Однажды позвонил какой-то мужчина и попросил Фифи к телефону. Я сказала, что мадемуазель Вержиль еще не вернулась из мэрии, где она делает репортаж о встрече нашего мэра с мэром итальянского города-побратима, и посоветовала позвонить ближе к концу рабочего дня. Мужчина поблагодарил и повесил трубку. А через какое-то время в редакцию влетела разъяренная Фифи и стала орать на меня, дескать, как я смела всем докладывать, где она и что она делает. Я была потрясена. Я сказала чистую правду! И она сама всегда просила меня обязательно говорить, где она, когда звонят и спрашивают.
Я вернулась домой в слезах и пожаловалась маме. А мама начала злорадствовать, мол, она всегда мне говорила, что не нужно с газетчиками якшаться. Что там - сплошной разврат. И что Фифи - любовница мэра. И что после встречи с мэром-побратимом наш мэр наверняка с ней отдыхал. А тот мужчина, который звонил, тоже наверняка ее другой любовник. И что весь город уже знает, что он застал их вместе и устроил скандал.
Я не поверила и в другой ситуации поссорилась бы с мамой, но в тот вечер я уезжала в Париж. Это был мой последний вечер дома, и было бы глупо ссориться. Мама же могла бы запросто не выпустить меня из дома. Через пару дней я позвонила маме из Парижа. Она отругала меня, что я столько времени не давала о себе знать, и как бы между прочим рассказала, что Фифи с ее адвокатиком в тот же вечер поехали куда-то на машине и попали в жуткую аварию. Позже выяснится, что у адвоката после аварии помутился рассудок, а Фифи уволится из газеты и уедет из города. Еще мама рассказывала, что адвокатик периодически сбегал из лечебницы, каким-то образом добирался в Альбуа, бродил по городу и разыскивал Фифи, чтобы ее убить.
- Убить? Но, по-моему, он совершенно мирный.
- Марк, меня и тогда, и позже все это мало волновало. У меня была совсем другая новая жизнь.
- Неужели Фифи и Филен таили на тебя обиду двадцать лет? И разве ты в чем-то виновата?
- На самом деле - девятнадцать. Понимаешь, Марк, зная всю эту историю, ну, может быть, более подробно, моя мама, прочитав статью и увидев подпись, моментально сделала вывод: месть. Месть девчонке, которая "заложила" неверную любовницу. К тому же поговаривали, что адвокатик якобы нарочно устроил эту аварию, чтобы убить себя и Фифи. Так что у нее для мести еще больше оснований. Есть и объяснение, почему она жутко боится Филена - он же до сих пор ее разыскивает, чтобы расквитаться за измену.
Марк хохотнул.
- Просто образцовый латинский сериал! Только почему же она подписалась его фамилией, если жутко боится?
- "Жареный" ведь в принципе материал. Факты фактами, но ведь выводы-то очень популистские. Мы же можем и в суд потащить за них. Стало быть, нужно отвести удар от газеты. Вот мадам Дюшаг и ставит под статьей имя человека, на которого невозможно подать в суд, - имя сумасшедшего. Никто в редакции не обязан требовать от авторов медицинскую справку, и в любом издании всегда где-нибудь меленько написано: "Мнение редакции может не совпадать с мнением автора". Все! Мсье и мадам Дюшаг чисты, как бы ни завершилось расследование. Ведь всему Куассону давно хочется свести счеты с твоим, извини, одиозным Бон-Авиро, и самой мадам Дюшаг - со мной. Статейка-то у четы Дюшаг давно готова, а тут такой момент роскошный, лучше и не дождешься.
- Допустим, сведение счетов с одиозным Бон-Авиро вполне логично. Но с тобой? Просто смешно.
- Нет, Марк. Не смешно совсем. Потому что я действительно очень виновата. По-настоящему. Но знаем об этом только Фифи и я. Знал и адвокатик, конечно.
