– Понимаю. Видимо, той "нездоровой" критики, что обрушилась на меня в прошлом году, вам мало. Что ж, не хочу навязываться. Если мои картины вам кажутся рутиной, стоит подумать о другой территории для выставки. Извините, спешу откланяться. Жена из отпуска прилетает, надо встретить. Всех благ!
С натянутой улыбкой Дана смотрела вслед уходящему Мечникову, испытывая чувство стыда. Словно ее, пьяную и голую, заставили танцевать на площади при всем честном народе.
– Дана! – низкий голос Анжелы не сразу проник в ее сознание.
– А? – Дана с трудом сфокусировала взгляд на подруге.
– Потрясающе выглядишь! – рот Анжелы змеился в плохо скрытой завистливой улыбке. – Что на тебя нашло, снегурочка ты наша?! Откуда эти южные мотивы?
– Южные? – не поняла Дана. – Ты о чем?
– О твоем прикиде. Консультировалась у новомодного стилиста? Не откроешь секрет, что за птица?
– Птица? Феникс, разумеется. Пришли другие времена, подруга! Снегурочка растаяла. Трансформировалась в знойную искусительницу. Усекла?
– Более-менее, – с кислым видом протянула Анжела. – И кто же она, твоя первая жертва?
– Увидишь, – загадочно парировала Дана, внутренне изумляясь фурору, произведенному всего лишь новым "павлиньим оперением".
С приходом Преснина обстановка оживилась. Бодрый и деятельный, искусствовед успевал все: отвечать на приветствия, спорить о новых тенденциях, давать меткие оценки выставленным работам. С хозяйкой галереи он обмолвился парой фраз: первая касалась ее "очаровательного вида", другая – вопроса о своей очереди для выступления. Вопрос был риторическим. Как обычно, последнее, самое веское слово оставалось за Пресниным.
– Дамы и господа! – слегка волнуясь, начала Дана. – Сегодня у нас большое событие – выставка известного скульптора, взыскательного мастера пластики…
Свою речь, образную, с должным пиететом к ваятелю, она подготовила заранее, но сегодняшние сюрпризы выбили ее из колеи, заставили несколько раз потерять смысловую нить и тем самым скомкать начало.
Предоставив слово чиновнице из областного правительства, Дана облегченно перевела дух. И как оказалось, рано. К ней подошел опоздавший Брусника и шепотом извинился. Она вдруг вспомнила, что обещала ему знакомство с Мечниковым. "Вы убедитесь, что я умею держать слово", – заявила она при первой встрече. Ужас, какая самонадеянная хвастунья!
– Леонид, сегодня не получится, – зашептала она в ответ. – Мечников уже ушел. Торопился в аэропорт. В другой раз, хорошо?
Брусника кивнул и, приблизившись к композиции с девочкой и ее собакой, приступил к осмотру выставки.
А события разворачивались. Краем глаза Дана заметила чье-то движение справа. Повернувшись в ту сторону, она натолкнулась на ревнивый взгляд Липатова. По всему было видно, что Алексею не по вкусу пришелся господин Брусника. Да и кому понравится атлетически сложенный соперник?
Впрочем, ей плевать на ревность Липатова! Других забот у нее нет, кроме как лизать раны на самолюбии однокашника? И вообще, пусть мысль о сопернике лишит его иллюзий, а с ее души упадет наконец камень вины. Ведь как ни крути, она виновница Алешкиных страданий.
– Дана! – слегка охрипшим голосом позвал "однокашник".
– Алеша? Здравствуй! – как можно теплее откликнулась она.
– Я говорил тебе об одном мероприятии? На той неделе. У меня защита кандидатской…
– Да? Поздравляю!
– Нет, я не о том… Хотя спасибо, конечно. Ты придешь? Я уже пригласил наших ребят…
– Куда, на защиту?
– Да, то есть, нет. На банкет. Ну, такой скромный междусобойчик… Полуфуршет…
– Полуфуршет? Заманчиво! – рассмеялась Дана. – Это здорово, что ты приглашаешь одноклассников! Стало быть, мы что-то значим в твоей судьбе. И наши фейсы тебе еще не обрыдли.
– Ну да, ты правильно понимаешь…
– Хорошо, Алешенька, я постараюсь.
– Спасибо, Дана. Я…
– Ой, извини, пожалуйста, мне надо кое-что обсудить вон с тем господином. Боюсь, другого случая не будет.
– Да, разумеется. Конечно…
Она упорхнула с внешней легкостью, но внутри шевельнулось что-то колючее. То были досада и знакомое чувство вины.
Неожиданное появление Олега мгновенно вытеснило все ее суетные переживания.
