Алекс как зачарованная наблюдала за общением Филиппа и его матери. Между ними была связь, которая напоминала Алекс о ее близости с собственной мамой, но она была другой. Конечно, она любила свою маму, но к их любви примешивались другие чувства: вина и стыд за то, чему она подвергла свою мать. Ее мать так больше и не вышла замуж после того, как отец ушел от них, поэтому Алекс – все, что у нее есть.
И мать смогла вытащить Алекс из пучины саморазрушения. Если бы не она, она бы сейчас либо сидела в тюрьме, либо была мертва. Алекс всегда будет помнить о неоплатном долге перед мамой.
Связь между Филиппом и его матерью была совершенно другой. Они любили друг друга просто потому, что были настоящей семьей. Не из-за правил и обязательств – просто так. Это было видно по их взглядам, жестам, интонациям голоса.
В мире Алекс никогда не было такой любви. Ее отец ушел из семьи, ни разу не оглянувшись назад. Стоит ли удивляться, что сама Алекс теперь не верит в любовь? Или она просто избегала чувств, потому что никто и никогда не любил ее?
– Алекс, когда ты готова будешь подыскать няню, если тебе будет нужна моя помощь для собеседования – дай мне знать. – Миссис Эджвуд заботливо похлопала ее по руке.
Алекс ошеломленно смотрела на мать Филиппа. Няня? Она еще не загадывала так далеко вперед, но няня ей, безусловно, понадобится. Она физически не сможет работать по сорок часов в неделю и воспитывать двух детей сама, учитывая, что муж постоянно мотается в Вашингтон.
– Вы очень добры, миссис Эджвуд. Спасибо.
– О, пожалуйста, не называй меня миссис Эджвуд. Это прибавляет мне лет двадцать! – Она со смехом покачала головой. – Для семьи я Конни.
Слезы защипали глаза Алекс. Чертовы гормоны! Ну почему миссис Эджвуд сказала это? Алекс – не член семьи, по крайней мере, не по-настоящему. Семья – это те, кого любишь безо всяких условий, просто любишь – и все. А ее сын не испытывал к Алекс подобных чувств.
Но Филипп умеет любить! Ведь он любил Джину. Что же не так с самой Алекс, раз ее не хотят любить?
Одинокая слезинка скатилась по щеке Алекс. Она быстро вытерла ее и смущенно пожала плечами. Очевидно, она не могла скрыть своих чувств от пристально наблюдавшей за ней Конни.
– Спасибо, Конни. Это, пожалуй, самая приятная вещь, которую мне говорили за долгое время.
– Значит, ты общаешься не с теми людьми, – Конни бросила на сына острый взгляд, словно причисляя его к вышеупомянутым людям, и положила ладонь на плечо Алекс. – Ты – единственная дочь, которая у меня есть.
Ого! Отправляясь на вечеринку, такого поворота событий Алекс точно не ждала. Может, ее отношения с Филиппом и не основаны на любви, но отношения с Конни вполне могут стать такими. И никаких правил.
– Спасибо, – кивнула Алекс, и еще одна слезинка упала ей на колено.
В какой момент она начала хотеть большего, чем понятная жизнь по правилам? Правила – единственное, что имело смысл и никогда не менялось. Только они могли обезопасить и уберечь от последствий. Когда она захотела стать любимой?
Филипп обнял Алекс за плечи и притянул к себе. Его прикосновения согревали ее, но это не имело ничего общего с сексом.
– Ты должен как можно чаще говорить своей жене приятные вещи, – строго сказала Филиппу мать. – Алекс – мать твоих детей, и одно только это делает ее достойной самых изысканных слов.
– Согласен, – сухо сказал Филипп. – Но ни одна из вещей, которые я хотел бы сказать, не подходят для посторонних ушей.
– Ну, тогда я оставлю вас наедине. – Конни даже не покраснела. Хотела бы и Алекс научиться этому, потому что ее щеки мгновенно вспыхнули от сексуального подтекста, который прозвучал в словах Филиппа. – Спасибо, что вернула моего сына к жизни. Мы с его отцом боялись, что он никогда не сможет преодолеть смерть Джины. Ты для нас всех гораздо большее благословение, чем сама догадываешься. – Конни встала и вышла из беседки, оставив Алекс в полном недоумении.
