– Что ты собираешься делать? Что ты ей скажешь? – спросила миссис Лоэр у сына.
– Кому? – Маркус обернулся.
– Анне Рочфорд, конечно! Ты всё же женишься на ней?
– Женюсь? О Боже, нет! Зачем? – воскликнул он. – У Анны больше нет ничего, что могло бы заинтересовать меня!
– Но она такая красивая! Я всегда восторгалась её красотой больше, чем её богатством, – продолжала Кассандра. – Я думала, что ты полюбил её.
– Любить красоту весьма непрактично. Она невечна, – хладнокровно ответил он.
– А как же душа?
– Её не видно. Странно, что ценным сделалось то, чего никто никогда не видел! Как можно полюбить то, что прозрачно и неощутимо? Глупости! А вот деньги… – произнёс он с наслаждением. – Их можно взять в руки, на них можно купить красивую жизнь, купить любовь и уважение… Вот что поистине ценно! Их то я и обожаю! – Маркус положил руки в карманы и, постукивая носиком своей туфли о пол, несколько секунд провёл в раздумье. – Что делать с Анной – я пока не знаю. Но могу предположить, что этого дня мне вполне хватит, чтобы понять, как от неё избавиться.
* * *
Шёл уже второй день. Анна понимала, что времени остаётся всё меньше, и нужно собираться, но её сердце этого не принимало. Ей хотелось забиться в угол, закрыть глаза и силой мысли вернуть прежнюю жизнь обратно. Анна смотрела на портрет родителей. С невыносимым чувством отчаяния она тянулась к ним душой и не могла сдержать слёз. Они скатывались с её лица, капали на платье и пол, а она смотрела на родителей, не сводя глаз, будто умоляла их вернуться.
"О, папа, будь ты сейчас здесь, они бы не посмели отнять у нас дом, ты бы им не позволил…" – тихо бормотала Анна сквозь слёзы, чтобы никто, кроме родителей, не мог её слышать. Но отец и мать молчали и лишь смотрели на неё всё тем же любящим и тёплым взглядом, словно были живы, словно находились совсем рядом.
Большую часть дня Анна провела возле этого портрета, где мама и папа были вдвоём. Она могла бесконечно взирать на их лица. Больше ей ничего сейчас не хотелось.
– Мистер Нортон, – окликнула Анна дворецкого, вытерев сперва слёзы. – Возможно ли перенести этот портрет в мою комнату? Мне осталось всего две ночи провести здесь, и я бы хотела, чтобы мои родители побыли рядом со мной: так мне будет легче уснуть!
Мистер Нортон испытывал настолько сильное сострадание к юной хозяйке, что едва смог сдержать слёзы.
– Конечно, мисс! Я всё сделаю! – ответил он.
– Я не знаю, как я смогу найти в себе силы расстаться с портретом, Филип, – сказала Анна, глядя на родителей. – В этом полотне живут их души, я это чувствую! Мама и папа, словно живые! Мне даже кажется, что они сейчас сойдут с холста и снова смогут обнять меня. Я не знаю, как мне поступить…
– Но, мисс Рочфорд, Вы можете забрать его с собой! Тем людям он не нужен. Портрет Ваш!
– А ведь – действительно! – Анна оживилась. – Я совершенно не подумала об этом! О, Боже, мистер Нортон, Вы гений! – впервые за время, прошедшее после трагедии, она смогла улыбнуться. Анна радостно взяла слугу за руки, будто он избавил её от всех бед.
– Тут вовсе нет ничего гениального, мисс, – заулыбался он. – Я сам запакую портрет и отошлю его, куда Вы скажете. Но, пожалуй, я догадываюсь, куда именно Вы пожелаете его доставить.
– Да, да, Вы верно предполагаете: к Маркусу Лоэру, больше не к кому. Мы хотим пожениться, и нам придётся жить в его доме, а не в моём. Но мистер Лоэр, наверняка, ничего не знает об этом. Я поеду к нему прямо сейчас и расскажу о произошедших переменах.
Теперь Анна знала, что ей необходимо делать. Она незамедлительно начала собираться и вскоре попросила подать ей экипаж.
