Коннел не переносил тесного общения с кем бы то ни было. Ему требовались независимость и свобода приходить и уходить когда вздумается. Вступая в интимные отношения с женщинами, он всегда оговаривал условия и пути отступления. В данном случае об отношениях даже не было речи, мрачно напомнил он себе. Достав из ведерка со льдом бутылку винтажного шампанского, он хлопнул пробкой и разлил напиток по высоким бокалам:
– Кажется, мы заслужили право немного выпить. Как считаешь?
– Не возражаю.
Упорно отводя взгляд от стройных сексуальных лодыжек, Коннел протянул ей бокал:
– Прошу.
Несколько мгновений Эмбер разглядывала золотистые пузырьки, потом подняла глаза на Коннела:
– За что будем пить?
Он уселся напротив Эмбер, демонстративно отодвинувшись подальше. Совершенно очевидно, Коннел не собирался поднимать бокал за долгую счастливую семейную жизнь. Ему срочно требовалось обеспечить иммунитет против сексуального влечения к Эмбер, которое многократно возросло с тех пор, как он насладился ее телом. Ее окружала эротическая аура, удивительная для женщины, впервые познавшей секс. Коннел тяжело вздохнул, напомнив себе, что поклялся навсегда забыть проведенную с ней ночь. Однако, вопреки здравому смыслу, он не мог побороть искушение заняться с ней любовью снова… и снова. Коннел чувствовал, как участился пульс от нарастающего возбуждения.
– За то, чтобы спокойно пережить предстоящие три месяца?
Эмбер подняла брови:
– Считаешь, это возможно?
– Конечно, если мы оба постараемся.
– Ладно. Тогда объясни мне с точки зрения логики, как мы собираемся мирно сосуществовать, если в номере всего одна постель?
Медленно потягивая шампанское, Коннел смерил ее спокойным взглядом.
– Ты, вероятно, заметила, что кровать очень широкая.
– И тебя не смущает…
– Что именно?
– Не знаю, – пожала плечами Эмбер, – соблазн?
– Наброситься на тебя? – усмехнулся он. – На сто процентов уверен, что не останусь равнодушным к красивой женщине рядом. Один раз тебе удалось соблазнить меня. Однако, если я принял твердое решение, поверь, устою перед любым искушением, даже перед тобой, Эмбер.
Она подобрала под себя ноги невинным движением, но этого было достаточно, чтобы Коннел снова воспламенился, едва сдерживая желание скользнуть ладонью вверх по обтянутому шелком бедру и убедиться в ее готовности принять его. Когда их взгляды встретились, между ними словно пробежала искра. Эмбер неловко заерзала в кресле, словно под платьем резвился осиный рой.
– Но ведь чем-то нам придется заняться, чтобы скоротать время, – огляделась вокруг Эмбер. – Не вижу здесь настольных игр.
– Навряд ли тебе удастся найти их в номере для новобрачных всемирно известного отеля, – сухо заметил Коннел.
– Тогда предлагаю провести сеанс знакомства. Нам не помешает лучше узнать друг друга. – Эмбер весело улыбнулась. – Вдруг до развода нам придется участвовать в телешоу молодых супругов. Тебе много известно про меня, в то время как ты остаешься полной загадкой. Разве это справедливо, Коннел?
Коннел глотнул еще шампанского. Его вполне устраивал ореол таинственности. Если держаться в стороне от людей, не подпускать их близко, они не смогут причинить боль. Уязвимость затмевает разум, толкает на безрассудные поступки. Однажды в жизни он совершил роковую ошибку, и с тех пор его преследовал страх утратить контроль. В тот раз он почти разрушил свою жизнь и поклялся, что никогда больше не допустит этого.
Но разве он не поддался слабости в ту ночь, когда занимался сексом с Эмбер? Не устоял перед искушением, потеряв голову, хотя дал себе слово. Он не прислушался к голосу рассудка, твердившему, что надо остановиться. В итоге влип, как муха в паутину.
