешает быть откровенным до конца.
Он положил ее руку себе на грудь и попытался объясниться, осторожно подбирая слова, чтобы не обидеть.
– После смерти отца, – начал он и снова устремил глаза к радуге на потолке, – я оказался в трудном положении. Годы проходили, а обязанности единственного в семье мужчины потребовали от меня столько душевных сил, что это оказалось непосильной ношей для подростка. Я тратил эти силы, и тот запас, который еще оставался, не давал мне возможности свободно выбирать. Надо было вести бизнес. Мне пришлось ограничить себя в другом – в интимной, личной жизни я уже не мог позволить себе романтики и переживаний. И подходил к ней по-деловому. Те годы, что я посвятил семье, меня опустошили. И мой план сработал. Я успешно мог вести бизнес, мог покорить и уговорить, очаровать, добиться своего, наше дело процветало. Что касается личного – я старался быть честным в отношениях, но никогда не принимал их близко к сердцу. Такая жизнь меня устраивает, мне вполне достаточно того, что есть.
– Но ты себя обделяешь, разве тебе не хочется позволить себе полюбить и быть любимым?
– Мне кажется, я испытываю настоящий страх перед таким развитием событий.
Губы ее покривились в горькой усмешке. Но она промолчала.
Умница Саския. Он нежно стал разглаживать горькую складочку в уголке ее рта, и, поддаваясь ласке, она прикрыла глаза, чтобы себя не выдать.
Он сам себя ненавидел в этот момент за то, что этими словами причиняет ей боль, но хотел быть честным в отношениях. Ведь не стремясь к браку, он не мог и не хотел лгать. Им придется расстаться, он просто не видел другого выхода.
– Пообещаешь мне не слишком переживать и не принимать мои слова, как способ причинить тебе боль? – спросил он осторожно.
– Все что угодно.
– Ты не слишком себя переоцениваешь?
– Я знаю, что говорю. А ты пообещай мне тоже кое-что.
"Все что угодно", – чуть не сорвалось с языка, но он сдержался, потому что это было бы неправдой.
– Говори.
– Оставайся таким, каким стал со мной, – небрежным в одежде, раскованным в поведении, позволяй себе немного расслабиться.
Она мягко погладила его по волосам, пропуская их сквозь пальцы, и он испытал чувство из далекого детства, когда ощущал родительские ласки.
– Ты сейчас стал милым. А был таким самоуверенным, всегда с иголочки одетым и… бескомпромиссным. Вот такой раскованный и небрежный в одежде, сомневающийся, ты превратился в неотразимого мужчину – в моем понимании.
Зато она всегда была сама собой. И он был без ума от нее, это она была неотразима. А когда в ее глазах, как сейчас, разгорался огонек страсти, предвещая ему блаженные минуты, он был по-настоящему счастлив. Саския внесла в его жизнь свежую струю, он вдруг стал видеть окружающий мир ее глазами, наслаждался ее острым умом, шутками, она одна могла заставить его смеяться до слез. В постели могла превращаться в дикую кошку, своими ласками доводить его до безумия.
Он погладил ее по щеке.
– Но ты же все-таки умеешь мне противостоять.
– Я стараюсь сдерживаться. – Она вздохнула.
И вдруг, как будто опровергая свои слова, одним движением оказалась наверху, смеясь, придавила своим теплым нежным телом, и он охотно откликнулся на призыв. Она отбросила назад волосы, падавшие на лицо, и склонилась над ним, покрывая поцелуями его грудь, прогибаясь, спускаясь ниже. И он сразу забыл обо всем и, уже не сдерживаясь, отдавался ее ласкам. Их близость доставляла обоим острое наслаждение, к которому примешивалось непонятное чувство горечи. Как будто оба знали, что это их последняя встреча.
Глава 9
Нейт задумчиво сидел на краю мягкой постели Саскии. Было еще рано, она спала. Глядя на нее спящую, вспоминал все, что произошло прошлой ночью. Как она спала, положив голову ему на грудь, его рука обнимала ее теплое бедро. Потом в какой-то момент она изменила положение, свернулась калачиком в своей излюбленной позе, как будто давая ему больше места.
Очнувшись и понимая, что он выбрал не самое лучшее время для размышлений, прошел по коридору в ванную комнату и плеснул холодной водой на лицо. И вдруг среди различных вещей увидел на полке ее желтый блокнот. Он сразу узнал его – это был вопросник-анкета в ее исследовании службы знакомств "По номерам". Вспомнил, как избегал ответов на ее вопросы, отделавшись какой-то чепухой. Но были другие мужчины, которые охотно делились своими соображениями, судя по многочисленным разноцветным записям напротив вопросов, некоторые ответы были весьма и весьма пространными и подробными.
Заинтригованный и чувствуя некоторую примесь ревности, ведь эти мужчины давали ей то, в чем он отказал, Нейт стал читать откровения о любви, о сексе, о вкусах и надеждах, взглядах на верность.
Но, глядя на ее аккуратные, сделанные мелким почерком записи, подумал, что она, наверное, была довольна, когда они отвечали, и даже счастлива, что может получить желаемое, ведь она хотела не так уж много. Так почему же он отказал? Просто несколько слов правды о себе в ответ на ее помощь, ведь она не отказала, когда он попросил ее помочь.
