- Да, там увидим, - сказала я, вставая со скамьи. - А сейчас я пойду в город и узнаю, когда завтра утром уходит дилижанс. - Я положила жука на траву.
Вечером я уложила чемодан. Это был очень старый потрепанный саквояж, так как остальные взяли с собой все уехавшие члены семьи. Я положила мое голубое платье, которое мне сшили к свадьбе Жюли. Мое самое лучшее платье! Я хотела надеть его, идя к м-м Тальен, где я надеялась встретить Наполеона.
Утром на другой день Мари проводила меня к дилижансу. Я, как во сне, проделала знакомый путь до центра города. Как в прекрасном сне, когда уверен, что то, что ты делаешь, делаешь правильно. В последний момент Мари дала мне большой золотой медальон.
- У меня нет денег. Все, что я зарабатываю, я отсылаю маленькому Пьеру, - сказала она тихо. - Возьми медальон. Он золотой. Твоя мама подарила мне его в тот день, когда я отняла тебя от груди. Ты сможешь продать его, Эжени.
- Продать его? - удивилась я. - Зачем?
- Чтобы получить деньги на обратный путь, - сказала Мари, отвернувшись и рукой смахнув слезу.
Один, два, три, четыре дня я тряслась в дилижансе с утра до вечера, по пыльной дороге, которой не было конца, проезжая полями и лугами, потом через города и деревни. Каждые три часа сильный толчок кидал меня или на плечо дамы в трауре, сидевшей справа, или на толстое брюхо соседа слева. Это меняли лошадей. Потом опять тряска по неровной дороге.
А я сидела, закрыв глаза, и представляла себе, как войду к м-м Тальен, как спрошу генерала Бонапарта…
Потом, мечтала я, я неожиданно окажусь перед ним и скажу: "Наполеон"…
Нет, я скажу так: "Наполеон, я приехала к тебе, потому что знаю, что у тебя нет денег и ты не мог приехать ко мне. Но теперь никто нас не разлучит!.."
Будет ли он рад мне?.. В этой чужой кухне танцуют чужие тени и прячутся между мебелью, которую я не разглядела днем… Да, конечно, он обрадуется мне. Он возьмет меня за руку и представит своим новым знатным друзьям. Потом мы уйдем, чтобы побыть вдвоем. Мы будем гулять по городу, потому что у нас нет денег, чтобы пойти в кафе. Может быть, у него есть друзья, у которых я смогу пожить, пока мы напишем маме и получим ее благословение. Потом мы поженимся и…
Вот вернулись м-сье и м-м Клапен. Наверное, у них найдется диван, на котором я смогу лечь, а завтра… господи! С какой радостью я ожидаю завтрашний день!
Глава 7
Париж, спустя 24 часа, или прошла вечность…
Ночь. Я опять в кухне м-м Клапен. А может быть не опять? Может быть, я не уходила отсюда? Может быть, весь сегодняшний день был кошмарным сном и мне пора проснуться? Разве не сомкнулись надо мной воды Сены? Ведь вода была так близко, огни фонарей Парижа плясали в волнах, манили меня, и я наклонялась, наклонялась к ним через холодный каменный парапет моста.
Неужели у меня нет права умереть, чтобы мой труп унесло течение?.. Быть унесенной волнами и ничего больше не чувствовать!.. Как я хочу умереть!
Но я сижу возле колченогого кухонного стола и мои мысли кружатся нескончаемым хороводом. Я вновь слышу каждое слово, вижу все лица так ясно, а по стеклам барабанит дождь. Дождь идет весь день. Я вымокла уже по дороге к дому м-м Тальен. Я оделась в свое красивое голубое платье, но в Тюильрийском парке и на улице Сент-Онорэ я поняла, что мое платье вышло из моды. Все встречные дамы были в платьях, сшитых как рубашки и подпоясанных под грудью широкими лентами. Шейных косынок никто не носил. Теперь рукавов вовсе не носят, а платье собирается на плечах складками, которые закалываются брошками. В этом платье у меня был вид настоящей провинциалки.
