Их взгляды встретились. В глазах Эйдена отражались искры догоравших углей.
– Единственным, что принесло бы родителям хоть какое-то облегчение, было мое обещание занять место Дэнни на политическом поприще.
Куин приоткрыла рот. Ее искреннее сочувствие согревало его.
– Ох, Эйден, – прошептала она, – разве так страшно пропустить одно поколение?
Он сжал челюсти.
– Вряд ли я бы выбрал политическую карьеру добровольно, и, возможно, из меня получится ужасный политик, но…
– Ты станешь прекрасным политиком. Но это будет тяжким бременем, если у тебя к этому не лежит душа.
Он на секунду прикрыл глаза.
– Я стою перед выбором: бросить политику, разбив сердце родителей еще раз, или взяться за дело, к которому я равнодушен.
Куин тихо выругалась, но он услышал и повернулся, вопросительно подняв брови.
– Извини, – пробормотала она. – Я только усугубила ситуацию советом попросить мать помогать тебе в предвыборной кампании.
Он отрезал себе путь к отступлению, но изменить все равно ничего нельзя, и Куин тут ни при чем.
– Ты делаешь большую ошибку, Эйден.
Он пожал плечами. Какие проблемы? Что означает его личное счастье в глобальном масштабе? Он всего лишь отказывается от дела, которое сам выбрал.
Его плечи поникли.
– Ничего еще не потеряно, – убеждала его Куин, – пусть выборы идут своим чередом, просто передай полномочия своему ближайшему заместителю.
Эйден был благодарен ей за участие, но он не мог подвести родителей: они сейчас слишком уязвимы.
– Ты предаешь Дэниела.
Он напрягся и со злостью рявкнул:
– Предаю? Продолжая его дело? В память о нем?
Куин вздрогнула и отпустила его руку, будто лишая поддержки.
– Мы сохраняем память о любимых, когда вспоминаем их, говорим о них, а не делаем посмешище из того, что для них дорого.
– Посмешище? – оскалился Эйден.
– А как ты это назовешь? – Она сверкнула глазами. – Он любил политику, так? А ты… собираешься, стиснув зубы, имитировать политическую деятельность. Думаешь, ему бы это понравилось?
Эйден задыхался от обиды.
– Действительно любящий брат велел бы тебе заниматься своим делом. Он бы коленом под зад выкинул тебя из политики за то, что ты пошел туда из сострадания к родителям. Политика – серьезное дело, а не игра… А главное, заняв его место, ты его не вернешь.
У Эйдена шумело в голове так, словно там гулял ветер. Все его аргументы рассыпались в прах перед неумолимой логикой. Он с трудом поднялся, но не знал, что делать дальше: бежать? Остаться и спорить? Спрятаться?
Прислонившись к обломку скалы в темноте, за границей освещенного круга, он согнулся, пытаясь набрать воздух в легкие. Он не слышал, как подошла Куин и обняла его. Не устояв, он охватил ее руками, зарылся лицом в плечо.
Он не вернет Дэнни, как бы страстно ни желал этого.
– Ты не представляешь, как мне тяжело, Куин. – Голос его дрожал и прерывался. – Боль разрывает меня изнутри. Прошу Бога, в которого не верю, дать хоть короткую передышку, но… ничего не помогает.
– Я знаю, малыш, – ворковала она, прижимая к себе его голову, словно он был Робби или Чейзом.
Эйдена била дрожь. Он ничего не видел и не слышал, погружаясь в бездонную черную дыру. Сопротивление бесполезно. Из пучины не было выхода. Рыдания сотрясали его тело.
Однако через какое-то время до него донесся голос Куин. Дрожь почти прекратилась, и он снова мог дышать. Эйден стоял, вцепившись в Куин, согреваясь теплом ее тела, чувствуя, как отступает безысходное отчаяние. Наконец он поднял голову, вытер глаза и произнес самое страшное ругательство, которое знал. Куин не моргнула глазом. Он снова выругался.
– Я плакал, как беспомощный младенец, да?