Фифи собирала материал об экологической обстановке в наших краях, а ей помогала приводить его в порядок. Причем в полной тайне, потому что материал был обличительным для ряда предпринимателей, не очень приятным и для самого мэра, по чьему распоряжению она его и собирала. Дело происходило накануне предвыборной кампании, и понятно, что ему нужно было запастись информацией - как в свою пользу, так и компрометирующей конкурентов. Это было очень давно, и я подробностей не помню, а личные отношения меня не волновали, но все равно я по-прежнему не думаю, чтобы Фифи была у мэра любовницей. Он вообще довольно пренебрежительно относился к женщинам, и в его окружении были только мужчины. И я не могу припомнить, чтобы на каких-то мероприятиях, даже в ходе предвыборной кампании, рядом с ним оказалась бы его жена. Только мужчины! Поэтому неудивительно, что сам факт периодических встреч журналистки Фифи с мэром воспринимался людьми как амурная связь.
Собирать материал Фифи помогал адвокатик. Тогда еще не было великих возможностей Интернета, и любая информация добывалась большим трудом. А у адвокатика - он жил в Тулузе и специализировался на корпоративных исках; как они познакомились с Фифи, я не знаю, - были кое-какие связи и нужные ниточки. Были ли они любовниками, я бы тоже не стала утверждать, но то, что адвокатик имел к ней чувства и ради нее рисковал многим, - это точно. Он был как-то связан с конкурентами нашего мэра. Она сама мне об этом с гордостью рассказывала. Больше-то было некому! Только я - бесплатная машинистка - была посвящена в эти изыскания.
Думаю, едва ли адвокатик устроил в мэрии именно сцену ревности. Стали бы тогда они с Фифи в тот же вечер кататься на машине? Чтобы романтично улететь в реку с моста?
- Машина упала в реку?
- Ну да. Такая вот черная ирония судьбы. Материал же как раз был про загрязнение вод от нефильтрованных стоков.
- То есть кто-то хотел от них избавиться?
- Откуда я знаю, Марк? Меня там не было… В общем, мы с Фифи подготовили большую, добротную статью с множеством фотографий, и она понесла ее на ознакомление мэру. Тот прочитал статью и попросил с публикацией не торопиться. Фифи послушно положила ее в стол. Мне было семнадцать, и я негодовала! Я уговаривала ее напечатать наш материал без согласия мэра, тем более что хозяин газеты его всегда демонстративно ненавидел и принадлежал другой партии. Фифи назвала меня сопливой дурочкой и сказала, что не нужно пытаться бежать впереди паровоза. Статья готова, пусть полежит, есть-пить не просит, придет ее время.
Но семнадцать лет - это возраст, когда кажется легко возможным изменить мир в лучшую сторону и совершенно непонятно, почему все сидят сложа руки. Ни слова не говоря Фифи, я сделала копии материалов и послала их на телевидение, на "Каналь попюлер". Реакция телевизионщиков превзошла все мои ожидания: в Альбуа приехала съемочная группа и даже владелец канала - сам мэтр Оливье Консидерабль.
И я в одночасье стала звездой! Самородок из Альбуа! Я получила гранд гильдии тележурналистов за программу, которую Консидерабль сделал на основе материалов "маленькой, но честной провинциалочки", которые на самом деле были собраны Фифи и адвокатиком, а в титрах стояла моя фамилия…
Но тогда я никоим образом не чувствовала себя воровкой! Я была героиней, не побоявшейся заявить правду на весь мир! Поэтому я очень хорошо понимаю Лолу, ее стремление к правде, стремление обличить виновных. И даже если бы это именно она написала ту самую статью, то я не могла бы ее осудить! Даже права такого не имела бы… Бедная девочка… Где она сейчас?..
- Ты ей рассказывала об этом? - кашлянув, спросил Марк.
- О том, что чужую работу выдала за свою? И на этом выстроила карьеру? Нет, конечно. Я вообще никому не рассказывала. И не потому, что скрывала, а просто потому, что не помнила! И никогда бы не вспомнила, если бы Фифи мне сегодня не отомстила. Думаю, статью она начала писать сразу, как только я появилась в Куассане… Просто поразительно! Я уже полгода здесь, но она не давала знать о себе; Она была настолько уверена, что час возмездия близок, что терпеливо дождалась и точно выстрелила! Это большое мастерство…
- Стиль Монте-Кристо! - презрительно сказал Марк. - Ненавижу. Никогда не мог понять, почему все обожают эту книгу?
- А мне нравилась.
- Потому ты и ковыряешься в историях двадцатилетней давности. Что это дает?