– Извини, она, кажется, поставила тебя в неловкое положение.
Алекс моргнула и встретилась взглядом с Филиппом.
– Вовсе нет. – Она поуютнее устроилась в объятиях Филиппа. – По моему, наоборот, неловко стало тебе. Ты совсем не говоришь о Джине.
– Да не о чем особо говорить, – Филипп поерзал, словно ему стало неудобно сидеть. – Джины больше нет.
Ему не хотелось говорить о Джине. Но если он не будет говорить о ней, как он может двигаться по жизни дальше?
– Но ты любил ее. А любовь стоит того, чтобы чтить память о ней.
Звуки праздника доносились до беседки, погрузившейся в тишину. Что-то в том, как Филипп разговаривал с матерью, как они относились друг к другу, причиняло Алекс боль, заставляло страдать. Да, он прекрасно знал, как удовлетворить ее физические потребности, и она отвечала ему тем же. А как же эмоциональные потребности, и ее, и его? Почему этого нет в их соглашении?
Или на самом деле проблема заключалась в том, что ни один из них не знал, в чем заключаются их эмоциональные потребности? Что, если у нее есть шанс это выяснить? Алекс решила идти ва-банк:
– Я никогда не была влюблена. На что это похоже?
– Чудо. Песня, которую душа не может перестать петь. Энергия. Свет, мотивация. Когда у тебя есть любовь, то, что ты считал невозможным, становится посильно.
Алекс с замиранием сердца слушала своего мужа. В ее груди благоговение сменялось болью. То, что описывал Филипп, и было для него любовью. И теперь, когда она услышала это, увидела собственными глазами, наблюдая за Филиппом и его матерью, ей захотелось того же. Она хотела, чтобы Филипп поверил, что снова может испытать эти чувства, что они могут испытать их вместе.
Но это было против правил. Алекс прикусила губу и постаралась сдержать слезы:
– Неудивительно, что ты считаешь, что не сможешь снова испытать эти чувства. Звучит, как единственный шанс в жизни.
Но это вовсе не означает, что второго шанса не может быть. В сердечных делах не бывает правил. Вот почему она всегда опасалась чувств. Но на этот раз она не хотела спрятаться в свою раковину.
Филипп кивнул и удивленно посмотрел на Алекс:
– Ты привнесла много света в мою жизнь, и я ценю это. Я все жду, когда ты начнешь выдвигать требования, которые я не смогу выполнить, но ты этого не делаешь. Из-за этого я наделал немало ошибок, и я прошу у тебя за это прощения.
Алекс наконец поняла, что именно Филипп ищет в этих отношениях. Ему нужно поверить в то, что в жизни бывает второй шанс. А кто лучше нее знает силу прощения и сострадания?
Когда они вернулись домой с вечеринки, Филипп провел все оставшееся время вместе с Алекс, как и обещал. Они смотрели фильм на гигантском телевизоре и держались за руки до самых финальных титров. Они заснули в одной постели, обнявшись, как двое любящих людей.
Во время воскресного завтрака Филипп с отвращением смотрел на свой омлет и тосты.
– Не хочу уезжать от тебя на целую неделю.
– Мне тоже не хочется, чтобы ты улетал в Вашингтон, – согласилась она. – Мне бы хотелось поехать с тобой, но на этой неделе это, к сожалению, невозможно: конец квартала, у меня встречи и совещания каждый день.
– Кстати, о работе. Ровно через неделю назначено предварительное слушание по поводу заявления на патент в Ассоциации фармакологии. В Вашингтоне. Я собирался присутствовать там вместо тебя.
– Это было бы здорово.
Алекс задала ему несколько вопросов о процессе, чтобы отчитаться перед коллегами, и Филипп ей подробно ответил. Компании очень повезло, что Филипп помогает им.