* * *
Маркус сидел у себя в комнате с озадаченным видом. Мысли его были в неподвижном состоянии, словно болото. Как только Маркус ни пытался настроиться и придумать что-нибудь дельное относительно Анны, у него ничего не получалось. Большая часть его головы была занята осознанием краха, неожиданного и теперь уже совершенно окончательного. Приезда Анны он никак не ожидал и совершенно не был к нему готов.
– Сынок, Анна Рочфорд приехала, – сообщила миссис Лоэр через дверь, так как комната Маркуса была заперта на ключ.
Он встрепенулся.
"Вот, чёрт!" – от неожиданности выругался Маркус, тут же поправил взъерошенные волосы и отворил дверь.
– Я ещё ничего не придумал! – прошептал он матери.
– И что же, мне её прогнать? – удивлённо спросила она.
– Ты уже сказала ей, что я дома?
– Ну, конечно! Поэтому уже поздно хитрить.
Он злобно отвёл глаза и тесно сжал губы, сдерживая порыв подступивших к краю слов.
– Ладно! Пригласи её сюда, ко мне в комнату.
Служанка помогла Анне снять пальто, и миссис Лоэр провела её в комнату сына.
– Здравствуй, любимый! – с нежной улыбкой сказала Анна, войдя внутрь.
Маркус решил не выдавать того, что он знает. Он, как ни в чём не бывал, мило поздоровался и поцеловал её в щёчку.
Анна уж было собралась приступить к объяснению своего скоротечного приезда, но от нужных фраз её внимание отвлёк чемодан Маркуса, лежавший на полу вместе с его одеждой.
– Что это за вещи? Ты куда-то собираешься ехать? – спросила она, указав Маркусу на открытый чемодан.
И тут он в одно мгновение осознал, что придумывать ему ничего не нужно вовсе. Всё случилось само собой! Вопрос Анны лёгким ударом подтолкнул мысли Маркуса к идее, которую он сам не мог отыскать.
– Да, мне предстоит отправиться в совершенно неожиданную для меня поездку, – отвечал он, ощутив вновь обретённую лёгкость. – По правде говоря, мне безумно не хочется ехать, но отказаться я не могу. Это настоятельная просьба отца.
– Ох, как же это не вовремя! – огорчённо вздохнув, сказала Анна и присела на стул. – А куда ты едешь?
– Мне необходимо посетить дядю. Он живёт очень далеко отсюда. Ему необходима помощь, а отец слишком тяжко переносит длительные поездки, поэтому еду я, – ложь лилась из его уст ровным течением. Маркус и сам не думал, что так быстро и легко сможет отыскать решение. – Я собирался заехать к тебе этим вечером, и всё сообщить.
– Как жаль… Твоему дядюшке нездоровится?
– Да, он болен, но надеюсь, не смертельно. Мой отец очень просил меня никому об этом не говорить, даже тебе. Он довольно замкнутый в себе человек и не любит, когда о неприятных событиях его жизни кому-то известно. Ты ведь не выдашь меня, милая? – Маркус заглянул Анне в самые глаза.
– Конечно, не выдам! Буду надеяться, что твой дядя вскоре поправится, – Анна опустила голову и начала беспокойно теребить перчатку.
– Ты пришла просто повидать меня или что-то сказать? – Маркус по-прежнему делал убедительный вид, будто находится в неведении.
– Маркус, я разорена, – в смятении произнесла Анна. – Мой отец имел огромный долг, и теперь я должна отдать всё, чтобы возместить его. Мы с тобой не сможем жить в поместье. Оно больше мне не принадлежит. Его отберут всего через два дня. Тебе не хотелось, чтобы нам пришлось жить в этом доме, но сейчас выбора у нас нет. Я приняла такие нестерпимые муки, что сейчас жизнь вместе с твоими родителями под одной крышей уже не страшит меня. Нам придётся смириться с их строгостью и, может быть, со временем они смогут принять меня и перестанут на тебя злиться.
Маркус очень искусно выразил своё ошеломление по поводу утраты поместья и, словно утешая, прижал Анну к себе. Она даже не догадалась, что Маркус уже обо всём знал.
– Эх, как же всё неудачно сложилось! Я понимаю, как тяжело прощаться с тем, что дорого. И, разумеется, раз выбора у нас нет, мы будем жить в моём доме, – говорил он. – Но сначала, Анна, тебе необходимо меня дождаться. Я не могу допустить, чтобы ты осталась с моими родителями совершенно одна и надолго. Вдруг они будут к тебе несправедливы или грубы, а меня не будет рядом, чтобы защитить тебя!
