* * *
Олег приходил четыре дня подряд, а потом куда-то пропал. Ее навещали многие: Анжела, Мечников, Преснин, Мария Сергеевна и другие сотрудники галереи…
Однажды в палату постучал Арсений. С тремя розами и огромным краснощеким яблоком, он робко прошел к кровати, боязливо окинул взглядом ее фигурку под больничным одеялом и, не зная, как вести себя, спросил:
– Как ты себя чувствуешь?
– Отлично. Лучше не бывает, – мрачно отшутилась Дана.
Его появление не взволновало ее. Очевидно, ей хватило тех минут пережитого в галерее позора, чтобы с корнем вырвать из сердца незадачливого любовника.
А через две недели, когда она уже пошла на поправку, неожиданно появился Брусника.
Она смутилась, прикрыла лицо краем простыни. Да и он был сконфужен не меньше. Нескладный разговор так бы и закончился ничем, если бы она нечаянно не показала свое забинтованное в области носа лицо.
– Дана Михайловна! Дана! Не закрывайтесь! Не надо! – вдруг горячо попросил Леонид, подавшись корпусом к своей возлюбленной. – Для меня вы любая хороши! То есть прекрасны! И даже эти бинты ничего не значат. Наоборот! Вы еще дороже и ближе… Ну вот. Я почти признался… Дана! Я понимаю всю нелепость, несвоевременность своих слов, но если я промолчу, то… У меня просто сердце не выдержит. Я сейчас скажу, а потом вы решите, что делать… Прогнать или… хотя я слишком самонадеян, говоря "или". Тут без вариантов. Но я все равно скажу. Я схожу с ума. Со мной это впервые. В каждой встречной я ищу ваши черты…
– Черты? А если их больше нет? Если они изуродованы до неузнаваемости?
Сбитый с толку Брусника, видимо, истратил весь запас слов. Он молчал, не зная как ответить на такой провокационный вопрос. А Дана и сама не знала, зачем его задала. Может, интуитивно хотела остановить это пылкое признание, ответа на которое у нее не было.
– Извините, Леня, но я устала. Мне бы отдохнуть…
– Да-да, я понимаю. Извините меня за все, что я тут наговорил. Глупо вышло. До свидания.
– Постойте! Можно попросить вас об одной услуге?
– Все что угодно!
– Узнайте, почему не приходит мой муж.
– Х-хорошо. П-постараюсь.
– Спасибо. До скорой встречи!
Брусника ушел, а ее накрыла тоска одиночества. Да, уныние тяжкий грех. Но где выход из него? Кто подскажет ей, как справится с этим грехом?
В палате для vip-персон, куда ее поместили благодаря стараниям Олега, было все, чтобы больной не скучал. Но Дана не включала телевизор, не слушала DVD, не листала глянцевые журналы.
Постепенно она приучила себя уходить в мир видений. Он напоминал лоскутное одеяло, в котором клочки соединены хаотично и по цвету, и по форме. Видения беспорядочно и непредсказуемо появлялись, исчезали и вновь возвращались. Реальные картинки сменялись совершенно фантастическими полотнами, какими-то небылицами, порой страшными, порой смешными.
Она не чувствовала грани перехода от видений наяву к сновидениям. Искусственно вызываемые грезы плавно перетекали в глубокий ночной сон. Возможно, этому способствовали препараты от боли, вводимые ей по вечерам.
Чаще других ей виделся Олег. Ей запомнился один сон, странный, неправдоподобный, как и большинство снов. Он больше не повторялся, но запечатлелся в памяти до мельчайших деталей.
Вначале это был луг из цветущих ромашек. Бескрайний, до самого горизонта. По лугу шел мужчина в белой рубашке. Цвет его глаз спорил с небесной синевой. Мужчина шел и шел, но ближе не становился. Она пыталась разглядеть его черты, но его лицо все время ускользало. Зато походка и фигура были Олеговы. И она не сомневалась – это ее муж. Внезапно идиллическая сценка обрывалась, цветущий луг превращался в голую степь с высохшей полынью, а мужчина едва держался на ногах под мощным шквалом ветра и дождя. Он наклонялся вперед, чтобы ветер не опрокинул его навзничь, и закрывал лицо тыльной стороной ладони. Мокрая одежда, слившись с телом в одно целое, не спасала, а дождь все хлестал, беспощадно, подчиняясь высшему закону природы.