– Я тебя никогда не спрашивал: почему косметика? – задумчиво проговорил Филипп. – Я знал, что хочу стать сенатором, со старшей школы. Я всегда знал, что моя жизнь будет связана с политикой. Но у твоих ног лежал весь мир, а ты выбрала косметику, и мне интересно почему.
Алекс могла солгать, она и раньше так делала. Но он спрашивал без осуждения, ему действительно было интересно, и она решила открыть правду. Она надеялась изменить мнение Филиппа о вторых шансах, и ей казалось, что лучшим способом сделать это будет рассказать свою историю.
– Косметика – это не мое, – призналась она. – Я просто вспомогательный элемент. Я никогда не планировала поступать в колледж. Я просто хотела весело проводить время и тусоваться с друзьями. Все они были трудными подростками, но они были для меня самыми близкими людьми. Они слушали меня и заботились обо мне в разгар болезненного развода моих родителей, понимаешь? – Алекс заглянула ему в глаза. Филипп кивнул, но перебивать не стал. – Когда нас арестовали в первый раз, нас отпустили с предупреждением. Мы считали себя непобедимыми и делали много вещей, которых делать не следовало: граффити, воровство в магазинах, наркотики.
Это была простая констатация фактов, но надрыв, который она испытывала тогда, все же прозвучал в ее голосе.
– Тебе нужна была семья, а у них были свои за боты, – просто сказал он. – Поэтому ты нашла себе новую семью.
– Да. Все изменилось, когда мне стукнуло пятнадцать. На меня обратил внимание человек, который заметил, что моя жизнь катится под откос, и захотел помочь мне. Судья Миллер. Она хороший человек, который любит свою работу.
Конечно, Алекс осознала это уже задним числом. Тогда она вела себя нагло и неуважительно, чтобы никто не понял, как ей страшно из-за того, что она попалась. Судья Миллер сказала Алекс, что не может позволить ей разрушить свою жизнь. Это был первый из многих ее шансов. И это стало для Алекс настоящим чудом.
А Филипп говорил, что любовь – это тоже чудо. Возможно, в течение этих лет Алекс любили гораздо сильнее, чем она думала?
– Что она сделала? – Филипп начисто забыл про свой завтрак и внимал каждому слову Алекс.
– После вынесения приговора она пригласила меня и мою маму на разговор. Она довольно жестко говорила с мамой, сказав, что только она одна в силах изменить мое будущее, и судья Миллер готова быть моим поручителем на время моего условного срока. Это был поворотный момент.
Ее мать сделала все возможное, чтобы помочь дочери. Она записала Алекс в программу реабилитации и откладывала каждый цент на ее обучение. Алекс усердно училась, и ее выпускные оценки оказались достаточно высокими, чтобы поступить в Университет штата Техас.
Она рассказала Филиппу, как на первой же лекции по алгебре села рядом с рыжеволосой девушкой, которая от волнения четыре раза за пятнадцать минут роняла свой карандаш под ноги Алекс. Каждый раз она поднимала злополучный карандаш с сочувствующей улыбкой. Ее нервы тоже были натянуты до предела.
К концу лекции Алекс узнала, что ее однокурсницу зовут Харпер, что они обе ужасно застенчивые и что Харпер хочет стать химиком. Алекс же не имела ни малейшего понятия, кем хочет быть завтра, не говоря уж о будущем. Харпер казалась ей существом с другой планеты, потому что до сих пор у Алекс не было ни одного друга без судимости.
Алекс приложила немалые усилия, чтобы не ударить в грязь лицом перед математическими талантами новой подруги. Но так было до тех пор, пока профессор не попросил ее подтянуть по предмету одну студентку, и тогда Алекс поняла, что у нее недюжинные способности к математике.
– Этой студенткой была Касс, – Алекс с трудом проглотила внезапно подступивший к горлу комок. – Она всегда была прекрасным человеком. Она верила в меня с самого начала. Когда она представила меня Тринити, первое, что она сказала: "Я нашла нам финансового гения". Меня, Алекс Мейер, едва погасившую условный срок. Я бы никогда не начала разбираться в финансах без Касс. Я бы никогда не узнала, что разбираюсь в цифрах, если бы в первый день не села рядом с Харпер.
