- Не говори глупостей, это просто смешно! - устало отмахнулась Домине и направилась мимо нее к стойлам, ведя в поводу кобылу.
Мелани явно не считала, что разговор окончен.
- Ну разумеется, смешно! - бросила она в спину Домине, а когда девушка повернулась, окинула ее оскорбительным взглядом. - Как ты думаешь, мышонок, с чего бы это старому Генри взбрело в голову навязать тебя Джеймсу? Решил оформить свою внучатую племянницу как довесок к поместью? - Она насмешливо захихикала, и Домине уставилась на нее с недоумением.
- Что ты имеешь в виду? - спросила она с некоторым колебанием.
Мелани расплылась в довольной улыбке:
- Ты не знаешь? Конечно же Джеймс не станет разбрасываться такими девицами, как ты. - Она повернулась и шлепнула свою лошадь по крестцу, так что та нервно забила копытами.
Домине схватила Мелани за руку.
- Объясни, я ничего не понимаю! - произнесла она и с мольбой добавила: - Пожалуйста!
Взгляд Мелани немножко смягчился, и она презрительно фыркнула:
- Что ж, полагаю, нет необходимости играть в прятки - тетушка Джеральдина все равно не сможет это долго скрывать. Генри Фэрридей вообще не упомянул тебя в своем завещании, но стряпчие прекрасно знали о существовании его внучатой племянницы, и, так как до твоего совершеннолетия оставалось всего шесть месяцев, Джеймс вынужден был согласиться стать твоим опекуном!
Глава 4
На мгновение Домине потеряла дар речи и смотрела на Мелани широко раскрытыми глазами, в которых ясно читались недоверие и острая душевная боль. Мелани, казалось, пожалела о том, что не смогла удержать язык за зубами. В попытке отвлечь внимание Домине она приложила ладонь козырьком ко лбу, будто что-то разглядывая вдали, и воскликнула:
- А вот и Джеймс! Он обрадуется, что ты вернулась целой и невредимой.
Домине с трудом отвела глаза от лица Мелани, бросила взгляд в ту сторону, куда та указывала, и затем, с приглушенным рыданием, не разбирая дороги, бросилась через конюшенный двор в дом, задыхаясь от душивших ее слез, взбежала по лестнице в свою комнату, бросилась на кровать и зарылась лицом в подушку. О боже, в отчаянии думала она, так вот почему он считает ее обузой! Он не ожидал, что ему придется заботиться о чужой семнадцатилетней девчонке, он вовсе не хотел становиться опекуном, и его покровительственное отношение к ней, его холодная снисходительность и вымученная терпеливость были просто ширмой, за которой скрывались его истинные чувства. Только сегодня, на холме, он дал ей понять, что она была всего лишь помехой, всего лишь нахлебницей, достойной жалости и презрения и лишенной каких бы то ни было прав.
Домине тихо всхлипывала, чувствуя себя невыразимо несчастной. Столько всего произошло с тех пор, как она покинула монастырь два дня тому назад, перед ней встало так много сложных проблем, и она не была готова их разрешить. А теперь вот ей открылась сущность человека, который из чувства долга дал согласие стать ее опекуном. Эти трое - миссис Мэннеринг, ее сын и его кузина, - в чью жизнь она была заброшена против своей воли, были связаны друг с другом сложными взаимоотношениями, о которых она ничего не знала, и чувствовала себя лишней в этом доме.
Наконец Домине поднялась, стараясь унять дрожь в коленях, и нечаянно увидела свое отражение в многочисленных зеркалах на туалетном столике. В первое мгновение она даже не узнала себя - что-то в ней изменилось, и девушка поняла, что тому виной брюки, одолженные Лили, - они придавали форму ее худеньким бедрам и стройным ножкам. Высокая округлая грудь туго натягивала ткань блузки, и Домине внезапно осознала, что из зеркал на нее смотрит уже не ребенок, а молодая женщина, и именно такой ее видел сегодня Джеймс Мэннеринг. Было ли это еще одной причиной его недовольства, ведь он не мог не понять, что ее уже не выставишь за дверь, как непослушную школьницу?