Зазвонил телефон. Марк бросился к нему так, будто был уверен, что он зазвонит именно сейчас. Я сказала вдогонку:
- Например, что Лола точно не писала эту статью!
- Это что-то меняет? - возразил он и снял трубку. - Алло! Да, Жак… Что?.. С ума обалдеть!.. Лола нашлась. - Он весело посмотрел на меня.
- Какое счастье! Где она была?
- В больнице, - ответил мне Марк. - Да что ты?.. Да… Наверное… Не знаю. Сейчас спрошу! - И, многозначительно глядя на меня, произнес: - Ты не против, если Лола будет сиделкой Бруно?
- Ну, пусть… А он как?
Марк улыбнулся, закивал и продолжил беседовать по телефону.
- Марк! Я не поняла! Он пришел в себя? - Я вскочила на ноги. - Дай мне поговорить с Бетравом!
Марк отрицательно замотал головой, сказал в трубку:
- Ладно. Как скажешь, - и положил трубку.
- Ты издеваешься?! Почему ты не дал мне поговорить с ним? Что происходит?
Он вдруг с размаху обнял меня, стал целовать губы, лицо, шею, грудь, плечи, подхватил на руки и, будто баюкая, заходил по комнате, повторяя:
- Я тебя очень люблю, очень люблю! Я испытываю к тебе такую нежность! Я не знаю даже таких слов, но, поверь, я люблю тебя больше всего на свете! Тебя и нашу девочку! Очень люблю!
- Марк, я это знаю! Я тоже тебя люблю! Но… Он не дал мне договорить, закрыв мои губы своими, потом осторожно опустил меня опять на диванчик, встал рядом на колени и, приподняв мой подол, целовал мой живот и опять повторил:
- Я очень люблю тебя! Очень, очень люблю вас обеих! Я хочу, чтобы вы обе это знали…
- Марк, пожалуйста, успокойся!
Он виновато посмотрел на меня снизу вверх.
- Соланж…
Я обняла его голову, прижала к себе.
- Ну пожалуйста, мой хороший, успокойся. Я тоже очень люблю тебя. Очень-очень! - И поцеловала его. - Что сказал тебе Бетрав? Почему ты так разнервничался?
Марк еще раз крепко обнял меня, поцеловал мою грудь, поднялся и сел рядом.
- Прости, Соланж. Я дурак. Я хотел тебя успокоить, подготовить, а, наоборот, расстроил.
- Ладно. Уже не важно. Что сказал Бетрав?
- Страховая компания прислала своего представителя и частного детектива. Ты же получаешь страховку, если он…
- Он умер?! - Я отшатнулась.
- Нет! Нет! - Марк замахал руками. - Наоборот! Он очнулся!
Я вскочила и схватилась за голову.
- Боже! Значит, он им сказал, что ты…
- Нет! Он ничего не говорил!
- Он не говорит?.. - Я опустилась на какой-то стул.
- Говорит! Он очнулся утром и сказал: "Как же я хочу спать", повернулся на бок и опять уснул.
- Но почему?.. Почему они нам сразу не позвонили? Обещали же позвонить, когда он…
- Соланж, это слышала только Лола, и пока еще…
- Лола? Что она там делает? Ах да, она хочет быть при нем сиделкой… Как она вообще там оказалась? Она же пропала!
- Дело в том… - начал Марк.
- Не важно! - Я резко встала на ноги. - Поехали! По дороге расскажешь.
- Куда?
- Туда! В больницу! Куда же еще? Он ведь вот-вот проснется! Или уже проснулся. Что ты сидишь? Вставай! Поехали! - Я дернула его за руку.
- Но, Соланж… Жак попросил, чтобы мы, пока здесь эти страховщик и детектив, не покидали имение. Ты что, не понимаешь? Мы же оба под подозрением!
- Тем более едем!
- Давай хоть предупредим Жака. - Марк покосился на телефон.
- Не трать время! По дороге позвоним.
Глава 29,
которая в "лендровере"
Мне показалось, что Марк как-то слишком долго вставляет ключ в зажигание.
- Марк, может, я поведу? У тебя трясутся руки.