– Но как же мне тогда быть? Куда мне податься сейчас? – обеспокоенно спросила Анна, подняв на Маркуса глаза.
– Мне помнится, ты рассказывала о своих родственниках из Девоншира: дядюшке, тётушке и трёх кузинах. И ты говорила, что никогда их не видела.
Анна подтверждающе кивнула.
– Думаю, их существование всё же не стало бесполезным. Тебе нужно поехать к ним. Это прекрасная возможность, наконец-то, их повидать, и я буду за тебя спокоен, – Маркус говорил без единой остановки, не позволяя Анне прервать его даже словом. – Поживи у них некоторое время. Я не знаю: сколько времени потребуется, но до тех пор, пока я не вернусь обратно в Лондон. Как только вернусь, я сразу же напишу тебе, любимая! И тогда мы поженимся и будем жить вместе!
Это стало для Анны совершенной внезапностью. Она никогда не покидала пределов города одна, и ей стало немного страшно. Но после недолгого и осознанного обдумывания, Анна всё же отважилась и согласилась.
– Моя мама всегда слушала моего отца и никогда ему не перечила. Она знала, что он прав. И я верю, что ты прав. Я поступлю, как она, и послушаюсь тебя, поехав в Девоншир. Сегодня же напишу дяде Уильяму срочное письмо.
Маркус был доволен. Иного ответа он не желал получить.
– Ох, Маркус, я чуть не забыла! – воскликнула Анна, поднявшись со стула. – Я хочу забрать из поместья портрет моих родителей. Я не могу забрать с собой мою лошадь, так как ни средств, ни условий для её содержания у нас нет, не могу забрать мои лилии, но этот портрет я обязана уберечь! Раз уж мы теперь будем жить здесь, я попрошу Филипа доставить его к тебе. Ты ведь не будешь против?
– Разумеется, нет! Ты можешь оставить тут всё, что захочешь! Это ведь теперь твой будущий дом.
Слова Маркуса развеяли тяжесть из её души. Анна почувствовала, что даже дышать ей стало легче, а неопределённость становилась более ясной.
– Спасибо! Сегодня вечером я пришлю его и передам для тебя записку с адресом моих родственников, – сказала Анна, а затем бросилась к Маркусу, обхватив его шею. – Я буду ждать твоего возвращения, буду считать каждый день! Только ты пиши мне! Пиши всякий раз, когда сможешь! – трепетно говорила она, крепко прижавшись к нему своим телом.
– Непременно, любовь моя! Иначе я не смогу! – ответил Маркус и поцеловал её со всей страстью, дабы быть как можно более убедительным. – А теперь прости, но мне необходимо собираться в дорогу. С рассветом я должен отправляться.
Анна не смела задерживать его и, спустя минуту, покинула дом.
С наступлением сумерек мистер Нортон доставил к Лоэрам портрет и отдал лично в руки Маркуса записку от Анны. Как только дворецкий уехал, Маркус подошёл к картине и достал её из кожаного чехла.
– Ах, прекрасный парный портрет! И работа великолепная! – восторженно всплеснула ладонями миссис Лоэр. – Сразу видно руку талантливого художника!
– Бесспорно, согласен! – отвечал Маркус, глядя на картину. – Что ж, хоть что-то мне удалось получить от Рочфордов! Надеюсь, его удастся продать за хорошую цену.
– А как ты объяснишь это мисс Рочфорд?
– Ха! Меня это уже не беспокоит! Я отправил её туда, где ей теперь и место.
Маркус развернул записку. На небольшом листочке был написан обещанный адрес. Он лишь взглянул, ухмыльнулся и, приблизившись к камину, безжалостно бросил его прямо в огонь. Листок мигом охватило раскалённое пламя. Маркус с удовольствием смотрел на догорающий клочок бумаги, и в глазах его не было ни боли, ни сожаления.
"Прощай, Анна!" – сказал он и, усевшись в мягкое кресло, спокойно продолжил пить свой чай.