Она отвернулась от зеркала. Скоро придет горничная, чтобы застелить кровать и прибраться в комнате. После завтрака надо будет распаковать вещи, а прямо сейчас необходимо привести себя в порядок.
Девушка распустила волосы и принялась расчесывать их гребешком, удивляясь тому, что столь простое действие может принести облегчение и успокоить нервы. Она старалась не думать об откровениях Мелани, и все же один вопрос продолжал ее преследовать. Как теперь она могла оставаться здесь, зная, что ее считают приживалкой, что над ней просто сжалились? Она должна бежать отсюда, найти работу! О, насколько беспечным был Генри Фэрридей! Даже если бы он оставил ей немного денег, чтобы она могла закончить учебу, она бы справилась.
Домине была в процессе раздумий над тем, каким будет ее первый шаг, когда раздался стук в дверь. Думая, что это Лили, она крикнула:
- Входи! - и продолжила расчесывать волосы. Густые и шелковистые, они спадали блестящими волнами, обрамляя ее лицо, и привлекали внимание к большим темным глазам.
Но когда открылась дверь, на пороге появилась вовсе не Лили Манверс, и Домине сразу съежилась под хмурым и злым взглядом безжалостных голубых глаз. Мэннеринг закрыл за собой дверь, и девушка вскочила со стула у туалетного столика, раздосадованная вторжением в свои невеселые мысли. Она словно бы видела себя со стороны: красиво уложенные волосы не скрывали высохшие ручейки слез на щеках, и она откинула челку со лба, с мрачным предчувствием повернувшись лицом к нежданному гостю.
Мэннеринг запустил пальцы в свою шевелюру, затем довольно сухо произнес:
- Я хочу знать, что сказала тебе Мелани только что, на конюшенном дворе, и отчего ты помчалась сюда так, словно сам дьявол гнался за тобой по пятам.
Домине прижала ладонь к горлу и покачала головой.
- Я… я бы не хотела говорить об этом прямо сейчас, - выдавила она. - У меня… не было времени обдумать ее слова.
- О, ради бога! - воскликнул он. - Я догадываюсь, что она сказала!
Домине покраснела.
- Зачем тогда спрашивать? Вы должны знать, что я почувствовала, когда это услышала. Мелани не сделала ничего дурного, всего лишь прояснила вашу позицию. Теперь мне нужно время, чтобы прояснить свою.
- То, что ты узнала от Мелани, для тебя ничего не меняет, - отрезал он.
- Напротив, - неуверенно возразила девушка. - Я… я не могу больше здесь оставаться. Мне не нужна ваша жалость. Я вполне способна устроиться на работу и…
- Ты так думаешь? - с иронией поинтересовался он.
- Я знаю это.
Домине отвернулась, кусая губы, чтобы они прекратили дрожать. Такое с ней случалось и раньше в присутствии Джеймса Мэннеринга, но на этот раз предательские слезы никак не хотели отступать.
Воцарилась тишина, и Домине глубоко вздохнула, обрадовавшись передышке. Затем опекун произнес тихим голосом:
- Теперь я скажу тебе, что ты сделаешь, ладно? - По его тону было ясно, что он не потерпит никаких возражений.
Когда Домине не ответила, он продолжил:
- Ты забудешь каждое слово, что произнесла Мелани. Она не так уж бессердечна, ты убедишься в этом, когда узнаешь ее поближе, но, как и моя мать, она привыкла драться за то, чего хочет, и иногда забывает о том, что в мире есть люди, не похожие на нее.
Домине уставилась в пол.
- Вы не можете вынудить меня остаться здесь, - сказала она, не поднимая головы.
- Еще как могу, - сухо произнес он.
- Я для вас ничто, чужой человек. - Домине решительно взглянула ему в глаза. - Мне казалось, что вы будете только рады избавиться от своих обязательств!
Он сурово взглянул на нее:
- И что это значит?
- Я не хочу здесь оставаться в любом случае. С тех пор как я приехала сюда, я слышу только колкости и насмешки. Вам не надо притворяться, что ваша мама и Мелани огорчатся, если я уеду.