- Не придумывай! Смотри. В жизни не тряслись. - Он вытянул свои ручищи и добавил, трогая машину с места: - Жаку звони. Я же тебе дал свой мобильный. Куда ты его дела?
- Никуда. Вот он. Уже звоню.
- Марк, чуть позже. Я очень занят, - сразу сказал Жак.
- Это не Марк! Это Соланж. Два слова! Мы едем в больницу.
- Вы с ума сошли! Я же просил Марка…
- Я знаю! - перебила я. - Потому и звоню, чтобы вы нас не потеряли.
- Немедленно возвращайтесь! - заорал Бетрав. - Не создавайте мне лишних проблем!
- Не волнуйтесь. У нас все в порядке, - сказала я и отключила связь.
- Ну? - произнес Марк.
- Ты же слышал. Теперь он в курсе. - Я с опаской поглядывала на телефончик, ожидая, что Бетрав перезвонит. - Не переживай. Лучше расскажи, как нашлась Лола.
- Сама могла бы у Жака спросить.
- Он очень занят, даже сначала попросил перезвонить. Ну, где она пряталась? Что произошло?
- Не пряталась она вовсе. Это Жак панику устроил, переполошил всех. - Марк взглянул на меня через плечо, я была на заднем сиденье. - Как ты, мамочка?
Я ему подмигнула, он ответил улыбкой и опять стал смотреть на дорогу.
- У нашей Лолы случился приступ благочестия. После разговора с тобой, между прочим.
- Как это? - удивилась я.
- Лола схватила Библию и побежала в больницу. И со вчерашнего дня сидела возле Бруно и молилась.
- По-моему, молятся все-таки по молитвеннику или псалмы читают по псалтыри.
- А она молилась по Библии. Как умела, так и молилась. Какая тебе разница?
- И ее пустили в реанимацию?
- Пустили. Ее все там знают. Она же сколько времени подрабатывала там санитаркой. Им даже очень хорошо - другие санитарки могут чайку попить, пока она за ним приглядывает. Она ведь довольно опытная сиделка.
- С ума сойти! Я бы даже сказала, с ума обалдеть…
- Ну! Так что твой сон правильный отчасти. Она действительно была у Бруно. Только совсем с другой целью!
- Да уж…
- В общем, она дала обет, что никуда от него не уйдет и будет молиться до тех пор, пока он не очнется и не скажет ей правду. Ей! Понимаешь, именно ей! Потому что никому она теперь больше не верит.
- Она читала газету?
- Читала. - Марк хмыкнул. - Сердобольные коллеги принесли. Дескать, чего ты тут из-за чужого человека убиваешься, и так все ясно. А она знаешь, что заявила? Что бумага все стерпит, и заперлась в реанимации изнутри. Но там же другие больные! Бруно пришлось быстро переводить в отдельную палату, тащить туда приборы. Она и там с ним заперлась и сказала, что не пустит никого, кроме лечащего врача, пока Бруно не очнется. Понятно, что не обошлось без вызова охраны. Так она и охрану убедила, что поступает правильно, и даже договорилась, чтобы перед дверью палаты выставили охранника, чтобы никого чужих не пускал. Она даже Жака не хотела впустить туда!
- Догадались все-таки наконец его вызвать?
- Нет! В том-то и дело, что она их застращала, что вызовет Бетрава, если они будут мешать чистоте следствия. Он сам туда поехал, когда выяснилась ситуация Филена, чтобы они его там помыли и подержали, пока за ним психиатры из его клиники не приедут. Ну и заодно пошел поинтересоваться состоянием Бруно. А там наши с тобой родственники в полной растерянности стоят перед запертой дверью, беседуют с охранником и ждут лечащего врача.
- Дальше все понятно… - Я вздохнула. - Значит, мама и твои уже были там к его приходу. Могли бы позвонить…
И именно в этот момент послушно подал голос мобильный. Это была Кларисс. Она звонила из больницы.
- Бетрав сказал, что вы едете сюда. Пожалуйста! Не нужно этого делать.
- Бруно проснулся? - спросила я. - Что он сказал?
- Нет! Он еще спит! Но мы все здесь. Мы дождемся! Пожалуйста, возвращайтесь домой!
- Но я прекрасно себя чувствую. А если Бетрав боится, что мы сбежим, то напрасно. Мы вовсе не собираемся сбегать!