– Удивительная история, – Филипп сжал ее руку.
– Вот почему я не могу бросить работу. Косметика для меня – ничто, но не дружба. Если подруги попросят, я с ног до головы вымажусь тушью.
– Я понимаю, – Филипп с минуту помолчал. – Теперь я понимаю, почему ты так разозлилась, когда я упомянул о том, что хотел бы, чтобы ты не работала.
Ее тронул тот факт, что Филипп понял это. Почему такие простые слова так сильно влияют на нее? Может быть, потому, что она увидела проблеск того, что может между ними возникнуть? Она уже начинала привыкать к чувствам, которые он в ней пробуждал.
– Я не заслужила второго шанса, но я определенно в него верю.
– Кажется, я начинаю понимать, – Филипп поцеловал кончики ее пальцев и провел ладонью вдоль ее руки. Кажется, завтрак – последнее, о чем он сейчас думал.
К тому времени, как Филипп улетел в Вашингтон тем вечером, Алекс так и не придумала способ перевести их отношения на новый уровень. Но его комментарий о том, что он начинает понимать, давал ей надежду. Филипп очень сильно любил Джину, и, возможно, из-за этого ему кажется, что он не сможет полюбить снова.
Как он сказал на вечеринке? То, что считаешь невозможным, становится посильно. Теперь она это понимала, потому что была абсолютно уверена, что влюбляется в собственного мужа, и это стало для нее откровением. Предстоящая неделя без Филиппа показалась ей бесконечной.
В понедельник утром Мелинда вызвала Алекс в приемную, потому что на ее имя прислали дюжину роз. Внутри была записка: "Один букет в напоминание о дне нашей свадьбы".
Это было так приятно и удивительно, что остаток рабочего дня Алекс словно летала.
Во вторник она снова получила цветы, две дюжины белых лилий. "Два букета за двух детей".
Целый час она любовалась букетами на своем столе вместо того, чтобы сосредоточиться на квартальных отчетах. Филипп думал о ней. Возможно даже, скучал так же, как и она по нему. Огромный дом без него казался таким пустым. Как и ее сердце. Она хотела заполнить его Филиппом. Может быть, и он хотел наполнить ее сердце, она лишь должна позволить ему сделать это?
В среду в приемной столпились люди, чтобы поглазеть на цветы, которые Филипп прислал ей на этот раз. Три огромных букета дельфиниума с запиской: "Три букета. По одному за каждый месяц, что ты носишь наших детей".
Алекс была тронута до глубины души. Она поняла: Филипп благодарен ей за детей и хочет, чтобы она это знала. Она никогда прежде не получала столько цветов, но ей в глубине души хотелось, чтобы Филипп прислал ей их по более личному поводу.
В четверг это были четыре дюжины белоснежных орхидей. "Четыре. Столько раз мы были близки в выходные".
Алекс густо покраснела. А что, если курьер прочитал записку? Значит, цветы он присылал не только в качестве благодарности за детей. Тогда что все это значит?
В пятницу пять дюжин ослепительно желтых тюльпанов сделали приемную компании похожей на площадь, залитую солнечным светом. "Пять дней мне пришлось ждать, чтобы снова увидеть тебя. Это слишком долго".
Сердце Алекс сладко затрепетало. Был ли это способ, которым ее муж пытался сказать ей, что его чувства тоже меняются? Он тоже любил правила, и эта черта, помимо всего прочего, объединяла их. Может, он ждал, что она сделает первый шаг, но как это выяснить?
Конечно, спросить у него! Но что, если она ошибается? Если она хочет, чтобы они с Филиппом стали больше, чем просто друзьями и партнерами, она должна рискнуть.
На прошлой неделе он примчался к ней, теперь ее очередь лететь к Филиппу. Впервые с самой юности Алекс собиралась нарушить правила.
Глава 10
На прошлой неделе Филипп помчался домой, даже не заехав в свою квартиру. К вечеру пятницы это казалось ему отличной идеей.
Оппозиция к законопроекту, который он продвигал совместно с сенатором Галиндо, была жесткой, и они даже не смогли выдвинуть законопроект на голосование, хотя и посвятили его обсуждению целую неделю.