Я легко нашла виллу в аллее парка и увидела, что она невелика, но гораздо богаче нашего дома в Марселе. Было около полудня, а я знала, что ежедневно во второй половине дня в салоне бывает Наполеон, и хотела пробраться туда заранее, чтобы сделать ему приятный сюрприз.
Он писал Жозефу, что в салон м-м Тальен может войти каждый, ведь у нас Республика, и я твердо рассчитывала на успех своего предприятия. У входа толпился народ и отпускал критические замечания по адресу подъезжавших в колясках гостей.
Я не смотрела по сторонам, а направилась прямо к двери. Я была остановлена лакеем в красной ливрее, расшитой золотом. Лакей окинул меня взглядом с головы до ног.
- Что желает гражданка?
Я не была подготовлена к вопросу, поэтому пробормотала тихо:
- Я хочу войти.
- Я это вижу, - ответил лакей. - А вы имеете приглашение?
Я покачала головой.
- Я думала, что… Что любой может войти сюда.
Лакей смотрел на меня все более насмешливо.
- Нет, дорогая, пора бы знать, что теперь ваше место на улице Сен-Онорэ и под арками Пале-Рояля.
Я почувствовала, что заливаюсь краской. - Что? О чем вы говорите, гражданин? Мне нужно войти, чтобы повидаться кое с кем, - бормотала я. Однако он открыл дверь и вытолкнул меня на улицу
- Это приказ м-м Тальен. Я могу пропустить гражданку только в сопровождении кавалера.
Дверь перед моим носом закрылась. Теперь я была на улице среди остальных любопытных.
- Ты - новенькая, еще не знаешь порядков. Теперь запрещено входить без приглашения, а раньше можно было входить всем, - сказала молодая, очень накрашенная особа.
- Вы из провинции, гражданка. Это видно по вашему платью, - заметила другая.
Меня окружили запахи вина и сыра, этим дышала толпа, собравшаяся поглазеть на гостей м-м Тальен.
- Дождь все сильнее, не пойти ли нам в кафе? - спросил меня молодой парень в широкой блузе. Я отвернулась. Да, дождь шел все сильнее, я озябла, мое голубое платье совершенно потеряло свой вид, локоны висели сосульками.
Вдруг я увидела, что у подъезда остановилась коляска и из нее вышел офицер. Я локтями растолкала окружающих меня и подбежала к офицеру.
- Простите меня, гражданин, но я прошу вас взять меня с собой в этот дом.
- Что вы хотите? - спросил он удивленно. Он был так высок, что мне приходилось задирать голову, разговаривая с ним. Его треуголка была низко надвинута, и я видела только огромный нос, выступающий над воротником офицерского пальто.
- О, я прошу вас, проведите меня сюда. Теперь девушкам не разрешено входить без кавалера, а мне обязательно нужно войти. Пожалуйста, возьмите меня с собой, - повторяла я умоляюще.
Офицер осмотрел меня с головы до ног и, кажется, был не очень доволен результатом. Затем он подал мне руку и сказал:
- Пойдемте.
Лакей меня, конечно, узнал. Он удивленно посмотрел, но принимая пальто моего спутника, согнулся в поклоне.
Возле зеркала я остановилась, чтобы еще раз оценить мой непрезентабельный вид, однако спутник мой поторопил:
- Ну, вы готовы, гражданка?
Я обернулась к нему. Он был в военной форме, прекрасно сидевшей на нем. У него были большие золотые эполеты. Под огромным носом я заметила сердито сжатые губы. Он был, конечно, недоволен тем, что провел меня, он принимал меня за уличную девчонку.
- Умоляю, простите меня! Мне обязательно нужно было войти сюда, - прошептала я.
- Ведите себя благоразумно в этом доме, прошу вас, гражданка. Не заставляйте меня краснеть за вас, - сказал он сурово. Затем он слегка поклонился и вновь предложил мне руку. Лакей широко распахнул белые двери, и мы очутились в огромном зале. Другой лакей остановился перед нами и вопросительно посмотрел на меня. Мой спутник спросил:
- Ваше имя?
- Дезире, - ответила я. Он спросил:
- Только?
- Да, если можно коротко - Дезире, - повторила я.
Он сказал лакею:
- Гражданка Дезире и гражданин генерал Бернадотт.