- Не в этом дело! Здесь толпа репортеров!
- Где?!
- В холле больницы! Перед центральным входом! Бетрав вызвал подкрепление, чтобы они дальше не прорвались!
- Хорошо, что предупредила. Мы войдем со служебного входа. Марк знает как.
- Со служебного? Что случилось? - забеспокоился Марк.
Я сказала Кларисс:
- Не о чем волноваться, до встречи, - захлопнула мобильный и ответила Марку: - Больница в осаде. Толпа перед входом и в холле. Папарацци учуяли сенсацию и слетелись, как вампиры на кровь. Странно только, что эта лавина пока еще не двинула на Бон-Авиро.
- Может, правда вернемся, мамочка? Адреналина тебе сегодня и так уже предостаточно.
- Брось! Я не собираюсь сдаваться. Только надо позвонить строителям, попросить, пусть закроют ворота.
Глава 30,
которая в больнице
Мы подъехали к ней сзади, со стороны двора, где была и служебная парковка. Сейчас изобилием легковых и микроавтобусов всех мастей парковка и двор напоминали скорее ярмарку автомобилей. Микроавтобус с логотипами "Каналь попюлер" бросился мне в глаза. Марк присвистнул:
- С ума обалдеть! Тут и встать-то негде.
- Поехали к центральному входу, там припаркуешься.
Он посмотрел на меня с изумлением.
- Кларисс же предупредила, что там толпа.
- Ну и плевать! Здесь же "Каналь попюлер", смотри! - Я показала рукой на микроавтобус и вдруг почувствовала, как защипало в глазах. - Это же мои коллеги и друзья. Понимаешь? Я не буду прятаться. Я расскажу правду. Они мне поверят! Мы слишком долго работали вместе. И я не ссорилась ни с кем из них никогда!
- Ты хочешь дать интервью?
- Да, хочу. Даже если тут сам мерзавец Аристид, все равно! Это же мои друзья… - Я прижала к лицу ладони, чтобы Марк не увидел моих сентиментальных слез, вытерла их пальцами. - Мы же всегда друг другу помогали. Я - им, они - мне… - И полезла в свою сумку.
- Друзья - это хорошо, - сказал Марк, косясь на меня. - Правда хорошо. Только не плачь! Ищешь платок? В бардачке же есть салфетки!
- Я за косметичкой… Надо, что ли, хоть щеки припудрить и подкрасить губы. Черт… Тушь совершенно окаменела… - Я поплевала на щеточку. - А волосы - просто кошмар! Меня же никто не узнает…
- Может, свернем к обочине? Постоим? Чтобы тебе было удобнее.
- Нет-нет, некогда! Я умею на ходу…
Уже с улицы сквозь просветы между деревьями больничного парка было видно у центрального входа людей, чья принадлежность к масс-медиа не вызывала сомнений. Человек десять-двенадцать, не больше. Кто-то брал интервью у пациентов в халатах, тыкая им в лицо микрофоны, но в основном они общались между собой или меланхолично курили. Другие пациенты прогуливались по парку, с любопытством косясь в их сторону.
- По-моему, Кларисс погорячилась, - сказал Марк. - Это сложно назвать толпой, для обуздания которой нужны жандармы. Вот у меня на презентациях действительно была толпа! Десятка два камер и писак с полсотни.
- Но ты же видел, сколько на стоянке машин? Основная масса торчит в холле. Эти просто вышли покурить. Жалко, что отсюда уже нельзя заехать на территорию, а то могли бы с шиком подкатить прямо к входу.
Марк фыркнул.
- Да у тебя, мамочка, кураж! По публике соскучилась?
- А по-моему, кто-то сейчас сильно ностальгировал по былой популярности. Ты не знаешь кто?
- Ладно. Один - один. Вылезай из машины.
Мы пошли по парку, и головы всех прогуливающихся стали поворачиваться в нашу сторону. Марк кого-то поприветствовал, но не получил в ответ даже кивка. Потом мы миновали скамейку, на которой сидели две пожилые тетки, но при нашем приближении они отвели глаза. С ними Марк тоже поздоровался. Они смотрели мимо и, поджав губы, молчали. А за спиной мы услышали достаточно громкое: