Поэтому он спокойно пошел спать, не допив кофе.
* * *
Ночь опустилась на город. Катя немного захмелела - это было странно, она уже давно не позволяла себе так расслабиться… Сейчас она с удивлением смотрела на Надю, потому что ей казалось, что это и не Надя вовсе, а ее подружка и самой ей в данный момент тоже не тридцать шесть лет, а пятнадцать…
- Ох, - вырвалось у нее, когда она посмотрела на часы.
Легкость бытия тут же исчезла, уступая место взрослому восприятию.
- Что? - подняла на нее глаза Надя.
- Да ничего, - сказала Катя. - Просто завтра тебе в школу. Мне на работу. Времени уже так много, что лучше и вовсе не ложиться… Спать осталось каких-то часа четыре… А так все нормально. Просто я потеряла голову…
- Это нормальное состояние, - заметила Надя и зевнула, не удержавшись. - Без головы иногда как-то проще живется. И веселей…
- Все-таки надо немного поспать…
- Если ты настаиваешь… - пожала Надя плечами.
Они легли, но сон отчего-то к Кате не шел. Она вспомнила, что с Надей они болтали о чем угодно, только Кате так и не удалось узнать, что же происходит с дочерью. Та умело уходила от ненужной ей откровенности. Хотя время пролетело незаметно и хорошо, а потом Катя вспомнила, что Наде кто-то звонил и вернулась она с раскрасневшимися щеками и какой-то странной улыбкой… Наверное, и в самом деле нечего накручивать себя зря. Девочка просто влюбилась…
Катя вспомнила свою первую любовь и невольно рассмеялась. Дядька был в возрасте, как ей тогда казалось. Ее теперешний ровесник. Художник. И Катя так страдала тогда, а теперь смеется, вспоминая об этом как о казусе…
Ничего же с ней не случилось. И с Надей тоже ничего не случится. Первая любовь - это такая же неизбежность, как корь или ветрянка…
Успокоив себя таким образом, Катя наконец заснула, и почему-то ей приснилось, что она идет по полю к реке, а вокруг эти маленькие голубые цветы цикория.
И вокруг лето, а там вдали виднеются легкие фигуры, белые, как облака. И у них крылья в полнеба…
Катя очень хочет до них дойти, потому что они-то наверняка знают, что происходит и с Надей, и с ней самой, вот только они все время удаляются.
- Подождите! - кричит им Катя и бежит со всех ног, но они взмахивают крыльями и улетают.
Точно хотят, чтобы она сама все поняла. Без их помощи…
Ему снилось, что он стоит перед мольбертом. Ему надо написать женское лицо, словно от этого зависит его жизнь. Какое напишет - такой и будет жизнь…
- Ну, - произнес за спиной вкрадчивый голос, - какое ты напишешь?
Невольно обернувшись, он увидел перед собой невысокого мужчину с породистым, но неприятным лицом. Тот улыбался ему одними губами. Глаза же пришельца оставались холодными и словно пытались Сашу прощупать изнутри, попробовать, какая у него душа. И этого Саше не хотелось совершенно, потому что он откуда-то знал - этот тип, попробовав его душу, уже не отдаст - сожрет…
И рисовать не хотелось.
- Не умею я рисовать, - проворчал он, отодвигаясь от мольберта.
- А не тот случай, - растягивая слова, захихикал отвратительный тип. - Сейчас, дружок, мы решаем твою судьбу. Вот так уж получилось… Поспорили мы на твой счет. Жива ли твоя душа или нет? Стал ли ты нормальным человеком - или все тот же псих, который пытается, как глупый петух, разрывая навозную кучу, обнаружить жемчужное зерно?
- Помнится, этот петух был придурок, - усмехнулся Саша. - Он посчитал жемчужное зерно пустой вещью…
- Ну прости, - развел руками гость. - Ошибся в сравнениях… Знаешь, с тобой вообще трудно. Ты почему-то всегда пытаешься разрушить твердые представления.
- О чем? - не понял Саша.