Он шагнул к ней, его глаза метали молнии - еще бы! - какая-то девчонка осмелилась перечить самому Джеймсу Мэннерингу! Возможно, он рассчитывал, что она безропотно согласится с ролью пешки на шахматной доске, которую по своей прихоти передвигает рука опытного игрока, размышляла Домине, притихшая и беспомощная. Теперь он обнаружил, что у нее тоже есть характер.
- Почему вы не оставили меня в монастыре? - печально спросила она.
- Потому, что я был настолько глуп, что решил, будто ты будешь рада покинуть этот сиротский приют ради нормальной домашней жизни, - в бешенстве процедил он.
- Здесь?
- Где же еще? А если ты все еще хочешь сбежать, тогда мне придется подумать, как помешать тебе, - заявил он. - И поверь мне, я найду какой-нибудь способ.
- Но почему?
- Потому что я не могу бросить на произвол судьбы беззащитного ребенка. И в отличие от старого Генри мне не нужны для этого более весомые причины!
- Но дедушка Генри забрал меня из приюта, когда погибли мои родители! - с возмущением напомнила ему Домине.
- Не спорю. Но мы до сих пор не знаем его мотивов.
- Это же чудовищно! - воскликнула она. - Как вы можете быть таким бессердечным по отношению к своему отцу!
Мэннеринг иронично прищурился:
- Представь себе, могу. В любом случае - ты останешься. Что тебе терять? Придется потерпеть шесть месяцев, а потом можешь делать все, что тебе заблагорассудится.
- Что ж, посмотрим.
- И не пытайся надуть меня фальшивой покорностью! - рявкнул он, схватив ее за плечи твердыми, сильными пальцами. - Я сказал, что ты останешься, и ты останешься. Поняла?
У Домине перехватило дыхание. Несмотря на то что его пальцы впивались в нежную кожу, оставляя синяки, она не пыталась вырваться. От внезапно накатившей слабости у нее задрожали колени - он никогда еще не подходил так близко, и она могла чувствовать тепло его тела, которое почти касалось ее, и видеть в расстегнутом вороте рубашки темные волосы на его груди. Пушистые ресницы, казавшиеся почти черными на фоне голубых радужек, смягчали выражение его глаз. Золотые часы окольцовывали левое запястье, а на безымянном пальце правой руки сверкал перстень с рубином.
- Вы делаете мне больно, - задыхаясь, произнесла Домине и тут же получила свободу.
- Прости, - буркнул Мэннеринг, отступив на шаг и странно взглянув на нее. - Но ты разозлила меня.
- Я тоже прошу прощения, - смущенно пробормотала девушка.
- Ты остаешься. - Это было утверждением, не вопросом.
- Да. - Она чувствовала себя опустошенной, и у нее не осталось сил, чтобы продолжать бороться с ним.
- Хорошо.
Больше не проронив ни слова, Мэннеринг повернулся и покинул комнату. После того как он ушел, Домине некоторое время стояла опустив голову. Никогда раньше она не представляла себе, какую бурю эмоций мужчина может вызвать в душе женщины, и теперь сосредоточенно прислушивалась к тому, что происходило в ее сознании.
С некоторым беспокойством она поспешно прогнала мысль о том, что жизнь с Джеймсом Мэннерингом просто не может быть унылой и скучной, и попыталась угадать, о чем он думал, когда стоял рядом и так странно смотрел на нее. Старался ли он сдержать гнев и раздражение или же чувствовал то же, что и она, - что перед ним находится живое существо из плоти, крови и чувств?