– Ох, только не начинай. – Она села рядом.
Эйдену не хватало ее тепла, и он пожалел, что отпустил ее.
– Не говори, что настоящие мужчины никогда не плачут.
Он заморгал.
– Не верю, что ты так старомоден. Ты живой человек, правильно? Мужчины чувствуют так же глубоко, как и женщины. Или хочешь сказать, что сильный пол не способен на искренние переживания?
Конечно, способен. Может, не все его представители… У него были сомнения насчет Филиппа.
– Замыкаться в горе очень вредно. Горе вытесняет добрые воспоминания, которые стоит сохранить.
– Что хорошего могут дать слезы?
Она метнула в него взгляд, заставивший его улыбнуться, потом вскочила, наполнила вином бокал и протянула ему.
– Ты говорил, что Дэнни был душой компании, с ним было весело. Расскажи какой-нибудь случай.
В памяти сразу возник эпизод, потом другой… И вот они волной захлестнули Эйдена: вечеринка с друзьями, рыбалка, серфинг, барбекю, смех и потасовка, тоже закончившаяся смехом, ночные беседы за бутылкой старого виски…
Он взглянул на Куин и без малейшего усилия ответил на ее улыбку. Ему ничего не пришлось рассказывать: она знала. Как? Он вспомнил историю ее жизни, и объяснение сразу нашлось.
– Ты, наверное, устал. – Ее слова прозвучали как ласка. Она едва притронулась к вину. Эйден решил, что она не привыкла к алкоголю.
– Совсем нет. – Он испытывал прилив бодрости. К тому же было чуть позднее девяти. – Мы с Дэнни, бывало, засиживались за разговорами далеко за полночь, думали, как спасти мир, он – как политик, а я – как юрист по правам человека. – Эйден сжал кулаки. – Знаешь, ты права. Ему не нужна моя жертва. Дэнни хотел бы, чтобы я осуществил свою мечту. Он всегда поддерживал меня.
– Жаль, мы не были знакомы. Судя по твоим словам, он был отличный парень.
– Верно.
Они посидели молча, глядя на звезды.
– Мои родители по-другому смотрят на вещи.
– Понимаю. – Она прислонилась к нему плечом. – Ты попытаешься?
– Хотел бы. – Но как? В памяти возникло бледное, изможденное лицо матери с потухшими глазами. Кто важнее – родители или память брата?
– Ты сам, – тихо сказала Куин.
Эйден не заметил, что произнес вопрос вслух. У него не было такой уверенности. Следовать мечте в данной ситуации казалось жестоким и эгоистичным. Но Дэнни был бы на его стороне.
– Насколько я понимаю, твоя мать в депрессии, ни на что не реагирует?
Он кивнул, чувствуя тяжесть в груди. Участие в избирательной кампании немного взбодрило ее.
– Тебе не приходило в голову, что твой протест встряхнет ее больше, чем вялая покорность?
Эйден замер, не донеся стакан до губ, и искоса взглянул на Куин:
– О чем ты?
– Если бы она решила, что от горя ты потерял голову…
– Она бы еще больше расстроилась. – Очевидный факт.
– Возможно, она бы переключилась на новую проблему, пытаясь повлиять на тебя, заставить одуматься. – Не в ее силах вернуть Дэнни к жизни, она могла бы попробовать спасти второго сына.
– В тебе есть некая доля коварства, согласна?
– Допускаю, – подтвердила Куин, гордо расправив плечи.
Эйден засмеялся:
– Так что ты предлагаешь?
– Например, когда приедем в Аделаиду, вместо того чтобы вылететь первым рейсом в Сидней, задержаться в городе. Пусть тебя увидят в баре и в казино. Я не говорю, чтобы ты пил и играл в рулетку, но сделать вид…
Куин наблюдала, как меняется выражение янтарных глаз Эйдена.
– Она придет в ярость.
– Неплохо, – заметила Куин. – Лучше, чем апатия.
– Если бы я мог заставить ее вспомнить все хорошее…
В мерцающем свете звезд выражение его лица было таким тревожным, что Куин захотелось обнять его.