Вспыхнув, Дана медленно приблизилась к мужу. Он сдержанно улыбался, раскланиваясь со знакомыми, а ей казалось, что он избегает ее взгляда. Это больно задело, но все же она была рада, и даже благодарна ему, редкому гостю в ее галерее.
– Признаться, не ждала, – тихо обронила она.
– Ты не поверишь, но я и сам от себя не ожидал, – рассеянно оглядываясь, пробормотал Олег. – А народ здесь, я смотрю, самый VIPовый. И ректор консерватории, и главреж драмтеатра, и даже Улежев из "Новых технологий" со своей юной пассией…
– Надо же! Ты в курсе его интимной жизни?
– Гм, да это всем известно… ну, почти всем…
– Кроме его жены? – в упор разглядывая лицо мужа, спросила Дана.
– Ну это как водится, – хохотнул Олег и впервые посмотрел ей в глаза: – А что это на тебе? Ни разу не видел. Что-то оригинальное, не в твоем вкусе.
– Как раз в моем. Чтобы не выделяться, я мимикрирую, сливаюсь с внешней средой, то бишь с "сиреневым" залом.
– А-а, понятно, – равнодушно согласился муж.
Взгляд мужа вновь заскользил поверх ее головы – словно выискивал кого-то в толпе.
– Олег, ты останешься на фуршет? Мы бы вместе…
– Нет, что ты! У меня каждый час расписан. Сюда меня пригласил… Ты его не знаешь. Короче, один влиятельный мэн, из министерства финансов. Кстати, большой поклонник твоего Рогожина. Ну и… Сама понимаешь, дела делаются не только в офисах. Разговор продолжим в ресторане, в чисто мужской компании. Ты не обижайся, ладно? Обещаю, что на той неделе…
– Лучше не обещай, – сухо оборвала его Дана. – Мало ли, может, на той неделе у тебя возникнут дела в другом экзотическом месте. Скажем, в Атлантиде…
В глазах мужа метнулся испуг, но он быстро взял себя в руки. Кашлянув и для чего-то поправив галстук, он извинился и пошел к группе людей, обсуждавших скульптуру в стиле кантри.
А она не успела "переварить" разговор с мужем, как подошел Преснин и заговорил в манере старого аристократа:
– Любезнейшая Дана Михална, как никогда порадовали! Экспозиция размещена более чем грамотно, много выгодных ракурсов, дополнительное освещение весьма кстати. Но главное, подбор работ! Слава богу, он не приволок сюда своих исторических мастодонтов! Они бы все испортили. Это ваша заслуга?
– Да, пришлось применить дипломатию, а лучше сказать, женскую хитрость, – вымученно улыбалась Дана, нервы которой звенели уже в верхних регистрах.
– Женская хитрость – мощное оружие. К несчастью, ее применение в мирных целях столь же редко, сколь негусто на земле истинных талантов.
– А вы как всегда неподкупны.
– Стараюсь не выходить за рамки имиджа, – отшутился Преснин, но вполне серьезно добавил: – А выставка удалась. Есть композиции, цепляющие не только глаз, но и душу.
– Мне тоже многое нравится, – сдерживая радость, согласилась Дана. – Застывшая красота.
– Мыслящая красота! Сгусток высокой мысли, воплощенной в изящной, я бы сказал, сексуально раскрепощенной пластике.
– Как это модно сегодня – во всем видеть грустную улыбку Фрейда, – с лукавой ноткой произнесла Дана.
– Кажется, я ударился в банальности? Прошу прощения. А за выставку еще раз благодарю. К слову, здесь есть и шедевры. Мне пришла мысль: а не взяться ли за продвижение Рогожина в европейские пределы? Как вы на это смотрите?
– Положительно. И даже больше. У меня есть небольшие связи в Германии и Чехии. Могу выступить посредником.
– Вы изумительна женщина, Даночка! Простите за панибратство, но старику полагается снисхождение…
– Не прибедняйтесь! У стариков не бывает такого соблазнительного баритона и орлиного взгляда.
– Ха-ха-ха! Купили! Честное слово, купили! А еще называете меня неподкупным!
Их окружили любопытные посетители, раздались веселые реплики и вопросы, и Дана, воспользовавшись этим, отошла в сторону.
Ей показалось что-то знакомое в профиле девушки, разглядывающей "Девочку с собакой". Обойдя скульптурную группу с противоположной стороны, Дана украдкой взглянула на лицо молодой особы и вздрогнула. В ее галерее была та самая Рынкина!!!
Как она посмела? Какого черта заявилась на чужую территорию? Или… Боже! Неужели у них тут свидание? И сейчас они поедут в ресторан! Да-да, с ней, а не с финансовой "шишкой" он собрался на ужин! Каков подлец!