Лакей выкрикнул наши имена. К генералу подошли дамы, м-м Тальен скользнула по мне равнодушным взглядом и позвала его:
- Пойдемте, Жан-Батист, поздоровайтесь с Баррасом. - Они ушли. Я забилась в нишу окна и стала искать глазами Наполеона. Но его нигде не было видно.
За опущенной шторой, отделяющей меня от зала, остановились двое. Я услышала обрывок разговора: "Что вы скажете, Фуше, о маленьком бедняке, который увивается вокруг Жозефины?"
В это время кто-то захлопал в ладоши, и я услышала, как м-м Тальен пригласила:
- Все в зеленую гостиную, друзья, для вас приготовлен сюрприз!
Я двинулась за остальными в маленькую соседнюю комнату, где толпа стеснила меня так, что я не видела, что происходит впереди. Я видела только стены, обтянутые зеленым с белыми цветами шелком. Лакей разносил шампанское. Я взяла бокал. Затем толпа раздвинулась, чтобы пропустить хозяйку дома.
- Станьте вокруг дивана, друзья, - скомандовала м-м Тальен, и мы повиновались.
Тогда я увидела!
…На маленьком диване в глубине комнаты. Рядом с дамой в белом платье… На нем были его старые сапоги, но мундир был новый и хорошо обтягивал его короткое туловище. Он был худ и бледен, как тяжело больной.
Он сидел выпрямившись, и его взгляд неподвижно остановился на лице м-м Тальен, как будто он ожидал смертного приговора.
Дама, сидевшая рядом, откинулась на диване и положила руку на спинку. Голова ее, украшенная буклями высоко поднятой прически, была также откинута на спинку, глаза полузакрыты, ресницы густо накрашены, а в высокой прическе красовался алый бант, подчеркивающий белизну ее шеи и плеч.
Я поняла, кто это! Вдова Богарнэ - Жозефина! Ее крепко сжатые губы сложились ироническим рисунком, а взгляд был обращен к Баррасу. Она ему улыбалась.
- У всех есть шампанское? - спросила м-м Тальен. Ее тоненький силуэт приблизился к дивану, она протянула руку, и Наполеон подал ей свою. Это была красивая группа…
- Гражданки и граждане, медам и месье, имею честь объявить вам всем новость, касающуюся нашей дорогой Жозефины. - М-м Тальен еще приблизилась к дивану и стала рядом с Наполеоном. Он также встал и смотрел на нее, как завороженный. Жозефина не переменила позы.
- Знайте, что наша дорогая Жозефина решила вторично выйти замуж и… - м-м Тальен сделала паузу и посмотрела на Барраса. - И она сегодня стала невестой гражданина генерала Наполеона Бонапарта.
- Не-е-ет!
Я услышала этот крик, как другие. Он прозвенел в комнате и растворился в воздухе, после чего наступило молчание. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, что это кричала я.
Но я уже была возле дивана. Я увидела Терезу Тальен, я почувствовала аромат ее духов, и я почувствовала возле себя еще одну женщину - раскинувшуюся на диване Жозефину. Теперь глаза ее не были полузакрыты, она смотрела на меня и синяя жилка на ее шее билась редкими сильными ударами. К ее бледным щекам приливал румянец.
Как я ее ненавидела! Я бросила в нее мой бокал, полный шампанского. Он скатился по ее платью и разбился у ног. Она истерично крикнула.
Я выбежала из комнаты, не помню как пронеслась по всем залам, выбежала на улицу, залитую дождем, и побежала все дальше, дальше от этого дворца, от этой комнаты. Я ощущала лишь темноту, сомкнувшуюся вокруг меня и журчащую струями дождя.
Потом я оказалась на набережной, я бежала, скользила, падала в лужи, вновь бежала и оказалась на мосту. "Это Сена, - подумала я. - Сейчас все будет кончено".
Я наклонилась через широкие каменные перила, увидела отблески фонарей на той стороне набережной, которые тускло плясали в воде. Господи, как я была одинока! И так близко была эта темная вода с редкими искорками огней!