– Как и ты, Эйден, она не забудет свое горе. Иногда оно будет невыносимым. – Куин надеялась, что он понимает это. – В лучшем случае она научится жить с ним.
– Ты помогла мне избавиться от чего-то тяжелого и страшного в душе, Куин. Я даже не подозревал, что тоска душит меня.
– Ты загнал горе внутрь, стараясь помочь родителям. – Не удивительно, что Эйден был на грани срыва. Никого не трогали его чувства.
– Думаешь, маме поможет, если она переключится на меня?
– Не знаю. Я незнакома с ней, но мне кажется, стоит попробовать. Сам как считаешь?
Эйден смотрел в костер.
– Рискну. – Он поднял брови и усмехнулся. – Потерял голову, говоришь?
У Куин дрогнуло сердце. Она отставила бокал.
– Ты упустила одну существенную деталь в сценарии моего помешательства.
– Какую?
– Красивую женщину рядом со мной.
Его улыбка стала шире, и Куин поняла, что пропала. Она постаралась скрыть возбуждение.
– Считаешь, это необходимо?
– Абсолютно! Алкоголь, азартные игры и красивая женщина наверняка пагубно повлияют на предвыборную кампанию.
Куин уставилась на него.
– Что? – насторожился он.
– Похоже, ты считаешь, что твою мать волнует только исход политической борьбы?
Эйден отвернулся.
Разве его мать не беспокоится о нем? Для многих людей личная жизнь тесно связана с профессиональной, но какое значение имеет карьера, если речь идет о счастье и здоровье любимых? Она вспомнила, что Эйден родился в семье, где долг, положение, успех важнее любви.
– Я сделаю это, Куин. Устрою большой скандал.
Он решился и не повернет назад, поняла Куин, чувствуя непонятную тревогу. Эйден хочет взбодрить мать и одновременно саботировать предвыборную кампанию. Погоня за двумя зайцами – не лучшая затея.
– Поможешь мне?
– Предлагаешь мне быть той самой женщиной?
– Да.
Куин была не против розыгрыша. Ей с сыновьями некуда спешить.
– Что ты задумал?
Эйден барабанил пальцами по колену:
– Два вечера в городе достаточно для разгульной ночной жизни. Значит, проведем три дня в Аделаиде.
– Ладно. – Это ее устраивало. – А как быть с мальчишками? Они не должны попасть в газеты. – Без сомнения, ее с Эйденом имена попадут в заголовки, но дети – другой вопрос.
– Защитим их. Кроме того, днем в городе для них можно найти массу развлечений, – решительно заявил Эйден, окончательно растопив ее сердце. – Во-первых, зоопарк, во-вторых, музей-тюрьма Аделаиды, не говоря уже о шоколадной фабрике и аквапарке с пещерами и горками.
Господи, он думал о том, как порадовать ее мальчиков. Разве она может ему отказать. Впрочем, у нее и в мыслях такого не было.
– Остановимся в хорошей гостинице, где есть служба нянек для детей. – Он выпрямился и пронзил ее взглядом. – Беру на себя все расходы в Аделаиде. Это не обсуждается.
Она закатила глаза:
– У меня достаточно денег, чтобы платить за себя.
– Не сомневаюсь, но ты должна экономить. Кроме того, будь у тебя выбор, ты бы остановилась в недорогой гостинице. Я уж не говорю, что ты оказываешь мне услугу. Короче, плачу я.
Куин уперла руки в бока:
– При одном условии.
– Давай.
– Ты не платишь за аренду моей машины. – Куин решила, что сделка была достаточно выгодной, поскольку Эйден оплачивал горючее в пути.
– Откуда ты знаешь, что я собирался это сделать?
– Эйден Фейерхол, я вижу тебя насквозь.
– Неправда!
Куин только засмеялась.
– Ну, хорошо, – смирился Эйден. – Но другие не видят.
Куин подозревала, что другие видели в нем только то, что хотели увидеть.
– Ладно, – проворчал он. – Мы заключили сделку.