- Например, о грехе…
- Я об этом никогда не думал, - признался Саша. - Да и сейчас не могу понять, что ты имеешь в виду…
- Ты совершаешь грех, а потом исправляешь его… Злачное место пытаешься наполнить красотой… Ты странный тип. И вот ведь что интересно… Живя на грани, ты остаешься самим собой.
- Сейчас все живут на грани, - рассмеялся Саша. - Думаю, не без твоего участия так получилось…
Гость его почему-то нахмурился и коротко рассмеялся, словно кашлянул. Или - каркнул.
- Я не беседовать пришел, - проворчал он, откидываясь на спинку кресла. - Давай рисуй… Времени у тебя мало. Впрочем, его ни у кого почти не осталось…
Саша было подчинился этому приказу, но вдруг отодвинул мольберт.
- Не буду, - сказал он. - Это у тебя нет времени на раздумья… Может, потому ты и делаешь столько глупостей. А я должен подумать…
Его слова гостю не понравились. Он приподнялся и посмотрел на Сашу глазами, полными злобы. Губы его слились в одну тонкую ниточку, и теперь их почти не было видно…
Он что-то прошипел, как придавленная змея, - и подул ледяной ветер, такой сильный, что Саша чуть не полетел, но успел схватиться за мольберт.
- Папа!
Он очнулся.
Саша стояла перед ним и смотрела встревоженно.
- Я тебя разбудил…
- Ты кричал, папа, - сказала девочка серьезно. - Наверное, к тебе во сне какие-то чудовища приходили…
- Спасибо, что разбудила, - проговорил он, пытаясь улыбнуться. "Вот глупый, - мысленно отругал он себя. - Разбудил ребенка…"
- Если тебе снится кошмар, надо читать "Отче наш", - серьезно посоветовал ребенок. - Все чудовища до смерти боятся молитв и ангелов…
Она совсем по-взрослому поцеловала его, перекрестила.
- Теперь никто к тебе не подберется, - пообещала она.
Он хотел спросить ее, откуда она все это знает, но девочка уже ушла к себе.
"Ольга", - догадался он. Его сестра. Хорошо, что хоть она понимает его… И помогает по мере сил…
Он откинулся на подушку и долго лежал с открытыми глазами, наблюдая, как по потолку иногда ползут светлые блики - отражение света фар проезжающих машин. Потом он все-таки заснул - когда небо немного посветлело, пропуская в этот мир дневной свет…
ГЛАВА ПЯТАЯ
Катя не могла понять, почему она проснулась сегодня с таким щемящим чувством - точно ей обязательно надо что-то сделать. Именно сегодня. Обычно, если у нее выдавался выходной день, она, наоборот, просыпалась спокойная, радостная и около часа просто болталась по квартире, пила кофе и наслаждалась ничегонеделанием…
Сегодня же она вскочила и, словно забыв, что никуда идти не надо, металась по квартире, торопясь куда-то, сама даже еще не решив, куда она торопится.
- Вообще-то я сегодня выходная, - напомнила она себе.
Она попыталась остановить себя и села у старого рояля. Надя уже убежала в школу, и никого в доме не было.
- Что это со мной происходит? - спросила она у себя. - Почему меня кто-то торопит - там, внутри?
Она быстро нашла этому своему странному состоянию объяснение - просто переутомление сказывается, постоянное напряжение… Когда ты все время только и делаешь, что спешишь, начинается истерия…
- Ну да, у меня просто приступ истерии…
Она дотронулась до клавиш, и тут же в голову пришла мысль, что уборка квартиры никуда не денется, можно этим заняться позже, а сегодня надо пойти куда-нибудь, где тишина, покой, звон колоколов… Красота… Надо привести в порядок свою душу.
А то невесть куда заведет такое вот состояние…
Она оделась и вышла на улицу, удивляясь тому, что вчерашняя непогода сменилась. Теперь на улице было тепло, и падал такой сказочный снег - крупными хлопьями, превращая серые здания в ожившие рождественские открытки.
Она проехала на трамвае несколько остановок, а потом пошла вверх - мимо высоких домов, словно взбиралась-то не в гору - в небо, все выше и выше, и вот уже шла мимо маленьких домиков, точно оказалась в деревне, а потом показался монастырь…
Катя остановилась в воротах. Прикрыла глаза, впуская в душу тихую гармонию, и только когда почувствовала себя спокойной, открыла глаза снова.
"Когда-нибудь я все-таки приду к вере, - подумала она. - Сейчас я им просто завидую, этим людям, которые нашли ответ на свой вопрос… Почему же у меня это не получается? Ведь я давно хожу сюда, потому что только здесь я нахожу остатки гармонии, только здесь нет пошлости, вульгарности и диссонанса… Даже в консерватории иногда сталкиваешься с хаосом звуков, но здесь - нет. Маленькие заповедники…"
Она вздохнула и пошла дальше по дороге… Колокол звонил сегодня особенно радостно, или ей так просто показалось?
Словно ее тут ждали. И вот теперь, когда она сюда пришла, она сделала что-то важное. "Порадовала ангелов", - улыбнулась она про себя, открывая тяжелую дверь.
- Я не пойду, - сказал Саша.
- Почему? - поинтересовалась Ольга.
- Потому что…
- Ты просто ребенок.
- Нет, я просто не могу иногда тебя понять…
- Ну, знаешь…
Ольга продолжала одевать Сашку.
- Я, между прочим, тоже тебя не всегда могу понять, - сказала она. - Мог бы пойти хоть сегодня мне навстречу…
Он промолчал. В принципе ему даже хотелось сегодня пойти с ними - с двумя своими любимыми девочками, вот только торчать на службе ему совсем не хотелось.
- Папа, - попросила Сашка, - мне кажется, что тебе сегодня обязательно надо пойти с нами… Тебе трудно порадовать нас и ангелов?
Насчет ангелов он не знал. Вряд ли они будут так уж рады его приходу. А насчет Сашки…
- Ладно, - вздохнул он. - Вы просто вымогательницы… Меня оттуда выгонят.
- За что это? - удивленно спросила Оля.
- Я закоренелый грешник…
- Бог вообще-то не Генеральный секретарь, - улыбнулась Ольга. - Никто тебя не выгонит… Даже не поинтересуются твоими "грехами", если ты сам не захочешь об этом говорить…
Они сели в трамвай, и всю дорогу Саша чувствовал себя почему-то как ребенок, которого ведут то ли в театр, то ли в зоопарк… Он даже не выдержал и тихо пропел:
- "В воскресный день с сестрой моей мы вышли со двора, я поведу тебя в музей, сказала мне сестра…"
- Давай-ка все-таки не продолжать, - серьезно посмотрела на него Оля. - Ты иногда ведешь себя как маленький… Не знаю уж, как ты справляешься с Сашкой…
- Это она со мной справляется…
- Ну конечно, я и не сомневалась… Бедный ребенок…
- Кто из нас двоих?
- Ты!
Они вышли и шли вверх долго-долго, Саша уже начал думать, что они так и будут идти, пока не упрутся головами в самое небо…
У входа Оля попросила его:
- Пожалуйста, веди себя прилично…
Он кивнул ей, пряча в глазах усмешку. "Все-таки трудно иметь такую серьезную младшую сестрицу", - подумал он.
Но подчинился ей - иногда ему начинало казаться, что Ольга и в самом деле умнее его…
Они вошли в храм, и Саша невольно вздрогнул.
Сначала он решил, что этого не может быть, ему почудилось…
Она стояла, склонив слегка голову, и прядь волос, выбившись из маленькой круглой шапочки, была золотой в отблеске свечей.
Он замер, пытаясь не дышать. Ему казалось, что одно неверное движение - и видение это исчезнет… И еще ему подумалось, что если бы сейчас ему протянули краски, мольберт, он знал бы наверняка, кого он должен рисовать. Этот нежный профиль, слегка опущенный, глаза, смотрящие вдаль, - он был уверен, что сейчас она видит что-то недоступное ему, потому что он-то ее меньше, хуже, да что говорить - он слепец… "Тайно образующее…"
Это не хор пел, а ангелы… Он и сам видел, что Бог тайно образовал из общего хаоса этот кусочек гармонии и был настолько милостив, что показал ему - вот, смотри, она ведь прекрасна…
Он невольно подался вперед, сделав к ней два шага и еще один. Остановился, все еще не отводя взгляда, точно боялся, потому что откуда-то знал - стоит ему отвернуться, и видение в самом деле исчезнет…
Она почувствовала его взгляд, обернулась. В ее огромных глазах сначала мелькнуло удивление, потом испуг. Казалось, она его узнала…
Он не знал, что ему делать. Ему ужасно хотелось сказать ей что-то важное, чтобы она его поняла, потому что больше всего на свете он хотел сейчас ее понимания. Но вместо этого он расплылся в отвратительно глупой улыбке, как ему казалось, и прошептал едва слышно:
- Здравствуйте, Екатерина Андреевна…
От неожиданности Катя замерла, боясь обернуться. Голос был ей знаком, но она все еще не могла определить откуда… Медленно, стараясь держать себя в руках, она поставила свечу, перекрестилась и только потом обернулась.
Она его сразу не узнала - там, в толпе, он выглядел по-другому, точно ему передавалась эта беспокойная суета, чужие мысли, не всегда добрые и хорошие. Или это она, Катя, подверженная чужим настроениям, восприняла его не так, неправильно? Сейчас она обратила внимание на то, что черты его лица удивительно тонки и гармоничны, и еще - у него, оказывается, очень длинные и густые ресницы, как у барышни… Она совсем его теперь не боялась, странно, но это так… Более того, он отчего-то теперь вызывал в ней симпатию и доверие.
- Здравствуйте, - улыбнулась она и тут же остановилась, потому что до нее дошло - он знает ее имя…
Снова вспыхнули прежние опасения: если он его знает, то следил за ней, и Боже, как это гадко, что он следил…
- Откуда вы знаете, как меня зовут? - холодно поинтересовалась она, стараясь не смотреть в его сторону.
Они разговаривали шепотом, но ей казалось, что все их слышат и сейчас наверняка сделают замечание - храм все-таки не место для…
"Чего? - спросила она себя. - Для свиданий. Для любовных свиданий… Боже, неужели я так поглупела? Что за мысли лезут мне в голову?"
- О, это долгая история, - тихо рассмеялся он. - Катя, здесь нельзя разговаривать… Знаете, я не могу позволить вам снова растаять в пошлой и глупой темноте… В конце концов, кто знает - может быть, наша встреча здесь была задумана Господом? Я буду ждать вас после службы… Хорошо? Только не отказывайтесь! Поймите, я…
Он замолчал, слова замерли у него на губах, и сейчас он напомнил Кате мальчика-подростка, растерянного, трогательного… Она поймала себя на том, что ей отчаянно хочется ему улыбнуться, но вместо этого она сухо кивнула и тоном школьной строгой учительницы сказала:
- Да, хорошо. Если вы так настаиваете…
Он встал так, чтобы ее видеть.
Вышло это у него спонтанно, бессознательно - просто он хотел видеть ее и сам удивился этому - то, что происходило у него внутри, происходило явно не по его воле. Он словно раздвоился теперь и мог даже поговорить с собой на два голоса. Один был трезвым и нормальным, а второй - о, в другое время он не задумываясь назвал бы этот голос лепетом безумца, но рядом с Катей ему именно этот, второй, казался совершенно нормальным. А от первого просто тошнило…
Катя стояла, глядя прямо перед собой, и ему вдруг больше всего захотелось, чтобы она в данный момент думала о нем, но он тут же отругал себя за такой эгоизм, да и трезвый голос добавил ехидно: "Думать можно разное… Например, что за дурак мне попался на дороге… Типа городской сумасшедший… Или вообще - эти чертовы донжуаны проникают даже в церковь… И что за католические глупости - свидание в церкви? Для полноты картины, чтобы уж совсем походило на кретинские бразильские теленовеллы, не хватает злой дуэньи Перес и черной кружевной мантильи…"
"Да нет же, - ответил он сам себе. - Просто так вышло… И сейчас я стою и пытаюсь понять, куда она отправилась своей душой, растаяв в этой волшебной музыке…" Раньше он всегда представлял движения под музыку, но в случае с Катей этого вовсе не нужно было… Двигалась ее душа, и ее душа была намного важнее, главнее тела. И ей, Кате, было достаточно просто стоять, слегка прикрыв глаза, - как сейчас - и чтобы только губы шевелились вслед за хрупкими голосами монахинь из хора - "да исправится молитва моя…".