Коннел прикрыл глаза. Никогда прежде он не испытывал к женщине таких сильных чувств. Казалось, он стоит на краю бездонной пропасти и готов сделать роковой шаг. Если бы он поступил правильно, то ушел бы не оглядываясь и никогда больше не видел Эмбер.
Однако правила изменились: теперь Эмбер была его женой. Коннел связан с ней на какое-то время, и ничего с этим не поделаешь. Они заперты в номере отеля, причем он запретил себе заниматься с ней сексом. Что остается делать, кроме того, что разговаривать? Надо занять мысли, чтобы отвлечься от единственного желания сорвать с Эмбер чертово белое платье. При оформлении развода он заставит ее подписать договор о неразглашении, а пока можно быть откровенным, чего он никогда не позволял себе из страха опасного сближения.
– Что тебе хотелось узнать? – пробурчал он. – Попробую угадать. Почему я до сих пор не женат? Обычно в первую очередь женщины задают этот вопрос.
– Откуда такой цинизм, Коннел?
– Таким сделала меня жизнь, – ответил он с насмешкой. – Что плохого в том, чтобы говорить правду?
Их взгляды встретились. Глаза Эмбер сверкнули на бледном лице, как осколки зеленого стекла.
– Как получилось, что вы с отцом так близки?
– Я уже говорил. В прошлом мне приходилось на него работать.
– Но это не объясняет тесной связи между вами. – Эмбер провела пальцем по краю бокала, прежде чем снова взглянуть на него. – Связи настолько надежной, что он доверил тебе заботу обо мне. Почему, как никто другой, ты пользуешься его доверием?
Коннел твердо сжал губы.
– Однажды он оказал мне огромную услугу. Я у него в долгу.
– Какую услугу?
Отставив бокал, Коннел опустил голову на руки:
– Это долгая история.
– Люблю долгие истории.
Коннел смерил ее оценивающим взглядом. Может быть, лучше поделиться с Эмбер неприятными воспоминаниями о прошлом, чем ерзать на кресле, думая о том, какая красивая из нее получилась невеста.
– Все началось, когда я выиграл стипендию в школу, где учился твой брат. Ты знала об этом?
Эмбер покачала головой.
– Стипендия покрывала все расходы незаконнорожденного сына ирландской экономки на обучение в одном из престижных учебных заведений Англии. Там я научился ездить верхом и стрелять, – горько усмехнулся Коннел, – то есть всему, что должен уметь английский джентльмен.
– Но ты не стал джентльменом, правда? – медленно произнесла Эмбер. – Настоящим джентльменом.
Ее насмешливый взгляд не смутил Коннела.
– Ты права. Попадая в такое место, ты должен сделать выбор: стать таким, как все вокруг, имитируя поведение других мальчиков, или рискнуть остаться самим собой. Я оказался в школе только потому, что мать решительно настаивала на моем обучении, но никто не мог помешать мне сохранить верность родным корням. У нее не было сомнений в том, что я разделяю ее ценности.
Коннел ненадолго замолчал. Из-за царившей в номере тишины, остальной мир казался далеким и нереальным.
– Думаю, Амбруаз оценил мою стойкость. Я встретился с ним до того, как выиграл стипендию и подружился с его сыном. Пару раз мне приходилось мыть его машину, потому что мать работала экономкой в семье Кадоган, с которой Амбруаз был дружен.
– Я их знаю, – кивнула Эмбер.
– Конечно, знаешь. Кто о них не слышал? Одна из самых известных семей Англии с обширными связями. – Голос Коннела стал хриплым, словно в горле вдруг запершило. Воспоминания ожили, прошлое вернулось былой горечью, будто кто-то незаметно подкрался сзади и сбил с ног коварным ударом. Сердце стучало как молот. Коннелу стало душно в четырех стенах: захотелось вырваться на воздух или схватить Эмбер и сжать ее в объятиях.
– Продолжай.
Ее спокойный голос развеял туман перед глазами. У Коннела возникло искушение закончить рассказ, сказав, что остальное ее не касается. Однако после стольких лет он больше не мог держать боль в себе. Кроме того, Эмбер полезно узнать что-то хорошее о своем отце. Он прочистил горло.