Он протянул руку. Куин вложила в нее ладонь. Они скрепили договор рукопожатием, но он не отпустил ее.
– Спасибо, Куин. Не хватает слов, чтобы выразить благодарность.
– Да что там… – Голос ее дрогнул: ей все труднее было подавлять охватившую ее страсть.
На его губах играла мальчишеская улыбка. Он все еще держал ее руку.
– Не могу дождаться, когда выйду с тобой в город.
– Почему? – Ей бы надо убрать руку.
Эйден притянул ее чуть ближе:
– Ты танцуешь?
Дыхание Куин сбилось. Сердце подпрыгнуло.
– Увидишь – не поверишь.
– Но я лучше, – пообещал он.
– Посмотрим.
– Твой любимый коктейль?
– "Маргарита", а твой?
– "Виски саур". – Его палец гладил нежную кожу ее запястья. – Играешь в блек-джек?
– Профессионально. – Правда, она сделала ставку один раз в жизни, на любительских бегах в Мельбурне. – Но предпочитаю рулетку.
– Обещаю, что мы будем танцевать, пить и швырять деньгами в казино.
– Я буду висеть у тебя на руке и глядеть в глаза с обожанием. Еще буду смеяться и кокетничать напропалую. – У его матери будет истерика.
– А я поцелую тебя. – С этими словами в сгустившейся темноте его рот накрыл ее губы жарко и требовательно.
У Куин перехватило дыхание. Его поцелуй не был вежливым – он был страстным и волнующим. Куин забыла об осторожности. Закинув руки ему на шею, она ответила на поцелуй. Эйден теснее привлек ее к себе, не отрывая губ, глубже проникая языком в ее рот.
Она не сопротивлялась. Его ладони уверенно и настойчиво исследовали ее бедра и ягодицы. Дрожа от вожделения, Куин прижималась к нему, с упоением принимая ласки опытных рук.
Она чувствовала себя юной и трепетной, прекрасной и желанной – настоящей женщиной. Куин желала его страстно и самозабвенно, как будто любовный акт мог заглушить глубоко спрятанную тайную боль. Она чуть отстранилась, чтобы глотнуть воздуха. Его губы коснулись ее шеи, двинулись вниз, разжигая бушующее внутри пламя. Его руки пробрались под платье, в трусики. Е[альцы гладили обнаженные ягодицы, доводя ее до умопомрачения. Куин нащупала застежку его шорт…
Надо остановиться. Но она не желала останавливаться. Ей хотелось раствориться в невероятных ощущениях, уступить наслаждению, забыться… пожалуйста…
Надо задать вопрос.
Она замерла. Умелые пальцы Эйдена продолжали нащупывать ее самые уязвимые точки. Куин понимала, что через секунду уже не будет владеть собой.
С глубоким стоном отчаяния она накрыла ладонями его руки, перехватила взгляд.
– Господи, Куин. Не останавливай меня сейчас.
– У меня вопрос.
– Спрашивай. – Его дыхание было таким же сбивчивым, как ее.
– Не к тебе. К себе.
Пошатнувшись, она отступила, села на одеяло и обхватила колени руками. Эйден не двинулся с места. Куин еще чувствовала на языке его вкус.
– Что за вопрос, Куин?
Вопрос вселял в нее ужас.
– Готова ли я забеременеть от тебя?
В слабом отблеске догоравшего костра она увидела, как Эйден отшатнулся. Куин не винила его.
– Понимаешь, это случилось уже два раза против моего желания и притом, что я предохранялась. Мне нельзя забывать об этом. – Страх забеременеть сводил на нет ее сексуальную жизнь, которой, собственно, и не было.
Эйден присел рядом на одеяло.
– Ну и ну.
– Можешь задать себе такой же вопрос: готов ли ты заниматься любовью со мной, если в результате я забеременею?
Она не видела выражения его глаз. Куин вдруг усмехнулась:
– Вот что действительно станет препятствием для твоей карьеры.
Эйден не засмеялся.
