- Вы любите смотреть на закат?
- Закат? - Его взгляд обволакивал ее как самая нежная ласка. - Не совсем. Скорее на красивых женщин. - Он пожал плечами.
Ей показалось, что он дотронулся до нее, как будто его руки, а не глаза двигались и обнимали ее.
- Вы тоже здесь учитесь?
- Я учусь на последнем курсе медицинского факультета в университете.
- И вы хотите посмотреть, какие мы все здесь ненормальные, как думают многие?
- Я должен кое с кем встретиться. Я припарковался здесь недалеко и собирался пройти коротким путем.
Ей хотелось спросить, с кем он встречается, с мужчиной или с женщиной. Вместо этого она протянула руку. Он взял ее, и теплота его руки была как объятие.
- Я - Линдсей Паркер.
- Стефан Дэниелс. - Он не отпускал ее руку, затем взял другую ладонь и стал внимательно рассматривать.
- Собираетесь предсказать мое будущее?
- Свое собственное. Вы не замужем, не обручены, если, конечно, ваш избранник не настолько беден, чтобы купить кольцо.
- Я свободна как птица.
- Когда вы танцевали, вы и казались птицей. Я думал вы улетите и оставите меня на земле.
- Если бы я могла летать, я бы взяла вас с собой. Согласны?
- Наверное, нет.
- Гм, очень плохо.
Их пальцы переплелись. Заинтересованная, она не сопротивлялась.
- Некоторым из нас не суждено летать.
- Почему?
- Прежде всего мы хотим понять все, что нас окружает, а уж потом стремиться познать неизведанное.
- Именно поэтому вы хотите стать врачом?
- Именно поэтому.
- И вы уже начали свой путь к пониманию окружающего?
Он притянул ее к себе. Она не сопротивлялась.
- Я как раз обнаружил кое-что, о чем мне хотелось бы узнать побольше.
- Тогда я вам помогу. Мне двадцать один год. В конце года я заканчиваю курс и стану бакалавром искусств. Мне хочется сделать свою жизнь созидательной, но я не знаю как.
- А еще?
- Что еще?
- Личная жизнь?
Дразнящая улыбка появилась на ее лице.
- У меня дюжина поклонников, но в настоящее время - ни одного любовника. Последние три года - самые лучшие в моей жизни. По окончании я хотела бы жить на всех континентах…
- Одновременно?
- Если бы смогла.
- Я почти уверен, что у вас получится.
- Мне хочется испытать все!
- Все хорошее?
- Да, ну и немного плохого тоже. Я хочу знать, что чувствуют другие. Я хочу это чувствовать.
- А я хочу прекратить их боль.
Она уставилась на него. Даже тогда, в эти первые минуты знакомства, она сознавала, насколько они разные. Однако это ее не обескуражило.
- Две половинки одного целого, - мягко произнесла она.
С явным нежеланием он отпустил ее руки.
- Можно мне пригласить вас на ужин сегодня вечером?
- Но ведь вы кого-то ждете?
- Мне просто надо передать бумаги моего профессора здешнему преподавателю. Они вместе занимаются исследованиями.
- У меня хватит времени принять душ и переодеться?
Он улыбнулся. Это была первая его улыбка, обращенная к ней, и она обещала так же много, как и этот закат.
- Мне не хотелось бы, чтобы вы переодевались.
Она нашла золотую середину. Пока он относил бумаги, приняла душ, надела облегающую майку темно-вишневого цвета с длинной замшевой юбкой, убрала волосы, скрепив их серой блестящей лентой, завершив туалет изящными вышитыми туфельками, которые вполне могли сойти за балетные тапочки. Когда он приехал в общежитие, она уже ждала в гостиной.
Они ели пиццу: он - мясную, начиненную пепперони, она - с грибами, так как была убежденной вегетарианкой. Они болтали до закрытия ресторана, затем пошли в другой, открытый всю ночь. После кофе и пирога он рассказал ей о родителях и своем детстве. Она поняла, что он очень одаренный молодой человек, который серьезно относится к занятиям, а еще более серьезно к своему будущему, которое он собирался посвятить лечению людей. Он был не обычный, не такой, как его ровесники, и это началось еще в детстве, когда он развивался так быстро, что далеко позади оставлял своих сверстников, которые все еще наслаждались детством и отрочеством. Она рассказала ему о своем одиноком детстве, о разводе родителей, которым была необходима моральная поддержка, пока они не устроили свои жизни заново. Рассказывала о преподавателях, девушках-скаутах, учителях танцев, которые помогли ей преодолеть ее собственные проблемы, когда родители были заняты новыми семьями. Поделилась своими мечтами, которые она надеялась претворить в жизнь.