Глава 42
После того, как письмо для дядюшки Уильяма было отправлено, Анна решила, что уже пора собирать вещи, так как времени оставалось слишком мало. К вечеру третьего дня она выплатила жалованье слугам, повару, садовнику и распустила их всех, как велел мистер Монрэй. Служащим было не менее грустно покидать поместье, ведь каждый их них прослужил в этом доме достаточно долгое время, чтобы успеть ко всему привыкнуть и полюбить его хозяев. Поэтому грусть расставания настигла каждого, а затем на дом опустилась безмолвная тишина. Рядом с Анной осталась лишь миссис Норрис и больше – ни единой души.
– Как стало тихо, – сказала Анна, вслушиваясь в пустоту окружающих её стен. – Так непривычно… Не слышно чьих-либо шагов, а из кухни больше не доносятся голоса суетливых кухарок.
– И мне, мисс, непривычно, и даже немного жутко от осознания того, что мы тут остались совсем одни, – ответила миссис Норрис. – Но что поделать? Идёмте ужинать, Анна! Прежде чем уйти, Оливер всё приготовил и даже испёк Ваш любимый пирог.
– Я не могу поверить… это мой последний ужин в этом доме! Уже завтра я буду ехать в поезде, который отвезёт меня в совершенно чужое место.
– Мне от этого несколько тревожно за Вас, мисс! Вы ведь не были знакомы с теми людьми. Как-то раз, очень давно, когда Вы были совсем малюткой, сэр Рочфорд назвал Вашу тётю недостойной и недоброй женщиной, и пожелал больше не видеть её в этом доме. Ваш отец был строгим, но при этом справедливым и добрым человеком. Он не стал бы говорить таких слов зря!
– Может быть, он так сказал сгоряча? – Анна неуверенно пожала плечами. – Ведь и о Маркусе он думал плохо, хотя это совсем не так. Но я сама не знаю, какая она. Тётя Амелия никогда мне не писала. Писал лишь дядюшка Уильям. Я получала от него поздравление на каждый свой День Рождения и на все прочие праздники. Он никогда обо мне не забывал!
Анне было жаль, что ей необходимо покинуть на время Лондон, но с другой стороны она испытывала радость за то, что выдалась возможность увидеть дядю и его семью, впервые за столько лет.
– А куда отправитесь Вы, миссис Норрис?
– О, за меня не тревожьтесь, моя милая! Со мной всё будет хорошо! Я перееду жить к своему сыну. Он живёт в небольшой квартирке вместе со своей супругой. Они сказали, что для меня у них найдётся местечко. Скромного уголка мне вполне хватит. Что ещё нужно пожилой женщине? Но как же сильно я буду по Вам тосковать! – миссис Норрис обняла Анну, как родную, совсем не желая отпускать её в туманную неизвестность.
– И я буду скучать по Вам, Нора!
Для Анны миссис Норрис была не просто гувернанткой её детства. Она стала ей почти так же близка, как мать. Миссис Норрис была рядом с самого её рождения: помогала, одевала, учила, веселила и утешала, когда леди Рочфорд не могла быть рядом. До предстоящего расставания оставалась всего ночь и несколько часов, но Анну уже ощущала его горечь.
Всю ночь она не могла сомкнуть глаз. Ей было невыносимо одиноко, а ощущение пустоты ещё сильнее холодило её душу и не позволяло уснуть.
С рассветом Анна поднялась, переоделась в элегантный и удобный для предстоящего пути костюм и направилась в кабинет отца. Один ключ сэр Рочфорд всегда держал при себе, а другой был спрятан у Анны. В сейфе отца хранились документы на дом, немного денег, оставленные специально для дочери, большую часть которых Анна потратила на расчёт со слугами, а также некоторые из тех оставшихся украшений, что леди Рочфорд не забрала с собой в Америку. Ключ от сейфа, точнее его дубликат, тоже хранился у Анны. Она взяла всё, что там было, и, печально оглядев пустующий кабинет отца, девушка закрыла дверь, а ключ оставила в замочной скважине.
Миссис Норрис всё ещё спала, и Анна решила её не будить. Впервые за семнадцать лет ей пришлось сидеть за обеденным столом совершенно одной. Анна сама попыталась заварить себе чай, отрезала кусок пирога, оставшегося с ужина и села на своё место. Вокруг стояла тишина, не было слышно ни единого шороха. Лишь только ровное, слабое тиканье настенных часов, будто биение сердца, давало Анне знать, что дом ещё жив и дышит.