От этой страшной картины, от своей беспомощности она начинала кричать. Ее крик тонул в гуле урагана, но она продолжала звать Олега. И вот во сне, в этой дикой степи появлялась она, Дана. С неимоверными усилиями преодолевая напор холодного сырого ветра, она шла к Олегу. Падала, цеплялась за чахлые кустики, чтобы выдержать очередной удар ветра, ползла, в кровь разбивая колени… Расстояние между ними сокращалось, но очень медленно, по крупице. Очевидно, что тот, кто навевал ей этот ужасный сон, не желал скорой встречи мужа и жены.
И все же она добралась до него, обняла, прижалась всем телом, прильнула губами к груди над расстегнутой пуговицей рубашки.
В тот единственный раз, пробудившись от невероятного сна, она вытирала на глазах обильные слезы, но восстанавливая его в памяти, уже не испытывала первоначального потрясения, и лишь в безотчетной тоске смотрела сквозь больничное окно на мерцающие звезды.
В один из однообразных скучных дней в палату пришел хирург. Представившись Борисом Наумовичем, завел разговор о будущей операции. Дана отвечала тихим монотонным голосом и, в конце концов, учтивость и нарочитая мягкость врача куда-то испарились. Раздраженный ее "безразличием" Борис Наумович повысил голос.
– Вы женщина или носорог? Это ему абсолютно наплевать, какой формы у него нос! Или рог! Что в принципе одно и то же! Я пришел узнать, как будем складывать сломанные кости? Добиваться полной идентичности или просто делать человеческое лицо? Лицо приятной, но не совсем похожей на вас женщины! Первый вариант потребует несколько поэтапных операций и, я бы сказал, вашего терпения и мужества. Второй – более щадящий и быстрый вариант. В принципе, заживление идет быстро, ткани эластичные, эндокринная система в норме…
– И что это значит?
– Это значит, что рубцов мы избежим… То есть они будут незаметны. В общем, нужно решать, по какому варианту пойдет дальнейшее лечение.
Ее ставили перед неотложным выбором, но она была не готова. Ушедшая с головой в свой иллюзорный мир, Дана малодушно, по-ребячьи пряталась от настоящего – жесткого, требовательного.
А хирург, утомленный сложной операцией, не желал вдаваться в психологические нюансы и искренне недоумевал по поводу "вывертов этой субтильной барыньки".
– Ладно, я пошел. У меня прием. А вы подумайте, Дана Михайловна. Взвесьте хорошенько все "за" и "против". Кстати, свое будущее лицо вы сможете увидеть на компьютере. Всего доброго!
* * *
Вечером приехала Анжела. В комнату ворвался вихрь из французских ароматов, ослепительных улыбок и ярких, не по сезону, красок.
– Данусик, можешь меня поздравить! – едва сдерживаясь, чтобы не заплясать, пропела подруга.
– Да? Ну что ж, поздравляю.
– Здрасте! Но ты же еще не знаешь, с чем!
– Ты вся светишься от счастья. Значит, есть повод для поздравления.
– Ой, я в самом деле счастлива! Впервые за свою многотрудную жизнь я выхожу замуж! Прикинь, подруга!
– С ума сойти! И кто он, твой избранник?
– Как это "кто"? Естественно, Эдуард! Ой, ты не представляешь, через что мне пришлось пройти, чтобы этот увалень наконец дозрел до брачных уз! Уж я и так, и эдак! Чего только не придумывала, каких только фантазий не сочиняла!
– И когда бракосочетание?
– Через две недели. Я сейчас просто на разрыв! Ты уж извини, что нечасто навещаю, но время летит с бешеной скоростью. Надо успеть кучу дел. Только прикинь – два платья мне, два костюма ему… Потом сразу в свадебное путешествие, в Европу, а это еще сколько тряпок, с ума можно съехать! Короче, голова кругом, задница, пардон, в мыле…
– Ничего. Это приятные хлопоты.
– Да уж! Ой, совсем забыла! Ты же мой свидетель в загсе! Ты как? Через две недели тебя выпишут?