Они говорили о любимых книгах, фильмах, оставивших наибольшее впечатление, музыке. Их вкусы были диаметрально противоположны. Она любила Дебюсси. Ему нравился джаз и игра на клавикордах. Он читал философов, она предпочитала готический роман. Он не досмотрел до конца "Энни Холл", ее любимый фильм.
Он не дотронулся до нее, пока они не дошли до дверей общежития. Их разговор длился всю ночь, и солнце начало уже появляться на горизонте, когда они поднялись по наружной лестнице общежития на крышу, чтобы полюбоваться восходом.
- Я прихожу сюда всегда, когда у меня есть время.
- А ты когда-нибудь спишь?
- Мне не требуется много времени для сна.
- Тебе надо было учиться на медицинском факультете.
- Я увижу тебя опять? - Она смотрела на него, а не на восход. - Или мы настолько разные? Я пугаю тебя, или тебе со мной неинтересно?
- Я могу задать тебе тот же самый вопрос?
- Но ты не спросил меня.
Он протянул руки, и она охотно оказалась в его объятиях. Никогда прежде ее так не волновала близость мужчины. Он был уверен в себе и достаточно опытен. Ему ничего от нее не требовалось, только то, что она хотела бы ему дать. Она провела руками по его телу под распахнутым пальто, затем крепко обняла за шею. Пристально посмотрела в глаза, когда он притянул ее ближе. И в этих первых лучах восходящего солнца она уже знала, что всей жизни вдвоем не хватит, чтобы по-настоящему узнать его.
Если он когда-нибудь позволит ей это.
За мгновение до того, как их губы соединились, в ее сердце вкралась легкая тревога. Ее чувства к нему уже были слишком сильны. Она понимала, что, если он ее поцелует, пути назад уже не будет. А они были такие разные! Может быть, даже слишком.
Но все барьеры, разделявшие их, вдруг исчезли, как только она ощутила прикосновение властных губ. Поцелуй был жадным и требовательным, таким, каким - она подсознательно это чувствовала - он и должен быть. Ее тело таяло от близости Стефана, жар проникал глубоко внутрь. Она узнавала его вкус, чувства, сущность. Линдсей знала теперь, как сильно он в ней нуждается и насколько осторожным и внимательным он будет, добившись того, чего так жаждет.
Стефан посмотрел ей в глаза. Она не знала, сможет ли дальше сдерживать себя.
- Солнце уже встало.
- Да. - Она склонила голову на его плечо.
Он обнимал, но не очень крепко.
- Нам лучше остановиться сейчас, если мы вообще собираемся останавливаться на этом.
- Да.
- А мы собираемся?
Он оставлял за ней право принять решение.
- А что хочешь ты?
Его рука откинула прядь волос с ее щеки.
- Увидеть тебя снова.
Улыбнувшись, она поняла, что только эти слова и будут доказательством его чувств.
- Тогда мы увидимся.
Они обменялись еще одним страстным поцелуем. Затем она осталась на крыше, наблюдая, как он сбегал вниз по ступенькам лестницы. Перегнувшись через перила, она ждала его появления. Он махнул ей рукой и исчез в направлении городка.
Она ждала на крыше, пока он не исчез и небо не наполнилось обещанием ясного нового дня. Затем она исполнила танец в честь восхода солнца.
Солнце уже зашло, когда Линдсей медленно вернулась в коттедж. Здесь не было городских огней, которые смягчали бы темноту, и поэтому ночь опускалась на остров плотным черным покрывалом. Она споткнулась, но не обратила на это внимания. Голова болела, и она передвигалась с трудом. Ее тело было странно опустошенным и неповоротливым. Она все еще вспоминала первую ночь со Стефаном, эту удивительную ночь открытий и восторгов. Почему так печально закончилось то, что обещало столько радости?
Бросив взгляд на небо, она не нашла ответа и там. За годы их совместной жизни она узнала много об одиночестве, но никогда не испытывала чувства такой полной опустошенности, чувства, что она одна во всей Вселенной.
Войдя в дом, она включила свет и приготовила постели для детей. Нашла старое одеяло и устроила убежище для Конга на полу в холле, разделявшем их комнаты.
Когда все было закончено и делать было совсем нечего, она уселась на ступеньках и расплакалась.
Глава 6
Конг был вымыт, и блохи по возможности выведены. Мэнди завязала на шее пса бант, сделанный из старого галстука, а Джеф терпеливо и тщательно расчесал его спутанную тусклую шерсть. Он все еще представлял собой жалкое подобие собаки, какое Стефану приходилось когда-либо видеть.
Очевидно, у детей было противоположное мнение.
- Какой он стал красивый! - Голос Мэнди, прижавшейся к собачьему боку, доносился с заднего сиденья машины.
С другой стороны раздались нечленораздельные звуки. Стефан пытался их разобрать, делая огромные допущения. Слова Джефа подозрительно напоминали звук "м..м..мм…то"
- Что ты сказал?
- Мама с нами согласится, - произнес Джеф более отчетливо.
- Надеюсь. - Стефан свернул на дорожку, ведущую к дому. Он не собирался так долго задерживаться и надеялся, что Линдсей не волновалась. Обычно его короткие обязательные встречи с Джефом и Мэнди было довольно сухи и формальны. Он говорил, они слушали. Он водил их "повсюду: в зоопарк, на симфонические концерты, в музеи; они послушно следовали за ним. Обычно он привозил их к ужину.
Сегодня же все было по-другому. У него не было даже никакой возможности общаться с ними. Даже на симфонических концертах - в перерывах - он имел возможность разговаривать с ними, но сегодня они говорили только с собакой и между собой. Они обращались к Стефану, только когда им требовалась его помощь в купании пса или в его дрессировке.
Никто из них не беспокоился, что сказать, никто не думал, что он должен делать. Центром всего этим вечером был Конг. Ему представлялось, что таким и должен быть спокойный дружеский день в кругу семьи, каким наслаждается большинство семей.
Только он, Джеф и Мэнди не были в действительности семьей. Не совсем.
- Мама сидит на веранде, - сказал Джеф.
Сын был прав. Линдсей тихонько покачивалась на качелях, лунный свет подчеркивал шелковистость ее светлых волос. Он остановил машину и позволил детям первыми подойти к ней. Она приласкала собаку и уверила Джефа и Мэнди, что Конг просто великолепный пес. Затем она отправила их готовиться ко сну.
Дверь за детьми и собакой захлопнулась, и Линдсей обернулась к Стефану. Пространство между ними, казалось, было наполнено электрическими искрами. Он понимал, что ему надо попрощаться и уйти, но не мог себя заставить сделать это.
- Ты выглядишь усталым. - Она улыбнулась, и эта улыбка нашла отклик где-то глубоко в его душе.
- Ты тоже. - Он подошел поближе. Она казалась измученной, что было большой редкостью. Ее энергия казалась безграничной. Она мало спала, для отдыха ей хватало пары часов. - С тобой все в порядке?
- Мне казалось, что у вас выходной, доктор Дэниелс?
- Старая привычка. - Он приблизился к ней. Казалось, что она плакала. В нем росла тревога, а может, ему просто кажется? - Линдсей, я не хочу вмешиваться. Я знаю, у меня нет никакого права. Но с тобой все хорошо? Или что-то случилось?
Она опять опустилась на качели. Это было странно. Обычно она шла с детьми наверх, смеялась и шутила с ними, пока они укладывались в постель.
- Со мной все хорошо. Просто я слишком много думала сегодня.
Он оказался возле нее, совершенно не собираясь этого делать.
- Можно, я сяду?
Вместо ответа она подвинулась. Он сел рядом, старательно избегая прикасаться к ней. За время, проведенное вместе, они редко так сидели. Но один такой случай всплыл сейчас в его памяти, напоминая о ярких и незабываемых минутах прошлого.
- В нашем первом доме были качели на веранде. Помнишь? Все жители соревновались, кто будет первым качаться в теплые летние вечера!
- Помню. Мы никогда не были первыми.
- Затем в доме Паттерсона тоже были качели.
Она не ответила, и они надолго замолчали.
- Я думала о том дне, когда мы встретились, - наконец произнесла она. - Еще до того, как вы вернулись. Я была на пляже, любовалась закатом.
Он хранил в памяти все случившееся той ночью, но не стал говорить ей об этом.
- Это был красивый закат?
- Великолепный! Я чувствовала… - Она не закончила.
Он положил руку на спинку качелей, все еще старательно избегая прикосновений.
- Ты совсем не изменилась с той ночи.
- Это не так.
- Мамочка. - Мэнди появилась на веранде, одетая в длинную хлопковую ночную рубашку. - Джеф говорит, что Конг должен спать с ним.
Линдсей встала и пошла к двери.
- Я с ним поговорю.
Стефан тоже поднялся.
- Мне лучше уехать.
- Подожди. - Линдсей обернулась к нему. - Побудь еще немного.
Он не был уверен, что правильно угадал напряжение за простой фразой.
- Ты уверена?
- Поступай как хочешь. Если ты торопишься, то уезжай, я не хочу тебя задерживать.
- Я не тороплюсь.
- Тогда я приготовлю кофе. Садись и расслабься.
Он снова уселся на качели. На лестнице послышался стук каблучков Мэнди, затем до него донесся приглушенный мягкий звук голосов на верхнем этаже. Ему казалось, что это опять его дом, что Линдсей укладывает детей спать и что скоро он поднимется наверх, в спальню, и она будет в его объятиях.
Она вспомнила ту ночь, когда они встретились. Что вызвало эти воспоминания? Когда она попросила его о разводе, он предполагал, что она вычеркнет из памяти воспоминания о тех радостных мгновениях, которые были у них раньше. Так ли это было на самом деле? В первые шесть месяцев после развода он не мог даже оставаться с ней в одной комнате. Ему было трудно пережить эту боль. А воспоминания? Он старался хранить их тщательно спрятанными в глубинах сознания. Он отгонял эти воспоминания, с головой уйдя в работу. Он не был уверен, что даже сейчас воспоминания будут менее болезненными. А как же Линдсей? Она плакала, он был уверен в этом. Сколько же еще она сможет вынести и не сломаться?
Качели под ним мерно покачивались. Ему хотелось бы не вспоминать о других качелях. Она права: они редко качались на качелях в их первом доме, он был всегда слишком занят. Но были и другие качели.
Качели в доме Паттерсона. Он ясно вспомнил одну ночь вскоре после того, как они с Линдсей встретились. Ему было двадцать четыре года, и он был настолько очарован ею, что не мог думать ни о чем другом. Он пытался отогнать эти воспоминания, но они были настойчивыми, и их невозможно было изгнать из памяти. Именно с этим Линдсей столкнулась на пляже? Неужели это судьба, рок и они навсегда связаны воспоминаниями о своем прошлом?
Он подумал о дисциплине и самосохранении. Но в конце концов, под звуки голосов Линдсей и детей, перестал сопротивляться. И начал вспоминать.
- Я рада, что наконец-то мы сможем пообедать одни без твоих друзей. Паттерсон был очень мил, что разрешил тебе пользоваться квартирой в свое отсутствие.
- Кто-то же должен кормить его рыбок. - Стефан смотрел, как Линдсей медленно обходит однокомнатную квартиру его лучшего друга, трогая вещи просто ради чувственного удовольствия.
Там было на что посмотреть. Чего только не натаскал в дом эксцентричный Паттерсон! На каждой горизонтальной поверхности в комнате располагались пепельницы - все из разных штатов, хотя Паттерсон был яростным противником курения. Все стены были оклеены различными предметами повседневного обихода. На одной теснилось множество этикеток химчисток, на другой - использованные чеки. На полке в углу стояли фигурки танцоров хула. Противоположный угол был занят чучелом пеликана, покрытым, как татуировкой, фальшивыми бриллиантами. И из уважения к наступающему Рождеству голова его была украшена праздничной пластиковой звездой.
Паттерсон собирался стать психиатром.
- Эта квартира может свести с ума! Ты не находишь? - Линдсей резко повернулась и обняла Стефана.
Он любил чувствовать гибкое тело Линдсей возле себя. Держа ее в объятиях, он как бы обнимал саму музыку, сам свет. Когда он держал ее в своих объятиях, он забывал обо всем на свете.
- Это место ненормальное. Паттерсон и сам сумасшедший.
- Ты ведь с ним даже незнакома!
- Это разве моя вина? - Она оттолкнула Стефана, чтобы заглянуть ему в глаза. - Ты не знакомишь меня со своими друзьями. Ты меня стыдишься?
- Стыжусь тебя?
- А разве нет?
- Смеешься? Я просто не хочу ни с кем тебя делить, вот и все. Мне уже и так трудно удерживать своих соседей по комнате. Если я познакомлю тебя со своими друзьями, то могу больше не увидеть.
- На самом деле? А почему? Тебе кажется, что тебя так легко заменить? - поддразнивала она его.
Он знал, кем он был на самом деле. Целеустремленный, одержимый, фанатичный искатель правды. И в то же время знал, кем он не был… Чутким, импульсивным, непосредственным. Все это было задушено в нем еще в детстве, и он редко сожалел об этом, разве что в такие вот моменты, когда ему хотелось стать всем для этой женщины.
- Мне не хотелось бы тебя отпугнуть.
- Почему ты думаешь, что ты так мало для меня значишь?
Он не мог понять, как получилось, что их отношения приобрели такой серьезный характер. Они встречались всего два месяца, и только когда оба были свободны. Его разум говорил, что отношения должны развиваться медленно, что в период знакомства необходимо тщательно взвесить все мелочи, которые могли привести либо к счастливой совместной жизни, либо разрушить ее. Но все его существо противилось этому, оно приказывало ему обнять эту женщину и никогда не отпускать.
- Ну? - спросил он.
Она подбоченилась.
- Ну, что?
- Я тебе нравлюсь?
- А ты сам не видишь?
- Может быть, мне надо убедиться. А как?
Он наслаждался радостью, светившейся в ее улыбке.
- Давай посмотрим. Мой пульс ускоряется.