Закончив свой скромный и одинокий завтрак, она поспешила в конюшню, желая повидать своего коня. Увидев Анну, Топаз тут же поднялся на свои сильные ноги, подошёл к деревянной калитке и высунул вперёд голову.
"Здравствуй, Топаз!" – Анна с улыбкой погладила его между ушей и, словно куда-то торопясь, открыла калитку. "У нас с тобой совсем мало времени! Но я никуда не уеду, пока мы с тобой не объедем всё поместье и не пронесёмся вдоль его окрестностей!"
Она вывела коня во двор и помчалась верхом так резво и быстро, будто бы хотела сбежать прочь от своего одиночества, сбежать туда, где её ждут родители. Это были прекрасные полтора часа, которые Анна всерьёз могла назвать счастьем. Она даже сумела забыться и отдалиться от печали, пусть ненадолго, но всё же это было ей необходимо.
Мистер Монрэй оказался строго пунктуальным. Его экипаж подъехал к воротам поместья в девять часов. Но в этот раз банкир явился один, не обременённый присутствием своих коллег.
Анна как раз завершила прогулку и, подъехав к парадному входу дома, спрыгнула с лошади.
– Ах, вот Вы где были! А я уж начала волноваться: проснулась, а Вас нет! – воскликнула миссис Норрис, стоя на крыльце вместе с мистером Монрэем.
– Доброе утро, мисс Рочфорд! – сказал он. – Вы уже готовы к отъезду?
– Здравствуйте, сэр! Да, вполне готова. Документы на дом я оставила на столике в гостиной, а ключи Вам отдаст миссис Норрис.
Анна поправила подол юбки и собралась отвести Топаза обратно в конюшню, но, вдруг, остановилась и повернулась к банкиру:
– Мистер Монрэй, позвольте спросить: куда Вы денете моего коня, да и всех остальных лошадей тоже?
– Пожалуй, их придётся просто подарить. Совсем нет времени заниматься излишними торгами. Но вот Ваш конь просто удивительно красивый и сильный! – мистер Монрэй восхищённо посмотрел на Топаза. – Если Вы не станете возражать, я бы с радостью забрал его себе! Мой конь уже совсем стар и плох. Я больше не могу ездить на нём верхом.
– Будь у меня возможность, то я бы забрала его с собой, но, к сожалению, у меня не получится этого сделать. Я согласна оставить Топаза Вам, – совсем спокойно ответила Анна, хотя ей было неимоверно больно и внутри всё содрогалось от страданий. – Он очень добрый! Любите его, сэр, и, уверяю, Топаз ответит Вам тем же!
– Не беспокойтесь, мисс, ему будет у меня хорошо!
Анна ушла в конюшню, держа коня под уздцы, желая проститься с ним без присутствия чьих-либо глаз.
"Топаз, мой милый друг, я должна уехать, должна отдать тебя тому человеку! Но знай, это не по моей воле! Не изменись судьба, я бы никогда и ни за что так с тобой не поступила!" – слёзно говорила она, а Топаз смотрел в самую глубину её глаз и иногда моргал своими длинными ресницами, как-будто понимал каждое слово. "Жди меня! Когда-нибудь я за тобой вернусь, обещаю!"
Анна прижалась к нему всего на пару мгновений, а затем быстро вышла прочь, пока ещё была способна сохранять своё самообладание.
– Я готова, – спокойно сообщила она мистеру Монрэю.
– Что ж, позвольте мне, мисс, в качестве искупления вины предложить Вам мой экипаж. Я прикажу отвезти Вас и мадам куда скажете.
Мистеру Монрэю безумно не хотелось оставлять о себе неприятное впечатление. Осознание того, что о нём могут думать плохо, выводило его из равновесия. Гилберт боялся злых мыслей и дурных слов, которые будут сопровождать его имя всю жизнь, пусть даже вдали от его присутствия. Хотя мистер Монрэй понимал, что порой его поведение и действия грубы, жестоки и подобное впечатление о его персоне остаётся вполне заслуженно.
– Ну, что Вы скажете, мисс? Соглашайтесь! Мне хочется хотя бы частично облегчить перед Вами мою совесть! – настаивал он.