– Нет, что ты! Я здесь надолго.
– Как? Ты говорила, что идешь на поправку. Раны затянулись…
– Мне предстоит операция. И, возможно, не одна.
– Да? А где? Я имею в виду, на каком органе?
– На лице.
– То есть?
– Чего тут непонятного? Ты же видишь повязку, а под ней швы. К тому же у меня сломан нос.
– Да, ты говорила. Но я не знала, что это так серьезно.
– Серьезней некуда. Мне предложили два варианта: либо восстановить прежнюю внешность, либо родиться заново.
– Ничего себе! И что ты выберешь?
– Пока не знаю.
– Да-а, задачка с двумя неизвестными. Но ведь это не мясо на рынке выбирать. По-моему, тут и гадать нечего. Надо возвращать прежнее лицо.
– Я подумаю, стоит ли. А может, начать новую жизнь с чистого листа, то бишь лица?
– Ну-у, ты скажешь… Я даже не представляю тебя с новым лицом. Мне придется привыкать… Да и не во мне дело, черт возьми! У тебя поважней персоны есть. Например, муж. Кстати, где он?
– Не знаю. Мы давно не виделись.
– Даже так? Нехренасе! Он что, тоже новую жизнь начал?
– Похоже.
– Ой, Данусик, не знаю, что сказать. А может, мне на разведку сходить?
– Не надо. Пусть все идет как идет. Не хочу вымаливать сочувствие.
– Ой, какие мы гордые! А люди, между прочим, вымаливают. Вон, все церкви заполнены…
– Я тоже пойду в церковь, только за другим.
– За чем, если не секрет?
– Поблагодарю бога, что осталась живой.
– Хм! Странная ты, Данка! Хотя… Всегда была такой. Кстати, как поживает Арсений? Он был у тебя?
– Арсений? Откуда ты знаешь? Я вроде не говорила…
– Про Арсения? Но… Я как бы сама догадалась. Вы так спешили удрать из "Венеции", что даже про меня забыли…
– А-а. Я думала, ты не обратила внимания.
– Ну ты даешь! Такой мужик! Да на вас со всех сторон пялились!
– Никакой он не "такой"! Мелкий трусишка.
– Надо же! А с виду мачо. Ой, извини!
Анжела вынула из сумочки новенький, украшенный стразами, смартфон, издававший мелодичный рингтон.
– Алло, я слушаю. Да-да, сегодня. Угу. Как обещала. Да. Ну, разумеется. Пока!
– Какой симпатичный. Подарок?
– А как же! Жених самолично выбирал. Он хоть и прижимистый, но подарки делать умеет. По крайней мере, со цветом не промахнулся. Мой любимый, и к сумочке подходит. Ой, я сегодня кофе напилась перед дорогой. А он, как известно, мочегонное средство. Эта дверь в туалет?
– Угу.
– Я сейчас!
Анжела скрылась за туалетной дверью, а Дана откинулась на подушку и глубоко вздохнула. Она всегда немного уставала от общения с подругой, а сейчас ее силы полностью иссякли, организм требовал покоя и тишины. Ей не раз приходила мысль, что из них двоих Анжелка – "вампир", а она – "донор". Правда, эта мысль ничего кроме смеха не вызывала, потому как трудно представить более немощного донора, чем она. "В чем душа только держится?" – не раз повторял отец.
И вновь тот же рингтон оповестил, что кому-то срочно понадобилась Анжела. Скосив глаза на тумбочку, где подруга оставила свой аппарат, Дана увидела радужную подсветку, переливающуюся всеми семью цветами. Это зрелище завораживало, и она не поленилась приподняться, чтобы полюбоваться игрой цветных огоньков.
На дисплее высветилось чье-то имя. Приглядевшись, Дана прочла "Арсений". В первый момент она ничего не поняла. Но сердце, пропустив удар, вдруг бешено забилось. Откуда у нее номер Арсения? И почему, собственно…
Из туалета раздался шум спускаемой из бачка воды. Дана едва успела лечь, закрыть глаза и притвориться задремавшей, как в палату вернулась Анжела.
– Ты спишь, Данусик?
– А? Да, устала я что-то. Мне обезболивающее ставят, а оно со снотворным эффектом.
– Понятно. Тут, кажется, опять звонили? Так, кто бы это мог быть? Ага. Ясно. Ну ладно, я побежала. Не буду больше тебя мучить. В следующий раз подольше посижу. Хорошо? Ну, не скучай.
С трудом выдержав прощальный поцелуй подруги, Дана нашла силы, чтобы еще и улыбнуться.
Этим вечером видения не приходили. Вернее, она сама отказалась от них волевым решением. Все ее мысли были об Анжеле и ее непонятной связи с Арсением.
Интересно, когда она "забила" в телефон его номер? До или после? Если "до", то получается, что они знакомы давно. И ее поведение в "Венеции" – игра.
А неплохая из Анжелки актриса, между прочим, с усмешкой подумала Дана. Ей бы так не сыграть. Она до сих пор дрожит осиновым листом после того, как притворилась спящей. Хотя причина ее волнения не только в этом. А в чем? Ну да, конечно, в Арсении и его таинственных отношениях с ее подругой.
Итак, если Анжела завязала знакомство с этим парнем после "Венеции", то и этот факт ничего хорошего не сулит. Что еще за козни за ее спиной? Положим, они сошлись на почве посещений больной. И их разговоры вертятся вокруг температуры и общего состояния несчастной. Тогда почему Анжела скрывает этот факт? А она явно скрывает.
От Даны не ускользнула перемена в Анжелкином лице, когда та проверяла входящие звонки на своей трубке. Оно стало чуточку вороватым, как будто конфету стянула с чужого стола.
Здесь явное надувательство. Но для чего? С какой целью? Что им надо, этим двоим?
От нервного напряжения у нее возобновились боли. Пришлось вызывать медсестру.
До самого утра Дана не сомкнула глаз, на все лады строя предположения причин непонятной дружбы Анжелы с Арсением, но так и не смогла найти ни одной правдоподобной.
* * *
За окном клиники раскинулся сад с дикими яблонями и грушами, за ним теснились черепичные крыши нового поселка, а дальше, на линии горизонта шла полоска осеннего леса. Его краски, легкие и прозрачные, навевали щемящую грусть о чем-то безвозвратно ушедшем.
Отойдя от окна, Дана снова легла в постель. После бессонной ночи она чувствовала головокружение и слабость, но эти ощущения были пустяком по сравнению с пережитым накануне потрясением.
Она привыкла доверять людям. Это свойство характера ей было дано природой и развито родителями. Ложь и предательство встречались, но никогда так сильно не ранили. Сначала удар нанес Олег, теперь еще и близкая подруга.
Даже если их отношения с Арсением невинны, все равно существует обман. Если Анжела что-то утаивает, значит, по сути, обманывает.
Надо позвонить Арсению и прямо спросить, что кроется за этими странными телефонными переговорами? Или позвать его в больницу и, глядя в глаза, поговорить? Наверное, так будет лучше. Глаза даже самого искусного вруна выдают его, как бы он ни старался изображать праведника.
Ей пришлось порыться в записной книжке, так как номер Арсения она стерла из памяти мобильника. Справившись с волнением, насколько хватило сил, Дана легкомысленно заворковала.
– Алло, Арсений? Доброе утро! Извини, ты не на занятиях? Нет? А я от скуки на стены лезу. Может, приедешь? Поболтаем… Ага. Ненадолго. Длинные разговоры меня утомляют. Сам понимаешь, после таких травм… Угу. Жду.
Ничего не поделаешь, придется встать и навести марафет. Хотя, что можно сделать с лицом, наполовину скрытым повязкой? Напротив, макияж подчеркнет его уродство. Нет, она не предстанет перед бывшим любовником жалкой размалеванной матрешкой.
Да и зачем теперь эти потуги "создания образа"? Все в прошлом. В той жизни, когда она глупой тетеркой попалась в силки опытного не по годам охотника.
Но для чего ему понадобилась именно она, Дана? Понятно, что в донжуанском списке могут оказаться всякие жертвы, и чем они разнообразнее, тем увлекательнее охота…
Сейчас ей не приходило в голову, что она милая, привлекательная, и полюбить ее можно за естественное обаяние и грацию. Чистоту и наивность. Словом, за все, что высоко ценит настоящий мужчина.
