Брюс Патерсон встретил ее у дверей, радушно протянув обе руки. В ответ Пэгги протянула свои, и они тотчас утонули в его ладонях. По спине у нее пробежали мурашки. Ей пришлось поднять глаза, чтобы посмотреть ему в лицо. Хотя она была высокого роста, он выглядел просто великаном. Лицо его казалось красивым, но немного грубоватым - морщины на лбу, складки вдоль щек, угрюмое выражение карих глаз, будто сверливших насквозь. Она смутилась, когда управляющий покосился на откровенно вырезанное декольте, и тут же пожалела, что вырядилась в такое платье. Без сомнения, он был из мужчин, опасных для женщин. Предательские мурашки опять пробежали по спине, а щеки залил румянец, который не скрыть.
- Ну что ж, - сказал Брюс наконец. У него был рокочущий, хрипловатый бас, как у людей, привыкших громко командовать.
Пэгги ждала, что последует дальше. Тот покачал головой и усмехнулся.
- Вы хорошо выглядите, моя дорогая.
- Благодарю вас. - Пэгги благодарила судьбу, что он сделал ей комплимент, а не сказал какую-нибудь колкость насчет платья. Впрочем, от комплимента она еще больше зарделась, а сердце заколотилось сильнее.
- Входите и познакомьтесь с нашим обществом. - Он провел ее по столовой. - Мой брат Вилли.
Пэгги чуть не проглотила язык. Брат?.. Вилли был не такого высокого роста, как Брюс, но хорошо сложен. Просто точеная фигура. Она и дальше начала непроизвольно сравнивать братьев. У Брюса были темно-карие глаза, у Вилли - серые. У Брюса густые, непокорные черные волосы и темный загар. Вилли - напомаженный блондин с совершенно светлой кожей. У Брюса лицо человека, отягощенного заботами, - Вилли выглядел, как само легкомыслие… Два брата - и такие разные! На родство указывали разве что разрез глаз да очертания рта.
- Вилли, - обратился к брату Брюс, - это Пэгги Рут Макинрой.
Девушка протянула руку и тут же отдернула: Вилли не сделал ни малейшего ответного движения. Почувствовав неловкость, она непроизвольно обернулась к Брюсу, словно ища защиты. Тот улыбнулся и довольно саркастически сказал:
- Он у нас дипломат.
В руке Вилли был полупустой стакан. От него явно разило виски. Судя по лицу, он вообще частенько прикладывался к спиртному. Пэгги сразу про себя отметила это, решив, однако, не делать выводов раньше времени. Быть может, простудился, только выздоравливает, зачем же торопиться с осуждением.
- А вот, - сказал Брюс, указывая на девушку, стоящую рядом с Вилли, - его невеста. Ее тоже зовут Пэгги. Пэгги Энн. Но она предпочитает, чтобы ее называли по второму имени - Энн.
Ростом Энн была чуть больше ста шестидесяти. Платье из почти прозрачного зеленого шелка, сильно приталенное и с пышной юбкой, подчеркивало худощавую, изящную фигурку. Белокурые с рыжинкой волосы доходили ей почти до талии. Игривые светло-зеленые глаза сверкали, от лукавой полуулыбки на щеках играли две ямочки.
Значит, она и есть первая претендентка на здешний престол? Та самая, о которой ее сразу поставил в известность Брюс, когда чуть не выставил за дверь! Что ж - прелестное создание. Такие часто в жизни выигрывают!
- Рада с вами познакомиться, - довольно радушно сказала Энн, протянув руку, и Пэгги Макинрой с облегчением вздохнула: голос девушки был не так хорош - его портил сильный северный акцент, выдававший явно провинциальный говор. Неприятной оказалась и влажная узкая ладошка - будто касаешься скользкой рыбки.
- Энн, - проговорила Пэгги. - Хорошее имя. Это в семье вас так называли?
- Нет-нет, - сказала девушка, - отец не мог уделять мне внимание из-за своей работы, всегда, знаете ли, был очень занятой человек… Он уговорил одну семейную пару, чтобы взяли меня к себе, но сам каждый месяц приходил и навещал. Моим приемным родителям не нравилось имя "Пэгги", они звали меня Энн, а когда отец умер… ну, вот я и здесь.