– Но мы не хотим слишком сильно пугать твою мать.
– Куин… – Он не продолжил.
Она перевела дыхание.
– Я люблю детей. Ты мне очень нравишься, но я не готова родить ребенка от тебя. – Никогда больше она не даст повода мужчине сказать, что она разрушила его жизнь.
Он придвинулся ближе:
– Мы можем не доводить до… ты знаешь. Будем импровизировать, определим границы, правила.
Куин чуть отстранилась:
– Не можем. Такая страсть опасна. – Она опустила голову. – Границы нарушаются, правила не соблюдаются. В момент кульминации нам будет уже все равно. – Она окончательно вернулась в безжалостную реальность. – Может, я бы рискнула, если бы уже три месяца принимала таблетки, использовала диафрагму и контрацептивный крем, а ты бы надел презерватив, но…
– У меня нет презерватива! – сказал Эйден и выругался.
Куин понимала его.
– Если хочешь, чтобы я играла роль соблазнительницы в Аделаиде, обещай, что такого больше не повторится.
– Почему? – прищурился он.
Куин хорошо представляла, о чем он думает: в городе можно достать любые противозачаточные средства.
– Потому что мы из разных миров, вот почему. Между нами ничего не может быть. У нас нет будущего.
– О чем ты, черт возьми?
– Твоя жизнь – корпоративные совещания и номера люкс в отелях. Моя – родительские собрания и сказки на ночь.
– У юристов и политиков тоже есть дети.
– В моем представлении – нет. – Если они работают больше восьмидесяти часов в неделю. – Что скажут твои родители?
Это заставило его замолчать.
– После Аделаиды мы больше не увидимся, – закончила Куин.
– Разве мы не друзья?
Друзья? Она вздохнула:
– Мы корабли в море. – Куин с усилием взяла себя в руки. – Аделаида. Договор в силе?
Эйден долго молчал. Наконец он кивнул:
– На публике у нас роман, в личной жизни – целомудрие. – Он быстро коснулся губами ее губ.
Не похоже на… Главное – не думать об этом.
– Рада, что мы поняли друг друга, – прошептала она.
Глава 7
Куин лежала, растянувшись на мягкой широкой кровати в номере пятизвездочного отеля. Почти весь день она с сыновьями и Эйденом провела в аквапарке. Мальчишки с восторгом резвились на водяных горках, Эйден не отставал от них. Впрочем, она тоже. Но теперь она заслужила передышку. Каким-то образом ей удавалось удерживаться от соблазна и не прикасаться к Эйдену. Она решила сосредоточиться на заботах о Робби и Чейзе, изгнав из головы эротические фантазии, – похвальное достижение, если учесть, что обнаженный торс Эйдена все время мелькал у нее перед глазами.
Робби оторвался от электронной игры и устроился у нее под боком. Дверь в смежную комнату мальчиков была открыта настежь, но вместо того, чтобы смотреть там телевизор, мальчишки предпочли расположиться ближе к матери.
– Сегодня мы здорово повеселились, – заметил Робби с удовлетворением.
Чейз тоже вскарабкался к ней на постель.
– Люблю каникулы. Чем займемся завтра?
Куин обняла его:
– Если дадите мне выспаться, можно будет подумать о том, чтобы посетить зоопарк.
Оба радостно запрыгали.
В дверь постучали.
– Это я, Эйден.
– Заходи, – пригласила Куин. Встречать мужчину, особенно такого соблазнительного, как Эйден, в постели – не лучшая затея, но два скачущих рядом с ней ребенка исключали всякий риск.
Увидев их, Эйден усмехнулся:
– Вижу, послеобеденный отдых тебе… вполне удался?
– Как видишь.
Они засмеялись.
Чейз спрыгнул с кровати ему навстречу.
– Мама сказала, что завтра мы пойдем в зоопарк.
Эйден все еще стоял в дверях, горячий, сексуальный. У Куин участилось дыхание.
– Но только если дадим ей выспаться, – присоединился к ним Робби.
– Справедливое условие. – Эйден поглядел на нее.