Так и не найдя ответа на этот вопрос, Домине расчесала волосы, умылась и переоделась перед завтраком, сменив брюки и блузку на бархатное платье, в котором накануне выходила к ужину. Несмотря на старомодный наряд и неброские цвета, она уже не выглядела серой мышкой - на щеках появился здоровый румянец, а свежий ветер и ежедневные прогулки по вересковой пустоши обещали навсегда унести бледность монастырской воспитанницы. Что ж, если Джеймс Мэннеринг хочет, чтобы она осталась в "Грей-Уитчиз", зачем ей отказываться? Почему-то теперь она чувствовала себя более уверенно и была готова снова встретиться лицом к лицу с миссис Мэннеринг и Мелани. В конце концов, Генри Фэрридей добровольно взял на себя заботу о ней, избавив от опеки благотворительных обществ. Останься она в приюте, эта ситуация никогда бы не возникла, и, следовательно, она не могла винить себя за то, что Джеймс Мэннеринг был вынужден взвалить на себя такую ответственность.
Застегивая кнопки на платье, Домине подумала о том, что, раз уж она остается, нужно будет купить пару брюк в деревенской лавке - ведь это самый подходящий наряд для конных прогулок, а она вовсе не собиралась провести ближайшие полгода взаперти.
И все же, несмотря на решительный настрой, ей пришлось собрать все свое мужество, чтобы спуститься к завтраку. Увидев, что опекуна не было за столом, девушка вздохнула с облегчением. Мелани Грант и миссис Мэннеринг, очевидно, уже позавтракали - они курили сигареты и пили крепкий черный кофе. Обе внимательно взглянули на гостью, когда та вошла в столовую, и на мгновение Домине испугалась, что суматошная круговерть мыслей в ее голове, должно быть, каким-то образом отразилась на ее лице.
Пожелав хозяйке доброго утра, она села за стол, не чувствуя аппетита, и, когда подошла Лили, чтобы поинтересоваться, что она будет есть, попросила лишь поджаренные хлебцы и кофе. Она ждала, сложив руки, лихорадочно подыскивая какую-нибудь подходящую тему для разговора, но, к счастью, у миссис Мэннеринг не было подобных затруднений.
- Хорошо спалось? - спросила она, и Домине кивнула в ответ. - Тебе понравилась прогулка с Джеймсом и Мелани? - продолжала миссис Мэннеринг.
Домине склонила голову.
- Очень, - тихо ответила она, чувствуя на себе пристальный взгляд Мелани, в котором сквозили беспокойство и любопытство; вероятно, кузину Джеймса интересовало, каковы будут последствия ее язвительных откровений.
- Странно, что Джеймс отказался от завтрака этим утром, - как бы между прочим заметила миссис Мэннеринг, поглядывая на своих собеседниц. - Он любит хорошо поесть после энергичных прогулок по торфяникам.
- Я полагаю, он опять решил позавтракать в одиночестве, - лениво проговорила Мелани. - Вы же знаете, что он часто устраивает трапезу на кухне. В конце концов, он больше привык к той части дома в "Грей-Уитчиз", не так ли?
- Что ты хочешь сказать, Мелани? - Приветливое лицо миссис Мэннеринг посуровело.
- Не более того, что сказала, - поспешно ответила Мелани, густо покраснев. - Вам известно, что это правда! Джеймс никогда не любил есть в столовой! Это навевает слишком много воспоминаний, он сам так говорит!
- Джеймс много чего говорит, но не все следует принимать всерьез, - холодно отметила миссис Мэннеринг.
Мелани отодвинула в сторону свою чашку.
- Да, и в этом отношении он - точная ваша копия, дорогая тетушка, - дерзко бросила она. - Особенно когда дело доходит до того, чтобы получить желаемое!
Домине видела, что миссис Мэннеринг с трудом держала себя в руках.
- Я думаю, Мелани, что мы не должны обсуждать личные вопросы в присутствии нашей гостьи. В конце концов, наша перебранка может быть не интересна Домине. - Она улыбнулась девушке: - Какие у тебя планы на это утро, дорогая? Ты подумала о том, чем заняться?
Домине как раз принимала поджаренные хлебцы и кофе из рук Лили и заметила, что в глазах служанки пляшут озорные искорки. Очевидно, сложные отношения между хозяйкой и ее племянницей не были для нее новостью.
- У меня еще нет никаких планов, - произнесла Домине, намазывая масло на хлебец. Словесная пикировка миссис Мэннеринг и Мелани благополучно отвлекала ее от собственных мыслей. - Но мне хотелось бы осмотреть деревню, и я подумала, что могла бы сходить туда после завтрака.