Служба закончилась, и все вернулось на свои места. Только его душа все еще парила где-то, уведенная отсюда Катиной душой.
- Саш, ты меня слышишь?
Он обернулся. Оля стояла перед ним, держа за руку малышку.
- Подождешь нас еще немного? Хотя бы на улице…
Он кивнул. Конечно. Ему, может быть, так и лучше…
Он вышел и остановился недалеко от входа в храм. Молоденькая девочка-монахиня звонила в колокола, находящиеся прямо на улице. Делала она это весело и увлеченно. По виду она была ровесницей Нади или, может быть, чуть постарше… Она заметила его взгляд и неожиданно улыбнулась ему - открыто, тепло и дружелюбно.
Он услышат шаги за спиной и, уже зная, что это она, невольно замер снова, боясь и желая продолжения.
- Я пришла, - промолвила она. - Что вы хотели мне сказать?
Катя все время чувствовала его взгляд и не могла понять собственных ощущений. Она испытывала легкое беспокойство, но вряд ли могла обозначить это чувство словом "неприятное"… Хотя, поймав себя один раз на том, что старается выглядеть и в самом деле прекрасной, невольно улыбнулась. "Какое безоблачное детство, - подумала она. - Уже начали-с кокетничать немного… Неужели это правда - что женщины даже подсознательно пытаются нравиться? Даже я? Впрочем, а почему нет?" Она нахмурилась, как будто, запрещая себе хоть немного кокетства, ущемляла свои права.
Потом она увидела, что он разговаривает с девушкой, и еще она увидела девочку… Девушка была похожа на него, а девочка как две капли воды была похожа на эту девушку. Во всяком случае, Кате так показалось. Со стороны они казались дружной семьей, и Катя даже не поняла сразу, что ее кольнула в сердце ревность. Сначала она поспешила обозначить это легкое недоумение как простую зависть - но зависть-то не сопряжена с болью и раздражением!
Ну да, если это недоброе чувство, тогда конечно, но Катя и не думала завидовать этой дружной семье по-черному… Просто у них с Надей такого счастья никогда не было. Может быть, они настолько привыкли к этому, что им этого и не хотелось. Или, проще говоря, они старались никогда этого не хотеть.
"По крайней мере он уж точно не маньяк", - подумала Катя. Но с другой стороны, зачем он так трепетал, имея молоденькую красивую жену? Или это снова плод Катиного воображения?
Катя вышла почти сразу за ним и сначала стояла, не решаясь к нему подойти. Он наблюдал за монахиней, которая била в колокола, а Катя всегда старалась смотреть, заслышав колокольный звон, в небо. Так ей казалось, что в колокола звонят ангелы, а Бог слушает эту музыку и слегка улыбается…
Потом она набралась храбрости и подошла к нему. Ей показалось, что у нее и голос-то изменился, когда она заговорила с ним, - стал каким-то детским, точно это не Катя, уже давно ставшая Екатериной Андреевной, а девочка-старшеклассница… Такой тоненький и трепетный…
- Я пришла. Что вы хотели мне сказать?
И когда он обернулся, она совсем растерялась, потому что так на нее еще никто и никогда не смотрел - словно видя что-то такое, чего и самой-то Кате было неведомо, сквозь старое это пальто и дурацкую вязаную круглую шапку, сквозь Катину уставшую от жизненных сражений душу… "Он же и в самом деле видит совсем другую меня, - ужаснулась она. - Получается, что я его невольно обманываю". И отчего-то ей вспомнилось: "Я сам обманываться рад", - и стало немного страшно и вместе с тем весело.
Впрочем, все эти эмоции Катя постаралась скрыть, напустив на лицо серьезность, и даже справилась вполне с охватившим ее волнением.
- Так что вы мне хотели сказать? - повторила она снова, уже другим, нормальным, голосом.