Он взглянул в сторону спальни.
Она пошла на то, чтобы встретиться с его семьей, его друзьями, рискуя быть разоблаченной, прощая его эгоизм и самолюбование. Она продолжала верить людям, несмотря на то что ее много обманывали.
А он в своем досье небрежно нацарапал несколько пустяков, как будто сделал великое одолжение.
Он нашел ручку, вздохнул и начал писать, выбирая места, где не было ответов, или напротив вопросов, на которые он более всего не хотел отвечать. Делал это торопясь, как будто боялся остановиться, испугаться своей храбрости и в ужасе бежать.
Закончив, с облегчением выдохнул, потом тихонько прошел в спальню, поцеловал ее в плечо. Она продолжала спать сном младенца. Он положил на подушку блокнот.
Ему не хотелось уходить. Снова сел, дотронулся до розы на плече, кожа там была шероховатой, машинально обвел розу по контуру. Она заслуживает лучшего отношения. И ему захотелось показать, что он понимает и считает ее удивительной и необыкновенной, восхищается ею. Надо сделать так, чтобы она это поняла. Он заставил себя встать, собрал одежду, наспех оделся и ушел, тихо прикрыв за собой дверь.
Во вторник вечером Саския прошла в домашнем макси-платье в гостиную, где уютно потрескивал огонь, и расположилась с горячим шоколадом у камина. Тут же появился Эрнест и, прежде чем улечься на свою собачью постель, долго крутился вокруг себя. Она с удовольствием оглядывала свою обновленную гостиную. Кресла были куплены в секонд-хенде, но оказались настоящей находкой, совершенно необычные, с обивкой в красно-белую клетку. Занавески цветные – буйство весенних красок – небесно-голубая, зеленая и бледно-желтая. Наверное, отец сейчас сказал бы: "Какая безвкусица". Она была счастлива, глядя на результаты своих трудов. И снова надо благодарить Нейта. Он не только дал ей возможность вылезти из долгов, но и осуществить свою давнюю мечту и тем самым смягчить удар, полученный с уходом Стю, и восстановить чувство собственного достоинства.
Она снова полистала желтый блокнот со слегка помятыми страницами, разбирая почерк Нейта. Страницы она помяла сама, когда, нечаянно повернувшись во сне, легла на блокнот, прежде чем проснулась и обнаружила, что Нейт ушел и оставил подарок.
Она могла долго ломать голову над тем, что заставило его изменить свое решение и дать ответы на все ее вопросы, но тем не менее он это сделал. Особенно поразило, что он не избежал самых щекотливых для себя вопросов, касавшихся женщин, – все ответы даны без ложного стыда, но достойно, не унижая женщин, хотя и не скрывая своего мужского эгоизма, не приукрашивая. В этом проглядывало желание стать другим, может быть, он хотел ей угодить, но не знал, как это сделать.
Он часто трет виски, как будто хочет избавиться от назойливых мыслей и внутреннего недовольства. Неудивительно, что он искал себе пару таким странным способом. А нашел ее. Она все больше начинала его понимать и уже любила его таким. А сам он, видимо, не осознавал, как много дал ей, и продолжает давать, ничего не требуя взамен.
Разве можно было, узнав его близко, не полюбить? Она постарается помочь ему, успокоить и докажет, что он достоин быть счастливым, сделает его счастливым, будет любить без всяких требований и претензий все оставшиеся у них дни и ночи. Только бы он позволил ей.
Эрнест вдруг вскочил со своей постели, и тут же раздался стук в дверь.
Она пошла открывать, а сердце готово было выскочить из груди при мысли, что вернулся Нейт.
– Тебе пора оправдать свое содержание и чем-то отблагодарить хозяйку! Научиться открывать дверь! – раздался голос Лисси с той стороны двери. – Нечего удивляться, ты неблагодарный, как все мужчины, – добавила она, протискиваясь в дверь, руки были заняты пакетами с покупками, поэтому она не смогла воспользоваться своим ключом. Лисси отпихнула ногой Эрнеста, который крутился, мешая пройти.
"Нет, не все", – возразила про себя Саския и пошла на кухню, чтобы приготовить подруге шоколад.
– Бэмфорд меня бросил. И он просто невыносим, – выпалила Лисси, идя за ней следом.
Надо признать, что Лисси, с ее гривой белокурых волос, кончики которых на этот раз были выкрашены розовым, с огромными голубыми глазами и соблазнительной фигурой, была настоящей секс-бомбой. Ненормальная, конечно, но мужчинам это даже нравилось.
– Что ему надо на этот раз?
Лисси пренебрежительно отмахнулась:
– Ему, видите ли, не хватает серьезности. И совместимости. Бла-бла-бла…
Она свалила покупки на кухонный стол. Эрнест высунул язык и склонил набок голову в предвкушении пира при виде карамельного попкорна, мороженого, пачек "Ореоса".
– Ты с ним не согласна? – Саския отсыпала шоколадный порошок в кружку и залила кипятком.
Лисси упала на стул.