– Мать работала на эту семью с тех пор, как сошла с трапа корабля, прибывшего из Ирландии. Ее заставляли много и тяжело работать, но она не жаловалась и была благодарна, что ее приняли в дом с маленьким ребенком. – Коннел поднял брови. – Боюсь, тебе никогда не приходилось выслушивать точку зрения тех, кому меньше повезло в жизни?
– Богатство не гарантирует счастья. Думаю, мы оба согласны с этим, – ровным голосом напомнила Эмбер. – Пожалуйста, не останавливайся теперь, когда история стала интересной.
– Интересной? Я бы назвал это по-другому, – скривил губы Коннел, подумав о том, что некоторые воспоминания никогда не перестанут ранить. Может быть, поэтому он похоронил их столь глубоко?
– Однажды пропало бриллиантовое кольцо – бесценная семейная реликвия. Одна из дочерей Кадоганов обвинила в краже мою мать. – Его сердце сжалось, когда он вспомнил, как мать говорила с ним по телефону дрожащим от слез голосом. Все годы, что она с разбитым сердцем тщетно ждала весточки из Ирландии от своей семьи, она ни разу не заплакала. – Мать была кристально честным человеком и не могла поверить, что ее назовут воровкой в семье, на которую работала долгие годы. Она не сомневалась, что в доме ей доверяли. Доверие – вот ключевое слово. Оно ничего не значило для Кадоганов.
В смежной комнате огромного номера пробили часы. Дождавшись, пока замер последний звук, Эмбер спросила:
– Что дальше?
Коннел тяжело вздохнул.
– Учитывая долгий срок службы, семья не выдвинула против матери обвинений, но уволила ее. Ей удалось устроиться уборщицей в школу для девочек. Она так и не пережила унижения. – В горле у Коннела застрял комок: снова вернулось чувство беспомощности от чудовищной несправедливости. – Мать умерла спустя несколько месяцев.
– Ох, Коннел.
Он поднял обе руки в нетерпеливом жесте. Ему не нужны жалость Эмбер Картер или нежность в ее голосе. Коннел не верил в их искренность.
– На этом все бы закончилось, если бы я не вернулся в дом, чтобы узнать у одной из дочерей, что произошло на самом деле.
Коннел замолк, но Эмбер не торопила его, иначе, возможно, он не стал бы продолжать. Тем не менее когда он снова заговорил, его голос предательски дрожал:
– Она сказала, что кольцо украл ухажер ее сестры. Парень был наркоманом: ему нужны были деньги на наркотики. Дело, конечно, быстро замяли, а мать сделали козлом отпущения. – Он горько засмеялся. – Тогда я решил отомстить.
– Господи, Коннел, – прошептала она, – что ты сделал?
– Не пугайся, Эмбер, я никому не причинил вреда, если ты подумала об этом. Однако я наказал их другим способом там, где они были уязвимы. Однажды ночью, когда стемнело, взял баллон с краской и разукрасил их роскошный особняк граффити, чтобы все знали о том, как они коррумпированы. Дому был нанесен ущерб. Они вызвали полицию. Мое слово ничего не значило против них. В конце концов, семейство Кадоган – одно из самых старых и уважаемых в стране, а я… – пожал он плечами, – хулиган, у которого есть мотив для мести.
Помолчав, Эмбер спросила:
– Какое участие принимал в этом отец?
Глядя прямо перед собой, Коннел вспоминал вонь немытых тел и шум голосов за стеной. В крохотной камере полицейского участка без окон он хорошо представил себе дальнейшую судьбу и был близок к отчаянию.
– Когда я сидел в камере предварительного заключения, зная, что мое место в университете отозвано, и ожидал приговора и тюремного срока, явился Амбруаз и вызволил меня под залог. Думаю, Рейф позвонил ему. Амбруаз сообщил властям, что я много лет дружил с его сыном и впервые нарушил закон. Не знаю, говорил ли он с Кадоганами, но все обвинения с меня были сняты. Твой отец предложил мне работу в своей строительной компании при условии, что я хорошо проявлю себя и не буду заикаться об учебе. Поклявшись, что оправдаю доверие, я прошел весь путь наверх, начав с низшей ступени. Для меня не осталось секретов в строительстве. Работая день и ночь, откладывая каждую копейку, я скопил достаточно средств, чтобы вложить в первый объект недвижимости. А дальше, как говорится, все пошло своим чередом.
Теперь Эмбер понимала Коннела Девлина гораздо лучше. Многое в нем вызывало восхищение, но не все. Он много трудился, был честен, но бессердечен. Ей стало понятно его предубеждение против таких, как она. Коннел презирал людей, не разделявших его ценностей. В его представлении Эмбер принадлежала к категории богатых и избалованных – тех, кто шел по жизни напролом, не обращая внимания на сломанные судьбы, как погубившие его мать Кадоганы.
В его лице она заметила боль, которую Коннел безуспешно пытался спрятать: Эмбер слишком хорошо умела распознавать скрытую боль. Между тем, несмотря на всю сложившуюся запутанную ситуацию, ей хотелось подойти и обнять его. Коннел сидел в кресле напротив в дорогом костюме с расстегнутым воротом рубашки и съехавшим на сторону галстуке. С взъерошенными темными волосами он выглядел доступным, как никогда, и Эмбер захлестнула волна нежности к нему. В то же время она испытывала ненависть к Кадоганам за то, как они обошлись с его матерью. Эмбер внутренне аплодировала акции возмездия с граффити. Ей казалось совершенно естественным поцеловать Коннела, облегчить его страдания своим жаждущим ласки телом. Однако секс не входил в их программу. Коннел сообщил ей об этом.
Глядя сквозь декоративную арку на усыпанную лепестками роз постель, Эмбер думала о том, как переживет сегодняшнюю и последующие ночи, если ей запрещено прикасаться к нему. Она умирала от желания испытать ласку его опытных рук и заново открыть наслаждение сексом. Может быть, стоит попробовать случайно прижаться к нему во сне или притвориться, что ее мучают кошмары?
Эмбер сделала глоток шампанского. Нет. Ей не удастся ничего добиться от Коннела, если она не будет честна с ним. Она уже привела его в ярость, скрыв девственность. Нельзя допустить, чтобы он поймал ее на притворстве и потерял всякое уважение. Выбор невелик: или ей предстоит три месяца ходить вокруг Коннела на цыпочках, испытывая нарастающее напряжение, или она сделает первый шаг и откровенно заговорит о том, чего ей так сильно хочется. Терять больше нечего.
– Коннел?
– Больше никаких вопросов, Эмбер, – раздраженно заявил он. – Разговор на эту тему закончен.
– Я и не собиралась снова расспрашивать тебя о прошлом. Меня больше волнует, как мы проживем нашу короткую супружескую жизнь.
Она в недоумении приподняла плечи, ощутив нежной кожей тяжелый шелк свадебного платья. Сапфировые глаза Коннела немедленно отреагировали на ее жест. Похоже, любое ее движение не оставалось без внимания. Его очевидный интерес придал Эмбер смелости.
– Вряд ли мы сможем все время разговаривать, поскольку уже обсудили прошлое, а будущего у нас не предвидится.
– Ты задаешь вопрос, как человек, который уже предполагает ответ.
– Возможно, ты прав. – Эмбер немного поколебалась. – Тебе только надо согласиться со мной.
Их взгляды снова встретились.
– Согласиться с чем, Эмбер?
– Мне бы хотелось… – облизнула она губы, – мне бы очень хотелось, чтобы ты научил меня всему, что умеешь в сексе.
Глава 10
Сначала Коннел решил, что ослышался: Эмбер озвучила эротическую фантазию, которую мужчины иногда лелеют в отношении женщины. Научить ее всему, что он знает о сексе? Он напряг скулы. Чтобы она терзала его тело тонкими пальчиками и узнавала о нем больше, чем он рассказал ей сегодня?
– Зачем тебе, Эмбер? – спросил он, стараясь унять всплеск адреналина в крови.
– Разве не очевидно? У меня совсем нет опыта, а ты умеешь так много. – Эмбер с трудом подыскивала нужные слова, что не казалось Коннелу удивительным в данной ситуации. – А мне…
– Пожалуйста, не останавливайся теперь, когда мне стало интересно, – передразнил ее Коннел.
Она повела плечами, а у Коннела перед глазами вдруг возникла волнующая картина из недалекого прошлого: распростертая на кровати обнаженная Эмбер с широко открытыми зелеными глазами в жадном ожидании… Коннел уже не контролировал мощную эрекцию.
– Можешь не повторять, что наш брак – всего лишь временное явление, но…
– Позволь мне предположить, – перебил он. – Однажды на твоем горизонте покажется рыцарь в сверкающих доспехах на белом коне. Тебе не терпится научиться паре трюков, чтобы завлечь его.
Недовольно откинув локон со лба, Эмбер запротестовала:
– Я не об этом думала. Как тебе известно, меня не тянет к мужчинам, но, как выяснилось, нравится секс. Понятное дело, мне не с чем сравнивать, но секс с тобой произвел впечатление. Жаль упускать такую возможность, не правда ли?
Щеки Эмбер вспыхнули. В наступившей тишине Коннел слышал собственное прерывистое дыхание.
– Хочешь использовать меня в качестве жеребца?
– Зачем так грубо, Коннел? Давай назовем это мастер-классом в постели.
– Ты хочешь получить что-то взамен?
– Конечно нет.
– Установишь какие-то ограничения?
– Зависит от тебя.
Коннел засмеялся. Предложение Эмбер все больше напоминало эротическую фантазию: прекрасная, сексуальная женщина просила научить его всему, что он умеет в сексе, и при этом не ставила условий.
– Что ты скажешь, если я предложу тебе для начала показать стриптиз?
– Предупреждаю, что у меня нет опыта в подобном шоу, но я готова попробовать, однако…
Коннел поднял брови, заметив неуверенность в ее лице.
– Однако?
– Я хочу заняться сексом, – прошептала Эмбер, – но мне не хотелось бы чувствовать себя шлюхой.
Услышав признание, Коннел почувствовал наконец угрызения совести – он вел себя по-хамски.
– Я не проявил должного уважения?
– Вот именно.
Поднявшись, он подошел к Эмбер:
– Тогда забудем все, что было, и начнем с чистого листа. Иди ко мне, и посмотрим, что можно сделать.
Эмбер сразу растаяла, когда, склонившись, Коннел взял в ладони ее лицо и нежно прижался к губам. Она убеждала себя не предаваться несбыточным надеждам, но как трудно удержаться, когда он неторопливо ласкал и дразнил ее так, что она чувствовала себя котенком, перед которым маячит клубочек шерсти. Эмбер обдало жаром, когда Коннел стянул платье с ее плеч.
– Хочешь принять душ? – тихо спросил он.
– Пожалуй, – дрожащим голосом прошептала Эмбер.
Взяв за руку, Коннел отвел ее в огромную ванную комнату со смежной просторной душевой кабиной. Эмбер не могла унять нервную дрожь. После откровенного признания в желаниях, она не могла отступить, сказав Коннелу, что ее одолевают сомнения. Тем не менее сомнения терзали ее. Более того, Эмбер испугалась, осознав, что получит не более того, о чем просила. Не важно, какое удовольствие доставляли ей нежные прикосновения Коннела, – с его стороны все было притворством. Тогда Эмбер сказала себе: "Живи моментом, пользуйся тем, что имеешь сейчас, и не ожидай от Коннела того, что он не сможет тебе дать".
Мраморный пол холодил ступни. Коннел приподнял ее подбородок, и, когда их взгляды встретились, Эмбер испытала мгновенный всплеск адреналина, увидев в его горящих глазах откровенное желание.
– Мне незнаком протокол раздевания невесты. Скажи сразу, если есть какие-то тонкости.
– Нет, – храбро улыбнулась Эмбер. Она расстегнула молнию и переступила через упавшее к ногам платье, надеясь, что Коннел не заметил ее смущения. – Я вся перед тобой.