Надев красивый шелковый халат и расчесав волосы, она устроилась в кресле и, чтобы скоротать ожидание, взялась за чтение. Но первую же строчку пришлось перечесть трижды, чтобы понять ее смысл. Отложив книгу, она устремила задумчивый взгляд в окно. Там, в холодной синеве осени, парил коршун, наверное, высматривал добычу.
В дверь постучали, и тут же заглянула дежурная сестра.
– К вам можно?
– Пожалуйста.
– Здесь пришел страховой агент, хочет побеседовать с вами.
– Да? Но я никого не приглашала…
– Он говорит, что по вашему случаю. Аварии. Я не знаю…
– Ну, хорошо. Пусть войдет…
Агент, мужчина средних лет, улыбнулся в легком поклоне, показав ровный ряд зубов. Его улыбка, густая шевелюра и загар вызывали симпатию.
– Здравствуйте, я из компании "Надежда". Можно присесть?
– Пожалуйста.
– Спасибо.
Он сел к столу, вынул из папки какие-то бумаги, откашлялся.
– Извините, я не назвал своего имени. Меня зовут Антон Николаевич. Ваше имя я знаю. Дело в том, что ваш муж в свое время заключил страховой договор. Он застраховал вас от несчастного случая. Самое интересное, что никто не обратился к нам. После аварии. О ней мы узнали из газет. Вы понимаете, о чем я?
– Не совсем…
– Девиз нашей компании "Честность и надежность". То есть, мы не собираемся делать вид, что ничего не знаем, а потому не будем платить. Мы сами разыскали вас, и хотим заплатить полагающуюся вам компенсацию.
– Ну хорошо. А что от меня требуется?
– От вас ничего, кроме выписки из истории болезни. Но нам нужен оригинал договора, а он, я думаю, у вашего мужа. Вы не могли бы сообщить ему?
– А вы сами не пробовали?
– Вы знаете, его телефон не отвечает. Может, он сменил номер?
– Не думаю. По-моему, нет, не менял. А домой к нему… к нам вы не ездили?
– Ездил, но мне никто не ответил. Я про домофон говорю.
– Странно.
– А вы… разве не связывались с ним в последнее время?
– Нет.
– Ну хорошо. Тогда сделаем так. Я перезвоню вам завтра. Может, ситуация прояснится. Хорошо?
– Ну… пожалуйста.
– Вы продиктуйте свой телефончик, я запишу.
Дана диктовала свой номер, чувствуя в душе растерянность и тревогу.
Оставшись одна, она заметалась по палате. В голову лезли нехорошие мысли.
Где же Олег? Что с ним? До сих пор она была уверена, что он поселился у Рынкиной и живет припеваючи. Даже если это так, то на звонки-то он должен отвечать. И звонить ей в больницу, хотя бы для приличия. Ведь он воспитанный человек!
Нет, здесь что-то не то. Надо срочно звонить к нему на работу!
И вновь она лихорадочно листала записную книжку. Где-то был его служебный номер. Вот он!
– Алло! Добрый день! Скажите, пожалуйста, а Олег Петрович на месте?
– Он в отпуске. А кто его спрашивает?
– Это… из турагентства. Он звонил насчет путевки. Вы можете передать ему, что есть горящий тур в Тайланд?
– К сожалению, не могу. Он, видимо, уже куда-то уехал. Тут его спрашивали… Говорят, его телефон не отвечает.
– Понятно. Спасибо. До свидания.
Она не успела переварить упавшие на нее новости, как заявился Арсений. В этот раз без букета, но с таким же гигантским яблоком.
– Это тебе.
– Спасибо. Присаживайся.
– Ты чем-то расстроена?
– Я? Нет. Хотя, вру. Расстроена.
– Что-нибудь со здоровьем?
– Нет. Со здоровьем, как ни парадоксально, все в порядке. У меня муж пропал.
– ?
– Его нигде нет. Ни на работе, ни дома.
– Ну-у, мне кажется, рано волноваться. Мало ли где может оказаться мужчина, оставшийся один… Прости. А что говорят на работе?
– Сказали, что взял отпуск.