Похожая история, подумала про себя Пэгги. Кстати, в приюте ей самой тоже пытались дать новое имя, а она воспротивилась. И хорошо, что проявила характер. У этой, судя по всему, характера как раз и не хватило. И Вилли выбрала, наверное, по той же причине. Он, конечно, хорош - один из самых элегантных мужчин, которые Пэгги встречались в жизни. Он легко вписался бы в самое рафинированное общество Бостона. Но она все равно предпочла бы не его, а Брюса, хоть тот и грубоват. Впрочем, разве кто-нибудь предлагает ей выбор?..
Тут в дверях показался еще один человек. Пэгги с удивлением подняла глаза. Пожилая женщина, одетая в белую, сильно накрахмаленную форму медицинской сестры, широкими мужскими шагами подошла к их компании и представилась:
- Глория Стоун.
Пэгги обменялась с ней рукопожатием, которое оказалось столь сильным, что пришлось растереть пальцы. Энн, видимо, знала такую особенность медсестры и жеманно усмехнулась.
- Теперь все в сборе, - сказал Брюс. - Можем начинать.
Он проводил собравшихся к столу. Сам сел во главе, Пэгги посадил справа, Энн слева от себя. Вилли плюхнулся рядом с Энн, а Глория Стоун уселась рядом с Пэгги. Не успели они занять свои места, как с кухни появилась миссис Морден, толкавшая впереди столик на колесиках, заставленный блюдами, от которых валил пар.
- Традиционный семейный обед, - объявила экономка, расставляя их в центре стола. - Выбирайте, что кому нравится, и угощайтесь.
- Это мне по душе, - улыбнулся Брюс.
- Должно быть, от такой еды ужасно толстеют, - тяжело вздохнула Энн.
- Только некоторые, - ответила миссис Морден, поворачиваясь и пытаясь скрыть невольный смешок. - У кого слишком велик аппетит…
Обед прошел быстро. Говорил в основном Брюс.
- Сначала немного об Энн. Представляете, она живет всего в шестидесяти милях отсюда. Почти соседи. Разве не замечательно, что мы ее нашли?
- О да, - сказал Вилли, с трудом выговаривая слова. Однако даже запьяневший, он ухитрялся сохранять свой лоск. - Повезло, когда я увидел ее фотографию и заметку в газете.
- Какая разница, кто конкретно нашел. Ты - так ты… А вот Пэгги сама нашла нас. Можно сказать, преподнесла сюрприз.
- Я, собственно, искала Реджвуд и вовсе не рассчитывала на что-нибудь другое, - развела руками Пэгги совершенно искренне.
- Разве? - вскинул брови Вилли. - Поэтому и прихватили с собой кое-какие документы?
Пэгги от обиды вспыхнула. Чего красавчик к ней цепляется, будто она ему на хвост наступила, мелькнуло у нее в голове. Она обернулась к Брюсу, рассчитывая на его справедливость, и не ошиблась.
- Оставь ее в покое, Вил! Бог ей судья, а не ты. Раз все так случилось, я поступлю по совести - отправлю документы адвокатам, пусть изучают, хотя, конечно, процедура займет время, да и оплаты потребует.
Пэгги не утерпела и решительно заявила:
- Можете рассчитывать на мое участие в расходах, Брюс, если они понадобятся.
Мельком, но одобрительно Брюс глянул в ее сторону. Не потому, что речь зашла о деньгах, а потому, что незнакомка, судя по всему, человек самостоятельный. Он таких уважал.
- А теперь хватит! - твердо сказал Брюс, даже по столу хлопнул тяжелой ладонью, и обратился к Глории Стоун. - Я хотел бы знать, как ваша подопечная, в каком состоянии?..
- Фактически улучшения нет, - пожала плечами медсестра. - Но сегодня был неважный день. Как будто она чувствует - в доме что-то происходит. Ужасно нервничает. Мне с трудом удалось ее успокоить. Боюсь, ночью обычной дозой снотворного не обойдется.
- Как вы думаете, доктор Бейтс навестит нас? - спросил Брюс. - Вроде он обещал.