Миссис Мэннеринг одобрительно закивала:
- Да, я думаю, это хорошая идея. Но мы все же должны придумать тебе какое-нибудь занятие на будущее. В нашей глуши не так много развлечений - остается лишь читать или смотреть телевизор. Конечно, у нас есть лошади, но ведь невозможно кататься верхом целыми днями, не так ли? - Она многозначительно окинула взглядом наряд Мелани, которая, вероятно, редко вылезала из костюма для верховой езды, и снова Домине почувствовала скрытую неприязнь.
Мелани встала из-за стола.
- Ведь кроме лошадей есть еще конюшни, которые надо вычистить, - язвительно подхватила она. - У вас не найдется какого-нибудь тряпья, в котором можно выгребать навоз?
Миссис Мэннеринг страдальчески закатила глаза:
- Дорогая, тебе не кажется, что ты становишься чересчур обидчивой? Неужели я сказала нечто такое, что позволило тебе подумать, будто я упрекаю тебя?
Мелани состроила гримасу:
- Да вам и говорить ничего не надо, дорогая тетушка, и так все понятно. Я давно вас знаю.
Аккуратно накрашенные ногти миссис Мэннеринг впились в скатерть.
- Если тебе так хочется, можешь заодно и свинарник вычистить. Я не буду останавливать тебя!
- Могу поспорить, что не будете. - Мелани пошла к двери, но вдруг обернулась и насмешливо фыркнула: - Удовольствие от присутствия Джеймса состоит только в том, что, пока он здесь, по крайней мере, я не единственная цель ваших интриг!
- Как тебе не стыдно, Мелани! - Джеральдина Мэннеринг теперь по-настоящему разозлилась, и на ее щеках выступили яркие пятна румянца. - Ты отлично знаешь, что Рубен и Брайан сами справляются со всей работой на ферме! Просто тебе доставляет удовольствие ковыряться в навозе, ты обожаешь, когда от тебя несет свинарником!
- Да вы же прекрасно знаете, что без меня никто не станет заниматься конюшнями! - закричала Мелани в ответ.
- Что ж, по большому счету лошади нам вообще не нужны! Джеймс так редко появляется здесь, что выгоднее вообще избавиться от конюшни!
- Ах, вы… вы… - У Мелани не нашлось слов, она развернулась, выскочила из столовой и с грохотом захлопнула дверь.
Домине, чей и без того скромный аппетит был безнадежно испорчен ссорой, свидетельницей которой она невольно оказалась, налила себе еще одну чашечку кофе, с грустью думая, что "Грей-Уитчиз" никогда не станет для нее настоящим домом.
Джеральдине Мэннеринг понадобилось всего несколько минут, чтобы вернуть утраченное самообладание и снова изобразить приветливую улыбку. Разгладив скомканный уголок скатерти, она как ни в чем не бывало заговорила:
- Ты должна извинить Мелани, дорогая. Она становится просто несносной, когда речь заходит о ее внешнем виде.
- Разве дело в этом? - спросила Домине, задумчиво проводя пальцем по ободку чашки. - По-моему, она сама завела спор, и совсем по другому поводу.
Миссис Мэннеринг нахмурилась.
- Что ж, да, полагаю, ты права, но Мелани знает о моем недовольстве стилем ее одежды, а если уж я ненароком упомяну о лошадях, она взвивается на дыбы.
- Она правда помогает на ферме?
- Да. Собственно, все дела в "Грей-Уитчиз" ведет управляющий, ты с ним скоро познакомишься. Поместье простирается на многие акры, и почти все угодья сдаются арендаторам, но мы оставили немного земли для себя и устроили своего рода домашнюю ферму. Разве Джеймс ничего не говорил тебе об этом?
- Он сказал, что его… его отцу принадлежало большинство домов в деревне, - запинаясь, произнесла Домине, и на лице миссис Мэннеринг появилась сардоническая улыбка.
- Похоже, тебе трудно признать, что Джеймс - сын твоего… как ты его называешь? Дедушки?