Он хотел вернуться в Даллас и оказаться рядом с Алекс, и он слишком устал, чтобы придумывать причины, по которым ему так этого хотелось. Одной своей улыбкой она способна отогнать все его тревоги. Но впереди его ждал трехчасовой утомительный перелет, а он еще даже не покинул Капитолий.
Эта жизнь на два города порядком утомляла, но пока что приходилось с этим мириться. Филипп сел в машину и решил для начала заехать домой, чтобы хотя бы оставить там портфель и переодеться.
Когда Филипп вошел в квартиру, первое, что бросилось ему в глаза, – повсюду горел свет. Он быстро вытащил из кармана телефон, чтобы набрать службу спасения, когда из спальни вышла Алекс, одетая лишь в шелковый халатик.
– Алекс, что… – Он едва не выронил телефон из одеревеневших пальцев.
– Я хотела сделать тебе сюрприз. Считай это личной благодарностью за цветы.
Филипп словно прирос к полу, глядя, как она сексуально покачивает бедрами, приближаясь к нему.
– Да? – хрипло проговорил он. – Я смотрю, ты нашла халат, который я тебе купил.
Вопрос остался без ответа, потому что Алекс притянула его к себе за галстук и поцеловала. Значит, у него получилось.
Его жена прилетела в Вашингтон, чтобы быть с ним. Алекс теснее прижалась к нему. Ого, да это он должен ее благодарить. Алекс – именно то, что ему было сейчас необходимо. Все его фантазии были здесь, завернутые в подарочную упаковку, и ему не терпелось насладиться этим подарком.
Алекс подтолкнула его, и Филипп уперся спиной в стену. Она снова прижалась к нему, и он почувствовал, как затвердели ее соски даже через плотную ткань пиджака. Алекс тихо постанывала от наслаждения, когда его руки исследовали ее тело дюйм за дюймом.
– Слишком много одежды, – пробормотала она и быстро расстегнула его пиджак, в спешке оторвав пуговицу.
Филипп освободился от остатков одежды, и шелк ее халата приятно ласкал его кожу. Он обхватил ладонями ее голые ягодицы и прижал к своей возбужденной плоти, затем поднял Алекс на руки и посадил ее на кухонный остров, распахнул на ней халат, наслаждаясь видом ее высокой груди. Он обхватил губами ее сосок и начал руками ласкать ее бедра, но ему было мало, он хотел ее всю. Филипп вошел в нее, и хриплый стон сорвался с его губ. Она приняла его глубже, и он начал быстро и мощно двигаться в ней, пока они одновременно не достигли оргазма.
Филипп все еще держал ее в своих объятиях. Он положил голову ей на плечо и почувствовал, как тепло разливается в его груди. Он точно знал, что это такое. Это чувство было с ним уже некоторое время, и сейчас, сразу после того, как они занимались любовью, оно стало еще сильнее.
Откуда же взялось это чувство? Он так долго держал свои эмоции под замком, и ему так было комфортно: никаких чувств, значит, и никакой боли. Конечно, Алекс была ему небезразлична. Они женаты, и она вынашивает его детей.
Алекс глубоко вздохнула. Она специально сократила свой рабочий день и прилетела сюда, чтобы быть с ним. Это был огромный шаг навстречу с ее стороны, и Филипп не мог больше отрицать ту нежность, которая наполняла его сердце.
После разговора с дедом Филипп понял, что должен что-то поменять в отношениях с Алекс, иначе рискует потерять ее и детей. И кажется, это сработало.
– Всегда пожалуйста… – пробормотал Филипп, когда снова обрел способность говорить. – За цветы.
Идея с цветами родилась в его голове в бессонную воскресную ночь, которую он провел в Вашингтоне в полном одиночестве. Он лежал в постели и вспоминал выходные, проведенные с Алекс. Ему хотелось сделать что-то такое, чтобы она поняла, что он скучает по ней.
– Лучше всего были записки, – шепотом призналась она. – Как будто секретные послания.
– Правда?