- Должен зайти, - ответила медсестра. - Хотя, что он может сделать? Думаю, мы пришли к концу пути, Брюс. Теперь дела пойдут все хуже и хуже…
- О боже! - воскликнула Энн и картинно, как показалось Пэгги, приложила к глазам крохотный кружевной платочек. Вилли неуклюже пытался успокоить девушку: придвинулся поближе, гладя ее волосы, а она уткнулась ему лицом в плечо и тихо всхлипывала.
Брюс несколько раз постучал пальцем по столу, стараясь сосредоточиться. Пэгги наблюдала за столь красноречивым жестом. В нем было что-то гипнотическое, скрывавшее силу и раздражение одновременно.
- Как трогательно, Энн, - сказал наконец он. - Хотя вы едва знакомы… Не расстраивайтесь. Для нее, быть может, это самый легкий выход.
- Ничего не могу с собой поделать, - пробормотала, всхлипывая, девушка. - Я вспомнила, как… умер отец. Вчера, когда Вилли отвел меня к ней, чтобы представить, она так ко мне отнеслась, будто я еще маленький ребенок, который нуждается в материнской ласке.
- Это правда, - рассудительным тоном произнесла Глория Стоун. - Обычно она совсем не реагирует на посетителей, но к Энн явно прониклась. - Сиделка наклонилась к девушке через стол. - Возможно, вам будет лучше, дитя мое, если вы расскажете о своем отце. Выговоритесь - так легче перенести боль утраты.
- Она хорошо отнеслась к Энн, потому что увидела дочь, - перебил сиделку Вилли. - Вот и все! Материнский инстинкт куда убедительней любых доказательств, разве не так?..
Он замолчал, потому что Брюс свирепо уставился на него, его карие глаза потемнели, предвещая опасность. Тишину нарушила Энн.
- Папа был замечательным человеком, - начала она, и все повернулись к ней. - Мягкий по натуре, отзывчивый… Он занимался какой-то важной работой в Спрингфилде. Однажды в воскресенье он приехал меня повидать, и мы пошли кататься на байдарках. Недалеко от нас оказалась лодка с двумя мальчиками. - Девушка вытерла слезы. - Они вели себя как лихачи. Разве могло прийти в голову, что младший не умеет плавать? Когда они перевернулись, старший сразу же вынырнул, а младший… пошел ко дну. Папа бросился за ним в воду и вытолкнул его на поверхность, а сам… Течение потащило его, обрушило на голову бревно, сорвавшееся с камней, и больше я его не видела… - Она безутешно рыдала. - Мне снится это до сих пор… Ужасно…
Вилли схватил со стола одну из белоснежных салфеток, помогая девушке вытереть слезы.
- Успокойся, прошу тебя, дорогая. Отца уже не вернешь…
- Он никогда толком не говорил мне о нашей семье. Для меня стало шоком, когда появился Вилли, и выяснилось, что я из Реджвуда. Я так тоскую по отцу. Он был чудесным, - все еще не могла взять себя в руки Энн.
- Никто и не сомневался, - сказал Брюс. В его голосе прозвучало сочувствие, когда он наклонился к девушке и похлопал ее по маленькой ручке.
Эта женщина стреляный воробей, почему-то решила Пэгги. Она или лучшая в мире актриса, или ее рассказ - чистая правда. Так, значит, я здесь самозванка?.. Но я и правда никогда не слыхала о Реджвуде, пока не получила то письмо. Невольно она отвела взгляд от плачущей женщины - и тут обнаружила, что Брюс пристально наблюдает за ней со странным выражением в глазах. Пэгги опустила голову, на щеках у нее почему-то вспыхнул румянец.
- И когда это случилось? - услышала она голос Брюса.
- Шесть лет назад мне пришлось надеть траур, - ответила Энн. - Ненавижу черное! Не вынесу, если придется снова… - Тут ее опять прервали рыдания.
- Зачем заранее волноваться? - сказал Брюс. - Даст бог, вам траурный цвет не понадобится. - Энн подняла голову с плеча Вилли и благодарно улыбнулась.
Как будто носить черное, подумала Пэгги, самое худшее из случившегося. Впрочем, мысль показалась ей несправедливой, и она бросила в сторону Энн извиняющийся взгляд.