Эмоции переполняли Дану, захлестывали с головой, мешали свободно дышать и держаться в рамках приличия. Ноги подкашивались, руки дрожали, а на побледневшем лице отразилась такая мука, что наблюдавший за ней Алексей Липатов испугался, не сердечный ли это приступ?
Он бросился было на помощь, но его опередил другой, помоложе и попроворней.
Готовую упасть Дану подхватил за локоть подоспевший Арсений.
– Вам плохо? – шепнул он, чувствуя, как несчастная женщина почти повисла на его руке.
– Нет, все хорр… все хорр…
– Воды? Валидол? Врача? – скороговоркой перечислял парень, при этом закрывая Дану своей широкой спиной от посторонних взглядов.
– Н-нет. Все н-нормально, – с трудом вымолвила она, стуча зубами. – Лучше выйдем в холл.
На удачу, никто не заметил этого инцидента. Разве только Липатов был свидетелем странной сценки, но это был немой свидетель. Дальше молчаливой ревности дело не шло.
В холле Дане стало легче. Она отстранила руку своего спасителя, выпрямилась и сдержанно произнесла:
– Уже прошло. Это от духоты. У меня иногда бывают спазмы. Спасибо, я пойду в зал.
– Дана Михайловна, но на вас лица нет! Куда вы пойдете? Хотите, я провожу вас до дома?
– Господи, что вы несете? – рассердилась Дана. – Как я могу оставить своих гостей? Это же нелепо! Нет-нет, я должна довести презентацию до конца.
– Хорошо, я подожду вас.
– Не надо, Арсений! – твердо сказала она и пошла в зал.
На нее никто не обратил внимания, так как взоры людей были прикованы к Преснину. Его яркая вдохновенная речь бередила души и поражала умы. Впрочем, как и всегда.
* * *
Галерею Дана покинула последней. Попрощалась с ночным охранником и направилась к ожидавшему такси. Ее окликнули из открытого окна стоящего неподалеку "Форда". Это был Брусника.
– Что вы тут делаете? – спросила Дана, в душе радуясь, что не одинока в этот час.
– Вас караулю.
Он вышел из машины, сделал несколько шагов навстречу.
– В таком случае я отпущу такси.
– Постойте, я сам.
Они молча ехали по вечернему городу. В ней бродил сложный коктейль из ревности, ощущения отстраненности и, как ни странно, душевного комфорта. Ей казалось, что она не живет, а летит над жизнью, наблюдая со стороны, как живут и радуются всему земному другие. Мир, чуждый ее страданиям, где-то грохотал дальним громом, переливался вереницами огней, не задевая ее души, затаившейся, точно нежная улитка в своей раковине. Одновременно ее согревала мысль, что она нужна кому-то, о ней думают, ее ждут. Рядом с Брусникой было надежно и по-домашнему уютно.
Время от времени она гнала воспоминания о муже, пытаясь бороться с воображением, рисующим картинки одна несноснее другой: Олег и Рынкина то пьют на брудершафт, то обнимаются в танце под тягучие звуки ресторанной музыки…
Тряхнув головой, когда навязчивый образ этой пары вновь замаячил перед глазами, она повернулась к Бруснике:
– Странно.
– Что вы сказали? – не понял мужчина, бросив на нее короткий взгляд.
– Странно, что вы поджидали меня возле галереи.
Он неопределенно хмыкнул, не торопясь с объяснениями.
– Значит, я права, – выдохнула Дана. – Все это неспроста. Говорите же, в конце концов! Ужасно не люблю глупых недомолвок, когда ситуация ясна, как божий день! Вы их видели? Отвечайте!
– Да, – процедил детектив и, казалось, замолчал навсегда.
"Ну что за осел! – мысленно выругалась Дана. – Ему мнится, что он выполняет сверхсекретную миссию, и поэтому так молчалив и многозначителен".
Ощущение комфорта куда-то улетучилось. Минутой назад, терзаемая всего лишь подозрениями, хотя и вполне обоснованными, она еще держалась за соломинку последней надежды и по-прежнему чувствовала себя женщиной, способной внушать любовь и уважение. Теперь ее, словно выброшенную вещь, жизнь несла по течению. Внутри не было ни чувств, ни желаний. Их поглотила холодная пустота и мерзостное, похожее на прикосновение жабы, осознание униженного положения.
Они остановились возле подъезда Снежковых, и Леонид поинтересовался:
– Вас проводить?
– Зачем?
– Не понял.
– Что тут непонятного? – с трудом растягивая губы в подобие улыбки, тихо спросила она. – Мужчина провожает женщину с одной целью – обнять где-нибудь в лифте и поцеловать. Вы не годитесь для этой роли.
– Вы сегодня безжалостны. И все-таки я провожу вас.
Войдя в лифт, она отвернулась от своего провожатого и застыла в каменной неподвижности, точно скульптура из собственной галереи.
В холле горел приглушенный свет. Дана машинально переодевалась в домашние тапочки, взгляд ее ничего не выражал. Оцепеневшая и как будто забывшая о присутствии чужого мужчины, который неловко переминался с ноги на ногу и почему-то не решался уйти, она прошла в темную столовую, села на огромный кожаный диван и с невольным наслаждением вытянула уставшие ноги. После томительной паузы она вдруг вынырнула из забытья:
– Леонид, вы еще здесь? Включите, пожалуйста, свет!
– Но я… Хорошо, сейчас.
Он вошел в комнату и, повертев головой во все стороны, обнаружил на левой стене выключатель. Пространство мгновенно увеличилось благодаря сиянию множества лампочек модерновой люстры.
– Ой! – поморщилась Дана. – Только не этот прожектор. Лучше настенный светильник. Да, этот. Спасибо. Может, чаю?
– Можно. Но с одним условием.
– Условием? – она впервые за вечер задержала на нем заинтересованный взгляд.
– Если угостите меня абрикосовым джемом.
Ей пришлось встать, чтобы подойти к столу и включить чайник, а затем вынуть из холодильника баночку с джемом.
– И в самом деле вкусно, – похвалил угощение Брусника, когда они уже сидели за столом и пили чай из французского фарфора.
– Ну вот, теперь наши вкусы совпадают, – грустно улыбнулась Дана.
Он заметил ее грусть, но виду не подал, стараясь держаться нейтралитета. Ему нравилась эта хрупкая женщина, он жалел ее за то зыбкое положение, в котором она оказалась. Но выражать свои чувства считал неуместным. И не только в силу профессионального этикета. Его сдерживала опасность серьезно увлечься, потерять голову, да и не хотелось, если честно, получить насмешливый отказ. Уж лучше и впредь выполнять обязанности детектива, сохраняя дружески-ироничные отношения. Так безопаснее и честнее.
– О чем вы так сосредоточенно думаете? – раздался ее голос, заставивший его встрепенуться и выйти из задумчивости.
– Так… О жизни, – уклончиво ответил он.
– Хм, масштабно мыслите. Мои думы скромнее и вертятся вокруг одного вопроса: а не напиться ли нам?
– Напиться? Ха-ха-ха! Боюсь, не получится.
– Почему?
– Мы в разных весовых категориях.
– А-а, этого я не учла. Тогда просто выпьем хорошего вина.
– Ну, если хорошего…
– Не знаю ваших пристрастий, вдруг вы привередливый гурман, но могу предложить неплохой "Шато". Урожай двухтысячного года.
– Я, конечно, гурман, но в винах ни черта не понимаю.
– Вы специалист по крепким напиткам?
– Угадали. Но сегодня сделаю исключение. Будем пить "Шато". Наверное, понадобится штопор?
Леонид украдкой наблюдал за ее скользящим перемещением по столовой. Неслышно и грациозно Дана открывала шкафы, доставая бокалы, бутылку вина, тарелки и вилки. Когда она поднимала руки, то фигура ее напоминала гибкий стебель молодого побега, гнущегося под ударами ветра. Милый образ, нежный и беззащитный.
Вскоре они дегустировали первую порцию отменного вина. Его изысканный букет придавал обстановке особое очарование, хотелось говорить о чем-то возвышенном, слушать фортепьянную музыку и предаваться несбыточным мечтам.
Он избегал откровенных взглядов и слов, но во всем его облике было напряжение влюбленного мужчины, никогда не обманывающее женщину, в которую он влюблен.
Дана могла воспользоваться последним обстоятельством, чтобы отомстить мужу, залечить душевную рану, самоутвердиться как женщина, которая может быть желанной и любимой, но ее многое удерживало от этого шага. И в первую очередь, слова самого Брусники: "Вы ни разу по-настоящему не любили. И не любите". Да уж, такое резюме охладит пыл любого человека, тем более что и пыла-то никакого не было, а так, прихоть обманутой бабенки, задумавшей наставить рога неверному супругу.
И все же хмель от выпитого вина будоражил кровь, в молодых телах закипал неотвратимый жар страсти – благоразумие явно сдавало позиции.
Это произошло в тот момент, когда Дана, встав из-за стола, подошла к Леониду, чтобы заменить тарелку из-под овощного салата. Он обхватил стройные бедра молодой женщины, привлек ее к себе, через мгновение начал осыпать поцелуями тонкие руки. Она замерла, не зная еще, как реагировать, но вскоре, охваченная желанием, отдалась воле мужчины.