Я вспомнила маму и Жюли. Они, конечно, простят меня, когда узнают все. Ведь Наполеон напишет Жозефу о своей женитьбе. Это была первая разумная мысль. И все-таки я наклонялась ниже и ниже, пока…
Железная рука схватила меня за плечо и резко отдернула назад. Я постаралась освободиться от этой сильной руки и крикнула:
- Оставьте меня, да оставьте же меня!
Но я была схвачена теперь уже двумя руками и оторвана от перил. Я пыталась освободиться от железных рук, тащивших меня куда-то, я даже пыталась ударить ногой своего неизвестного спасителя. Было так темно, что я не видела, кто меня держит. Потом я услышала голос, который говорил:
- Спокойно! Не делайте глупостей! Моя коляска здесь.
На набережной стояла коляска. Я еще раз попробовала вырваться, но неизвестный был гораздо сильнее меня и на руках внес меня в фиакр. Потом он сел рядом со мной и крикнул кучеру:
- Поезжайте, поезжайте куда угодно, только быстрее!
Я забилась в угол и почувствовала, что зубы мои выбивают громкую дробь, я была мокрая, озябшая, дрожащая, и по лицу текли струйки воды с мокрых волос. Тогда большая, теплая, добрая рука взяла мою руку. Я заплакала.
- Оставьте меня, позвольте мне выйти, оставьте же меня, - и с этими словами я все крепче прижималась к большой руке, протянутой мне из темноты коляски.
- Разве вы не просили меня сопровождать вас? - услышала я. - Вы забыли, м-ль Дезире?
Тогда я оттолкнула руку.
- А теперь я прошу лишь, чтобы меня оставили в покое!
- О, нет! Вы просили меня проводить вас к м-м Тальен, и теперь я не оставлю вас, пока не провожу до вашего дома.
У него был мягкий, спокойный голос.
- Вы генерал… Генерал Бернадотт? - спросила я. Потом память подсказала мне, и я закричала:
- Я не хочу видеть генералов! У них нет сердца!
- О, генералы бывают разные, - услышала я его тихий смех. Потом почувствовала тепло и поняла, что он укутал меня в свое пальто.
Воспоминание вновь подсказало: грозовая ночь в Марселе, дождь и пальто Наполеона, которым он меня закутал. Это была ночь, когда я стала его невестой…
Согреваясь в его пальто, я пробормотала, что удивительно, как это случай привел его на мост.
Он ответил, что это было не случайно. Он чувствовал себя ответственным за меня, и когда я выбежала из гостиной, он побежал за мной. Я бежала так быстро, что ему пришлось нанять фиакр, чтобы успеть за мной. Оставить меня он не мог.
Он обнял меня за плечи.
Я была так разбита, так утомлена, так несчастна, что не обратила внимания на "неприличность" этого жеста. Я приникла головой к его плечу и зарыдала еще горше.
- Простите меня, что я причинила вам неприятности!
- О, это неважно! Мне только жаль вас.
- Я нарочно облила шампанским ее платье. Ведь шампанское оставляет пятна, которые с шелка снять нельзя. Она красивее меня и она настоящая дама!..
Он обнял меня еще крепче и прижал мою голову к своей груди.
- Плачьте сколько вам хочется. Плачьте еще. Вам будет легче!
Я плакала так, как никогда раньше не плакала. Потом я кричала до потери дыхания, потом опять плакала навзрыд, все крепче прижимаясь пылающими щеками к сукну его мундира.
- Я промочила насквозь ваш мундир, - проговорила я, всхлипывая.
- Да, он уже совсем мокрый, но вы не обращайте внимания. Плачьте!
Вероятно, мы колесили по улицам много часов. До тех пор, пока мои слезы не иссякли. Я перестала плакать.
- Теперь я отвезу вас домой. Где вы живете? - спросил он.
- Я хочу идти пешком. Высадите меня здесь.
- Хорошо, - ответил он, - это значит, что вы еще не пришли в себя. Поездим еще!
Я спросила:
- Вы знаете лично генерала Бонапарта?
- Нет, я его видел однажды мельком. Он мне не симпатичен.
- Почему?
- Я не могу объяснить. Нельзя объяснить, почему тот или иной человек симпатичен и наоборот.
Мы помолчали.
Коляска катилась сквозь дождь. Когда мы проезжали мимо фонаря, я откинулась в глубину, чтобы не было видно моего опухшего от слез лица.