- А как насчет вашего отца? - вдруг спросил Брюс, обернувшись к Пэгги.
Она чувствовала на себе всеобщее внимание. Как легко, оказывается, когда сочиняешь роман, придумываешь за героев реплики, заставляешь их говорить то, что считаешь нужным. И совсем другое дело, если ждут ответа от тебя лично.
- Вы меня слышите, Пэгги? - Властный и требовательный голос Брюса вывел ее из задумчивости.
- Я… не так много знаю о своем отце, - виновато вымолвила она.
- И все-таки! - настаивал Брюс.
Пэгги разозлилась, однако постаралась скрыть ненависть, вдруг вспыхнувшую в ней к человеку, от которого пощады не жди. Пусть будет, как будет, она расскажет все, ничего не тая.
- Меня, должно быть, увезли… отсюда… года в четыре, - спокойно произнесла Пэгги. - В судьбе Энн и моей есть общее, я имею в виду - отец тоже не мог возиться со мной или, скорее всего, не мог содержать материально. Так я оказалась сначала в одном приюте, потом в другом… К счастью, в старших классах школы учительница английского языка обратила внимание на мои сочинения. Она отмечала мой слог, фантазию, словом, поддержала и благословила на писательский труд. Потом мне повезло с издателем. Он тоже поверил в меня и выпустил в свет первую книжку вчерашней школьницы… Что касается отца, я видела его лишь раз на выпускном балу, да и то издали. Он изредка напоминал о себе поздравительными открытками в дни моего рождения. Впрочем, только в школьные годы. Однажды, правда, я получила от него письмо. Оно поразило меня странным признанием. Разве на трезвую голову сообщают дочери, что женитьба ее отца и матери ошибка, за которую та заплатила своим сиротством? Наверное, совесть все-таки мучила его. Он обещал приехать, как только станет известным. Так я узнала - он художник… Три месяца тому назад он умер. Вот и все.
- Вы хотите сказать - отец не оставил вам ничего в наследство? - не скрывая недоверия, усмехнулся Вилли.
Пэгги удивилась: с какой стати он интересуется состоянием ее кошелька, но ответила по-честному.
- Оставил… старую одежду, которую я отдала в Армию спасения, и несколько своих холстов.
- Вы сохранили их на память или выбросили? - перебил Брюс.
- Мне лично нравятся картины в старинной манере, где можно все понять. А эти выглядели наподобие сюрреалистических, будто рисовались в преисподней. - Пэгги даже плечами передернула, как при ознобе. - К счастью, Бог надоумил меня отнести их специалисту. Владелец небольшой частной картинной галереи отнесся к холстам иначе, чем я. Оговорив свои комиссионные, он выставил их на продажу. Каково же было мое изумление, когда первая картина была куплена за двенадцать тысяч долларов! А перед самым моим отъездом сюда вторая ушла за пятьдесят! Он собирается остальные выпускать на рынок постепенно, уверяя - те пойдут еще дороже. Работает и реклама, и то, что автор уже умер. Как он уверяет, посмертная слава художника - обычная история. Сомневаюсь, великий ли отец на самом деле? Нет, наверное. Но все равно приятно. Выходит, не совсем зря он годами изнурял себя…
- С ума можно сойти! - изумленно воскликнула Энн. - Вы получили за две картины столько денег! А сколько еще не продано?
- Около двенадцати. Не так уж много, если человек потратил на них всю жизнь, - задумчиво и печально произнесла Пэгги.
- Вы все отдали галерейщику? - мягко осведомился Брюс. В его голосе было скорее сочувствие, чем интерес к материальной стороне дела.
- Я оставила одну. Картина маленькая и скромная. На ней изображена молодая девушка, сидящая на траве рядом с собакой. В ее лице мне почудилось что-то знакомое или близкое, не знаю, не уверена. Я решила не выставлять портрет на продажу.
В комнате воцарилось молчание. Казалось, все размышляли. И каждый о своем. Интересно, подумала Пэгги, исподволь глянув на Брюса, он будто всерьез озадачен чем-то. Другое дело Энн - та, конечно, кумекает насчет выручки от картин, которых в глаза не видела, хотя если бы и случилось - с ее-то головкой, да разобраться?.. А Вилли - хитрец, опустил глаза в бокал. Бог не обделил Пэгги способностью наблюдать и подмечать детали, возможно, потому и удавались ей литературные труды.
Никто из присутствующих больше не задавал вопросов. Все принялись усердно поедать ветчину, картофель, сваренный в мясном бульоне, капусту, горошек и кукурузу - типичный для Новой Англии фермерский обед.
Еда пришлась по вкусу всем, кроме Энн, пекущейся о своем весе, хотя ела она за троих. Пэгги не отставала от нее. Во-первых, она не жаловалась на отсутствие аппетита, во-вторых, за всю свою жизнь ей ни разу не пришлось сидеть за столь обильным столом: ничего похожего даже с теми сиротскими трапезами, которыми угощали на Рождество или Пасху.
Когда обед наконец кончился, из-за стола сразу поднялась Глория Стоун.
- Мне пора. Кофе попью у себя наверху. Боюсь, она уже проснулась.
- Кто? - негромко спросила Пэгги, как только смолкли шаги. - Кто у вас наверху, Брюс?
- Почему бы нам не прогуляться по саду? - чуть подумав, сказал он и вежливо отодвинул стул, предлагая девушке выйти.
Вилли и Энн, оживленно шептавшиеся, не обращали на них внимания. Зато Пэгги отметила про себя галантность Брюса, не вязавшуюся с его грубоватыми манерами. Приятно, когда с тобой так обращаются, берут под локоть и ведут, словно настоящую леди.
Как только они скрылись за дверью, перешептывание между Вилли и Энн немедленно переросло в громкую перебранку.
- Так ей достанется все? - донесся пронзительный голос Энн.
- Заткнись! Он ведь не твой отец! - в тон ответил Вилли.
- Я не понимаю. Они ссорятся из-за меня? Я что-то сделала или сказала не так?.. - обернулась было Пэгги.
- Не берите близко к сердцу. Пошли. - Брюс решительно повлек Пэгги через холл к парадному входу.
Теперь они были слишком далеко, чтобы отчетливо различать слова, но ссорящиеся не унимались. Видно, выяснять отношения им было не впервой. Пэгги даже передернуло от брезгливости. Брюс это почувствовал, успокаивая, похлопал ее по руке, покоящейся на сгибе его локтя, осторожно помог спуститься по скользким каменным ступеням в сад.
Перед ним лежал западный склон крутых гор, где как раз заходило солнце. Внизу в роскошном золоте заката лежала зеленая долина. Кое-где виднелись дома вокруг фермерских участков, церковка с белым шпилем. Чистейший воздух благоухал ароматом цветущих полей.
- Чудо как красиво! - восторженно выдохнула Пэгги. - Тишина и покой.
Брюс усмехнулся.
- Покой для тех, кто с утра до ночи не работает в поле… Хотя, согласен, красиво. Я люблю смотреть не отсюда. Пойдемте.
Теперь они шли через сад. Деревья были большие и кряжистые, видно, давно посажены. Он шел быстро. Пэгги, тоже привыкшая к хорошему шагу, тем не менее, отставала. Брюс заметил это, приостановился, чуть улыбнувшись. Все дело в его улыбке, сообразила вдруг Пэгги. Обволакивает, как паутина. К такому попадешь - увязнешь, как муха. Или напрасно придираюсь? Громадные, как он, люди редко бывают недобрыми… И улыбка у него такая же… Ход ее мыслей прервал отчаянный лай собак. Они выскочили из-за деревьев, направляясь прямо к ним.
- О боже! - вскрикнула Пэгги, прячась за спину Брюса. - Я ужасно боюсь. Чуть не загрызли, когда я сюда приехала.
- Надеюсь, меня пощадят, а насчет вас не ручаюсь, - явно подначивая девушку, сказал Брюс.
- Ну, спасибо, утешили, - подхватила Пэгги шутку, но на всякий случай прижалась к нему поближе.
Псы у ног Брюса остановились, потом уселись, высунув громадные языки.
- Прикажите им уйти, - жалобно попросила Пэгги.