- Я верила ему, как не верила никогда ни одному человеку! Больше, чем маме. Больше… Нет, по-другому, чем даже папе. И я не могу понять…
- Есть на свете много вещей, которые вы еще не можете понять, девчурка.
- Мы должны были пожениться через несколько недель. И…
- Он не женился бы на вас, девчурка. Уже давно он обручен с дочерью богатого торговца шелками в Марселе.
Я вздрогнула. Тотчас теплая рука нашла мою руку.
- Вы ведь этого не знали, не правда ли? Тальен мне сегодня рассказала. Наш маленький генерал оставил большое приданое ради любовницы Барраса, которая откроет ему широкую дорогу к славе. Брат Бонапарта женился на сестре его невесты, но сейчас Богарнэ может сделать для него больше, чем марсельское приданое. Теперь ты, девчурка, понимаешь, что он ни в коем случае не мог жениться на тебе?
Его тихий голос звучал в темноте коляски, и я сначала не понимала, о чем он говорит.
- О чем вы говорите? - переспросила я, потирая лоб левой рукой, так как правая лежала в его большой руке. Сейчас эта рука была единственным теплом в моей жизни.
- Бедняжка, прости, если сделал тебе больно, но лучше, чтобы ты видела все совершенно ясно. Я говорю злые слова, но ты должна знать все. Сначала - дочь богатого торговца, теперь эта графиня с хорошими связями, которая спала с одним из директоров Республики, а перед ним - с двумя членами Военного Совета. Ты, бедняжка, не имеешь ни приданого, ни связей.
- Откуда вы знаете?
- Это видно по тебе, - ответил он. - Ты просто очень славная девочка, но ты не имеешь никакого отношения ни к купеческим дочкам, ни к дамам из этих богатых салонов. У тебя нет денег, иначе ты дала бы лакею ассигнацию и он впустил бы тебя в салон м-м Тальен. Да, ты просто милая, честная девочка и…
- Отпустите меня, дайте мне выйти из коляски. Вы не имеете права смеяться надо мной, - я пыталась открыть дверцу. - Кучер, остановитесь сию же минуту!
Коляска остановилась, но генерал крикнул:
- Поезжайте! - и коляска покатилась дальше, в ночь.
- Я, вероятно, плохо объяснил вам, - сказал он. - Простите меня, но я никогда не видел девушек, подобных вам. И… М-ль Дезире, я прошу вас стать моей женой!
- Салон м-м Тальен может предоставить вам не одну даму, которая подойдет генералу, - ответила я. - А я - неподходящая партия.
- Однако вы ведь не думаете, что я мог бы жениться на одной из этих потаскушек?..
Я слишком устала, чтобы отвечать и даже думать. Я просто не понимала, чего этот человек, большой как башня, хочет от меня. Моя жизнь была кончена. Даже закутанная в пальто, я озябла, складки моего совершенно мокрого платья облепили мне ноги, я была совершенно разбита.
- Если бы не Революция, я никогда бы не был генералом. Даже офицером, мадемуазель. Вы еще очень молоды, но вероятно слышали, что до Революции никто из простого народа не мог подняться выше капитана, служи он в армии хоть всю жизнь. Мой отец был секретарем адвоката, он происходил из простой семьи, и мы так и остались простыми людьми. В пятнадцать лет я поступил в армию и долго был сержантом. Сейчас я генерал и командую дивизией. Но, может быть, я слишком стар для вас, мадемуазель?
"Верь в меня, чтобы ни произошло", - говорил мне Наполеон… А теперь эта раскрашенная кукла… Да, я понимаю необходимость такого поступка, но эта необходимость убивает.
- Я вас спросил, мадемуазель. Ответ на этот вопрос для меня очень важен.
- Простите, я не слышала. Что вы спросили, генерал Бернадотт?
- Если я не слишком стар для вас…
- Я не знаю сколько вам лет, и это же не имеет значения…
- Нет, это имеет значение! Мне тридцать один год. Может быть, я слишком стар?
- Мне шестнадцать и я очень устала. Я хочу вернуться домой.
- О, конечно! Простите меня! Где вы живете?